Обитель Пророка, построенная в Темные Дни, когда их вера еще не обросла священными писаниями и надлежащими догматами, была старейшим зданием во всем Вефиле. Она стояла на одиноком холме, откуда открывался вид на покатые поля для выпаса скота. Это было высокое, мрачное сооружение, состоящее из главного корпуса – обветшалого каменного собора, где когда-то молились первые верующие, – и многочисленных флигелей, часть которых достроили не далее как месяц назад.

Поместье со всех сторон окружала стена из кованого железа высотой около девяти футов. Сказывали, что по окончании Священной Войны на железные пики стены насадили отрубленные головы четырех ведьм и их союзников. Согласно тем же легендам, обезглавленный труп Лилит подвесили к воротам стены и по приказу Дэвида Форда увенчали короной из оленьего черепа, в насмешку над ее царствованием и кончиной. Подходя к воротам, Иммануэль видела эту картину как наяву: отрубленные головы грешниц таращатся на нее с железных прутьев стены, которыми намертво сомкнуты их челюсти, а в арке рядом покачивается на ветру коронованный черепом труп королевы-ведьмы. Иммануэль мотнула головой, чтобы избавиться от жуткого видения, и продолжила путь к Обители.

Эзра поджидал ее сразу за воротами. Он сидел под ветвями высокого тополя, спиной привалившись к стволу дерева, и скрестив ноги в лодыжках, читал какую-то книгу размером не больше ладони.

По двору сновали люди, по большей части слуги и батраки, ухаживавшие за обширными пастбищами пророка, но Эзра все равно вскинул голову при ее приближении, словно узнал ее по звуку шагов. Он встал, пряча книгу в задний карман брюк, и кивнул на двери Обители.

– Нам сюда.

Обитель Пророка и снаружи производила величественное впечатление, но интерьер совершенно поражал воображение. Парадный холл с высокими сводчатыми потолками почти не уступал в размерах самому собору. Окна здесь достигали в высоту десяти футов, и в каждой раме помещались витражи из цветного стекла, так что солнечный свет, льющийся через них, окрашивал стены и пол в цвета радуги. В воздухе пахло пряностями – густой аромат ударял в голову, напоминая о праздниках урожая и жаренном на зимних кострах мясе.

Эзра вел ее длинными коридорами, где шаги резонировали эхом. Он старался держать дистанцию, когда кто-то попадался им на пути, но как только они оставались одни, не ленился показывать ей интересные детали дома. К примеру, стены, увешанные картинами (в основном – портретами первых пророков, правивших после Священной Войны), и коридоры, ведущие в кухни Обители или в комнаты, где проводили время в затворничестве молодые жены пророка.

Иммануэль вскользь подумалось, какой из них вел туда, где ее мать совершила покушение на пророка, но спросить не решилась.

Завернув за угол, они оказались в небольшом, ярко освещенном холле. Здесь вдоль стен тянулись узкие оконца, отстоящие друг от друга не более чем на полушаг, а напротив них – ряд дверей, на поперечине каждой из которых золотыми чернилами были выведены имена: Ханна, Шарлотта, Сара, Чарити, Наоми, Эстер, Джудит, Бетани, Джастис, Дина, Рут, Тильда. Покои жен пророка. Иммануэль внимательно прочитала каждое имя, выискивая комнату Лии.

– Эзра, это ты? – донесся тонкий голосок из открытой в начале коридора двери. В нем звучал легкий акцент, которого Иммануэль не слышала в речи ни у одного уроженца Вефиля.

Эзра застыл на месте и выругался себе под нос. А потом, взяв себя в руки, направился к комнате.

– Да, матушка?

Иммануэль остановилась вместе с ним и заглянула в открытую дверь. В центре комнаты стояла мать Эзры, Эстер Чемберс. Иммануэль видела ее лишь мельком, в зале собора или через церковный двор, но и этих беглых встреч ей хватило, чтобы признать, что это была одна из самых красивых женщин, которых доводилось видеть Иммануэль. Эстер была высокой, совсем как Эзра, разве что немного худощавой. Голубые вены ползли по ее бледной шее, поднимаясь к вискам. Волосы, того же чернильно-черного цвета, что и у сына, она собирала в пучок на макушке, который крепился одной-единственной золотой шпилькой. Подойдя ближе, Иммануэль уловила в воздухе запах жасмина.

Женщина окинула ее взглядом, и бледная улыбка скользнула по ее губам и исчезла в то же мгновение.

– Кто твоя подруга, сын мой? – спросила она, снова посмотрев на Эзру.

– Это мисс Иммануэль Мур, – он отступил в сторону, чтобы женщина могла лучше ее разглядеть. – Мисс Мур, позвольте представить вам мою мать, Эстер Чемберс.

– Ага, – протянула женщина, и на ее лице снова мелькнула эта улыбка, точь-в-точь как у Эзры. – Дочь Мириам.

– Да, мэм, – прошелестела Иммануэль в ответ, уставившись себе под ноги.

Ни для кого не являлось секретом, что женщина, стоявшая сейчас перед ней, была любимой женой пророка.

– Прошу, зови меня Эстер, – она вложила свою холодную руку в ладонь Иммануэль. – Очень приятно с тобой познакомиться.

Иммануэль кивнула и выдавила улыбку. Она ожидала, что женщина уберет руку, как того требовали Предписания, но этого не произошло. Она продолжала сжимать пальцы Иммануэль, пока ее зеленые глаза скользили по ней, бесстрастно оценивая.

– Что привело тебя в Обитель?

Вмешался Эзра.

– Она пришла повидать Лию.

– Лия, насколько мне известно, в западном крыле, – сказала Эстер тише. Вблизи внимание Иммануэль привлекло нечто такое, чего она до сих пор не замечала. В уголке рта у Эстер темнел синяк, почти незаметный под слоем белильной пудры. – Она сейчас не отходит от пророка. Сегодня он был весьма… беспокоен. Вероятно, лучше отложить визит до будущих времен.

Эзра долго молчал, внимательно вглядываясь в лицо матери.

– Я поговорю с ним.

– Даже не вздумай, – отчеканила Эстер неожиданно резко, но продолжила, уже взяв себя в руки и нацепив на лицо добродушную улыбку. – Не забывай, у тебя гостья. С твоей стороны было бы некрасиво бросить ее одну. Прошу, ступай своей дорогой, и пусть Отец благословит твой путь.

Эзра притих после того, как его мать удалилась к себе в комнаты. Он запер за ней дверь на замок и молча зашагал прочь, сунув руки в карманы и уставившись под ноги, погруженный в хмурую задумчивость. Иммануэль хотелось его растормошить, но она понятия не имела, как это сделать.

Она не вполне понимала, что произошло с Эстер в коридоре, но подозревала, что это как-то связано с пророком и синяком в уголке рта Эстер. От одной мысли, что Лия проводит время с пророком, когда тот пребывает в скверном расположении духа, внутри Иммануэль все переворачивалось. Пророки – всего лишь мужчины, а мужчинам присуще ошибаться, и они нередко склонны к плотским страстям и даже к насилию, когда их гнев выплескивается наружу.

В конце концов, пророк – это не более чем сосуд Отца, а Отец мог быть не только милосердным богом света. Он представал также яростью и огнем, громом и молнией, и часто использовал свое всемогущество, стирая ведьм и язычников в порошок. Иммануэль могла только вообразить, насколько опасным может стать мужчина, охваченный этой праведной яростью.

Вскоре, миновав несколько тускло освещенных коридоров, они вышли в широкую галерею. Та заканчивалась парой двойных черных дверей, почти вдвое выше Иммануэль. Ей пришло в голову, что эта часть здания должна была быть первоначальным элементом постройки, где молились первые верующие.

Эзра достал из заднего кармана ключ и вставил в замочную скважину. С мягким щелчком засов сдвинулся с места. Обе двери распахнулись, и Эзра с Иммануэль вошли в библиотеку.

Иммануэль никогда не видела столько книг в одном месте и в одно время, и наверняка больше никогда не увидит. Библиотека не шла ни в какое сравнение с каморкой, запрятанной в глубине школы. Это был полноценный собор, только вместо скамей здесь высились книжные шкафы, бесконечными рядами выстроившиеся от алтаря и до самого порога, где она стояла. Витая лестница у правой стены вела на верхний ярус, где раньше находился орган, но сейчас от него оставалось лишь несколько торчащих ржавых труб, между которыми были зажаты покосившиеся шкафы. Спереди площадку перекрывали кованые железные ворота – копия тех, что окружали саму Обитель.

– Вот и она, – сказал Эзра, взмахнув рукой. – Библиотека пророка.

– Она огромная.

– Пожалуй, что так, – ответил Эзра, как будто раньше не задумывался об этом.

Наверное, так оно и было. В конце концов, он не знал иной жизни, кроме как в роскоши Обители. Жестом он поманил Иммануэль за собой и провел мимо книжных шкафов к лестнице, которая спиралью вилась к органной площадке. Подобрав юбки, Иммануэль стала подниматься следом за ним, и Эзра по-джентльменски подал ей руку.

– Это закрытая секция, – объяснил он, пока они шли наверх. – Все тексты, касающиеся темных искусств, хранятся здесь. Если тебе нужна информация о бедствиях, тут ты все найдешь.

Иммануэль рискнула опустить глаза и взглянуть вниз, на первый этаж. Земля осталась так далеко под ногами, что у нее чуть не закружилась голова.

– Кажется, я еще никогда не поднималась на такую высоту.

– Нужно будет как-нибудь сводить тебя на соборную колокольню. Вид оттуда гораздо лучше, чем здесь.

Эзра взмахнул по последним ступенькам, остановился перед воротами и отпер их маленьким ржавым ключом, что извлек из кармана. Он придержал дверцу перед Иммануэль и рукой провел ее внутрь.

Иммануэль ступила на площадку. Та оказалась больше, чем она ожидала, но большую часть пространства занимали девять высоких шкафов, протянувшихся от лестницы до дальней стены. Почти все хранившиеся здесь книги были прикованы цепями к полкам, на которых стояли.

Эзра немедля принялся перебирать книги. Облака пыли, густые как дым, повисали в воздухе, когда он снимал с полок тома, гремевшие ржавыми цепями.

– И часто ты приходишь сюда читать? – спросила Иммануэль, следуя за ним по проходам.

– Нет, – отозвался Эзра. – В последний раз я приходил, когда мне было девять лет. Тогда у меня не было кинжала, поэтому я перелез через ворота, чтобы попасть внутрь. Сломал локоть, когда приземлился на обратной стороне, но все равно успел пролистать несколько книг, прежде чем меня нашли.

– Они того стоили?

Эзра улыбнулся и с сожалением покачал головой.

– Нет, но выражение лица моего отца, когда он понял, что мне удалось успешно проникнуть в одно из самых запретных мест во всем Вефиле, определенно стоило.

Иммануэль попыталась спрятать улыбку, отвернувшись к ближайшему книжному шкафу. Многие экземпляры на этих полках были такими старыми, что Иммануэль боялась, как бы они не рассыпались в пыль от ее прикосновения. Некоторые представляли собой не более, чем сшитые бечевкой листы иссохшей бумаги. Другие оказались обычными дневниками, такими же, как дневник ее матери, но принадлежавшими пророкам прошлого.

Иммануэль и Эзра начали исследовать собрание в поисках упоминаний о бедствиях. Такая работа требовала времени и порой скрупулезного подхода, но Иммануэль было все равно. Поначалу одно то, что она читала слова давным-давно умерших людей, приводило ее в неописуемый восторг. Но энтузиазм угасал по мере того, как она осознавала масштабы стоящей перед ней задачи. Только на верхнем ярусе хранились сотни книг, а внизу – еще тысячи. Понадобятся годы, чтобы разобрать их все.

В течение нескольких часов они безрезультатно прочесывали библиотеку, и Иммануэль была уже близка к тому, чтобы сдаться, когда заметила книгу, одиноко стоящую на пустой полке в дальнем углу органной площадки. Бережно взяв ее в руки, Иммануэль движением пальцев стерла с нее слой пыли и открыла обложку. Надпись на титульном листе гласила: «Нечестивая четверка: Компендиум», датировано годом Плуга. Без указания автора.

Далее следовала история ведьм и их преступлений – от истоков восстания ковена до их поражения от руки Дэвида Форда семь лет спустя. Сначала Иммануэль решила, что книга посвящена исключительно событиям Священной Войны, но полистав страницы, обнаружила, что в ней глубоко исследуются также ведьмовские практики и языческая сила, которую ковен Лилит использовал против вефильского воинства. Среди всех преданий одна практика особенно привлекла внимание Иммануэль: кормление Матери.

В нем в общих чертах описывалось ритуальное жертвоприношение, которое совершалось в озере в самом сердце леса, известном лишь под названием Чрево Матери. Хоть книга претерпела неоднократные редакции (некоторые страницы были вырваны, где-то – вымараны черными чернилами отдельные слова), Иммануэль удалось уловить суть ритуала. В книге утверждалось, что принесшие кровавую жертву Матери в этом нечестивом месте зачастую вознаграждались темными силами.

Далее сообщалось, что, согласно преданию, Лилит и ее сестры совершали жертвоприношения во Чреве Матери, дабы завоевать власть и привлечь удачу. То и дело поступали сведения о ведьмах, которые посреди озера резали себе вены и пускали кровь в воду, тем самым утоляя голод Матери. Некоторые уверяли, что Лилит бросала в воду отрубленные головы пленных ратоборцев. В одном отрывке рассказывалось о том, как ведьмы, с поднятыми до колен юбками, заходили на мелководье и садились там на корточки, чтобы их месячные крови стекали в воду. В книге также сообщалось, что по окончании войны, в которой Лилит и ее ковен потерпели поражение, Дэвид Форд и его ратоборцы казнили ведьм за грехи против церкви, топя их в пруду.

Далее же отмечалось, что таким подношениям всегда предшествовала своеобразная молитва, зов, которому внимал Темный Лес. Ведьмы пропевали заклинание, напоминавшее свист и шелест ветра в лесных деревьях. Или заходили на глубину пруда, попутно шепча лесу свои самые сокровенные желания. Одним словом, было очевидно, что Темный Лес требовал молитвы перед принятием жертвы, и у Иммануэль сложилось впечатление, что первостепенную роль в этой молитве играли не слова, а само действие. Крови было недостаточно. Темный Лес хотел, чтобы души, пришедшие почерпнуть его силы, обратились к нему со своими мольбами.

Под этими жуткими описаниями нашлась подробная иллюстрация пруда посреди леса. У Иммануэль руки задрожали так сильно, что заходили ходуном по открытой странице. Это было почти идеально точное изображение пруда, где она впервые встретила Лилит и Далилу. Каждая деталь рисунка совпадала с ее воспоминанием.

В иных подтверждениях Иммануэль не нуждалась. Тот пруд, где она впервые повстречала Лилит, и был алтарем Темной Матери, и первая кровь Иммануэль была принесена ей в жертву. Теперь ей было ясно как день, что если она хочет покончить с бедствиями, то должна вернуться туда и принести вторую жертву, чтобы обратить первую вспять.

Но в этом плане имелась одна проблема: Иммануэль и близко не представляла, как вернуться к пруду. В огромном лесу легко заблудиться. На то, чтобы найти пруд, могли уйти дни, а то и недели, и то, если ей вообще удастся его отыскать.

Иммануэль закрыла книгу, поднялась на ноги и подошла к Эзре.

– Ты можешь найти для меня карту Вефиля? Мне нужно взглянуть на нее.

Эзра вздернул бровь, но, к огромному облегчению Иммануэль, не стал задавать вопросов. Он только кивнул в сторону лестницы, как бы говоря: «После тебя». Спустившись, Эзра скрылся среди длинных книжных шкафов. Несколько долгих мгновений спустя он вернулся с увесистым фолиантом, таким огромным, что его переплет в ширину был примерно с плечи Иммануэль.

– Идем, – он кивнул в центр часовни.

Иммануэль проследовала за ним к треснувшей каменной плите, у которой стоял одинокий деревянный стул. Она не сразу сообразила, что это был алтарь, где первые верующие, вероятно, совершали жертвоприношения.

За алтарем находилось витражное окно, занимавшее всю стену от соборного пола до сводчатого потолка примерно в двадцати футах над головой. Левая часть витража изображала святых ратоборцев верхом на лошадях – они мчались по равнинам, обнажив мечи, пылающие Отцовым огнем. А присмотревшись, в гигантском солнечном оке Иммануэль разглядела лик самого Отца, взиравшего на то, как Его дети рвутся в бой.

С другой стороны витража бесновались демоны, легион чудищ и ведьм тщился спастись от Отцова пламени. А прячась под покровом ночи, нависала над своими исчадьями Темная Мать. Луна служила ей короной, и она рыдала кровавыми слезами.

Железная плашка под витражом гласила: «Священная Война».

– Это нечто, согласись? – сказал Эзра, глядя на витражи, и его щеки окрашивались красным от лучей света, пропущенных сквозь языки пламени. – Целый легион обратился в прах, как по волшебству.

Иммануэль уставилась на него в немом шоке. Его слова граничили с откровенным святотатством – грехом, за который кого угодно, кроме преемника пророка, могли бы покарать публичной поркой. Она перевела взгляд в левый угол витража, где сжимался от страха маленький темнокожий мальчик, в то время как Отцово пламя пожирало женщину, которая, возможно, была его матерью.

– Но это было не волшебство, – проговорила она, когда к ней наконец вернулся дар речи. – Ратоборцы воззвали к милосердному Отцу, прося, чтобы Он избавил их от ведьм, и Отец ответил на их молитвы даром священного огня. Он спас всех от проклятия и не дал им сгинуть от рук Темной Матери. Огонь был Его благословением.

Глаза Эзры сузились, и он поднял на витраж полный нескрываемого презрения взгляд.

– Так сказано в Священном Писании.

– Ты не веришь Писанию?

– Я лишь хочу сказать, что если бы я был всемогущим богом, вольным делать все, как мне заблагорассудится, я бы нашел другой способ окончить войну, – он вновь перевел взгляд на Иммануэль. – А ты?

– Я не бог, поэтому не могу сказать. Откуда бы мне знать волю Отца. Но если бы я и знала, уверена, у меня не было бы повода для сомнений или вопросов.

– Говоришь как истинно верующая, – сказал Эзра, но в его устах это прозвучало как оскорбление.

После недолгого поиска он нашел нужную страницу и разгладил ее ладонью. Там, чернилами на чем-то похожем на телячий пергамент, была нарисована карта. На ней был изображен весь Вефиль: западная стена, деревня и рыночная площадь, обширные Святые Земли и за ними – холмистые пастбища Перелесья. Крошечным пятнышком в верхнем левом углу карты обозначались Окраины. И все окружала широкая область темного цвета, коротко подписанная: «Темный Лес».

– Ты нашла то, что искала? – в тишине вопрос Эзры отозвался эхом.

Иммануэль отрицательно покачала головой. Пруд, где она повстречалась с Лилит, здесь отмечен не был.

– Нет ли в библиотеке чего-нибудь более предметного? Скажем, карты Темного Леса?

Эзра нахмурился. Она снова успела испугаться, что переступила черту, или слишком легко ему доверилась.

– Карты леса, насколько мне известно, не существует, – сказал он, закрыв книгу. – Но я постараюсь тебе помочь. В детстве я любил гулять в Темном Лесу, и до сих пор достаточно неплохо знаю местность. Если ты скажешь мне, куда тебе нужно, то с большой долей вероятности я смогу тебя туда проводить.

Иммануэль разинула рот.

– Ты… гулял в лесу? В детстве?

– Было дело, иногда, когда мне удавалось улизнуть из Обители, – Эзра пожал плечами, будто дело было пустяковое, но выглядел он при этом довольным собой. – Конечно, я никогда не оставался там после захода солнца. Мысль о лесных ведьмах, которые могли растерзать меня на куски, никогда мне не нравилась.

Иммануэль повела плечами, вспомнив ведьм с голодными глазами и скрюченными пальцами.

– Тебе бы еще повезло, если бы они ограничились только этим.

Он хмыкнул, как будто принял ее слова за шутку, как будто все истории Темного Леса были не более, чем городскими легендами.

– Ты не веришь преданиям? – удивилась она. – Не веришь, что ведьмы существуют?

– Дело не в моей вере.

– Тогда в чем же?

Он не торопился с ответом, взвешивая слова.

– Дело в том, кто интерпретирует истину на свой лад, – произнес он наконец.

Иммануэль не вполне понимала, что он подразумевает, но звучало это кощунственно.

– Интерпретации истины не объясняют того, почему на протяжении веков люди исчезают в лесу.

– Люди не исчезают. Они сбегают. И поэтому никогда не возвращаются – потому что не хотят.

Иммануэль не могла себе представить, чтобы кто-то решил намеренно покинуть Вефиль. Да и куда им податься? В безбожные и варварские западные города? К безжизненным руинам на востоке? Кто станет искать счастья в таких местах? За Вефилем не было ничего. Некуда было идти.

– А пропавшие дети? Что случилось с ними?

Эзра пожал плечами.

– Темный Лес – опасное место. Хищникам нужно что-то есть, и беззащитный ребенок в лесу легко станет кормом для волка.

– Тогда где же все тела? Где кости?

– Природа умеет наводить за собой порядок. Полагаю, животные просто добираются до трупов раньше, чем другие.

– А что ты скажешь насчет кровавого бедствия?

– А что тут сказать?

– Если оно пришло не из леса, тогда откуда? Неужели тебе так сложно поверить в то, что в Темном Лесу может обитать что-то, что хочет получить свое? Что легенды не врут, и погибшие ведьмы так никуда и не ушли, и теперь жаждут… – она провела пальцами по словам, вырезанным в алтаре, узнав эпитафию с надгробия Дэвида Форда: «Кровь за кровь». – Мести.

Эзра хотел что-то ответить, но не успел и слова сказать, как он услышали звон ключей и резкий щелчок открываемого замка. Он встретился с ней взглядом, на его лице застыла паника.

– В конце библиотеки, за шкафами с медицинскими текстами, есть дверь. За ней увидишь лестницу, ведущую в подвалы. Там пройдешь по коридору и выйдешь через самую дальнюю дверь. Я буду ждать у ворот, – дверь библиотеки с протяжным стоном отворилась. – Ну же, иди!

Иммануэль метнулась к двум ближайшим шкафам и едва успела за ними спрятаться, когда в центральный проход одиноко вышел мужчина.

– Опять торчишь в библиотеке?

Несмотря на хрипотцу, Иммануэль сразу узнала этот голос по субботним и праздничным мессам.

Он принадлежал пророку.

– Хотел провести небольшое исследование, – сказал Эзра.

Пророк кивнул, развернулся и встал у шкафа, находившегося всего в нескольких футах от Иммануэль. Она отступила назад, изо всех сил стараясь не шуметь, ступая по камням.

Пророк остановился – теперь их разделяло не более нескольких книг. На таком близком расстоянии Иммануэль не сомневалась в том, что видит плохо скрытую неприязнь в глазах пророка, когда тот смотрел на Эзру. Его верхняя губа слегка кривилась, когда он говорил.

– Исследование чего?

Эзра скосил глаза на Иммануэль. «Иди», – казалось, говорил его взгляд. Но она в полуприсяде застыла за шкафом в страхе, что пророк заметит ее, если она сдвинется хотя бы на дюйм.

Эзра снова перевел взгляд на отца, выражение его лица было непроницаемым.

– Матушка опять… подхватила эти зловредные синяки. Я искал способ облегчить ее боль, но начинаю думать, что в этих стенах не найду лекарства.

Пророк дрогнул от этой скрытой угрозы, теряя на миг самообладание. Но он быстро взял себя в руки, выхватил с ближайшей полки толстую книгу без названия и принялся не спеша листать ее страницы.

– Если твоей матери нездоровится, пусть позовет лекаря. У меня на тебя другие планы.

Эзра застыл как изваяние, как будто боялся, что может пожалеть о своих следующих словах. Когда он все-таки ответил, голос его звучал напряженно.

– Что от меня требуется?

Пророк повернулся поставить книгу обратно на полку, и Иммануэль юркнула в соседний проход, чтобы не попасться ему на глаза. Там она и нашла дверь. Дверь была совсем маленькая, на добрых полфута ниже Иммануэль, будто проделанная для ребенка. Она уже потянулась к ручке, когда услышала, как пророк сказал:

– Мне нужны данные по переписи всех женщин Вефиля.

По спине Иммануэль пробежал холодок. Второпях она выскользнула за дверь и стала закрывать ее за собой. Скрип петель эхом разнесся по библиотеке.

– Ты это слышал? – голос пророка был резок.

Иммануэль застыла, не выпуская из руки щеколду. Она выглянула в щель между дверью и косяком. Она понимала, что нужно срочно уходить, как велел ей Эзра, но не могла оторвать глаз от разворачивающейся перед ней сцены.

Пророк сухо кашлянул в сгиб локтя. Когда он снова заговорил, от его голоса остался лишь слабый хрип.

– Готов поклясться, я что-то слышал.

Эзра оттолкнулся от алтаря и зашагал по центральному проходу.

– Скорее всего, просто камни усаживаются. Обитель стоит на старых костях.

– Это верно.

Голос пророка эхом прокатился по проходу, где всего пару минут назад пряталась Иммануэль. Она была готова поклясться, что он слегка прихрамывал, но, возможно, это ей только примерещилось из-за неудачного угла обзора.

Она затаила дыхание, когда пророк подошел еще ближе, и втянула голову в плечи, все еще стоя за дверью и зная, что нужно уходить. Но она хотела услышать о переписи вефильских женщин. Чего хотел от них Пророк? Вдруг он увидел что-то в своем видении или подозревал, что в бедствии виновен кто-то из них? Что, если он подозревал ее?

Тяжелая поступь пророка слышалась уже всего в нескольких шагах от двери.

– Отец, перепись, – окликнул Эзра, отвлекая его внимание на себя. – Это не меньше восьми или девяти тысяч женщин, если тебе нужны данные обо всех вефилянках.

– Пожалуй, и того больше, – пророк, к облегчению Иммануэль, прошел мимо двери. Она рискнула еще раз выглянуть в щель. – Сделай выборку из общих данных и отправь записи в мои комнаты. Чтобы к концу недели все сводки лежали у меня на столе. Если понадобится, обратись за помощью к писцам. И меня не волнует, если им придется работать всю ночь, чтобы уложиться в срок. Мне нужен результат. Я понятно выразился?

Эзра кивком поклонился.

– Это все, что от меня требуется?

Пророк обдумывал вопрос, глядя на Эзру с чем-то близким к отвращению. Все хорошо знали, что пророк отнюдь не всегда благоволил своему избранному сыну. Иммануэль подумала, что, наверное, никому бы не понравилось смотреть в лицо собственной гибели. В Священном Писании было полно историй о пророках, которые пытались убить своих преемников, чтобы продлить собственную жизнь и царство. И напротив, некоторые преемники покушались на своих предшественников, чтобы ускорить свой приход к власти.

И сейчас, наблюдая за пророком и Эзрой, Иммануэль вспоминала те ужасные истории: о коварстве сыновей и отцов, учителей и учеников, о схизмах, угрожавших расколоть церковь на части. Зловещее напряжение между ними двумя можно было резать ножом. Эзра и пророк казались скорее врагами, нежели родней. Жизнь одного – гибель другого. Иммануэль невольно подумала, насколько ужасно, должно быть, находиться в таком положении, независимо от того, предначертано ли оно Отцом.

– И вот еще что.

Пророк подошел к сыну и встал перед ним. Он вынул что-то из заднего кармана брюк. Прищурившись, Иммануэль поняла, что это был кинжал.

Кинжал Эзры.

Цепочка была порвана, застежка сильно погнута, как будто кинжал сорвали у Эзры с шеи силой – и Иммануэль вдруг сообразила, что так и произошло. Ведь это был тот самый клинок, в который вцепилась Джудит в пылу ссоры с Эзрой в ночь, когда Лия приняла печать.

Пророк протянул клинок, и тот повис между ним и его сыном и, мерно покачиваясь взад-вперед, ловил солнечный свет.

– Я нашел это в покоях Джудит. Объясни мне, как кинжал оказался у нее?

Каким-то чудом Эзра не растерялся.

– Я потерял его в тот день, когда Лия получила печать.

– Ты потерял свой кинжал?

– Я отвлекся.

– На мою жену?

– Нет, – ответил Эзра, и Иммануэль поразилась тому, насколько ложь в его устах звучала похожей на правду. – Не на Джудит. На кое-что… кое-кого другого. Когда я вернулся к месту, где, как мне казалось, я обронил кинжал, того уже не было. Видимо, его подобрала Джудит. Уверен, что она намеревалась вернуть его мне.

– Но он лежал у нее под подушками, – тихо прохрипел пророк. – С какой стати моей жене хранить священный кинжал моего сына под подушками, на которых она спит ночью?

Сейчас Иммануэль больше всего на свете хотелось бежать что есть силы подальше от Обители, но она не могла заставить себя пошевелиться, ее ноги оставались прикованы к полу.

Пророк схватил Эзру за запястье и вложил кинжал прямо ему в ладонь, вынуждая Эзру обхватить лезвие голыми руками. Его отец помолчал, положив ладонь поверх руки сына, и заглянул ему прямо в глаза. Затем он стиснул ее, так внезапно и сильно, что хрустнули костяшки пальцев.

Затаив дыхание, Иммануэль с ужасом наблюдала, как кровь сочится у Эзры между пальцами. У него заходили желваки, но сам он не дрогнул и не отвел взгляда от отца, даже когда кровь потекла уже по его запястью, и лезвие глубже впилось под кожу.

– Все, что делается под покровом темноты, становится явным при свете дня, – пророк наклонился ближе к сыну. – Я думал, что воспитал тебя правильно, и ты сам это понимаешь. Возможно, я ошибался.

– Ты не ошибался, – Эзра не изменился в лице, но в его взгляде читалось что-то холодное и вызывающее, словно это за его отцом, а не за ним, водились незамоленные грехи.

Пророк резко отпустил Эзру. Он казался удивленным и почти с отвращением смотрел на все, что натворил: на кинжал и свои собственные руки, испачканные кровью сына.

– Отцово милосердие одно, – проговорил он, попытавшись взять себя в руки. – Но мое – иное. Постарайся не забывать об этом.

С этими словами пророк развернулся и пошел прочь, но Эзра так и не выпустил кинжала. Иммануэль даже показалось, что он стиснул его еще крепче, и она ахнула, когда свежая дорожка крови заструилась по его запястью. Он молча наблюдал за отцом, пока тот шел к дверям библиотеки.

Кровь уже окропила камни у Эзры под ногами, а он так и продолжал сжимать в руке лезвие кинжала. И только после того, как его отец покинул библиотеку, он негромко ответил:

– Я не забуду, отец.