Часть 3
Человек покоряет природу

Зачем упоминать об инновациях в рассказе о великих странствиях человеческого рода? Дело в том, что появление земледелия и скотоводства — не просто деталь в хронологии событий: около 10 тысяч лет до н. э. оно перетасовало географические карты. Прежде люди сотни тысяч лет были охотниками-собирателями. Они мигрировали из-за необходимости искать новые территории для охоты, рыбной ловли и собирательства, а также, конечно, из любопытства.

И вдруг все резко изменилось. Примерно 10 тысяч лет назад люди в разных уголках планеты независимо друг от друга начали одомашнивать природу: выращивать растения и разводить животных. Этот переход не был мгновенным, он растянулся на несколько тысячелетий. Кроме того, в разных местах он проходил по-разному. Так что на следующих страницах мы будем перескакивать во времени вперед и назад.

Новый период ученые называют неолитом (или новым каменным веком — это связано с тем, что на местах раскопок часто находят отшлифованные камни). В ту эпоху образ жизни людей начал меняться, что нередко сопровождалось человеческими миграциями; все это оставило следы в геноме современных народов. Переход к земледелию и скотоводству повлек за собой новые смешения популяций, а значит, и обмен генами. Часто используемое выражение неолитическая революция появилось не случайно — отпечаток этого периода в генах и обществе заметен до сих пор (разумеется, это революция в масштабах всей нашей истории).

Сегодня есть отличный способ убедиться в том, что неолит представлял собой грандиозный культурный переворот: можно поехать в киргизское село Ат-Баши, расположенное на высоте 2000 метров над уровнем моря на севере Гималаев. Мы с командой отправились туда с экспедицией, о которой я расскажу далее. Попали мы туда в базарный день. К югу от нас вздымались вершины высотой более 7000 метров. По ту сторону гор — Китай. Плотная толпа, всюду торговые лавки. Пекарь выпекает в каменной печи лепешки и делает на свежеиспеченном тесте оттиск со своим номером телефона! Со всех сторон доносится блеянье выставленных на продажу баранов и коз. Множество прилавков с мясом и молочными продуктами, а вот фрукты и овощи встречаются редко. Я запоминаю эту любопытную деталь.

Люди приезжают на рынок издалека, парковка забита… Вот только места на ней занимают не машины, а лошади! Именно это средство передвижения предпочитают местные жители. На верховых лошадях роскошная сбруя. Молодые парни вмиг замечают иностранцев и устраивают для нас представление, мини-родео, набрасывая лассо на яков. Чуть позже мы поднимаемся на высокогорные пастбища, к озеру Сонкёль, окруженному бескрайними полями. Сюда деревенские жители летом пригоняют пастись свои табуны. Люди живут здесь в юртах, а с наступлением зимы спускаются в деревню.

Сейчас июнь, кобылы уже ожеребились и везде полно жеребят; в каждой юрте, куда мы приезжаем — верхом, конечно, — нас угощают кумысом, кисломолочным напитком из перебродившего кобыльего молока. В этих краях лошади — не только средство передвижения, но и источник пищи. Излюбленный местный продукт — конская колбаса, ее кладут в традиционное блюдо бешбармак. Кстати, когда в одной из юрт мы спросили скотовода, сколько у него лошадей, он ответил, что четыре, хотя в табуне за его спиной насчитывалась, пожалуй, добрая сотня. В этих местах считают только верховых лошадей!

Декорации полностью меняются, когда неделей позже мы отправляемся в Узбекистан, в Ферганскую долину, а точнее — в Андижан, проделав путь в несколько сот километров. Перемена обстановки уходит корнями непосредственно в эпоху неолита, и, проходя между рыночными прилавками, я почти готова поверить, что в ускоренном режиме просматриваю повтор революции, 10 тысяч лет назад изменившей облик планеты.

На здешних прилавках поражает невероятное обилие фруктов. Ярче всего светятся абрикосы. Мы и правда попали туда, где впервые появились абрикосовые деревья и откуда они распространились по всему миру. В Центральной Азии эти плоды невероятно разнообразны — от белых, сочных, как персики, до более классических и привычных нам оранжевых.

Бросается в глаза и разнообразие яблок: от мелких розовых, размером с вишню, богатых витаминами (их советуют есть беременным), до крупных, разноцветных. По одной из версий, название бывшей столицы Казахстана — Алма-Аты — означает «дед яблока». Эти фрукты, как и розы, тюльпаны и орехи, одомашнили в Центральной Азии. Весной невысокие (то есть ниже 4000 метров) горы становятся красными: здесь можно вдоволь полюбоваться цветением диких тюльпанов.

Контраст с конным рынком в Ат-Баши привел меня в смятение: чем объяснить, что живущие бок о бок народы ведут настолько разный образ жизни? А главное — как генетик, я невольно задавалась вопросом: можно ли прочесть эти культурные различия в ДНК популяций? Чтобы осмыслить предпосылки наступления неолита, надо вспомнить, как выглядели пейзажи Европы и Азии 18–20 тысяч лет назад. Ледниковый период в разгаре, почти вся Евразия скована льдами вплоть до современного Лондона. Однако существовали и так называемые рефугиумы («убежища») — например, участки на юго-западе Франции и на севере Италии.

Потом климат быстро потеплел, и это имело важнейшие последствия для экосистем: фауна изменилась, крупных млекопитающих стало меньше, вымерли мамонты, северный олень перестал быть главным источником пищи людей (за исключением жителей Крайнего Севера), его сменили другие олени и бизоны. На Ближнем Востоке люди начали одомашнивать растения и животных и изготавливать керамические сосуды — иначе говоря, изобрели новый образ жизни, который превратит их из охотников-собирателей в земледельцев и скотоводов.

Как происходил этот переход? Агрономические и ботанические исследования позволяют лучше разобраться в том, как были окультурены растения. Логично предположить, что от природы любознательные Homo sapiens заметили, что рядом с тем или иным растением каждый год вырастает точно такое же растение. (Впрочем, это понимают и наши родственники шимпанзе, которые из года в год возвращаются за пищей на одно и то же место.) Вероятно, именно так наши предки охотники-собиратели и усвоили, что засеянное злаками поле само собой воспроизводится, а жизненный цикл растений поддерживают зерна.

Культурное растение отличается от дикого накоплением признаков. Что самое важное, зерна культурного злака остаются прикрепленными к стеблю: ветер не уносит их, как зерна дикого злака. Теперь нетрудно представить себе, как действовали наши предки.

Собирая зерна с колосьев на поле диких злаков, вы по определению собираете те, что остались прикрепленными к стеблю. Повторяя это из года в год, каждый раз высевая зерна, вы в конце концов выведете сорта, воспроизводство которых не будет зависеть от прихоти ветра. Кроме того, вы невольно будете отбирать те растения, у которых зерна созревают одновременно. Словом, вам останется лишь каждый год выбирать те растения, которые дают больше всего зерен, чтобы затем получать наибольшие урожаи. По большому счету, достаточно давать прорасти нескольким собранным зернам, чтобы через несколько поколений растение стало культурным. Дело сделано!

Это наглядный пример того, как без особого умысла со стороны первых земледельцев могли появиться первые культурные растения. Никакой «революции» в мыслях или в отношениях с природой этим первым земледельцам не требовалось. Впрочем, нынешние племена охотников-собирателей тоже выращивают некоторые растения, например корнеплоды, и сажают деревья. Так называемые девственные леса, например в Амазонии, на самом деле отчасти состоят из деревьев, которые посадили и вырастили местные общины.

В этом смысле появление земледелия 10 тысяч лет назад следует воспринимать не как изобретение нового вида деятельности ab initio, а скорее как интенсификацию использования определенных растений, таких как злаки. Можно предположить, что чем более культурными становились эти злаки, тем больший они давали урожай, тем большую долю ресурсов составляли, и потому их все чаще использовали, собирали, а значит, окультуривали. Одно вытекает из другого: чем сильнее рацион людей зависит от той или иной культуры, чем более растение окультурено, тем более необходимым оно становится для пропитания популяции. Таков бесповоротный путь к новому образу жизни.

При этом самые важные и удивительные перемены, которые принесла с собой неолитическая революция, произошли в демографии. Все археологические данные указывают на рост плотности населения: стоянок стало больше, и, похоже, на них собирались все более крупные общины. Некоторые из них насчитывали до нескольких тысяч человек. Появились крупные деревни и небольшие протогорода, такие как Иерихон на Западном берегу реки Иордан и Тель-Карамель на территории нынешней Сирии (обратите внимание: о городах как таковых речи пока нет). Итак, представляется бесспорным, что земледелие давало людям демографическое преимущество.

Пытаясь объяснить внезапный и загадочный рост населения, мы сталкиваемся с дилеммой: то ли демографический рост в некотором смысле подтолкнул общины к поиску новых источников пищи, то ли, напротив, изобилие, возникшее благодаря земледелию, повлекло за собой демографический рост. Десять лет назад ответа на этот вопрос еще не было. Чтобы его найти, мы с коллегами начали собирать образцы ДНК у популяций с различными источниками пропитания: охотников-собирателей, земледельцев и скотоводов. Опираясь на современные генетические данные, мы попытались восстановить демографическое прошлое этих популяций.

Действительно, проанализировав ДНК современных людей, можно узнать, росла ли в какой-то период времени популяция, от которой они произошли, и даже датировать этот рост. Мы уже подробно разбирали подход, позволяющий установить время жизни генетических предков. Представьте себе, что мы делим ДНК на участки и для каждого, сравнивая материнскую и отцовскую ДНК, устанавливаем время жизни общего предка. Если участки сильно различаются, предок жил очень давно, если они очень похожи, предок жил недавно. Каждый участок ДНК позволяет датировать предка. Если большая часть фрагментов приводит к одной и той же дате, это означает, что большинство общих генетических предков относится к одному периоду. В небольшой популяции шансы найти общих предков выше. Значит, если большинство предков относятся к одному и тому же периоду, популяция в то время была невелика, а впоследствии увеличилась. Иными словами, тогда происходил демографический рост.

Наше исследование дало очень интересный результат: в истории популяций охотников-собирателей демографический рост не прослеживается, зато явный демографический рост показали нынешние популяции земледельцев и скотоводов. Нечто подобное мы и предполагали, но неожиданным оказалось время этого роста: на несколько тысячелетий раньше известных археологам дат перехода к неолиту. Таким образом, именно демографический рост послужил толчком к одомашниванию животных и окультуриванию растений, а не наоборот!

Благодаря все тем же генетическим исследованиям мы выявили и ускорение демографического роста после того, как произошел этот переход. В общем, можно представить себе сценарий, при котором в тех регионах, где вскоре появилось сельское хозяйство, человеческие популяции благодаря потеплению климата жили в наиболее благоприятных условиях. И тогда население стало расти; некоторые популяции перешли к оседлому образу жизни, освоили новый способ существования, при котором земледелие играло все более важную роль. С тех пор демографический рост ускорялся. Один из самых древних известных археологических памятников, развалины Гёбекли-Тепе в Турции, — прекрасный тому пример. Там было обнаружено свидетельство культурного и демографического развития — монументальная архитектура, которая появилась за 1500 лет до окультуривания злаков.

Сельским хозяйством стали заниматься жители разных частей планеты, и в каждом регионе это происходило независимо от других и в разное время, кое-где с отставанием в несколько тысячелетий. Просо окультурили на берегах Хуанхэ в Китае, рис — на берегах Янцзы, кукурузу — в Центральной Америке, картофель — в Южной Америке, помидоры — в Андах, баклажаны и огурцы — в Эквадоре, бананы и таро — на Новой Гвинее, сорго — в Африке или Индии, яблоки, орехи и абрикосы — как уже говорилось, в Центральной Азии. На Ближнем Востоке одновременно со злаками первые крестьяне окультурили горох и чечевицу, одомашнили коз, овец, свиней и коров.

Тем не менее первоначальным демографическим ростом, который в каком-то смысле привел к одомашниванию животных и окультуриванию растений, объясняется не все. Почему в схожих условиях одни группы выбрали путь доместикации, а другие нет? Любопытная версия связана с большей или меньшей мобильностью этих групп. Вероятно, некоторые из них мигрировали со сменой сезонов, но каждый год возвращались на прежнее место; другие весь год оставались на одном месте; третьи уходили на большие расстояния, а через несколько лет возвращались туда, откуда ушли, и т. д.

И еще один вопрос, который мы должны себе задать: почему земледелие и скотоводство, после того как люди перешли к этим видам деятельности, ускоряли прирост населения? Одна из гипотез, объясняющих демографический рост, — сокращение промежутков между рождениями. Действительно, исследования некоторых современных популяций охотников-собирателей, таких как индейцы аче в Парагвае и койсанский народ кунг в пустыне Калахари, показывают, что интервал между рождениями у них составляет около четырех лет, как если бы мать могла заботиться только об одном маленьком ребенке. Такой перерыв между рождениями, вероятно, связан с продолжительным кормлением грудью, снижающим способность кормящей женщины к зачатию. При этом в обществе, живущем за счет земледелия и скотоводства, регулярное питание позволяет женщинам чаще рожать детей.

Впрочем, эта гипотеза плохо согласуется с некоторыми фактами: в некоторых племенах охотников-собирателей, например у пигмеев, интервал между рождениями не больше, чем у их соседей-земледельцев. Хотя то, что мы наблюдаем у пигмеев сейчас, возможно, не было нормой в прошлом: интервал между рождениями мог сократиться относительно недавно.

С другой стороны, ничто не указывает на то, что охотники-собиратели страдали от недоедания. Как у нынешних пигмеев, которые, похоже, умеют находить пищу в любое время года, так и при анализе человеческих останков, относящихся к периоду до неолитического перехода, никаких признаков недостаточного питания не обнаружено. К тому же земледелец куда более уязвим перед капризами погоды, чем охотник-собиратель, который может мигрировать следом за своей добычей. В неудачные годы засуха, мороз, болезни могли уничтожить весь урожай земледельца. Поэтому на данном этапе мы можем лишь констатировать намного больший демографический прирост у народов, совершивших неолитический переход, но убедительно объяснить его пока не в силах.