Семь часов утра. Мы завтракаем в гостинице «Фатима» в Бухаре. Внезапно все содрогается, стулья трясутся, как будто прямо под гостиницей проложено метро. Подземный толчок! Мы выбегаем на улицу, но кроме нас, похоже, никто не испугался. Землетрясения здесь не редкость, и люди к ним привыкли. В 1966 году Ташкент, столицу Узбекистана, разрушило одно из таких стихийных бедствий. Собственно, этим и объясняется его довольно необычная архитектура: для восстановления города СССР собрал все свои таланты… Самое примечательное — здание в шестнадцать этажей, где через каждые два этажа располагаются круглые дворы-сады, окруженные квартирами.

После беспокойного завтрака мы встречаемся с нашим гидом. Сегодня мы идем в бухарскую синагогу. Она расположена в лабиринте переулков, и снаружи ничто не позволяет угадать ее за великолепной деревянной дверью, такой же, как у прочих домов квартала.

Наш гид — друг хозяина гостиницы. Его семья, как и другие семьи бухарских евреев, сумела использовать туристическую волну, хлынувшую в страну следом за независимостью. Но, в отличие от других, осталась в стране, когда большая часть еврейских семей уехала в Европу, Америку и Израиль. Нас принимает раввин, и мы рассказываем ему о своем проекте: группа исследователей, в которую мы входим, хочет изучить генетическое разнообразие еврейской диаспоры, и нас очень интересует община Бухары. Это одна из самых восточных еврейских общин в Азии, и ее корни уходят в глубину веков. Мы уточняем, что для нашего исследования потребуется всего по несколько капель слюны от каждого добровольца. Согласен ли он принять в нем участие и попросить других последовать его примеру?

Нам повезло, раввин согласился. Он объяснил нам, что община состоит теперь всего из нескольких семей, и пообещал немедленно с ними связаться. По его словам, община так мала, что молодым стало трудно найти себе пару. Мы ждем, и понемногу начинают приходить добровольцы. У каждого мы спрашиваем разрешения его снять, но все отказываются. Плюнуть в пробирку перед камерой, то есть перед зрителями, для них считается позором.

До конца дня у нас побывали человек двадцать — необходимый минимум для того, чтобы коллеги из международного консорциума, совместно с которым мы подготовили этот проект, включили образцы в исследование. Успокоившись на этот счет, мы вернулись к главной цели. У бухарских евреев есть устная традиция, восходящая к временам их изгнания из Израильского царства ассирийцами в VIII веке до н. э. Они хранят свое религиозное наследие более 2000 лет, оставаясь изолированными от других еврейских общин. Исследование позволит уточнить подробности этой истории — во всяком случае, мы на это надеемся.

Два года спустя мы наконец получили результаты генетических тестов и, воспользовавшись экспедицией в этот регион, представили их раввину: еврейская община Бухары генетически схожа с еврейскими общинами, существующими на Кавказе, например в Грузии. Все вместе они образуют группу, называемую мизрахи.

Каждая из групп еврейских общин генетически отличается от других: ашкеназы от мизрахи, сефарды (потомки еврейских популяций, изгнанных с Пиренейского полуострова в XV веке) — от евреев Северной Африки, Индии и Йемена. Так что у каждой группы, очевидно, была своя особая история. И все же корни всех еврейских общин явно восходят к Леванту. Сефардские еврейские общины, общины Марокко и мизрахи генетически очень близки к нееврейским популяциям региона. Но две группы все же составляют исключение — они не ведут свое происхождение с Ближнего Востока: это йеменские евреи, родственные народам Аравийского полуострова (Йемен, Саудовская Аравия, Сирия), и индийские, которые ближе к народам Ирана и Центральной Азии. В некоторых случаях мы имеем дело с обращением в веру местного населения, в других — с миграциями людей ближневосточного происхождения.

Другой интересный факт: у популяций, чьи Y-хромосома и митохондриальная ДНК подвергались анализу, исследователи всегда выявляют больше смешений с местными популяциями через митохондриальную ДНК, чем через Y-хромосому. Это значит, что смешения там происходили в основном через вхождение в общину местных нееврейских женщин, а не мужчин. Неожиданный результат для представителей религии, где происхождение определяется по женской линии!

Одинакова ли у всех общин эта степень смешения, признак открытости для местных популяций? Нет. Европейские ашкеназы генетически расположены между популяциями Ближнего Востока и Европы — это признак частых смешений, тогда как мизрахи (живущие, в частности, в Бухаре) ближе к популяциям Леванта, чем к местным. Словом, мизрахи меньше смешивались с местным населением, чем ашкеназы.

Эта закрытость мизрахи проявляется и у субпопуляций: используя очень большое количество генетических маркеров, можно найти различия между мизрахи Кавказа и Узбекистана. Зато все еврейские ашкеназские популяции, от России до Италии, генетически близки — это результат повторяющихся обменов между этими разными сообществами.

Интересно проследить, как один и тот же культурный критерий, в данном случае религия, по-разному влияет на закрытость или открытость группы для притока генов. Чтобы лучше в этом разобраться, требуются дополнительные исследования. В частности, необходимо определить, когда разные популяции прибыли на Кавказ, а затем — в Узбекистан. Возможно, эта история не будет соответствовать устной традиции. Не исключено, что первая группа, как и гласит устная традиция, прибыла 2000 лет назад, но основную часть современного генофонда общины дала новая группа, обосновавшаяся в регионе позднее. В этом случае генетические отличия от местных популяций будут указывать не столько на сильную эндогамию, сколько на недавнее происхождение, в силу которого заметное смешение еще не успело произойти.

Итак, повторю: подробное исследование любой человеческой популяции — увлекательное занятие, которое ставит вопросы, касающиеся каждого из нас: при каких обстоятельствах наши сообщества более или менее открыты для брачных обменов с соседними популяциями?