Галерия и Гатерия
III. — О Галерии и Гатерии очень кратко… Галерия была одной из многочисленных клиенток Анхарии. А Гатерия была ее дочерью. Обе были на редкость уродливы и обе до дрожи влюблены в Голубка. То есть они буквально начинали дрожать от восторга и желания, когда встречались с Голубком в доме Анхарии или на прогулках. А так как им часто приходилось встречаться, то Голубок не мог не заметить их мучений и повелел себе хотя бы одну из них утешить, принеся себя в жертву Венере. И из двух выбрал мамашу, Галерию, ибо та была все-таки менее безобразной, чем ее дочка.
Он долго над собой работал. И под конец стер изъяны и отыскал-таки достоинство — какое, он мне не говорил, а я стеснялся расспрашивать… потому что Галерия вдобавок к своему уродству была еще глупа, как сардинская курица.
Но став возлюбленной Голубка, мамаша в один прекрасный день припала к его ногам и взмолилась: «Меня ты осчастливил и одарил. Но у меня есть дочь. Ей уже двадцать лет. Неужели она никогда не узнает мужской ласки? Неужели она ее не заслуживает?»
Ну, как ответишь матери: нет, не заслуживает?! И разве можно отказать той, которой ты принес себя в жертву, к которой заставил себя проникнуться сердцем и прилепиться душой!.. Пришлось и дочку, Гатерию, осчастливливать и осенять… Догадываюсь, что для Голубка она была сущей пыткой. Ведь на стадии протеизма нельзя было отприапить и бросить — надо было заставить себя полюбить: то есть оказывать знаки внимания, беседовать, заглядывать в глаза… К тому же Галерия и Гатерия, пребывавшие отныне на вершине блаженства и возомнившие себя чуть ли не харитами, потребовали от Голубка, чтобы он осчастливливал их не по одиночке, а одновременно, на одном ложе одаривая и по очереди осеняя, дабы мать и дочка совместно испытывали восторг и, пьянея от наслаждения, могли тут же поделиться друг с другом родственной радостью…
В амории по-разному к этому относились. Эмилий Павел, например, сострадал Голубку. Макр над ним подсмеивался: дескать, придумал глупую теорию и теперь за это расплачиваешься. Юний Галлион советовал обратиться за помощью к Антонию Музе, придворному врачу Августова семейства и близкому знакомому Анхарии Пуги. Один лишь я, «верный Тутик», восхищался Голубком, его преданностью Венере и терпеливой жертвенностью в Любви!..
Не знаю, как долго продолжались бы его мучения. Но в дело вмешалась Анхария. Она отправила мамашу и дочку на свою виллу в Байи. А когда Голубок стал интересоваться их внезапным исчезновением, процитировала из Горация, помнится, из первой книги од:
Увлечен; но скорей впрямь сочетаются
Козы с волчьим отродием,
Чем Фолоя впадет в любодеяние.
Так Венере самой, видно, уж нравится,
Зло шутя, сопрягать тех, что не сходствуют
Ни душою, ни внешностью.
И прибавила:
«Пусть в Байях поработают вилликами. Сейчас летний сезон. И много гостей прибывает».
Из Бай они нескоро вернулись.
Вардий вдруг стал прислушиваться. А потом спросил:
— Тебе не кажется, что её стало дергать? То вправо дернет, то влево.
И, не дождавшись моего ответа — я, правду сказать, не сразу сообразил, кого это у него дергает, — усмехнулся и сказал:
— Клодия. Эта поинтересней. О ней поподробнее.
