Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
«…И совсем недавно эта странная птица, Archeopteryx, с длинным, как у ящерицы, хвостом, несущим по паре перьев на каждом сочленении, и с крыльями, снабженными тремя свободными когтями, была открыта в оолитовых сланцах Зольнхофен. Вряд ли какое-либо из современных открытий доказывает убедительнее, чем это, как мало мы еще знаем о прежних обитателях мира», — с восторгом и удивлением истинного ученого отмечал Чарльз Дарвин в шестой редакции «Происхождения видов».
Без малого 150 лет спустя палеонтологи все еще могут с тем же восторгом и удивлением повторять его слова, вставляя вместо названия «Archeopteryx» множество других, под которыми они описывают новые виды, некогда населявшие планету. Причем это не просто вариации уже известных форм, а нечто действительно новое, доселе не только не ведомое, но даже и не предполагаемое, каким был для своего времени «древнекрыл». (Археоптерикс теперь не считается самым важным переходным звеном между пресмыкающимися и современными птицами. Тем не менее он все-таки был ранней формой летающих оперившихся существ, наглядно доказывая, что эволюция не только происходит, но и как бы «пытается» решить одну и ту же задачу многими способами.)
Необычные открытия поджидают везде, даже в такой, казалось бы, истоптанной ногами палеонтологов земле, как Испания: там проходят практику студенты Германии и Англии, копается несметное число любителей. (Одна из неожиданностей встретилась в книжном магазине рядом с гостиницей — на его витрине красовалась переведенная на испанский язык моя собственная книга, сопровождаемая слоганом: «В Европе продано 40 тысяч экземпляров!»)
Итак, сентябрьская суббота (лекционные и лабораторные курсы не дают возможности вырваться за пределы города на неделе). В 9 часов утра мы с Хосе Антонио Гамесом Винтанедом неспешно (поскольку планировали отправиться в 5) отъезжаем от дверей факультета наук о Земле Университета Сарагосы и направляемся на юг, где в районе городка Муреро на поверхности лежит изрядный ломоть зеленых сланцев возрастом 510–500 млн лет. (Из-за малости городка как-то в разговоре с местным виноградарем я назвал его деревней. Тот даже обиделся: «Murero no es una aldea, Murero es una ciudad — tenemos la iglesia!» Короче: «Мы не деревня, у нас даже собор есть!»)
Желто-кирпичные улицы Сарагосы скоро сменяются красно-зелеными приплюснутыми горами, обступившими долину реки Уэрва и ее притоков. Их склоны покрыты виноградниками многочисленных хозяйств Кариньены, Панисы и других, чьи произведения вкусом не уступают знаменитым напиткам Рибера-дель-Дуэро и Ла-Риохи. А прямо под холмом, где мы собираемся провести ближайшие выходные, стоит винодельня Мурет, на этикетках которой изображен трилобит. И не какой-то там трилобит вообще, а акадопарадоксидес мурерский (Acadoparadoxides mureroensis) — местная палеонтологическая звезда. Это почти полуметровое древнее членистоногое было одним из крупнейших обитателей кембрийских морей и теперь красуется на гербе Муреро. (Редкая честь для давно исчезнувших созданий: даже знаменитые астурийские динозавры в лучшем случае довольствуются этикетками от сидра, которого и один глоток отхлебнуть не всегда удается — челюсти реально сводит.) Виноград сорта гарнача, завезенного сюда еще финикийцами, высажен прямо на склоне, и его уже налившиеся чернотой и сахаром ягоды неплохо подкрепляют силы, пока несколько часов кряду разбиваешь на тонкие плитки довольно плотные сланцы. Такие же ягоды ели Ганнибал, проходя через Испанию на Рим, и уроженец здешних мест, мастер едких эпиграмм Марциал: его городок Бильбилис (ныне Калатаюд) все так же спускается древним амфитеатром в долину за хребтом. Вот она — причастность к большой истории! Калатаюд тоже отличный винодельческий район, и одно из наших новых ископаемых теперь носит гордое имя «гарначакалатус бильбилисский». (Знать бы еще, что это.) Получается, что местные напитки содержат те же элементы, включая атомы углерода, из которых состояли кембрийские существа. И от них зависит винный букет. (Это правда. Когда мы с тектонистом Пьером Куржо-Раде из Тулузского университета работали в другом кембрийско-винодельческом регионе — Минервуа на юге Франции, он по вкусу напитка из холодного керамического кувшинчика определял, где росла лоза: на таких же, как здесь, сланцах или на археоциатовых рифах. «И зачем нам бегать? Сядем в винотеке и органолептически все закартируем», — предложил я.)
С шоссе мы заруливаем в интересный город Дарока, когда-то весьма значимый для истории Испании: здесь пересекались торговые пути с юга (из Валенсии) на север (в Сарагосу, вокруг которой собиралось новое испанское государство) и с запада (Мадрид) на восток (в Барселону). Время обеда пока не наступило, и мы проезжаем через город, дома которого скопились в узкой долине усохшей ныне реки Хилока. Учитывая стратегическую важность Дароки, ее постоянно, с IX по XVII в., обносили крепостными оградами: земляными — арабы, кирпичными и каменными — арагонцы. Куда не кинь взор, везде тянутся ряды желтых башен и стен с прорезями бойниц, из-за которых выглядывают красные черепичные крыши. Подобное расположение и устройство города чуть было не привело к трагедии: весной 1575 г. река разлилась и затопила его по самую черепицу. Захлебнулись бы все, но мощное течение своротило мельницу, вынесенный оттуда каменный жернов пробил нижние ворота, и вода сошла. С тех пор жернов высится на постаменте, а жители Дароки прорыли для реки 600-метровый туннель, по которому ее русло обходит город…
В отличие от местных завсегдатаев, начинающих день с бутылочки-другой «гасады» (смесь красного вина и газировки, прекрасно утоляющая жажду в зной), нам приходится отложить момент дегустации до вечера. Пока же довольствуемся эспрессо. И в 10 с небольшим поднимаемся в Иберийские горы, наискосок пересекающие Испанию от Кантабрии до Валенсии. Вдоль гор проходит глубинный разлом Харке (так называется средневековая мавританская крепость, возведенная прямо на разломе и до сих пор еще не развалившаяся окончательно), который разделяет две разные древние провинции (не исторические, а доисторические). Поэтому ископаемые фауны по обе стороны от него не совсем одинаковые. Испания когда-то была частью Гондваны, а не Европы и состояла из нескольких отдельных морских бассейнов. Их взаиморасположение все еще остается загадкой. Удивительно, но и сейчас есть геологи, которые на полном серьезе считают, что ничего не менялось и все материки находятся на своем месте испокон библейских веков. Одного из них — геохимика Марселиано Лаго Сан Хосе — я иногда встречал в студенческих столовых Университета Сарагосы. Узнав, что я оканчивал МГУ, он очень воодушевился и сказал, что только в Московском университете сохранились подлинные тектонисты, которые понимают, что обширные участки Земли погружались и всплывали, но с места отнюдь не двигались. В XXI в. услышать такое было удивительно, но еще больше меня потрясло, что мой собеседник принадлежал к Опус Деи: я-то наивно полагал, что все это исключительно фантазии Дэна Брауна. Однако Опус Деи существует! Никакой он, конечно, не тайный и даже не сектантский, за головами профессоров с особым цинизмом не охотится, но тектонику плит «Дело Божие» считает кознями дьявола…
Нужно ли повторять, что ископаемые Пиренейского полуострова как нельзя лучше подтверждают мозаичную и непростую эволюцию этих древних земель, которые никогда не стояли на месте и пребывали то анклавами Гондваны, то сближались с Северной Америкой. (История самой Испании не менее мозаична: всего в нескольких десятках километров отсюда среди самых высоких Иберийских гор — двухтысячников — прячется удивительный город-крепость Альбаррасин, который, будучи в центре владений Кордовского халифата, еще в XII в. стал независимым христианским анклавом — тайфой.)
К нам присоединяются патриарх испанской палеонтологии Эладио Линьян, очень похожий на кабальеро с картин Эль-Греко, и молодежь: Самуэль Самора — бледный блондин, которого все принимают за русского в нашей компании, и Хорхе Эстеве — полная во всех отношениях ему противоположность, наш Гаргантюа. Эладио открыл, что горы Муреро — это необычный кембрийский лагерштетт, Самуэль, благодаря местным находкам, перевернул всю науку о древних иглокожих, а Хорхе, наоборот, свернул, точнее, показал, что здешние трилобиты первыми научились сворачиваться в колючий клубок. Такой же колючий клубок можно теперь увидеть вместо фрески «Се человек» в церкви Богоматери Милостивой, что в Борхе (на севере отсюда). Изображение Иисуса Христа, «отреставрированное» доньей Сесилией Хименес — 80-летней прихожанкой, которую возмутила слишком долгая возня профессионалов, теперь следует называть «Се нечто». (Впрочем, никто из местных жителей не высказал сожаление об утрате оригинала и тем более не заявил о попранных религиозных чувствах, поскольку аляповатая старая фреска, в отличие от новой, толпы зевак не привлекала.)
Когда-то одной из первых находок Эладио стала пара крупных эккапарадоксидесов, лежавших рядом и очень отличавшихся друг от друга формой хвостовых щитов (возможно, обусловленной половыми различиями самца и самки; рис. 21.1). Эта пара теперь известна под именем amantes de Murero, отсылающим к amantes de Teruel — «влюбленным из Теруэля» — паре усохших средневековых мумий, которых не так давно удостоили особой усыпальницы в красивом мавританском городе на юге Иберийских гор (тоже недалеко от нас). Когда в 1553 г. во время перестройки теруэльской церкви Святых Козьмы и Дамиана вскрыли могилу с мумиями женщины и мужчины, горожане вспомнили давнюю историю о почивших вместе влюбленных, передававшуюся из уст в уста. Еще четыре столетия спустя на сходство местной легенды с одним из сюжетов «Декамерона» Джованни Боккаччо, который использовал Уильям Шекспир при создании «Ромео и Джульетты», обратили внимание и литературоведы. Ведь автор «Декамерона» дал им имена Джироламо и Сальвестра, и если записать их как положено, латинскими буквами, то оказывается, что это анаграмма имен влюбленных из Теруэля — Марсилья и Сегура. В 1217 г. бедный юноша Хуан Мартинес де Марсилья полюбил дочь богатого жителя Теруэля Педро Сегуры. Надо ли уточнять, что девушка ответила юноше взаимностью, а отец воспротивился их браку? И, простившись с возлюбленной, обещавшей ждать его пять лет, Хуан Мартинес отправился добывать славу и богатство в сражениях с маврами. (Для этого в те годы далеко от Теруэля и отъезжать не надо было.) Вернулся он, как обещал, на коне и с полным кошельком. Только опоздал на день. Именно в тот день его возлюбленная по настоянию отца сыграла свадьбу. Пока шло застолье, отчаявшийся юноша проник в спальню, чтобы испросить у девушки прощальный поцелуй. Когда молодой супруг уснул, Хуан напомнил ей о данном обете. Она отказала, и влюбленный умер рядом с ложем новобрачных. Испуганная молодая жена разбудила мужа и поведала ему историю первой любви, указывая на тело Хуана Мартинеса. На другой день, когда несчастного отпевали, девушка все же решила вернуть юноше поцелуй, на который она не осмелилась при его жизни. Когда же необычный обет был выполнен, она пала бездыханной у гроба. Все, кто видел это, прониклись уважением к влюбленным и решили похоронить их в одной могиле…
Скептики, правда, утверждают, что ничего этого не было, а саму историю туролесцы, как именуют себя жители Теруэля, придумали лишь после находки мумий. Однако в кафедральном соборе города, к которому от церкви с погребением спускается улица Влюбленных, сохранился удивительный расписной деревянный свод XIII в. с изображениями святых и… светских фривольных сценок. Вот отправляется в поход всадник со щитом, цвета которого напоминают цвета герба семьи де Марсилья, действительно проживавшей в Теруэле… Юноша обнимает девушку, нежно лаская ее грудь… Пышная свадьба с музыкантами… Постельная сцена… Вся история влюбленных. Значит, это случилось на самом деле?
«Влюбленные из Муреро» мумифицировались на полмиллиарда лет раньше. Превращение покойников в ископаемые «мумии» — процесс длительный. Во-первых, нужно, чтобы их накрыло облаком тонкой мути, которая заполнит мельчайшие полости между телом и его многочисленными лапками, антеннами и другими легко отваливающимися органами, а также изолирует труп от вездесущих падальщиков. (Среди прочего из таких мутьевых потоков формировались отложения древней продельты Муреро.) Далее на остатки органического вещества, потерявшего воду и превратившегося в тонкую пленку, осядут ионы металлов — железа, кальция, магния, титана, — растворенные в морской воде. И под действием бактерий начнется частичное замещение скелета, других тканей и органов глинистыми минералами разного состава и формы: пластинчатые хлориты заместят фасетки на глазах и панцирь, шестоватые иллиты — мышечные волокна. Десятки миллионов лет спустя, во время горообразования, уже затвердевшие илы разогреются до температуры под три сотни градусов, кристаллы разрастутся, заполняя оставшееся пространство… Через несколько сотен миллионов лет придем мы…
…И достанем из пикапа связку ломов и увесистых кувалд, чтобы совершить давно задуманное: своротить небольшую скалу, нависшую над сухим руслом, где проходит тропа для будущей международной геологической экскурсии. Скала уже дала мощную трещину, и не хотелось бы, чтобы она обрушилась на геологов или туристов. Все наше шумное и пыльное действо, включая стремительный пролет скалы по склону и ее развал на части в конце пути, документирует съемочная группа из Сарагосы. Когда пыль рассеивается, мы окружаем обширные сколы древнего дна, зеленые от хлорита панцири трилобитов с серебристым иллитовым брюшком, словно они только что скинули свои линные шкурки. Каменные плитки с ископаемыми удивительно похожи на местную керамику в стиле мудехар (так называли арабов, принявших христианство), тоже зеленую и с высоким содержанием магния и железа, которую производят в гончарных мастерских Муэля с XV в. Один из сколов отправится в будущий музей Муреро, другие мы разберем на части.
В час дня температура поднимается до 40 с лишним градусов в тени, которую совершенно не хотят давать колючие местные дубки. Мы собираемся на дороге, чтобы решить, куда отправиться на обед: к Марвину в Брею (между дворцом и замком могущественного антипапы Бенедикта XIII) или поближе — к Артуро в Муреро. У Марвина скучно не бывает. Он долго причитает на тему, что мы зря приехали, поскольку у него ничего нет, потом нехотя достает меню и начинает его… петь, а затем, пока готовится седло барашка, предлагает выпить чего-нибудь вроде самодельного вермута, от которого сразу отнимаются ноги. По окончании обеда он норовит собрать несколько корзин с припасами и бутылками и ехать вместе с нами «в экспедицию»… И тогда прощай вечерний график работ. Артуро более деловит. Он знает наше пристрастие к чулетам — баранине, запеченной на ребрышках. Пока блюдо поспевает, напоит всех сангрией или местным пивом, заиндевевшие кружки для которого извлечет из морозильника, и предложит богатый ассортимент стартеров: хлеб с оливковым маслом и растертым помидором с перцем, разные оливки и кучу копченостей, включая самый известный хамон из Каламочи (до нее отсюда рукой подать). И все это за счет заведения…
Но лучше не бередить душу и желудок, истекающий соком от одних воспоминаний. В этой стране в любой забегаловке накормят, как в ресторане (в Москве же — в любом ресторане, как в забегаловке). Послеобеденную дрему (правильно поступили испанцы, что изобрели сиесту!) сдувает горный ветерок. В три часа пополудни мы возвращаемся на гору. Ведь здесь сохранились остатки животных, которые гораздо интереснее трилобитов. Обычно они распадаются на мельчайшие, трудно поддающиеся определению частицы или исчезают без следа. Лишь лагерштетты способны сохранить необычных существ целиком. Первое, что я нахожу, — карандаш с готическим шрифтом: к сожалению, немецкие варвары повадились сюда, чтобы собирать и вывозить уникальнейшие образцы на продажу. Впрочем, российские мародеры, постоянно разоряющие редчайшие местонахождения Беломорья и Сибири, ничем не лучше. У нас, как в стране победившего капитализма, расправляются с побежденными, в первую очередь с наукой. Научные исследования геологических структур на современном уровне фактически оказались под запретом, зато бизнес на костях процветает. Причем российские «черные копатели», в отличие от западных умельцев, ничего сами не ищут, а пользуются открытиями профессиональных палеонтологов, для чего внимательно следят за научными сайтами. Создание национального парка или государственного заказника служит для них призывом бросить все свои силы на его разграбление, как происходит с Приморским заказником в Архангельской области и природным парком «Ленские столбы» в Якутии. Не спасает даже тот факт, что «Ленские столбы» — одна из немногих российских территорий, признанных памятником природы всемирного значения. А ведь это редчайшие местонахождения древнейших животных, аналогов которым в мире просто нет! (Поэтому любые украденные с этих территорий окаменелости легко распознаются в зарубежных лавках и на страницах интернет-аукционов, даже если данные об их происхождении умышленно перевраны.)
По счастью, кое-какая информация к размышлению на месте еще осталась. Среди многочисленных трилобитов сначала попадаются несколько расплющенных толстых (почти в сантиметр) поперечно-полосатых червей, свернувшихся кольцом, затем передняя часть еще более толстого и тоже полосатого организма с вытянутым хоботком и маленькими короткими толстенькими лапками, как у мультяшного кота из «Возвращения блудного попугая». Они тоже несут ребристый рисунок — это отпечатки кольцевой мускулатуры, благодаря которой при жизни животного лапки могли втягиваться и вытягиваться, словно телескопическая труба.
Собрав улов, возвращаемся в вечернюю Сарагосу. После 8 вечера жизнь в Испании только начинается. Открываются таверны и ресторанчики, сияют огнями витрины магазинов. По ярко освещенным улицам шествуют толпы народа, любуясь удивительным конгломератом трех культур: римскими театрами и крепостями (ведь Сарагоса — бывшая римская Цезарьавгуста и мавританская Сарагаста), католическими соборами, своим орнаментом больше напоминающими мавзолеи Самарканда, и дворцами, идеально сочетающими полет поздней готики, раскрепощенность Ренессанса и узорочье арабских мотивов. Народное бурление продлится до двух ночи, когда слегка угомонившиеся жители разбредутся и разъедутся по домам Сарагосы, города Франсиско Гойи и Луиса Бунюэля.
Увиденные в Иберийских горах «персонажи» вполне бы могли вписаться в сюжеты «Капричос» или появиться в кадрах «Андалузского пса». Ну как подобное толстое червевидное создание с хоботом, названное мурероподией, могло передвигаться на своих несуразных культяпках, растопыренных в разные стороны? Когда-то подобные черви — и с ногами, и почти без ног, и совсем без оных — составляли обширную группу животных, независимо от членистоногих приобретших черты «членистоногости», подобно тому как археоптерикс и его родственники накопили признаки птиц независимо от птиц.
Войти с помощью соц. сетей: