Глава двадцать третья
Секреты могилы

В августе 1998 года, когда Гонконг смирился с последствиями вспышки птичьего гриппа, а команда Джеффри Таубенбергера раскрыла происхождение пандемии 1918 года благодаря ее жертвам, другая группа «вирусных археологов» отправилась на остров Шпицберген в норвежском архипелаге Шпицберген. Их задачей было собрать образцы тканей сохранившихся тел шахтеров, погребенных в вечной мерзлоте норвежской Арктики. Профессор Джон Оксфорд, вирусолог из Медицинской школы Королевской лондонской больницы, стремился раскрыть загадку – первопричину эпидемии испанского гриппа, чтобы избежать подобных вспышек в будущем. Другими словами, каким образом птичий штамм вируса гриппа преодолел видовой барьер и мутировал в вирус 1918 года? Вспышка H5N1 в Гонконге в 1997 году придала вопросу новую актуальность.

Профессор Оксфорд включился в этот проект после того, как к нему обратилась доктор Кирсти Дункан, канадский геолог, которая в 1993 году в возрасте двадцати шести лет увлеклась пандемией испанского гриппа после прочтения книги Альфреда Кросби на эту тему. «Я сказала своей семье: „Я собираюсь выяснить, что было причиной этого"» [1]. После пяти лет кропотливых поисков Дункан нашла кладбище в Лонгйире, маленьком угледобывающем городке на острове Шпицберген. Именно здесь в 1918 году в арктической вечной мерзлоте были захоронены тела семи шахтеров.

И Дункан полагала, что их останки могут дать ключ к разгадке происхождения «испанки». Познакомившись с Джеффри Таубенбергером, она надеялась, что он поделится своими знаниями с экспедицией на Шпицберген. Однако как раз в тот момент, когда экспедиция на Шпицберген начиналась, произошел прорыв в исследованиях Таубенбергера и Хультина, и он решил отказаться от проекта, к большому разочарованию Дункан [2].

В состав экспедиции на Шпицберген входили профессор Оксфорд, специалист по птичьему гриппу доктор Роберт Уэбстер и доктор Род Дэниелс из Национального института медицинских исследований в Милл-Хилле, специалист по гриппу с опытом работы с высокопатогенными вирусами в лабораториях четвертого уровня опасности [3]. Жена профессора Оксфорда Джиллиан и их дочь Эстер также присоединились к команде, и Эстер Оксфорд представила в газете Independent яркий отчет о последующих событиях.

Дэниелс и Оксфорд работали вместе над анализом образцов легочной ткани, полученной от жертв эпидемии гриппа 1918 года, хранящихся в Королевской лондонской больнице. К сожалению, по словам Эстер Оксфорд, «образцы были сохранены в формалине, что сделало невозможным получение точного „отпечатка“ генетической структуры вируса 1918 года. Смысл экспедиции на Шпицберген состоял в том, чтобы найти свежие образцы тканей, которые не подвергались химической обработке» [4].

«Если мы определим „смертельную конструкцию", мы сможем использовать этот ген в разработке новых противовирусных препаратов» [5], – сказал профессор Оксфорд. Это означало, что любую будущую вспышку аналогичного смертельного вируса можно успешно контролировать.

Эксгумация тел шахтеров должна была стать задачей London Necropolis Company, профессиональной группы эксгумации, основанной в 1852 году [7], а теперь уполномоченной эксгумировать и перезахоронить человеческие останки в местах, где планировались новые дороги, жилье или коммерческие проекты [8].

Когда доктор Кирсти Дункан отправилась на поиски останков жертв испанского гриппа в норвежской вечной мерзлоте, ей пришлось нелегко. Не было никаких медицинских записей, относящихся к 1918 году, больница была разрушена. Не было и приходских записей, поскольку первый пастор прибыл только в 1920 году, и не было никаких правительственных записей, поскольку Шпицберген стал частью Норвегии только в 1925 году. Но, проведя исследование, Дункан обнаружила, что существуют дневники, написанные главным инженером угледобывающей компании. Эти дневники находились на хранении у местного школьного учителя, и он согласился перевести их. Благодаря дневникам могилы семи шахтеров были найдены с помощью радиолокации. Их останки были похоронены у подножия гор в «ледяной, ветреной долине Лонгйира» [9].

Экспедиция и последующие раскопки были далеко не простыми. Ученые опасались, что образцы могли погибнуть, когда растаяла вечная мерзлота. Кроме того, в тихом городке Лонгйире обосновался международный «медиацирк», жаждущий последних открытий. Мешающих факторов было достаточно, и между членами экспедиции возникла напряженность. Различные источники, в том числе Эстер Оксфорд и сама Дункан, свидетельствовали о столкновении интересов, которое омрачило проект. Видные ученые, похоже, скептически относились к любительскому статусу Дункан, ее ухоженной внешности и «эмоциональным» пресс-конференциям у могилы, на которых она, смаргивая слезы, умоляла о том, чтобы с телами шахтеров обращались почтительно. Это никогда не вызывало сомнений, поскольку раскопки проводились в атмосфере уважения к жертвам гриппа. Дункан, со своей стороны, чувствовала себя все более обделенной и отринутой научным сообществом, которое отказывалось отдать ей должное за то время и усилия, которые она посвятила проекту. Позднее Дункан назвала эту экспедицию «самым неприятным событием в жизни» [10]. На восьмой день раскопок ямы, где шахтеры были похоронены, лопата доктора Дэниелса ударилась о крышку ящика. Это было слишком рано; братская могила была всего в полметра глубиной, и все еще в нестабильном активном слое вечной мерзлоты. Но, к большому разочарованию профессора Оксфорда, ящик оказался гробом. «Когда я впервые наткнулся на него, я не думал, что это один из наших гробов, – сказал он. – Я не хотел думать, что это был первый гроб. Я видел, как проект вылетел в трубу» [11].

После некоторого обсуждения команда решила, что гроб не принадлежит одному из шахтеров и что нужно продолжать копать. Но на следующий день на том же уровне был найден второй гроб, потом третий, потом четвертый. Команда продолжала раскопки, пока не обнаружила семь гробов, надеясь вопреки всему, что это не были гробы шахтеров. «Даже когда у нас была семерка, не было четкого указания, что это наша семерка, – сказал Роб Дэниелс. – Только когда мы нашли в гробах какую-то газету, датированную 1917 годом, мы поняли, что это, вероятно, наши люди. До этого момента всегда оставалась надежда, что еще семь тел будут лежать ниже» [12].

Что еще хуже, один из гробов лопнул и оказался полон песка, что вызвало вопросы о пригодности образцов тканей. Когда гробы были открыты, исследователи обнаружили шесть скелетов, а одна семья не дала разрешения осмотреть останки.

Зрелище было, по словам Эстер Оксфорд, «жалкое» [13]. Семеро шахтеров, все молодые люди, были похоронены нагими, завернутыми только в газету. Здесь не было ни личных вещей, ни одежды; мало кто позаботился о том, чтобы расположить тела. Только один из них скрестил руки на груди. Остальные лежали, опустив руки вдоль тела. Все они были погружены в воду и покрыты тонким, похожим на глину веществом. Гробы были плотно уложены в могилу [14]. «Я думал, они будут лежать отдельно, – сказал профессор Оксфорд. – Но между гробами не было ни дюйма» [15].

Вскрытия проводились в почтительной атмосфере Барри Бленкинсопом, помощником патологоанатома из Главного управления коронера в Онтарио (Канада), и его коллегой Чарльзом Смитом.

Несмотря на ил в гробах и состояние тел, команда оставалась в хорошем настроении. Было решено, что раскопки продолжатся, так как радар показал нарушение целостности грунта на глубине двух метров, что привело к предположению, что другие тела были похоронены глубже.

Но это настроение длилось недолго. В ту ночь произошло событие, которое можно было предвидеть, учитывая нестабильную природу вечной мерзлоты. Стены ямы наполнились водой, и яма исчезла в одночасье. На следующий день это место было заброшено, и Эстер Оксфорд наблюдала, как могильщики из Necropolis засыпали яму. «Это был крах мечты моего отца», – писала Эстер [17].

Ответ профессора Оксфорда был более прагматичным. Признав несостоятельность проекта в Шпицбергене, он обратил свое внимание на другие, менее дорогостоящие и трудоемкие формы «вирусной археологии» в Англии, такие как исследование двух тел, найденных в свинцовых гробах около больницы Святого Варфоломея 200 лет назад, включая останки мальчика, умершего от оспы. В интервью, проведенном в 2016 году, профессор Оксфорд сказал мне, что для его целей лучшие клинические данные получены из «человеческих тканей, собранных в Королевском научном обществе Лондона и Бартовском обществе» [18]. Это был также эффективный способ обойти этические проблемы и такие вопросы, как получение разрешения от семей на эксгумацию. Не оставляет сомнений, что Джеффри Таубенбергер имел хорошие результаты с «фрагментами легких», кусочком легочной ткани размером с кубик сахара, взятым из более крупных образцов легких. Однако проблема в том, что так можно получить только небольшое представление о патологии легких. Лучше иметь цельный орган или даже тело, чтобы исследовать патологию инфекции [19]. С этой целью профессор Оксфорд и его коллеги приступили к дальнейшим проектам, таким как исследование останков сэра Марка Сайкса, дипломата, погибшего на Парижской мирной конференции в 1919 году, – это эксгумация, с которой началась эта книга. Перед этим профессор Оксфорд и его коллеги приступили к другому проекту, взяв образцы из тел девяти жертв пандемии 1918 года, похороненных в свинцовых гробах в Южном Лондоне и Оксфорде. Профессор Оксфорд нашел места захоронений, попросив похоронную компанию просмотреть записи о молодых людях, умерших осенью 1918 года, и проверив свидетельства о смерти десяти человек, тела которых, вероятно, лучше всего сохранились, потому что они были похоронены в свинцовых саркофагах. В частности, одна жертва испанского гриппа, тело Филлис Берн, погребенной на кладбище Туикенеме в 1918 году, по-видимому, могло предоставить ценные образцы. «Ее семья была очень обеспеченной, – рассказывал мне профессор Оксфорд, – у них был автомобиль, что очень необычно для тех дней. Поэтому они похоронили ее в свинцовом саркофаге, помещенном в кирпичный склеп, как и подобало ее положению» [20]. В результате исследователи выразили надежду, что останки Филлис Берн могут достаточно хорошо сохраниться, чтобы предоставить образцы внутренних тканей, «которые могли бы дать жизненно важную информацию о вирусе гриппа и в теории спасти миллионы жизней» [21]. Краткая жизнь Филлис «Хилли» Берн станет пронзительной кодой к этой книге. Во многих отношениях Хилли была типичной жертвой испанского гриппа, молодой, здоровой и, как многие медсестры, пожертвовавшей своей жизнью ради победы в войне. Это было естественно для молодой женщины, которая была дочерью армейского офицера, майора Джеймса Монтегю Берна, и воспитывалась в традициях долга и службы.

Филлис Берн родилась в 1898 году и росла вместе со своими двумя сестрами, Нелли и Джесси, в большом доме в Строберри-Хилл, Туикенем, на юго-западе Лондона. У них было счастливое, беззаботное детство, пока не случилась трагедия – смерть отца от рака 17 марта 1912 года в возрасте всего сорока пяти лет [22].

Когда два года спустя началась война, Филлис и ее сестра Нелли записались в добровольческий отряд помощи и вместе ухаживали за ранеными британскими солдатами, возвращавшимися из Франции на лечение. Филлис была молода и здорова, но 28 октября она слегла с головной болью и ознобом – классическими симптомами испанского гриппа. Поняв, что она больна, Филлис немедленно покинула семейное гнездо, чтобы спасти мать и сестер от заражения. Филлис уехала жить к соседке Джанет Ньютон в Саутфилд-Гарденс, Туикенем. Через два дня Филлис умерла в доме Джанет Ньютон. Ей было всего двадцать лет [23].

Филлис была похоронена на Туикенемском кладбище, на надгробной плите высечена надпись: «В память о Филлис Хилли, старшей дочери Фанни Изабеллы Берн» [24].

В 2004 году миссис Хилари Берн-Калландер, вдова племянника Филлис, Родерика, все еще помнила, какой трагедией была смерть девушки для ее семьи. «Это была ужасная трагедия для семьи – потерять дочь после потери отца, – сказала она [25]. – Сестры очень любили Филлис. После смерти Филлис они жили очень тихо. Они так и не оправились» [26].

Когда профессор Оксфорд впервые обратился к миссис Берн-Калландер за разрешением эксгумировать тело Филлис, она призналась, что «сбита с толку» [27]. Но профессор Оксфорд объяснил, что существует большая вероятность того, что ее грудная полость сохранилась, что вирус все еще может быть там и что эта находка может помочь предотвратить новую пандемию. «Если это то, что нужно ученым, чтобы остановить любую будущую смертельную вспышку, то это нужно сделать. Я надеюсь, что после всех этих лет Филлис сможет остановить это снова» [28]. К сожалению, Филлис все-таки не смогла внести свой посмертный вклад. После эксгумации тела выяснилось, что саркофаг Филлис на самом деле не был сделан из свинца.

Так как она была похоронена в деревянном гробу, пригодных для использования образцов не было. Несмотря на это разочаровывающее развитие событий, профессор Оксфорд и его команда упорно продолжали свои исследования, зная, что решение загадки пандемического гриппа становится все более жизненно важным.

Испанский грипп убил свыше 100 миллионов человек в течение 1918–1919 годов. Как сказал мне профессор Оксфорд, мы никогда не узнаем истинных цифр наверняка, поскольку так много смертей остались незарегистрированными. Но знание нашего врага, выяснение того, чем на самом деле была «испанка» и ее потомки, жизненно важно для того, чтобы предотвратить еще одну разрушительную пандемию.

Угроза новой пандемии гриппа остается весьма реальной. «Мы похожи на вулканологов [29], – сказал в 2000 году профессор Оксфорд одному из интервьюеров. – Мы сидим на вулкане и не знаем, когда он извергнется» [30].

Угроза пандемии гриппа столь же серьезна, как и угроза теракта. По мнению профессора Оксфорда, последствия пандемии гриппа в Великобритании были бы эквивалентны взрыву атомной электростанции [31]. Поэтому полиция, персонал больниц, военные и местные власти проводят регулярные учения на случай чрезвычайных ситуаций в рамках подготовки к такому событию.

Проверяют карантинные планы, создают запасы антибиотиков, анальгетиков и противовирусных препаратов, и, что особенно важно, центры досуга и стадионы превращают в аварийные морги. Планирование – это ключ к выживанию. И даже этого может быть недостаточно: вирус гриппа, «этот умный маленький вирус!», как сказал Таубенбергер, постоянно мутирует, а это значит, что в один прекрасный день может вернуться новая версия «испанки». Еще в 2013 году AIR Worldwide Research and Modeling Group охарактеризовала историческую пандемию 1918 года и оценила последствия аналогичной катастрофы, происходящей сегодня, используя модель пандемического гриппа» [32]. В рамках этой модели было установлено, что современный испанский грипп приведет к 188 000337 000 смертей только в Соединенных Штатах [33].

Хотя эпидемия испанского гриппа была почти забытой трагедией, настолько травмирующей, что она, по-видимому, была стерта из коллективной памяти, пандемия теперь очаровывает современное поколение медицинских исследователей, писателей и историков. И в честь жертв «испанки» начинают возводить мемориалы, которых они заслуживают. Однажды холодным ноябрьским днем я посетила часовню Королевской лондонской больницы в Уайтчепеле, чтобы посмотреть на мемориальные витражи Иоганна Шрайтера, один из которых посвящен жертвам испанского гриппа. Часовня теперь стала библиотекой медицинского колледжа, и новое поколение студентов усердно сидело за своими книгами и ноутбуками. Профессор Оксфорд описал мне витраж во время нашей беседы: абстрактный триптих, созданный Кэролайн Суош в честь сотрудников и пациентов, погибших в 1918 году. Дизайн основан на диаграмме W – волн испанского гриппа, и, когда я проходила мимо, цвета мерцали и менялись в зависимости от освещения. Для профессора Оксфорда этот витраж – памятник мужеству и стойкости тех, кто боролся с убийственным гриппом.

«Кто мы такие? – спросил он меня. – Мы не знаем, пока не столкнемся с ним» [34].

Борьба с гриппом, говорит профессор Оксфорд, характеризовалась «крошечными ежедневными героическими победами со стороны мужчин и женщин. В 1918 году в тылу было совершено больше героических поступков, чем на Западном фронте» [35].