Обратим взоры на Евразию, где сохранились материальные свидетельства перехода к новому образу жизни. Земледелие и скотоводство, а также связанное с ними гончарное дело появились на Ближнем Востоке, на территории Плодородного полумесяца, 10 тысяч лет назад. Зародившись в Анатолии, они в промежутке между 6000 и 3000 годами до н. э. распространяются во всей Европе. Это происходит двумя путями: северным, через Балканы, и южным, вдоль Средиземного моря (этот путь доходит до Испании, потом сворачивает на север, к Англии, тогда как первый тянется вдоль Дуная до Бельгии и Германии; сходятся оба пути в Парижском бассейне). Франция вступила в эпоху неолита примерно за 5000 лет до н. э., Англия — приблизительно за 4000 лет до н. э., а север Европы (Финляндия и балтийские страны) — за 3000 лет до н. э.

Но как распространялся этот новый образ жизни? Существует две гипотезы: культурной и так называемой демической диффузии. В первом случае распространяются только методы: местные охотники-собиратели осваивают земледелие и новые технологии. Иначе говоря, мигрируют не люди, а гончарные изделия. Во втором случае эта миграция дополняется перемещениями людей: земледельцы селятся в Европе, вытесняя местных охотников-собирателей. На этот раз земледелие, гончарные изделия и популяции перемещаются вместе.

На основе одних только археологических данных невозможно с уверенностью выбрать одну из этих двух гипотез. И все же кое-какие подсказки имеются: в некоторых регионах, например вдоль Дуная, появление неолитической культуры сопровождалось полным набором — жилищами и орудиями нового типа, культурными растениями и домашними животными. Но неолитический переход путем приобщения охотников-собирателей к новой культуре, вероятнее всего, происходил бы постепенно: местные охотники-собиратели усваивали бы элементы неолитической культуры понемногу, а не все сразу. Таким образом, археологические данные свидетельствуют скорее о миграции на Дунай и расселении там носителей новой культуры, чем о заимствовании технологий местным населением.

Подтверждают ли эту версию генетические данные? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо выяснить, есть ли генетическая преемственность между местными популяциями до и после наступления неолита. Если генетическая преемственность существует, можно с уверенностью утверждать, что охотники-собиратели изменили образ жизни. Если же преемственности нет, значит, мы имеем дело с замещением популяций.

Но проверить, существует ли генетическая преемственность, не так-то просто. Чтобы провести подобное исследование, ученые извлекают ДНК из человеческих останков эпохи мезолита (период, предшествующий появлению земледелия) и неолита, а затем сравнивают обе группы. Но при таком подходе мы сталкиваемся с двумя проблемами. Во-первых, человеческих останков эпохи мезолита очень мало — возможно, потому, что в то время на земле жило совсем немного людей, или потому, что найдены еще далеко не все места погребений, или же потому, что тогда бытовали другие погребальные обряды и умерших не хоронили в земле. Словом, мезолитические стоянки попадаются археологам довольно редко.

Во-вторых, чтобы проанализировать ДНК, извлеченную из человеческих останков, она должна быть в достаточно хорошем состоянии. Но сохранность ДНК во многом зависит от климата — холодного или жаркого, сухого или влажного. В холодных зонах ДНК более стабильна. Именно по этой причине, несмотря на постоянное совершенствование методов, мы больше знаем о прошлом европейского севера, чем Ближнего Востока или тропиков.

Что мы узнали, исследовав ДНК? Что европейские охотники-собиратели эпохи мезолита генетически отличаются от первых европейских земледельцев. При этом первые европейские земледельцы генетически очень близки к земледельцам из турецкой Анатолии. Иными словами, новые люди прибыли из Анатолии одновременно с новыми технологиями. В конечном счете генетика подтверждает гипотезу демической диффузии, на справедливость которой указывает и археология.

Но что стало с местными охотниками-собирателями, когда появились земледельцы? Они не исчезли! ДНК европейских популяций времен неолита дала возможность их отыскать: человеческие останки из позднего неолита оказались генетически ближе к охотникам-собирателям, чем первые земледельцы, прибывшие с Ближнего Востока. Иначе говоря, в дальнейшем переселенцы с Ближнего Востока смешивались с охотниками-собирателями. И, по всей вероятности, некоторые охотники-собиратели, в свою очередь, стали земледельцами. Подробности этих встреч и смешений могли бы стать захватывающей темой для будущих исследований.

Почему охотники-собиратели отказались от прежнего образа жизни и перешли к земледелию? Казалось бы, охота и собирательство давали им множество преимуществ. Подсчитано, что в эпоху палеолита, с учетом изобилия ресурсов и небольшого размера популяций, доисторическому человеку, чтобы прокормиться, хватало двух-трех часов охоты и собирательства в день. Остальное время он мог посвящать другим занятиям, например отдыху. И наоборот: земледельцев мы представляем себе с утра до вечера работающими в поле. Трудно объяснить, что побудило людей променять привольную жизнь на существование, заполненное тяжелым трудом.

Но это, конечно, очень упрощенное представление: в те далекие времена земледельцы не проводили целые дни на пашне — способы обработки почвы, о которых мы многое знаем благодаря найденным орудиям, появились лишь спустя несколько тысячелетий. Первые земледельцы не пахали — они только собирали урожай. Мы же, не зная, почему это произошло, можем лишь констатировать, что за несколько тысячелетий в Европе исчез образ жизни охотников-собирателей. Логично предположить, что в разных местах и в разное время это происходило со своими особенностями.

Интересный аспект смешения популяций стал известен благодаря древней ДНК: охотники-собиратели Запада в большинстве своем были темнокожими с голубыми глазами, а новоприбывшие — более светлокожими. Та эпоха — своего рода зеркальное отражение нынешних времен: темнокожие западноевропейцы вступали в контакт с более светлокожими людьми, прибывшими с Ближнего Востока. Генетических данных пока недостаточно для получения детальной картины того, как происходило смешение. Мы не знаем, влиял ли на интенсивность половых контактов цвет кожи и учитывался ли вообще в то время этот признак. Зависела ли от цвета кожи сексуальная привлекательность той или иной популяции?

Изменения в рационе косвенным образом отразились на цвете кожи новообращенных земледельцев: как мы уже знаем, с переходом к пище, менее богатой витамином D, чем печень животных и рыба, его недостаток компенсировался за счет более светлого оттенка кожи, облегчающего выработку этого витамина. Насаждая свой образ жизни, люди, пришедшие с Ближнего Востока (носители мутаций, делающих кожу светлее), невольно создавали давление отбора, который благоволил светлокожим.

Так обстояли дела в Европе, но что происходило на Ближнем Востоке? На востоке Плодородного полумесяца были исследованы останки четырех человек, извлеченные из земли в горной цепи Загрос в центре Ирана. Возраст этих останков оценивается в 10 тысяч лет. Генетически они отличаются от земледельцев из Анатолии. Другое исследование, посвященное неолитическим останкам людей из Ливана, также показало генетические отличия. Словом, в этих трех местах на территории Плодородного полумесяца отмечается значительная генетическая разнородность. Появилась ли неолитическая культура в каждом из них независимо от других или распространилась между ними?

Пока еще трудно ответить на этот вопрос: следы выращивания злаков за 10–8 тысяч лет до н. э. находят как в Анатолии, так и в Загросе, что делает оба региона вероятными центрами возникновения неолитической культуры. Генетический анализ позволил доказать, что первые земледельцы Анатолии, Ливана и Загроса — это три генетически разные популяции, совершившие локальный переход из охотников-собирателей в земледельцы. Возможно, вместо того чтобы искать истоки перехода к земледелию в едином центре, следует говорить о народах, связанных сетью культурных обменов.

А вот распространение земледелия дальше на восток, в сторону Пакистана, Афганистана и Индии, несет генетические следы популяций Загроса. Значит, земледелие продвигалось на восток одновременно с народами, аналогично тому, как на западе люди прибыли из Анатолии в Европу вместе с новыми технологиями.

Другая интересная особенность, выявленная генетикой, состоит в том, что у этих первых людей эпохи неолита уровень генетического разнообразия намного выше, чем у современных охотников-собирателей. Между тем генетическое разнообразие популяции пропорционально ее численности. Иначе говоря, эти популяции, одними из первых обратившиеся к земледелию и скотоводству, были уже весьма многочисленными. Это подтверждают исследования, основанные на ДНК современных популяций: они показывают, что именно народы, у которых уже отмечался демографический рост, совершали переход к земледелию.