Книга: Древнерусское предхристианство
Назад: Коляда и зимние святы
Дальше: Часть четвёртая Заветы предхристианства

Праздник свечи – предчувствие весны

«На Сретенье зима с летом встретилась». Эту старинную поговорку сопровождали многочисленные народные приметы о приближении весны. На день православного Сретения (2 февраля), сороковой после зимнего солнцестояния, приходился праздник, название которого с достоверностью восстанавливается как Свечи. Его смысл отчасти проясняют древнерусские наименования первых двух месяцев года, передающие образы «мирового рассвета» и набирающего силу небесного свечения: просинец и свечень. В Средние века крестьяне часто именовали второй месяц сечень, относили к февралю и производили от обычая «сечь сучья» в лесу, однако сходные с древнерусским названия февраля сохранились у балканских славян: свечник, свечен, свичан, свечковний. Возможно, его исконным названием являлось светень — от корневого слова свет, а не от производного свечение.
Память о первоначальной обрядности Свечей стёрлась в Средневековой Руси, но сохранилась в католическом празднике «очищения Девы Марии». Он также отмечался 2 февраля по григорианскому календарю, на сороковой день после Рождества, и назывался Сandelae, что в переводе с латинского значит «Свечи». В Италии La Candelora первых веков христианства представляла собой торжественное шествие духовенства и верующих на вершину холма в храм, перед входом в который верующие умывались росой. Во время богослужения все совершали круговое шествие вокруг церкви с зажжёнными свечами. Набожные католики хранили их дома до Пасхи в качестве оберегов. В Англии это празднество превращалось в шествие со свечами через весь город. Во Франции сохранился обычай в день Свечей выпекать блины – les crêpes de la Chandeleur.
Солнечно-огненная символика древнеевропейской обрядности очевидна, и потому суть прарусского празднества Свечи можно, пусть лишь предположительно, восстановить. На восходе солнца община собиралась в родовом святилище. Все становились в круг у костра и начинали призывать Сварога. Жрецы следили, чтобы пламя постепенно разгоралось, а молитвы усиливались. Когда первые утренние лучи освещали собравшихся, они зажигали свечи – сучья, пропитанные берёзовым дёгтем или покрытые смолой, поднимали навстречу солнцу и начинали движение с ними вокруг костра посолонь, будто разжигая солнце и ускоряя его движение к весне. После этого мужчины, повернувшись спиной к костру и выставив вперёд пылающие свечи, «окликали» души предков на погосте вокруг святилища и возглашали заклятия от злых сил, защищая весь род живых и мёртвых.
После окончания обрядов расходились по домам с горящими сучьями-свечами, окуривали ими детей, больных, стариков, скот и жилища. Обновляя печи, внутрь клали солому и поджигали её раскалённой на дворовом костре кочергой – оберегом от нечистых духов. Золу рассыпали по дому, двору и полям, считая её «бережей от зол». На следующий день совершали почин – приводили в порядок всё хозяйство и «обновляли» жизнь семьи, а в конце дня ели саломату (кашу с салом). От празднества Свечи сохранился обычай на Сретенье прижигать друг другу свечой крестообразно волосы на голове от «головной боли», а ранее, по-видимому, от злых духов, свечной копотью изображали кресы на воротах и дверях. Охранные костры разжигали на сельских околицах и крёсках «перекрёстках» дорог, полагая, что разлетающиеся под зимними вихрями искры «освящают ветер» и «умилостивляют» вьюги.
В христианскую эпоху древние обряды изменились и, в понимании народа, «воцерковились». В.И. Даль оставил описание особого действа смоленских крестьян под названием «Свеча»: «созвав гостей, хозяин ставит свечу, поп благословляет дело; все гости прилепляют кусок воску к этой свече /…/; свеча обходит поочерёдно всё селение, нарастая, и наконец, поступает в церковь». На Северо-Западе Руси существовал обычай освящать в церкви на Сретенье свечи, называемые громницами и почитаемые, как обереги от пожара и других бед, но возник он лишь в XVII веке под влиянием униатов.

 

Средневековая медвежья охота. Картина неизвестного автора. XX в.

 

Старинное название просинец некогда могло пониматься и как проснец — месяц, «когда просыпается медведь». 15 февраля на св. Анисима-овчара крестьяне, следуя древнейшему обычаю, «окликали медведицу», но одновременно «окликали зори» – звёзды. Их считали световидными душами предков и просили о приплоде скота: «Засветись, звезда ясная, по поднебесью на радость миру /крещёному/… Ты освети, звезда ясная, огнём негасимым белоярых овец.». В тот же день зорили, зорнили «освящали» семена и новую пряжу, выставляя на утреннюю зарю и мороз по горсти разных семян и по мотку ниток.
Вероятно, празднеству в честь медведя (Волоса, волосатого, волоха-того), позже приуроченному ко дню св. Власия (11 февраля), предшествовала девятина окличек, после которой следовала другая девятина с предполагаемым названием волосыни. Чествование медведицы и её детёнышей перед их «оживанием» и выходом из-под земли на Масленицу, было магически связано с окличками небесных Волосынь, сулило покровительство медвежьих прародителей, изобилие, а впоследствии – удачную медвежью охоту. Со временем окликание медведей в «небесной берлоге», называемой Власожилища, перешло на «медвежьи» звёзды – Власожары, Волосожары (от волос и жар «звезда»).
В глубокой древности праздник Свечи, а затем оклички и волосыни сопровождались истовыми мольбами к всесильной медведице и тёмными обрядами «пробуждения» душ умерших. Они восходили к древнеевропейским культам властительницы подземного мира, способной воскресить души мёртвых и вывести на землю. Жрецы-скоморохи передавали замирающим от ужаса людям ответные «провещания» предков-кумов и медведицы-кумы. Медвежьи обряды воспроизводили таинства священной охоты-поклонения, сопровождавшейся заклинаниями, магическими действами, мольбой, яростью и страхом.
В Средневековой Руси почти не сохранились следы обрядового убийства медведицы и пленения её детёнышей, обычно рождавшихся в берлоге в конце января или начале февраля. В день св. Власия или св. Фёдора (17 февраля) охотники окружали берлогу огненными факелами-свечами, закладывали её сверху крест-накрест шестами или брёвнами и разводили на них костёр. Ошеломлённую медведицу, появившуюся под неистовые крики и шум, тут же убивали. Её кровью и жиром мазали как оберегом головы людей и скота, защищали входы и выходы святилищ, домов, дворовых строений и оград, а замороэженное мясо поедали позже, в дни весеннего равноденствия, на пиру Комоедиц.
После перехода к почитанию Солнца и отказу от хтонических культов, соблазны «поедания кумы» для приобщения к её воскрешающей силе превратились в поедание гороховых «комов». Мрачный пир Комо-едиц заменило масленичное угощение из блинов и мёда, масла и сыра, а помазание кровью – маслопомазание. Поход в лес на Комоедицы или Масленицу стали сопровождать обрядами «встречи медведя» на опушке, его «умолением» и «приглашением в гости», после чего следовало «вождение» приручённого медведя по селу и окрестным полям в качестве живого оберега.
В Древней Руси переход от суровой и смертоносной зимы к весне являлся тяжёлым испытанием. Это время неизменно вызывало страх. Казалось, беды каждый день подстерегали людей. 31 января крестьяне поминали св. Никиту, хранителя от пожара и молний, 7 февраля св. Ефрема, помогавшего «закармливать домового», через три дня св. Харлампия, избавителя от внезапной смерти во время «глада и мора», 16 февраля возносили мольбы св. Маруфу, заступнику от злых духов. О существовании у русов обережных обрядов, начинавшихся на сороковой день после зимнего солнцеворота, свидетельствуют и пережившие века «опахивания». Их проводили 5 февраля, в день св. Агафьи-коровницы (считавшейся защитницей от «пожаров и грома»), либо 11 февраля, в день св. Власия, покровителя скота, которому приносили в дар «воложное масло». Село «опахивали» непременно женщины. Ночью, раздевшись донага, с великим шумом, криками и заклятиями они тянули на себе соху, чтобы, очертив таким образом магический круг, защитить скотину от падёжа – «коровьей смерти».
Страх перед маньяками «падающими звёздами», кумахами «лихорадками» и домовыми преследовал людей до прилёта первых весенних птиц на Грачевники 4 марта (в день св. Герасима-грачевника). Появление вестниц из ирия усмиряло даже самую страшную нечисть: незримых кикимор (от слов кúкать «кричать по-птичьи» и мара «нечистый дух», родственного древнеанглийскому mara «кошмар, привидение»), летающих огненных упырей, являвшихся неведомо откуда чертей (праславянское *čarъ родственно авестийскому čara «хитрость» и слову чары) и жутких обликом оплетаев – одноногих, одноруких, одноглазых, одноухих.
Вместе с небесным светом возрастала радость и ожидание скорого весеннего тепла. 1 марта на св. Евдокию-весновку начинали «кликать весну», взбираясь на пригорки и выкрикивая веснянки:
Благослови, Боже,
На взгорочку сести,
Весну загукати,
Летечко отмыкати,
Зиму замыкати /…/.

Эти заклинания, заклички или гуканья восходят к глубочайшей древности и происходят от междометия ау! (для переклички в лесу), видоизменённого в агу! (при окликании младенца). При возгласе «у-уу!» женские голоса взмывали на октаву:
Ой, пташечка, пташка божья, у-уу!
Ты лети, лети ко мне в гости, у-уу!
Лёли-полёли, ко мне в гости, у-уу! /…/

С этого времени веснянки пели до Окличек родителей и звучать они могли иначе:
Благослови, мати,
Весну закликати!
Рано, рано
Весну закликати!
Весну закликати,
Зиму провожати!
Рано, рано
Зиму провожати!

Или:
Весна красная!
Что ты нам принесла?
Красное летичко!

День памяти свв. Сорока мучеников (9 марта) в народе называли Сороки. Его обычаи сохранялись до начала XX века: купание молодёжи во вскрывшихся реках «для здоровья», встреча весны и её вестниц – прилетающих с юга «сорока сороков птиц», выпекание из теста сорока «жаворонков», закликание в полях весенних птиц:
Жаворо́нки, прилетите!
Кра́сну вёсну принесите!
Нам зима-то надоела,
Весь хлеб у нас поела!

Лишь одна девятина отделяла древние Сороки от весеннего равноденствия. Но их название отсылает к другому событию. Сохранилась поговорка: «На Сороки сорока кладёт на гнездо сорок веточек».

 

Св. Василий Анкирский. Фрагмент иконы. Русь. XVI в.
Золотой фон иконы подчёркивает народное восприятие «Василия-солнечника».

 

В этот день дети старались перебросить через избу сорок щепочек, женщины пекли печенье в виде жаворонков, а с ними сорок мелких колобков, «сороки святые – колобаны золотые». Все последующие недели их бросали по одному в день птицам за окошко. Тем самым вычисляли наступление знаменательного дня. Сороки ровно на сорок дней отстояли от Свечей и потому приходились не на день памяти свв. Сорока Мучеников, к которому были приурочены впоследствии, а на 13 марта. При таком счёте, сороковина завершалась к 23 апреля, дню св. Георгия-вешнего (Егория, Юрия) – началу сева ржи и овса. Именно этот срок имели в виду, когда по старинному обычаю в Сороки выбирали семейного засевальщика: тот, кому попадалась монетка, запечённая в одном из жаворонков, «разбрасывал первые горсти зерна в начале сева».
В народе св. Василия Анкирского (22 марта) называли «Солнечником». В этот день, почти совпадающий с равноденствием 21 марта, внимательно наблюдали за восходом солнца. Сохранилось смутное поверье, согласно которому красные круги около него предвещали плодородное лето. «Красное», воскресающее, набирающее силы солнце прославляли в Масленицу. Все ждали великого, радостного события, победы света над тьмой, после которой в природе и душах людей наступала долгожданная весна.
Назад: Коляда и зимние святы
Дальше: Часть четвёртая Заветы предхристианства