Глава 10
Лена ждала звонка от Савельева. Он не выдаст её, Лена знала. Но с каждой минутой надежды таяли. Дима продолжает её считать обдолбанной и покорной, ждет, как они вместе будут ждать суда в санатории, пока Мичурин будет томиться в тюрьме, а его беременная Катя – под присмотром подведомственных же ему гинекологов. Пусть считает, пусть ждёт. У неё есть пара дней, «чтобы собрать вещи».
Вопрос: что она успеет за эти два дня? Ей никто не верит без доказательств.
Зазвонил телефон. Лена ожидала, что это звонит Дима, проконтролировать её сборы.
Но это оказался незнакомый номер. Лена взяла трубку.
Это была Лиана.
Лена совсем забыла, что оставила ей свой номер на случай, если та передумает насчёт второй части денег. Деньги были при Лене. Пока. Что же, она отдаст их, конечно. Лиане с детьми нужней. А Савельев, судя по долгому молчанию, продал свой секрет Ушакову, пригрозив полицией.
Лиана позвонила сказать, что они забирают тело, только сейчас разрешили. Хранили в морозилке. Родственники помогут доставить его на родину. И личные вещи покойного ей выдали только сейчас. Она вспомнила вопрос Лены насчёт добрых людей. Салфетка из ресторана «Чайхона» с логотипом и адресом, её Рафик не был завсегдатаем таких мест, не тратил деньги на развлечения. Если Лене нужно найти благотворителя, пусть спросит там. Лена тут же приехала к моргу. Моргу, где работала Сашка.
Встретилась с Лианой и горячо поблагодарила её. Очень горячо. Они обнялись на прощанье. Лиана пожелала Лене, чтобы её мужа не сильно наказывали. Самой её на суде не будет, к ней приходил их новый адвокат, она дала ему доверенность озвучить на суде свой отказ от претензий. Лена не стала ей говорить, что вряд ли прощение родственников «её новый адвокат» покажет на суде. Да и старому плевать. Олег Олегович даже не трудился отвечать на её звонки после того, как узнал о том, что она сменила адвоката. Судьба Мичурина теперь была только в руках самой Лены. Она, только она всё это заварила, в день, когда согласилась принять безобидного паренька в вязаной жилеточке. Ей и расхлёбывать.
Сашка вышла из морга, напомнив о себе. Лена совсем забыла о ложечке. Сашка ей отдала результат. ДНК совпадает: владелец ложки – отец, тот, кто пил из чашки – его сын.
– Это точно? – спросила Лена.
– Точней не бывает. Это вам не частная контора.
Отец Инны Петровны насиловал дочь. Она родила от него ребенка. Инцест. Это многое объясняло.
Лена попросила Сашку ещё об одной услуге. Может ли её Витька узнать, со своей корочкой, с кем виделся Рафик в этой «Чайхоне» накануне гибели? От денег Сашка категорически отказалась. Витька сделает всё, что от него зависит. Она рада, что может отплатить добром за то добро, что сделала для неё психолог.
Чёрт!
Вика хотела эффектно ворваться и эффектно выплюнуть в лицо Ушакова отрепетированную в лифте насмешку. Впрочем, если его нет на месте, она сделает ещё эффектнее. Вика пошарила в сумочке и достала связку ключей. Она ушла тогда, забыв оставить ключи от кабинета начальства. И об этом даже никто не вспомнил. В прежние времена, при Власове, такое упущение было даже нельзя представить. Этот начальник безопасности Барков, он что, совсем ворон не ловит?
Вика сядет за его стол, задерёт свои стройные ножки и закурит. А когда Ушаков войдёт, она вдоволь насладится видом его изумлённой рожи. Она выпустит колечками дым и скажет ему свою речь. Что он ей сделает? Охрану вызовет? О, нет. Не вызовет, испугается, что при посторонних она выдаст секретик о его девственности. Смешные эти мужики. Даже взобравшись на самый верх, как маленькие, боятся всего, что может выдать их сексуальную несостоятельность. Ничего он ей не сделает, жалкий тридцатилетний задрот.
Вика открыла дверь и вошла.
Но её ждало разочарование. Эффектно задрать ноги на стол не получится. Дверь в туалет была приоткрыта, слышался звук воды. Звук воды резко прекратился. Повисла тишина. И что это может значить? Великий и ужасный Ушаков, как все смертные, ходит в туалет? Давит перед зеркалом прыщи? Принимает контрастный душ? Ковыряется в носу? Отлично! Она застанет его врасплох.
Вика распахнула дверь в туалетную комнату.
Первое, что она увидела, это лежащего на кафеле у унитаза Савельева, с расплющенной щекой и стеклянным глазом, устремлённым прямо на неё. Вика зажала рот руками. Она заметила за своим плечом в зеркале тёмную тень. Но не успела она обернуться и закричать, как рука Ушакова схватила её за волосы и ударила её лицом о кафельную стену. Раздался треск расколотых костей лба. Из носа Вики полилась алая кровь. Ещё раз. И ещё, и ещё. Дима методично бил Вику головой о стену, пока её красивое лицо не превратилось в кровавое месиво. Тогда он отпустил её. Мёртвая Вика обрушилась на пол рядом с мёртвым Савельевым.
Пустить воду, намылить каждый палец, между пальцами, тыльная сторона ладони, запястья. В стоке крутилась алая вода и никак не хотела смываться. Наконец, вода стала прозрачной. Дима вытерся полотенцем и посмотрел на себя в зеркало. Он был бледен, как кафельная стена на тех редких участках, куда не попала кровь. Туалетная комната была буквальна вся залита кровью. Сколько крови.
Сама виновата. Стучаться надо. Дверь сейчас открыта, сюда может в любой момент войти кто угодно: Лена, хотя нет, ему доложили, что та ушла, тогда секретарша Юля, кадровичка, Барков, Сучков, Егоров, да кто угодно. Они по очереди суют свои любопытные носы, и Дима мочит их в сортире, тоже по очереди. Ну разве это не уморительно? Дима начал хихикать, потом смеяться, потом хохотать, он просто не мог удержаться.
Ему пришлось врезать себе пощечину.
– У тебя истерика. Возьми себя в руки. Что, если бы она тебя видела сейчас? – спросил он строго у своего отражения в зеркале.
Кажется, он это уже где-то слышал.
Дима опустил голову, покрутил кран, вода стала ледяной. Он заткнул отверстие и окунулся туда лицом. Ледяная вода быстро приводит в чувство, он знал.
Дима осторожно обошёл трупы, чтобы не испачкать туфли, прошёл в гардеробную. Там висело три одинаковых комплекта деловой одежды. Он разделся до трусов и надел всё чистое. Окровавленный костюм положил в один из пакетов для прачечной. Отдавать это в прачку он не собирался.
Когда вошла Юля, постучавшись, умничка, отчиталась насчёт больничного для Прокофьевой и спросила насчёт старого секретаря, которая должна была принести на визу заявление об увольнении, Дмитрий Алексеевич, как всегда спокойный и безупречный, поднял глаза от бумаг:
– Не понял.
Юля смутилась и пояснила:
– Виктория, ваш бывший секретарь, должна была принести вам заявление на подпись. Она что, не принесла?
По взгляду руководителя было видно, что он не помнит, кто такая Виктория и с какой стати его беспокоят по таким пустякам.
– Извините, – смутилась Юля и вышла.
Она, конечно, слышала о том, как старая секретарша ушла красиво, но, чтобы кто-то осмелился не явиться к руководителю, в голове её не укладывалось. Кажется, кадровичка получит втык, что не проконтролировала всё сама. И Юля подумала – так тебе и надо, высокомерная старая сучка.
Юлия не обратила внимания, что на столе руководителя нет канцелярского набора, и что рубашка от костюма уже не белая, как была с утра, а голубая, и что дверь в туалет заперта на ключ.
Итак. Внимание класса. Решаем задачу.
Условие:
– два трупа, мужской и женский.
– залитый кровью санузел.
– до конца рабочего дня пятнадцать минут.
– уборщица явится завтра ровно в 06:00.
Поднимите руки, кто первый решит задачу! Думай, Ушаков, думай. Ты же светлая голова. У Митеньки мама – учительница. Он не может подвести класс.
– Юлия, вызовите ко мне Ивашкина, на него поступили жалобы, что опять был пьян, – велел Дима секретарше.
Юля расстроилась, у неё было назначено на вечер после работы свидание. Значит, придётся отменить.
– Вы не нужны, можете идти. Спасибо.
Юля, не чуя от счастья ног, из вежливости возразила начальству.
– Но я не могу уйти раньше вас, Дмитрий Алексеевич.
– Юленька, исполняйте. У вас усталый вид.
Дмитрий Алексеевич улыбнулся шутливо-строго.
Юленька сделала в точности, как было велено. Вызвала Ивашкина и ушла. Руководитель у неё был строгий, но в душе добрый. И между прочим, он ни разу её не домогался. Прекрасный руководитель! Не руководитель, а просто мечта.
Следом Дима позвонил и отпустил своего водителя. Тот в последнее время частенько ждал его под окнами Лены. За сверхурочные может как следует отдохнуть.
Когда секретарша ушла, Дима по секрету сообщил Ивашкину, как самому главному своему старому дружбану: событие радостное у него, хочет отметить, но только со своими. С пляжа всех этих пафосных, офисных. И тсс, это сюрприз. Никому ни слова – только Егорову и Сучкову. Ивашкин был горд. Митяй послал его в гастроном, дал целых десять тыщ. Ивашкин, ясно, пятеру прикарманил, но на остальные не пожалел.
Когда двое недостающих бывших одноклассников, Егоров и Сучков, вошли в кабинет начальника, дрожа от страха неизвестности, то обалдели. Ивашкин постарался. Колбаска, водочка, сырок, огурчики, все по-нашему, по-простому, по-стариночке. По правде, Егоров с Сучковым думали, бывший одноклассник их по горячке взял и теперь позвал, чтоб уволить. А он с ними за один стол.
– Пацаны, я вас зачем собрал?
Тройка замерла.
– Школьная дружба – оно и есть школьная. Скоро папашей стану, пацаны, – поделился великий Ушаков, спустившись на грешную землю.
Дима поднял пластиковый стаканчик и радостно выдохнул. С облегчением выдохнули и трое новобранцев Росгаза. Ивашкин прослезился и полез целоваться. Он думать не думал, что Митяй такой широкой души человек, что не только забыл все школьные обиды, так ещё и в друзья зачислил.
Дмитрий Алексеевич добродушно позволял. Сучков сдался следом, дёрнул носом.
– Дети – это святое.
Сучков простил лошарику то унижение на свадьбе. Он не злопамятный. Может, и правда жених тогда нажрался? С кем не бывает. Один Егоров чуял подвох. Он был непьющий и вредный мужик, он подвох за версту чуял. А тут подвохом просто воняло.
Четверо бывших одноклассников чокались, делились впечатлениями от новой работы, Митяй настаивал: жалобы, предложения – ему лично! Потом пошли косяком школьные годы чудесные, и все дивились метаморфозам судьбы, а там уж и часы перевалили за полночь. Сучков не смел написать жене, что он просто бухает в кабинете начальства. Во-первых, она бы всё равно не поверила, во-вторых, он обещал месяц назад, что больше ни грамма. Но раз у начальства такой повод! Как тут не пить?! Поэтому он просто написал: совещание. И выключил телефон от ответной артиллерии вопросов. Егорова и Ивашкина с работы никто не ждал.
Весёлый смех, анекдоты про семейную жизнь, только что не хватало гитары.
Но тут Ивашкину захотелось в туалет. О чем он бесхитростно и прямо сообщил остальным товарищам:
– Мне бы отлить!
Только сейчас трое заметили отсутствие виновника торжества. Может, за водкой побежал? Сколько не бери, всё равно бежать!
Ивашкина уже изрядно покачивало, поэтому до туалета в кабинете тот добирался долго, по стеночке. Тем временем Сучков с Егоровым, пользуясь случаем, сунули нос в дармовой бар, доставшийся Ушакову в наследство от Власова.
– Зачем Митяй побежал за водкой? Тут же полный набор! Глянь, Егоров!
Даже настороженный Егоров растерял бдительность, глаза разбежались. Грех не испробовать барских вискарей из начатых бутылок, пока хозяин отсутствует. Даже по одной с собой прихватили за пазухи.
Ивашкин почти достиг туалетной комнаты, но дверь была заперта. Непослушные руки Ивашкина отказывались делать столь тонкую работу, как поворот ключа. Он взмолился к товарищам.
– Я сейчас прямо тут!
Пришлось прийти на помощь, тем более и сами уже дозрели. Выпито-то было немало. Наконец, Егоров открыл и впустил обезумевшего от воздержания Ивашкина. Тот, расстёгивая штаны, рванув вперёд. И вдруг замер, ткнул пальцем в туалет и замычал утробно, выпучив глаза.
– Что он там, дебил грешный, душевую кабину небось с подсветкой впервые в жизни увидел? – бросил Егоров Сучкову.
Они вошли. Дело было не в подсветке. Дело было в двух трупах. Теперь уже все трое бывших одноклассников застыли, одинаково выпучив глаза. Мокрый офисный жополиз с неестественно белым лицом лежал, как будто уснул, пьяный, около унитаза. А вот девкой будто дрова рубили. Повсюду была кровь. Да ею тут всё просто залито!
Егорова вырвало.
Не сговариваясь, разом протрезвев, все трое ринулись вон к дверям. Но двери туалетной не открылись, они были заперты снаружи.
– Белка. У меня белка, – завывал в углу Ивашкин, обхватив голову.
– Дверь что ли автоматом захлопнулась? – отчаянно дёргал дверь Сучков.
Внезапно ему пришла в голову спасительная мысль.
– Ребята, может, это какой-то розыгрыш?
– Надо вызвать полицию, – хмуро обрезал Егоров.
Но их телефоны остались на столе в кабинете. Чёрт! Они оглянулись на трупы.
– Ивашкин! Ивашкин! Глянь, может у них телефоны!
– Чего это я?
– Кто тут по безопасности?!
Ивашкин, поняв, что у него не «белка», пошатываясь, встал из своего угла и обыскал трупы. Надо сказать, без сантиментов, как будто ему уже приходилось это делать. Егоров с Сучковым переглянулись.
– А это не ты их тут, случайно, пока мы у бара?
Ивашкин моргнул:
– А в рыло? Я ж с вами был всю дорогу. Вы охренели?
– Ладно, ладно, тихо. Значит, они что ли тут уже были, пока мы там… – Сучков начал немножко соображать.
– Ушакову видней, – мрачно сказал Егоров.
У трупов тоже не было телефонов, чтобы позвать на помощь. Ивашкин заорал.
– Выпустите нас отсюда!!!
Наконец, когда они уже потеряли надежду выйти, дверь открылась и на них устремилась видеокамера телефона.
– Ребят! Вы что, ещё тут?!
Все трое воззрились на Ушакова. Пили вроде все одинаково. Только у Митяя не было ни в одном глазу. Вернее, глаз ему заменила камера, которая выхватила чудовищную композицию, похожую на кадр из фильма Квентина Тарантино. И на этом фоне до смерти напуганные лица Ивашкина, Егорова и Сучкова. И голос за кадром Дмитрия Алексеевича Ушакова:
– Вы что натворили?! Да тут кругом кровь!!! Я звоню в полицию!
Вся тройка, обалдев, смотрела в мигающую точку камеры.
– Они тут были! – взревел Ивашкин.
Ушаков тем временем говорил в трубку:
– 911! Трое! Устроили погром! Взломали бар! Устроили пьянку, пытались изнасиловать мою секретаршу! Пострадал сотрудник Савельев, думаю, он не вовремя вошёл и вступился! Тут всё крови! Пожалуйста! Как можно скорее! Жду!
Дима опустил телефон.
– Если это розыгрыш, не смешно! – вскрикнул Сучков.
– Ты набрал 911, нету такой службы, – заметил Егоров.
Мысль Сучкова о розыгрыше уже не казалась такой абсурдной. Она была спасительной.
Ивашкин дотронулся ногой до руки Савельева:
– Вставай, чувак, шоу кончилось.
Но у того с костяным стуком перевалилась голова с одного бока на другой.
Трупы были по-настоящему мертвы.
– Мёртвые, мёртвые, а про 911 верно, – спокойно ответил Ушаков. – Нет такой службы. Но может прибыть самая настоящая. И я скажу им тоже самое. Вы что натворили, демоны?
Тройке понадобилось ещё несколько секунд, чтобы понять, что это не розыгрыш, не кино, что их троих – подставили.
– Это статья, – первым осознал реальное положение вещей Ивашкин. – От десяти до пожизненного.
– Да, – грустно констатировал Ушаков, глядя на кровавое безобразие. – А ведь у тебя, Ивашкин и судимость в прошлом имеется.
Первым пришёл в себя умный Егоров.
– Да он нас просто подставил! Он заранее всё придумал!
– Я? Да я понятия не имею, откуда тут взялось всё это безобразие.
– Пиздишь! Так было!!! – пошёл на него громила Ивашкин.
Ушаков отступил на шаг, выставив вперед руку.
– Детский сад, ей-Богу. И кому поверят? Руководителю корпорации или тебе, или вам, подельники?
Такого поворота корпоративного праздника троица не ожидала.
Обалдевшая троица была готова на всё, только бы избавиться от следов преступления, в котором их могли обвинить.
– Даже не знаю, что с этим делать, – Ушаков убрал в карман телефон и развёл руками. – Какие будут предложения, коллеги?
– Да я тебя! – пошёл вперёд Ивашкин.
Бывший классный лошара не дрогнул.
– Вперёд. Ещё один труп?
– Он издевается, – жалко крутил головой Сучков. – Давайте позвоним в полицию!
Сучков потянулся за своим телефоном. Но тут уже Егоров удержал его за шкирку и поставил обратно.
– У тебя все ботинки в кровищи. Стой, не двигайся. Везде наследишь.
И верно. Раньше место действия ограничивалось только туалетной комнатой, теперь несколько кровавых отпечатков были на светлом дубовом полу.
– Я всё вытру, – сказал Сучков.
– Да, Сучков. Ты на уборке. Как жена учила, чтоб ни следа не было. Ты, Ивашкин – вывести из строя камеры и стереть записи с момента прихода Вики. Егоров, ты – упакуй трупы.
Дима кинул им принесённые с собой рулон плотных мусорных пакетов и упаковку.
– А ты? – спросил Ивашкин.
– Я на стрёме. Действуйте. Ноги.
Ивашкин испуганно было выступил из туалета и тут же шагнул обратно, скинул ботинки, в одних носках рысцой метнулся на охрану к камерам. Ушаков помахал головой. И с кем только приходится делать дело. Но кто-то же должен помочь выпутаться этим беднягам. Не чужие.
В туалете стало чисто. Не считая двух трупов в чёрных пакетах.
Вернулся Ивашкин в носках, доложился, что с камерами всё ок. Сучков успел вымыть и его ботинки.
– А куда мы их денем? – троица смотрела на главного.
– Куда трупы везут? – спросил Ушаков.
– На кладбище, – ответил Сучков.
– Пятёрка, Сучков.
Диме достал ключи от новой машины Савельева и помахал перед их носами.
Трупы погрузили в Савельевскую бэху.
Труп Вики, поскольку пакет мог протечь, в багажник.
Савельева – на заднее сиденье, поедет с комфортом, заслужил. Он же хозяин машины.
Дима опять с трудом удержал истерический смех. Ему было отчаянно весело от всего происходящего. Он от высокой должности такого кайфа не получал, как получал сейчас, командуя бывшими одноклассниками.
За руль усадили Егорова. Он смахивал на Савельева. Они вообще были одной породы. Эх, надо было не Савельева, а разумного Егорова ответственным за благотворительность назначать. Может, и не лежал бы труп в багажнике.
Ивашкин сел рядом с Егоровым.
Сучков жалобно хлопнул глазами, испугавшись, что придётся ему на заднем ехать с трупом. Но повезло.
– Садись в свою. Я с тобой, – сказал Ушаков.
Сучков с облегчением кинулся к своей «Ниве». Ушаков сел не рядом, а на заднее, за водителем, он укажет путь. Если вдруг Сучков решил с пути сбиться.
На улице разразилась гроза. Определённо, это был удачный день для избавления от трупов.
На часах был час ночи, затем два. Катя страдала. Она взяла себе за новое правило – страдать. Дождь за окном располагает. Запретить мужу ездить к Лене жена не могла. Но страдать ей не мог запретить никто.
Дима пропустил сегодня УЗИ. На котором сказали, что у них будет не сын. Он даже не ответил на её сообщение. Какой муж не отвечает жене на такое сообщение? Катя видела, что он в сети, он не умер, не разбился, он не в полёте. Он не хотел не сына.
Сначала Катя думала устроить скандал, но потом вспомнила, что это неэффективно. Слёзы тоже давно не работали. А что если… Что если предложить ему сделку? Гениально. Она сделает аборт, если ему не нужна дочка, потом восстановит свой организм где-нибудь в хорошем отеле. Полгода, год, чтобы не раздражать мужа своим видом. А потом они попробуют сделать сына. Можно и потерпеть. И аборт, и зачатие. Она вытерпит. Вытерпит.
Катя заняла выжидательную позицию на диване напротив двери.
Нива с выключенными фарами припарковалась за кладбищем, у помойки. Сучков и Ушаков вышли. До пригорода стена ливня пока не дошла, но грохотало прилично, время от времени небо озарялось вспышками зарницы. Благодаря им стало видно, что место выбрано не случайно. Заброшенная помойка была размером едва ли ни с четверть кладбища. Горы мусора. Старые памятники, выцветшие венки и прочий мусор валили в топкие ямы, вырытые, очевидно, как раз для того.
Шурша шинами, подъехала машина Савельева. Было тихо, только стая ворон с интересом покаркивала сверху. Других свидетелей не было.
Дима ободряюще кивнул Ивашкину.
– Выгружай. Чего встали. Сейчас дождь польёт.
– А если сторож выйдет? – испуганно огляделся Сучков.
– После двух трезвых там не бывает. Спит в будке мертвецким сном. Рабочие приходят не раньше одиннадцати.
– Откуда вы знаете? – Сучков опять перешёл на «вы».
– Мамка у меня там.
«Ничего святого», – подумал про себя Сучков, но вслух само собой вылетело:
– Сочувствую.
Ушаков хмыкнул.
Ивашкин с Егоровым вытащили с заднего сиденья первый труп. Сучков надеялся остаться в сторонке, но Ивашкин так на него зыркнул, что тот мигом схватился за пакет вместе с Егоровым.
Дима услышал со стороны ям глухой мокрый шлепок. Сам он остался сторожить Вику.
– Прощай, первая женщина, я тебя никогда не забуду, – сердечно сказал Дима.
Троица вернулась.
С Викой было полегче.
Ещё один мокрый глухой шлепок.
И только теперь Дима направился к ямам. Он приблизился, но встал за их спинами чуть сбоку, в глухой тени кустов. Пока Егоров с Сучковым закидывали трупы в яме старыми венками и ветками, Ивашкин сгруппировался, его рука потянулась к форменной кобуре. Дима знал, что это рано или поздно случится. Он успел взять оружие из кобуры пьяного Ивашкина ещё в самом начале корпоратива. Тот даже не заметил, и кто из них лошара после этого, а?
Раздался выстрел одновременно с оглушительным раскатом грома.
Ивашкина будто толкнуло в спину, он упал на венки, уже без мокрого шлепка, мягко. Пакеты с трупами и венки послужили ему матрасом. Сучков замер. Обождёт. Сначала Егоров, который бросился к машинам. Стоять. Ещё один выстрел. Вороны всей тёмной тучей снялись с дерева и переместились с гарканьем на другое. Спасибо, удружили, ребята. Если бы кто из окрестных бомжей или сторож высунул нос, вряд ли бы разобрал выстрелы.
Лена как-то говорила Диме, что у человека есть всего три реакции на все случаи жизни: бей, беги, замри. Ивашкин был «бей», Егоров – «беги», а Сучков всё стоял, как вкопанный.
Дима указал ему пистолетом на труп Егорова и кивнул в направлении ям. Сучков мелко замотал головой. Дима ему кивнул:
– Да, да, Сучков. Кто, если не ты?
Интересно, до дождя успеет? Нет, не успел. Оба они промокнут до нитки, пока тот дотащит труп своего бывшего одноклассника до ямы.
Сам Дима, надев перчатки, вернулся к машине, взял третий полиэтиленовый пакет, со своим окровавленным костюмом и ботинками, бросил в яму следом. Сучкова он не боялся. Тот, сбросив Егорова, развернулся и упал на колени, умоляюще сложив у груди ладони.
– Умоляю, у меня дети. Ради Бога! Ради твоей матери!
Сучкову показалось, что в лице Димы что-то дрогнуло. Тут ещё и грянул ливень, превратив картину почти в библейскую.
– Закидай там всё получше и иди в машину, – сказал тот.
Сучков кинулся исполнять, не веря своему счастью.
Тяжело дыша от непривычной физической нагрузки, до нитки промокший, в ошмётках блёклых бумажных цветов Сучков сел за руль своей Нивы. Дима уже ждал его там.
– Я никому не скажу. Клянусь!
– Знаю.
Дима выстрелил ему прямо в рот.
Дима сел в машину Савельева. Всё-таки эти трое были редкие дураки. Не зря в классе дружили. Дурак дурака видит издалека. Даже Егоров не сообразил, что первым, от кого надо было избавиться, был он, лошарик.
Дима никогда не водил машину, как и его жена. Но та хотя бы осмелилась пойти сдавать на права и провалить. А Дима… Впрочем, когда ему было? Всё так стремительно. Но теперь придется освоить. Он вставил ключ в замок зажигания и повернул. Это было не так уж сложно. Да и ехать далеко он не собирался. Дима объехал по «пьяной» ухабистой дорожке помойку кладбища, там дальше, в перелеске, были какие-то давно заброшенные хозпостройки и за ними находился довольно большой пожарный заболоченный пруд. Дима доехал до него с трудом: скользко, а он «чайник».
Новенькая машина Савельева вся была в грязи. Жалко было дорогого пальто, да делать нечего. Дима остановился у хлипкого мостика и подтолкнул её сзади. По разжиженной грязи та, как по маслу, поскользила к краю и ушла под воду. Не всплывёт, он оставил окна и двери открытыми. Митя Ушаков был самым умным учеником в классе. Он справился. Он молодец.
Дима вышел на трассу и поймал попутку, ржавую раздолбанную газель. Водитель был по виду, как Рафик, только с золотым зубом. Переключатель передач был перемотан скотчем. Транзитник, ехал через Питер, без остановки. То, что надо. В дорогую иномарку такого попутчика вряд ли бы прихватили: ботинки Димы были в грязи, с пальто и с волос капало.
– Тачка увязла, вот погодка, – сказал Дима, отряхиваясь.
На прощанье он поблагодарил водилу и дал больше, чем тот ожидал.
Дима приехал не в новую квартиру, где его ждала Катя. Он приехал в квартиру матери. Давненько он тут не был. Раньше и не замечал, какой затхлый тут стоял запах: старья, гнили, смерти.
Он вошёл в ванную, снял с себя всё мокрое. Встал в маленькую ванну, включил душ. Теплые струи побежали по телу. Он закрыл глаза. А когда открыл, увидел перед собой мать. В её любимом халате, тапках с помпончиками, сжатыми в нить губами. Она протянула ему мочалку. Вода стала совсем ледяной.
– Это ты во всём виновата! – крикнул он.
Образ матери вдруг сменился, за шторой стояла уже не Инна Петровна, там была Лена.
– Посмотри, что ты натворила, – заплакал Дима и осел в угол старой ванны, скрючившись, как делал это много раз в своей жизни, прячась тут от страха, унижения, стыда и презрения к самому себе.
С вечера до самого утра следак Витька по просьбе любимой просматривал записи с камер видеонаблюдения из «Чайхоны», сверял фото Рафика и Ушакова с теми, кто входил и выходил из клуба. Входящего Рафика он нашёл довольно быстро, а вот со вторым пришлось повозиться. Внимание Витька привлёк высокий сутулый парень в наброшенном капюшоне. Вообще-то в тот день было тепло и сухо. Он проверил. Парень не скинул капюшон с головы при входе. И на выходе тоже, он явно старался не попадать в обзор камер.
Витёк решил пока ничего не говорить Сашкиной подруге, отправился в «Чайхону» сам. Официант узнал в лицо Дмитрия Алексеевича Ушакова. И танцовщица тоже. Этот парень в капюшоне был единственный «белый» клиент, такие тут редкость. Он и ещё один. Витёк догадался – второй «белый» был шантажистом.
Когда Сашка рассказала ему историю своего психолога, Витька, если честно, в неё не поверил. Он сказал то же самое, что сказал Лене следователь по делу о наезде: вы серьёзно, глава крупной компании платит за то, чтобы кто-то кинулся под машину сопернику? Бюджетнику-врачу?
Витька позвонил напрямую Лене. Лена взяла трубку с первого же звонка. Ждала. Молилась. Она впервые в жизни молилась.
– Встретимся у следователя по делу о наезде. Доказательства у меня, – коротко сказал Витька.
Лена раньше не верила в Бога. Тем ранним утром поверила.
Если смотреть с высоты птичьего полета на питерскую окружную дорогу, то чем выше полет, тем все меньше и меньше кажется кольцо, машинки, мосты. Так и вокруг Димы сжималось кольцо. Он об этом ещё не знал. Но чувствовал. Тревога разбудила его.
Дима открыл глаза, найдя себя свернувшимся калачиком на детском диванчике в старой квартире. Дима взял из шкафа в большой комнате без обоев первые попавшиеся молодёжные штаны и толстовку, нашёл кеды, которые купил специально для бега. Всё это они покупали с Леной. Кажется, прошла целая вечность с того времени. Он был тогда окрылён и полон надежд. Ничего, он всё уладит сегодня и к вечеру заедет за Леной, чтобы поехать вместе в тот санаторий. Катя нахваливала место, а у жены губа не дура. О Кате он подумает чуть позже. Мысли скачут с одного на другое. Сейчас нужно сконцентрироваться на главном.
Дима вошёл в ванную, взгляд его упёрся в брошенные на полу мокрую одежду со следами крови Сучкова и залепленные кладбищенской глиной ботинки. Вот чем нужно сейчас заняться в первую очередь.
В зеркало на Диму смотрело бледное несчастное лицо с опущенными уголками губ. Сам похож на мертвеца. Для начала надо умыться. И перестать озираться в зеркало за плечо. Вчера – это было просто видение. У него сдали нервы, он слишком устал. Но когда он умылся и повернулся к полотенцу, едва не вскрикнул. Фиолетовый байковый халат матери висел на крючке. Под ним стояли её старые домашние тапки с помпонами. В воздухе стоял отчётливый запах материнских духов. Этого не могло быть. Он всё выбросил тогда, всё до единой её вещи! Но халат висел. И тапки стояли. Она была здесь.
Дима в панике бросился вон из квартиры.
Но на лестнице опомнился, вернулся и запер дверь на два оборота. Соседка вроде не щёлкнула глазком. Он надеялся, что старая карга сдохла.
Дима вышел на улицу и только тут глубоко вздохнул. Тучи сменило солнце.
В своём телефоне он обнаружил смс-ку от Кати. Он её просто смахнул вчера днём. Не до этого. Девочка у неё. Ничтожество, даже не может сына родить. Больше ни звонков, ни сообщений от моли не было. Он её всё-таки хорошо выдрессировал. Придётся с ней объясняться, смотреть на её обиженную рожу, тошно. Этого он точно сейчас не вынесет, может сорваться. Этого нельзя допустить. Он и так был в последнее время Кате плохим мужем. А Катя ему была единственным алиби.
Лучше сразу в офис. Если обратят внимание на его спортивный прикид, Дмитрий Алексеевич скажет, что решил с утра пробежаться. Бег – полезно, снимает стресс. Всем советует. В гардеробной кабинета – смена одежды и обуви. От мысли, что придётся войти туда, скрутило под ложечкой. Но не идти тоже было нельзя. Предстояло выстроить алиби, свести концы с концами.
Пробежка, в самом деле, как оказалось, полезная штука. Пока Дима бежал вдоль набережной в направлении офиса, в голове стало проясняться. Первое – телефоны убитых. Дима взял на ходу кофе, обычный паренёк на пробежке, а не глава Росгаза и не убийца пятерых человек. Нашёл место, куда не забредали даже собачники, устроился на лавочке поближе к реке.
Дима достал все пять телефонов, которые оттягивали ему карман. Второй карман оттягивал пистолет.
Так где чей?
Кнопочный дешёвый – Ивашкина, первым метнул в реку.
Подороже – одиночки Егорова. Туда же.
Айфон Савельева, десятка, неплохо. В нём запись. Позже нужно найти кого-то со стороны, разблокировать и получить доступ к облаку. Эх, нет «правой руки» поручить кому-то. Но такое и не поручишь. Напоручался уже. Хочешь сделать хорошо – сделай сам. Он разберётся.
Телефон Вики, как ни странно, заблокирован не был. Надо же, она под конец жизни стала честной? Он пробежал её переписку. Из последних – Светка. Они до сих пор поддерживали отношения? Отлично.
Вика написала вчера, что идет в офис за трудовой и вставит «этому сукиному сыну по полной».
Светка интересовалась подробностями и куда Вика пропала.
Дима сосредоточился, пытаясь вспомнить манеру речи Вики.
«Вика» вышла на связь.
Вика: «Прости. Не могла. Савельева встретила.»
Светка: «Смайл-шок. Он всё также лижет задницу Ушакову?»
Вика: «Всё изменилось, Светик. смайл. Он так поднялся! смайл-смайл. У него тачка, смайлы, смайлы. И член тоже.»
Светка: «Шутишь?»
Вика: «Угадай, где мы сейчас?»
Светка вряд ли бы угадала.
Светка: «Ну ты сучка! А как же папик?»
Сколько смайлов используют бабы.
Папик. Хорошо, что напомнила. Ага, вот он, мужик на аватарке. Да ему лет сто. Вика с ним спала? Судя по переписке, да. Вика-Вика. Как там она к нему обращалась? Папочка.
Вика: «Папочка, можно я сегодня не приду? мне так плохо… грустный смайл.»
Ответ от деда пришёл почти сразу, по-деловому: «Месячные?»
Вика: «Смайл, грустный смайл.»
Дед: «Отдыхай, детка.»
Виртуальная красная роза. Боже. Банкиру правда сто.
Следующий. Сучков.
Он был главной проблемой. На заставке жена с детьми. Семьянин. Череда красных пропущенных от жены. Нужно быть готовым к её визиту.
Жена: «Ты так забухал с этими придурками, что ли?»
Неплохая идея. Точно. Сучков вчера забухал «с этими придурками». Ивашкин покупал водку и закусь. Дима надеялся, что на кассе охранник не делился насчёт приглашения Димы. Он по трезвости был не очень-то разговорчив. Телефон Сучкова полетел в реку.
Идти стало легче. Пистолет, правда, оттягивал карман брюк под толстовкой. Дима хотел его оставить там, в квартирке, но передумал. Всякое может случиться. И это тоже могло быть ошибкой. А могло и не быть. Там была ещё одна пуля, он видел. С пистолетом как-то спокойнее. Но по мере приближения к офису, тревога вновь овладела им.
«Ниву» Сучкова на помойке за кладбищем рано или поздно найдут. Дима надеялся, что из публики, ошивающейся там днём, кто-то непременно захочет сбить с неё номера и присвоить себе. Под жилище или на металл. Мусорка туда не приезжала. Кладбищенские пользовались современным мусорным баком у входа. А та помойка давно заброшена.
А если всё-таки найдут менты… Что они подумают? Поехали мужики ворон пострелять. Пьяная ссора с Ивашкиным. Друг друга перестреляли, Сучков застрелился сам. А где оружие? Нестыковка.
А может, оружие украли бомжи. Допустим.
А что там делают трупы хорошо одетых Савельева и Вики? Савельева никто не любил. Может, его тоже позвали пострелять ворон? Допустим. А что там делала гламурная девка, одна, с четырьмя мужиками?
Дима запутался.
Ему казалось, что он всё так вчера отлично придумал. Что он такой умный! Но нет! Он наделал кучу ошибок! Море ошибок просто.
У него даже алиби не было, элементарно – алиби. Он скажет, что был дома, с женой. Вряд ли они станут проверять его, руководителя Росгаза. У него же мотива нет. Абсолютно нет мотива убивать ни одного из этих пятерых. А если всё-таки спросят Катю? Она ведь думает, что он был у Лены. Лена не подтвердит. Черт!
Так бывало с ним у доски. Он попал в вату, и не мог из неё выпутаться. Дима чуть не заплакал.
– Я что, думал, что так получится?!
– Я просто хотел наказать Савельева! Он шантажист, между прочим! Он первый начал!
– А Вика? Опять я виноват, что ли? Она сама ворвалась!
– Если б я их не убил, они бы меня сами убили! Это была самозащита!
– Что Сучков? Сам напросился в офис!
– А Егоров? Да насрать на него, никому не нужен!
– А они сами, между прочим, стащили две бутылки!
– Я и так делал, что мог!
– Я старался сделать, как лучше!
– Когда бы я всё успел?
– Я что, профессионал? Я вообще в первый раз!
Кому он доказывал? Какому-то идеальному убийце, который мог всё просчитать?
Главное сейчас – успокоиться. На него никто не подумает. Никто не подумает. Диме казалось, что все – собачники, спешащие на работу люди, бегуны – смотрят на него, а он идет с расстёгнутой ширинкой через весь класс.
Как Лена говорила? Дыши. Ты взрослый. Ты Дима. Дмитрий Алексеевич Ушаков. Большой начальник. Помогло. Жалко, что нельзя пойти к Лене. Она всегда знает, что надо делать. И как лучше. Лена. Она собирается в санаторий. Завтра они будут вместе. И все от них отстанут. Подумают на кого-то ещё. Или всё как-то само собой разрешится. Маленький Митя не покинул его, он был совсем не маленький, он завладел Димой. Или кто-то другой, третий. Третья, в тапочках с помпонами.
На вертушке Ивашкина, ясное дело, не было. Диму встретил задыхающийся от возмущения Барков. Он говорил, что это была плохая идея менять Михалыча! Тот в жизни не то, что не прогуливал, не опаздывал! И камеры сломаны, на что там этот чукча нажимал?! Дима тут же согласился.
– Вы правы, вот дашь человеку шанс, а он его просрёт. Уволим.
Так в том-то и дело! Даже дозвониться не могут! Да под суд этого Ивашкина за порчу имущества! Мало ли кто успел пройти в офис, ни один проходной автомат не работал! Барков даже не обратил внимания на спортивный прикид начальника. Но Дима на всякий случай достал телефон и показал шагомер – семь километров трусцой. ЗОЖ, всем ЗОЖ.
Ивашкина по статье, на его место назначить кого-то срочно и вызвать наладить всё тут. Барков обрадовался. Он всё думал, как избавиться от Ивашкина, а тот сам ушёл в запой, вот удружил. Кажется, Дмитрий Алексеевич теперь понял, что напрасно не принимал в расчёт его мнение. К лучшему, решил для себя Барков. И поспешил исполнять.
Отсутствие Савельева тоже заметили на работе. От Светки, которая водила на всякий случай дружбу со всеми своими бывшими коллегами, все уже знали сенсацию: Вика бросила своего папика-банкира и закрутила с Савельевым. Да как! Что Савельев загулял. Савельев! Который с секундомером поджидал сотрудников, чтобы потом настучать. Тем более все были удивлены, что между Викой и Савельевым никогда ничего такого не замечалось. Мелковат он был для Вики. Даже на посту заведующего отделом. Но может осточертел ей старик-банкир? Или решила таким образом насолить Корзунову-младшему? Это была интрига.
Функции Егорова и сама фигура его были так незначительны, что про него никто даже не вспомнил. Нет бы так и про Сучкова забыли. Но увы.
В приёмной Диму ждала жена Сучкова. Сходу затараторила, вместе с Ушаковым втискиваясь без спроса в его кабинет. Юлия не стала останавливать женщину, Дмитрию Алексеевичу видней.
– Дмитрий Алексеевич, а вы моего не видали? Нет, ну вы представляете? Не явился, подлец. Он уже, бывало, выпивал после работы с этими алкоголиками, они его с пути сбивали, Егоров этот, и особенно Ивашкин. Пьяного привозили, выгружали мне. Ну думаю, ладно, детей отправили, каникулы ж сейчас, бабушке, забирать с продлёнки не надо, может он по этому случаю расслабился? Но чтоб до утра и работу пропустить? На такое в жизни мой Сучков не осмеливался.
Слишком много текста для Димы сейчас, слишком громко.
Дима прошёл, сел в кресло. Сделал несколько вдохов и выдохов. И только теперь прямо посмотрел на женщину, не мигая. И она, кажется, только что поняла, что он ей ещё не сказал ни слова.
– Значит, не видали? Может, отправили его куда, урода?
– Уважаемая Людмила. Как вас по батюшке? – спросил Ушаков.
– Леонидовна, – оробела жена Сучкова.
– Вы ничего не перепутали, Людмила Леонидовна? – Ушаков смотрел на неё так, как смотрела на них с Сучковым классная руководительница старшего, который был тот ещё шалопай.
Та сбилась с темы и растерялась.
– Вы не забыли, что вы и ваш супруг пришли на работу в серьёзную организацию? У нас не принято тут, как на базаре, в коллективе или тем более!
Дима поднял палец, и Людмила проследила за ним, как котёнок за мухой.
Дима понимал, что несёт пургу просто потому, что не успел придумать что-то более правдоподобное, что сняло бы разом к нему все вопросы. К тому же эта тётка сейчас просто его бесила. Ему нужно было сконцентрироваться, а она мешала ему.
– Тем более руководителя, – продолжил Ушаков, – отрывать своими семейными дрязгами от должностных обязанностей. Насколько я помню, вы работаете тут… – Дима щёлкнул пальцами.
– Три месяца, – подсказала Люда.
– За это время, Людмила Леонидовна, могли бы уже выучить корпоративные правила. Вижу, ваш супруг их уже успел забыть. Передайте ему, когда дозвонитесь, что он уволен. Если, конечно, он не умер. Это единственная причина неявки на работу.
Дима совсем неплохо вернул себя в ресурсное состояние. Даже юмор к нему вернулся. Похвалил себя. И Лену добрым словом. Вот что значит профессионал. Скорее бы развязаться со всей этой путаницей и уехать.
Но Людмила не уходила, стояла, опустив голову. Размышления начальника, его молчание, казались ей многозначительной угрожающей паузой. Может, он сейчас решает: не уволить ли и её заодно? А кто по счетам платить будет?
Загул муженька кончится, максимум к обеду объявится, как проспится, а детей ещё кормить и кормить.
– Простите, пожалуйста, Дмитрий Алексеевич. Что-то я и правда, забылась, – попятилась к дверям Люда. – Не явится к обеду, скотина, заявление в полицию напишу, на угон машины, она ж на меня, «Нива» наша, вот пускай ищут.
Вот зря она это сказала. Зря.
Дима потрогал пистолет в кармане. Нет, будет громко. А там эта Юлия. Тупица! Какого чёрта секретарша пустила сюда вообще эту бабу?
«Оставьте меня в покое!» – вот что хотелось крикнуть Диме во всё горло.
Тётка уже дошла до двери и открыла её.
– Верни её, – сказал Диме твёрдый холодный голос, разом положивший конец сумбуру в мыслях.
– Людмила, на минуточку, – сказал Дима чуть более тёплым тоном.
Та удивлённо обернулась.
– Я должен вам кое-что показать. Касаемо вашего мужа. Подойдите, пожалуйста, – Дима подошёл к двери гардеробной и помахал Люде.
Люда смотрела на дверь, на Диму. И обратно.
– Чуйка у неё, – сказал голос в голове, – на опасность чуйка, как у животных. Действуй уже.
Дима, послушный этому голосу, выдал очаровательную улыбку. Покачал головой, отодвинул зеркальную дверь и позвал.
– Да выходи уже, Сучков, хватит.
Люда мгновенно расслабилась.
– Все они, мужики, как школьники! Ну я задам тебе сейчас, Сучков, вот засранец!
Дима шире распахнул дверь гардеробной.
Когда Люда засунула туда голову, он сорвал с боковой планки галстук, набросил ей на голову и задушил её. Коленом втолкнул её тушу внутрь и задвинул зеркало. Вот и всё.
С каждым разом убивать легче.
– По одному надо убивать, – спокойно сказал голос.
Как говорил тренер в спортклубе? Не надо суетиться, один подход, пауза, второй, не старайся взять все веса сразу. Он так и будет делать. Это он так пошутил. Больше убивать не надо. Больше никто ему не мешает.
«Со следователем включу важную шишку и попрошу не отрывать от важных дел», – сказал себе Дима, переодеваясь в свежий деловой костюм. Повязал галстук, покрутив шеей. Подбородок выше.
– Был дома с супругой. А что? Сотрудники не явились на работу? Да, мне доложили. Они будут уволены за прогул. Что-нибудь ещё?
Пригладил волосы, побрызгался туалетной водой Костика. Да-да, он прихватил это из прежнего кабинета. Ему нравился аромат, древесный, мужественный. А то он успел пропитаться этими отвратительными духами из ванной. От воспоминания о призраке матери на миг потемнело в глазах. Бред собачий. Ему просто показалось, и ночью, и утром. Она в могиле. Как и те пятеро, присыпанные старыми венками. Шестеро, ещё одна в гардеробной.
Вернёмся к репетиции разговора со следователем.
– Супруга Сучкова? Она сказала, в семье не редкость загулы мужа, я совершил ошибку, что взял их на работу. Да, заходила и ушла.
– И ушла, – насмешливо повторил в голове голос.
Юлия!
Секретарша её впустила. Но обратно посетительница не вышла.
Дима простонал и схватился за голову.
– Да, Дима, да.
Он попросил Юлию принести ему кофе, а когда та вошла и огляделась удивлённо в поисках бухгалтерши Люды, которая физически не могла выйти незамеченной мимо неё, Дима развёл руками, закатил глаза и показал на туалет.
– Она там.
– Там? – удивилась Юлия.
– Дурно стало. Беременна, может. Бога ради, помогите ей и избавьте меня от этого, – Дима указал в сторону туалетной комнаты.
Юля кивнула и бросилась в указанном направлении. Немыслимо! Кого только не берут на работу! Блевать в личном туалете руководителя. Да будь Юлия хоть трижды беременной, она бы себе такого никогда не позволила.
Это была последняя её мысль перед тем, как начальник накинул ей на шею удавку.
Семь. Как в том триллере.
Ещё один галстук из коллекции был безнадёжно испорчен. Гардероб уменьшался просто на глазах. Этак ничего не останется. Он же не может убивать всех подряд, он в конце концов, не какой-то идейный нищеброд, как Раскольников. Ушаков убивает по мере необходимости. Стоп, истерика. Всё. Больше это не повторится.
Но судьба сегодня решила ему не давать пауз. Едва Дима вышел из туалета, пригладив волосы, как дверь беспрепятственно распахнулась и вошла Катя.
Чёрт! Запереть дверь кабинета он и не подумал в горячке. Приёмная пуста. Ясно, пуста, секретарша-то у начальства, мёртвая. И бухгалтерша в гардеробной. В мужских галстуках. Тут главное – сдержать истерический смех. Это было бы неуместно. Чтобы приручить алиби, нужно было совсем другое лицо. Устало-занятое, строго-руководительное или приболевше-жалкое, Дима всё никак не мог решить, пришлось застыть спиной к двери и лицом к туалету, где она его и застала. Но сначала мееедленно повернуть ключ. На случай, если реально беременную жену затошнит в его кабинете.
Дима обернулся. Лицо так и не успело приобрести нужное выражение. Оно было испуганным, лицом уличенного на месте преступника. Да и у самой Кати мина была нехарактерной. Жена вошла не со слезливой претензией. Она вошла решительно и энергично, с легкой ироничной улыбкой.
– Доброе утро, дорогой. Не помешала?
Дима застыл.
– Милая. Тут такое дело.
Он впервые её так назвал, «милая». Это должно её укротить. Но нет. Катя больше не была кроткой женой.
– Не стоит, милый, – ответила она в тон ему всё с той же новой ироничной улыбкой. – Мне плевать, где ты был ночью. С Леной, с Юлей или с Викой. Хотя нет, последняя шлюшка, как мне сказали, сбежала от тебя с Савельевым. Вот умора. Ну, да это неважно. Я пришла предложить сделку.
«Да она не такая уж дура», – с удивлением отметил про себя Дима, когда она изложила условия договора.
– Да, не такая уж, – считала Катя эту мысль с его лица.
Кажется, Дима стал проигрывать партию за партией. Катя времени не теряла.
– По рукам? – протянула она руку.
– Надо подумать, – отвел он назад своего ферзя.
– Только недолго, – попросила Катя. – Аборты на позднем сроке сильно дороже.
Да, он недооценивал эту девку! Честно, Дима её даже зауважал.
Катя направилась к дверям. Она была в одном шаге от неё, когда у Димы зазвонил телефон.
Телефон Вики.
«Вика-Вика-Виктория, с тобой хочу на море я…»
Катя замерла.
«Уходи», – мысленно взмолился Дима. – «Ну давай же, делай отсюда ноги».
Но Катя медленно обернулась.
– Откуда у тебя телефон Вики?
Дима закрыл глаза.
– О чем ты?
Все в офисе знали этот рингтон. Вика не отличалась хорошим вкусом, особенно когда дело касалось упоминания ее имени.
– Она тут?! Подслушивала? Где она? Подлая шлюшка!
Катя распахнула двери шкафа-купе и на неё выпал труп бухгалтерши. Могла с той же вероятностью распахнуть дверь туалета, там бы её встретил труп Юли. Викин труп тут был вчера, детка. Ты слишком поздно пришла. Но лучше бы ты вовсе не приходила.
Дима сорвал с шеи галстук, намотал его на руку и шагнул к жене.
В жарких песках далекой дружественной страны всё было готово к апробации газопровода. Всё уже давно управлялось кнопками, но для журналистов решено было отвернуть по старинке вентиль. Всё было идеально организовано, пришла пора разрезать красную ленточку, кто-то из журналистов заметил, что до сих пор нет официальных представителей от Росгаза, ни главного, ни помощника. Им объяснили, что те наблюдают за торжеством с вертолёта.
Ленточку разрезали. Вентиль отвернули. И прогремел взрыв.
Корзуновы, старший и младший, наблюдали сверху из иллюминаторов, как вырвался огнедышащий дракон, как разлетелись куски бетона, как забегали муравьями машинки и люди внизу.
Через три минуты на всех лентах иностранных информагентств появились сообщения о ЧП. По предварительным данным, причиной стал скачок давления, возникший из-за ввода в эксплуатацию некачественного оборудования.
Спустя двадцать минут официальные уполномоченные лица дали комментарии о том, что обвинение в халатности будет предъявлено самому главному, молодому и неопытному руководителю, который, согласно своим расчетам, удешевил строительство, ему и ответ нести.
Власов своей вины не отрицал. Твёрдо заверил, если бы он оставался на своём посту, если бы не поддались моде на модернизации и оптимизации, за которые платят дважды, этого бы никогда не произошло. Сэкономили. Эх. Нельзя молодёжь, жадных, наглых, подпускать к такого рода проектам. Все уяснили урок? Все. Виновные будут наказаны. Власов возвращается. Всё вернется на круги своя.
Главные не те, кто на экране, главные – за ним.
К высотке на Лахте съезжались и ФСБ, и СКП, и СМИ. У всех возникли вопросы к Дмитрию Алексеевичу. Но увы, когда вошли в кабинет главы Росгаза, Ушакова там не застали. Зато застали полузадушенную беременную жену. Дима слишком спешил. Затем – задушенных полностью бухгалтершу и секретаршу. Ещё одной интересной находкой стал телефон Савельева с записью ДТП.
«Ниву» нашли двумя часами раньше бомжи. Машина с трупом никому не была нужна. Спустя ещё полчаса нашли братскую могилу Ивашкина, Егорова, Савельева и Виктории. Пакеты лопнули при падении. Дождь не прибил венки, наоборот, обнажил тела со всей очевидностью.
Когда на носилках вынесли беременную супругу Ушакова, оставлявшую за собой алый след, избавлявший её от хирургического аборта, все взгляды обратились на Елену Андреевну Прокофьеву. Она первой сообщила о том, что Ушаков перешёл черту. Но ей, увы, никто не поверил. Теперь все ждали от неё ответа:
– Где сейчас может быть этот убийца-псих? Он ведь вооружен и очень опасен.
Личный психолог лучше всех должна знать своего пациента. Это прозвучало саркастически. Психолог, выпустившая на волю больного маньяка. Лена это и сама знала. Она могла бы сказать, сколько убийц-маньяков за всю историю смотрели в глаза полицейским и продолжали убивать, но она приняла за всех всю вину на себя.
В старой квартире Димы не было. Зато были улики. Покидая квартиру, Лена не могла избавиться от навязчивого запаха духов покойной Инны Петровны. Халата и тапочек в ванной не было.
Все взгляды вновь обратились к Лене.
– Он у мамы. На кладбище. Больше ему идти некуда, – сказала она.
Когда Мичурина выпустили, он с удивлением узнал, что его жена на спецоперации. Запрет приезжать туда он воспринял как сигнал к действию.
Кладбище оцепили. Да, Лена была права. Дима стоял у могилы матери, в руках у него был пистолет. Как знать, скольких он положит при задержании. Терять ему было уже нечего.
Приезд Мичурина переключил внимание полицейских. Лена воспользовалась этим, вырвалась и побежала к Диме. Она хотела, чтобы он застрелил её. Избавил от чувства вины. Но он этого не сделает. Пусть помучается.
Дима вылил на Лену всю свою обиду: он принял её за мать, она влюбила его в себя, она стала для него всем и потом отвергла, как мать. Как же он ненавидит женщин, они как самки богомолов, сжирают всех лиц мужского рода, кто попадается на пути.
Дима совсем обезумел. Но в самый последний миг, когда он увидел снайпера, и осознал, что это действительно конец, на миг он стал таким, каким пришёл к Лене, уязвимым, мальчишкой. Он признался в самом страшном для него преступлении.
– Мать не сама отравилась газом. Я ей помог. Она не хотела умирать, она хотела, чтобы я мучился от рака вместе с ней.
Он попросил Лену не хоронить его с матерью, хоть после смерти вырваться. Лена пообещала.
Лена протянула результат экспертизы.
– Дима, твой дед насиловал мать. Он твой отец. Был инцест. Это сказывается. Ты болен.
Дима рассмеялся и взъерошил волосы.
– Я ещё и выродок. Это уж слишком… Меня в больничку положат?
Снайпер наконец нашёл точку. Дрогнули по-детски губы Димы, дернулась щека.
– Как так может быть, Лен? За всю жизнь – три счастливых момента, и все с тобой. Как ты обняла меня тогда, после школы, как я тебя поцеловал в такси, ведь я не был так уж пьян… Как ты гладила по голове, укрыла одеялом. Помнишь? Три момента за всю жизнь.
По щекам Лены бежали слёзы. Она их не удерживала. Лена помнила. Она слушала. Выговориться, напоследок, такое право дают всем.
– Не хочу больничку. Хоть один поступок. Хоть один за всю жизнь поступок! – сказал он и уткнулся в Лену сломанным коромыслом.
– Мне очень страшно.
Лена знала, что произойдет через миг. Обняла его.
– Знаю. Я тебя люблю, мальчик мой, я тебя очень сильно люблю, – сказала Лена.
Снайпер уже нажал спусковой крючок, но сухой пистолетный опередил.
