Глава двадцатая
Последствия
Перемирие не привело к искоренению «испанки». Вместо этого после жестокой кампании против человечества в последние месяцы 1918 года она мучительно продолжалась большую часть следующего года. Во время первого за четыре года мирного Рождества лондонская The Times с сожалением заметила, что «никогда со времен Черной смерти по миру не прокатывалась такая чума; пожалуй, никогда чума не воспринималась столь мужественно» [1].
Две недели спустя один из самых молодых британских героев войны стал одной из последних жертв «испанки» в этом году. Уильям Лиф Робинсон, первый британский пилот, сбивший немецкий самолет над Соединенным Королевством, умер от гриппа 31 декабря 1918 года в возрасте всего двадцати трех лет. Известный как Билли, Лиф Робинсон родился на кофейной плантации своего отца в Курге (Индия) 14 июля 1895 года [2]. Отправившись в государственную школу в Англии, Билли отличился скорее в спортивной, чем в академической сфере, и учился в Сандхерстской военной академии, прежде чем был зачислен в Вустерширский полк в декабре 1914 года. В марте следующего года Билли поступил во французский Королевский летный корпус, получив квалификацию пилота в сентябре 1915 года. У Билли была сильна страсть к полетам: «Вы даже не представляете, какая это красота над облаками… Я с каждым днем люблю летать все больше и больше, и работа становится еще интереснее, чем была», – рассказывал он в письме домой [3].
Билли был направлен в 39-ю эскадрилью самообороны, эскадрилью ночных полетов близ Хорнчерча в Эссексе, и в апреле 1916 года у него впервые был шанс сбить Цеппелин, но он не смог привести свой самолет в боевую готовность для успешной атаки. Однако в ночь на 23 сентября у него появился еще один шанс. Занятый рутинной операцией «поиск и нахождение», пролетев на высоте около 3 км между аэродромом и Джойс-Грин, Билли в 1:10 заметил Цеппелин в центре города, пойманный двумя лучами прожектора над Вулвичем, юго-восток Лондона. Он пустился в погоню, но потерял дирижабль в густом облаке [4]. К этому времени прожекторы над Финсбери-парком на севере Лондона заметили еще один дирижабль, один из шестнадцати, совершивших массовый налет, и зенитные орудия открыли огонь. У Билли кончилось горючее, но он бросился в погоню, сопровождаемый двумя товарищами. Когда зенитный огонь осветил небо, дирижабль сбросил свой смертоносный груз и взмыл вверх. Билли всадил в дирижабль два заряда, но тот продолжал лететь, по-видимому, неповрежденный. Билли сделал еще одну атаку с кормы и выстрелил последним зарядом в двойные рули дирижабля.
«Когда эта колоссальная штуковина действительно вспыхнула, конечно, это было великолепное зрелище, – писал Билли позже своим родителям. – Потрясающе! Он буквально осветил все небо вокруг и меня, конечно – я видел свою машину, как в свете костра – и сидел неподвижно, полубессознательно уставившись на чудесное зрелище передо мной, не понимая ни в малейшей степени, что произошло!» [5]
«Мои чувства? – продолжал Билли. – Могу ли я описать их? Не знаю, что я чувствовал, глядя, как огромная масса постепенно встает дыбом и, как мне казалось, медленно падает, одна пылающая, сверкающая масса – я постепенно осознал, что совершил, и обезумел от возбуждения» [6].
Воздушный корабль вспыхнул пламенем и рухнул на землю, а тысячи лондонцев смотрели на него и аплодировали. В конце концов он упал в поле в Каффли, графство Хартфордшир. На самом деле это была машина Шютте-Ланца с деревянной рамой, не совсем Цеппелин, но это различие не имело большого значения для общественности и политиков. Пока Билли был в Саттон Ферм, писал отчет и спал, по всему Лондону прокатился восторг, и юноша, проснувшись, обнаружил, что стал героем. В течение сорока восьми часов он был награжден Крестом Виктории, стал первым человеком, получившим его за боевые действия над Соединенным Королевством, и одним из девятнадцати награжденных летчиков во время Первой мировой войны. Получив от короля Георга в Виндзорском замке свою награду, Билли скромно заявил прессе: «Я только выполнял свою работу» [7].
Теперь его узнавали везде, где бы он ни появлялся в форме или в штатском. Люди оборачивались и глазели на него, полицейские отдавали ему честь, носильщики и официанты кланялись, детей, цветы и даже шляпы называли в его честь. Как заметил сам Билли: «О, этого было слишком много!» [8] Слава также притягивала к нему молодых женщин, но он никогда не жаловался на это. Вскоре после того, как его наградили, его отправили обратно во Францию в качестве командира воздушного судна, его сбил в 1917 году Манфред фон Рихтгофен по прозвищу Красный Барон [9].
Попав в плен к немцам, Билли пытался бежать четыре раза за столько же месяцев, был отдан под трибунал и помещен в одиночную камеру. Билли потом отправили в лагерь для военнопленных Хольцминден в Нижней Саксонии, который славился своей жестокостью. Когда его освободили 14 декабря 1918 года, он был совершенно ослаблен. Как будто этого было недостаточно, он заболел гриппом и в бреду вновь переживал ужасы своего плена. Один из величайших героев Первой мировой войны, Билли умер в канун нового, 1918 года [10]. Многие другие безвестные военнопленные с обеих сторон умерли от испанского гриппа, среди них 30 000 австрийских солдат, погибших с августа 1918 по август 1919 года [11].
Билли стал еще одной жертвой «ужасной вспышки гриппа», как называли его в The Illustrated London News. «От Крайнего Севера до тропиков его жертвы исчисляются тысячами, и он все еще продолжает свою смертоносную работу» [12].
Среди жертв «испанки» 1919 года были мать и сестра младенца Джона Берджесса Уилсона, чей отец приехал домой в Манчестер из армии и обнаружил следующее.
Моя мать и сестра мертвы. На Харпурхей обрушилась пандемия испанского гриппа. Не было никаких сомнений в существовании Бога. Только высшее существо могло создать столь ужасающие последствия четырех лет, полных беспрецедентных страданий и опустошений. Я, по-видимому, хихикал в своей колыбели, в то время как моя мать и сестра лежали мертвые на кровати в той же комнате [13].
То, что малыш Джон «хихикал», когда его отец приехал домой, вместо того чтобы «вопить о еде», случилось благодаря доктору Джеймсу Нивену. Главный врач Манчестера раздавал массовые запасы продовольствия, особенно детского питания, по всему городу в ответ на смертельную вторую волну. Незадолго до того, как заболеть, добрая соседка накормила малыша Берджесса Уилсона бутылочкой детского питания «Глаксо». Ребенок выжил и стал писателем Энтони Берджессом, автором «Заводного апельсина» [14].
В марте 1919 года няня Клементины Черчилль Изабель заболела испанским гриппом. В бреду она взяла с собой в постель маленькую Мэриголд Черчилль, дочь Клемми и Уинстона. Клементина забрала ребенка и провела ночь, бегая от одной к другой. Мэриголд выжила, но Изабель скончалась [15].
Испанский грипп вызвал вспышку самоубийств, по-видимому, из-за депрессии, которая была общей чертой болезни. Газеты по обе стороны Атлантики писали о мужчинах и женщинах, которые пытались убить свои семьи. В восточной части Лондона зараженный докер Джеймс Шоу убил себя и одного ребенка ножом; старшая дочь убежала и спаслась [16].
На Парижской мирной конференции 16 февраля 1919 года обсуждались смерть сэра Марка Сайкса и его посмертный вклад в исследования гриппа. Но теплая погода и стечение делегатов со всего мира создали идеальные условия для распространения гриппа в городе, который уже пережил эпидемию. Именно на этой конференции заболел американский президент Вудро Вильсон, хотя истинная природа его болезни остается предметом догадок. Вильсон заболел на конференции 3 апреля 1919 года и слег с симптомами желудочного гриппа [17]. Проведя пять дней в постели, он вернулся к столу переговоров 8 апреля. Но президент, казалось, совершенно изменился после пережитого. Сотрудник Секретной службы Вильсона Эдмунд Старлинг отмечал, что президент, по-видимому, утратил свою «прежнюю хватку» [18]. А Герберт Гувер говорил, что переговоры с Вильсоном были подобны давлению на «не склонный думать ум» [19]. Другие говорили об опущенном левом глазе президента и лицевых спазмах. Тем не менее врач Вильсона, Кэри Грейсон, сообщил премьер-министру Дэвиду Ллойду Джорджу и другим делегатам, что президент перенес грипп [20]. Это был убедительный сценарий: еще до того, как он добрался до охваченного гриппом Парижа, Вильсон отплыл в Европу на корабле «Джордж Вашингтон», на борту которого несколько недель назад от гриппа погибли восемьдесят новобранцев. Среди тех, кто аплодировал Уилсону, проезжавшему по улицам Парижа, был рядовой Прессли, тот самый молодой солдат, который был свидетелем болезни в Лондоне и пережил ее во Франции [21]. Но приступ «гриппа» Вудро Вильсона, возможно, был не более чем прикрытием. Вильсон, который лечился от гипертонии, уже перенес несколько инсультов, но публике нельзя было позволить узнать об этом. Такое откровение пошатнуло бы доверие к их лидеру, человеку, обещавшему положить конец всем войнам. Доктор Грейсон прекрасно сознавал, что с его пациентом произошел серьезный эпизод, отметив любопытную сцену, во время которой Вильсон переставлял мебель в своей парижской квартире, утверждая, что ему не нравится, как цвета мебели противоречат друг другу. «Зеленый и красный здесь смешались, и нет никакой гармонии. Вот большое пурпурное кресло с высокой спинкой, похожее на пурпурную корову, отодвинутое в сторону и поставленное там, где на него слишком ярко падает свет» [22]. Вильсон, казалось, пришел в себя через несколько дней, но он уже никогда не был таким, как прежде. В сентябре следующего года Вильсон перенес обширный инсульт и был вынужден покинуть президентский пост.
Медицинские исследователи сражались с гриппом на протяжении всего 1918 года, чтобы найти лекарство от болезни, которую они с трудом могли определить, и в некоторых случаях сами врачи становились ее жертвами. Одним из таких был майор Г. Грэм Гибсон из Королевского медицинского корпуса, умерший в феврале 1919 года в больнице № 2 в Абвиле вместе с двумя коллегами. Майор Гибсон был назван в некрологах «мучеником науки». Работая бок о бок с майором Боуменом из Медицинского корпуса канадской армии и капитаном Коннором из Медицинского корпуса австралийской армии, майор Гибсон завершил
открытие того, что, весьма вероятно, действительно является возбудителем этой эпидемии гриппа. Предварительная заметка об этом микробе была опубликована этими врачами 14 декабря 1918 года в The British Medical Journal, и поэтому работа майора Грэма Гибсона имеет приоритет над более поздними публикациями. В то время, однако, доказательства открытия не были полными. Теперь, как мы понимаем, расследование завершено, и смерть майора Гибсона отчасти подтверждает это. Его рвение и энтузиазм заставили его работать так усердно, что он в конце концов стал жертвой очень патогенных штаммов микроба, с которым он экспериментировал. Он сам заразился гриппом, а за ним последовала пневмония [23].
Сэр Уолтер Морли Флетчер, секретарь Совета по медицинским исследованиям, был потрясен смертью Гибсона и его коллег, поскольку они «все были сбиты с толку этой ужасной болезнью» [24]. Гибсон и его команда были не единственными жертвами. Дальнейшая переписка с Флетчером показывает, что многие исследователи были поражены гриппом, расширив список препятствий для разработки вакцины [25].
Исследование происхождения «испанки» не обошлось без странных моментов. Однажды обезьяна, которую собирались использовать в качестве подопытного животного, сбежала из лаборатории. По словам Флетчера, все было так.
На следующий день ее видели в Нью-Скотленд-Ярде, где она, по-видимому, собиралась явиться в полицию. Преследуемая полицейским, она перешла Уайтхолл, и ее переехал автобус. Когда люди попытались поднять мертвое тело, обезьяна ожила и побежала вверх по фасаду Министерства внутренних дел к великому удовольствию большой толпы. В тот же вечер животное нашли на самом верху здания Министерства внутренних дел, мертвым, но не обесчещенным [26].
Уолтер Флетчер пережил эпидемию испанского гриппа, хотя к 1916 году его здоровье уже было подорвано двусторонней пневмонией и плевритом. Типичный пример того, как врач становится тяжелым пациентом: Флетчер подорвал свое здоровье самоотверженным трудом и никогда полностью не оправился после операции по дренированию легких. Инфекция в месте раны в конечном итоге убила его в возрасте шестидесяти трех лет.
На протяжении всей эпидемии испанского гриппа преданность Флетчера борьбе с этой болезнью была абсолютной. «В конце лета и осенью того же года началась страшная эпидемия черного гриппа [26], – писала жена Флетчера Мэйзи. – Сам Уолтер, к счастью, спасся, но его это ужасно беспокоило, и с тех пор он начал настоящую атаку на болезнь» [27]. Это должно было стать делом всей жизни Флетчера, «атакой» на грипп, «которая должна была включать всю работу, проделанную над собачьей чумой, и началом создания полевых лабораторий в Милл-Хилле, где тридцать лет спустя должна была быть построена огромная лаборатория Совета медицинских исследований» [28].
Для некоторых людей испанский грипп оставил после себя лишь боль, так что они не могли жить с последствиями, даже когда пандемия закончилась. Доктор Джеймс Нивен, главный санитарный врач Манчестера, сделал многое, чтобы сдержать первую волну гриппа, когда она обрушилась на город в июне 1918 года. Его практические меры и рекомендации городским властям спасли много жизней. Но отцы-основатели Манчестера проигнорировали совет Нивена запретить празднование перемирия, в результате чего смертность резко возросла после массовых собраний 11 ноября. В последующие годы Нивен все больше впадал в уныние, несмотря на свою выдающуюся профессиональную репутацию и достижения. Двадцать восьмого сентября 1925 года Нивен отправился на остров Мэн и поселился в гостинице. Два дня спустя его тело было обнаружено в гавани Онкан. У Нивена случилась передозировка, и его тело оказалось в море.
У других, однако, это была более счастливая история. Вера Бриттен, служившая медсестрой во Франции и Лондоне, после войны вернулась к учебе в Оксфордском университете и написала о своих переживаниях в «Заветах юности», одних из самых ярких мемуаров Первой мировой войны. Уэйну, армейскому служащему, который записал в своем дневнике воспоминания об испанском гриппе во время службы во Франции, также удалось получить диплом. В конце концов осенью 1918 года Уэйн вернулся домой в Англию, чтобы воссоединиться с молодой женщиной, которая, если и не была его возлюбленной, то, по-видимому, ждала его. В пятницу, 31 января 1919 года, он записал, что ему наконец-то удалось окончить Кембриджский университет: «Дипломы были вручены в здании совета в два часа дня: я надел форму, и мы втроем взошли на постамент, держа Джоуи за руку. («Джоуи» был вице-канцлером сэром Артуром Эвереттом Шипли, и рукопожатие отсылает к древней кембриджской традиции жать руку обладателя Креста Виктории при присуждении ученой степени.) [29]
А как же американский корабль «Левиафан», который привез больных гриппом новобранцев во Францию? После заключения перемирия судно было выведено из эксплуатации. У него была еще одна претензия на славу, так как на борту в качестве рулевого с 27 ноября 1918 по февраль 1919 года служил будущая кинозвезда Хамфри Богарт [30]. После полного переоборудования «Левиафан» вернулся к гражданской жизни в качестве американского пассажирского судна, и его военная служба сделала его более популярным, чем в пышные довоенные дни. Он процветал во время сухого закона, когда стоял на якоре в нейтральных водах за пределами юрисдикции США, чтобы продавать «лекарственный алкоголь» всем, кто подплывал к судну. Но в конце концов именно Великая депрессия, а не немецкие подводные лодки привела к его гибели.
Слишком дорогой в эксплуатации американский эсминец «Левиафан» совершил свой последний рейс 14 февраля 1938 года на верфь в Розите (Шотландия), где его разобрали на металлолом. От корабля теперь ничего не осталось, кроме воспоминаний тех, кто служил на нем, и этого торжественного обращения.
Мы созерцаем величие твоей громады и с изумлением и благоговением взираем на твою величину и мощь, которые превосходят все, что мы могли представить [31].
В Филадельфии жизнь Колумбы Вольц и ее подруги Кэтрин быстро вернулась на круги своя. Вскоре они снова играли в свои старые игры и катались на роликах по парку. «Все казалось таким чудесным. Я знала, что мои дяди вернутся домой из армейских лагерей и они не заболели. Все в нашей семье выздоровели от гриппа, и больше никто из моих знакомых не болел. Мы все были очень-очень счастливы. Война закончилась, и грипп практически прошел. Мир и здоровье вернулись в город» [32].
Но Анна Милани никогда не забывала о потере своего младшего брата Гарри: «Я все время думаю о нем. Мои братья и сестры – нас сейчас восемь человек – говорят о гриппе, о том, как мы все болели, что пережили. Мы говорим о Гарри» [33].
Для Мэри Маккарти принять потерю родителей и комфортную семейную жизнь представителей среднего класса оказалось намного труднее. Мэри вспомнила, как они с братьями навещали могилу ее родителей.
«Это было обычное воскресное занятие, включавшее долгие поездки на трамвае, бесконечные прогулки пешком или ожидание, носившее особенно утомительный пролетарский характер американских городских развлечений. Две могилки, которые остались от наших родителей, ассоциировались в нашем сознании с пушечными ядрами Гражданской войны и памятниками погибшим солдатам. Мы флегматично смотрели на них, ожидая чего-то, но эти две травяные ««кровати» с их надгробиями не вызывали никаких чувств» [34].
Оглядываясь назад, Мэри считала, что испанский грипп изменил ход ее жизни. Если бы ее родители были живы, полагала Мэри, ее собственная жизнь была бы гораздо более обычной: брак с ирландским адвокатом, игры в гольф и членство в католическом книжном клубе [35]. Как бы то ни было, неоднозначный автор The Group стал интеллектуальной главой и опорой The Partisan Review и The NewYork Review of Books. Прагматизм Мэри сильно отличался от прагматизма Уильяма Макселла, который стал ее редактором в The New Yorker. Уильям вспоминал о горьком чувстве утраты, когда его мать и новорожденный брат умерли от этой болезни: «С тех пор было много печали, которая раньше была нам незнакома, глубокой печали, которая никогда не уходила. Мы не в безопасности. Никто не в безопасности. Ужасные вещи могут случиться с каждым в любое время» [36].
