По окончании собрания разговоров только и было что об огне. В Вефиле испокон веков карали сожжением за колдовство и ересь, но со времени последней чистки минуло уже много лет. Одни говорили об этом с благоговением, другие с трепетом вспоминали великие костры, полыхавшие на вершинах холмов во времена чисток далекого прошлого. Всех явно глубоко потрясло заявление апостола Айзека о том, что проклятие было наложено злоумышленно, однако Иммануэль могла только гадать, что страшило их больше: кровавое бедствие или угроза священного огня.

– Иммануэль!

Она обернулась на звук своего имени и заметила Лию, которой наконец удалось вырваться из лап других жен пророка.

Иммануэль видела подругу впервые со дня церемонии. Печать меж ее бровей заживала хорошо, вот только синюшные круги под глазами стали еще темнее, хотя и несильно.

– Хорошо выглядишь, – позволила себе немного приврать Иммануэль, когда они обнялись. – Как к тебе там относятся?

– По-всякому, – ответила Лия и оглянулась через плечо. В нескольких ярдах от них жены пророка сбились в стайку и, плотно поджав губы, изучали толпу. Лия взяла Иммануэль под локоть и отвела на несколько шагов в сторону, где любопытные уши не могли их услышать. – По большей части без жестокости, но также и без доброты. Эстер, мать Эзры, единственная, кто относится ко мне по-настоящему хорошо.

– А твой муж? Он хорошо к тебе относится?

Лия зарделась, но ее взгляд не потеплел.

– Он часто зовет меня к себе.

Он часто ложится с ней в постель. Иммануэль внутренне сжалась при этой мысли.

– Тебе… это нравится?

Лия уставилась на свои руки, и Иммануэль заметила, что их немного потряхивает. Лия схватила себя за пальцы в попытке усмирить дрожь и сжала так сильно, что в них не осталось ни кровинки.

– Я счастлива исполнять волю Отца.

– Я спрашиваю не о воле Отца. Я спрашиваю о твоей воле, – она наклонилась ближе к подруге и понизила голос. – Ты счастлива с ним? Тебя все устраивает?

– Я счастлива быть сейчас здесь, с тобой.

– Лия…

– Не надо, – отрезала она с упреком. – Я прошу тебя, Иммануэль. Можем мы поговорить о чем-нибудь другом, о чем угодно? Мы с тобой не виделись уже несколько недель. Как твои дела?

– Терпимо, – сказала Иммануэль, неохотно меняя тему разговора, но понимая, что у нее нет выбора. – Овцы в относительном порядке, правда, из-за болезней мы потеряли несколько ягнят и одну из наших лучших овцематок…

– А ты сама, Иммануэль? Как дела у тебя?

– У меня… хм. У меня начались крови…

Как только Иммануэль произнесла эти слова, внутри у нее что-то щелкнуло.

Крови.

Почему-то она почти забыла. Той ночью в Темном Лесу, когда над ней возвышалась Лилит, а в мглистом омуте пруда скользила Далила, у нее пошли первые крови. Когда она проснулась на следующее утро, распростертая на полу кухни, из нее обильно текло, но первые капли она пролила накануне ночью, в ведьмином пруду.

У Иммануэль задрожали руки. Сердце зашлось в частом и болезненном ритме.

Что, если ее месячное кровотечение стало той самой кровавой жертвой, о которой говорил апостол Айзек? Что, если она породила зло? Возможно ли, что она, сама того не подозревая, выступила сообщницей в кознях Лилит? Одна мысль об этом вызывала у нее тошноту, но она не могла отделаться от крепнущего подозрения, что происшествие в Темном Лесу было чем-то большим, нежели случайной встречей.

Чудовищная мысль посетила ее, словно в ответ на вопрос, который она задавала себе с того раза, как впервые попала в лес: что, если дневник был ловушкой? Много недель назад, когда ведьмы одарили Иммануэль словами ее матери, она решила, что те руководствовались неким родством с Мириам, приязнью к ней. Но что, если все обстояло иначе? Что, если в действительности они отдали ей дневник только затем, чтобы Иммануэль непременно вернулась в лес и пролила там свою кровь, тем самым принося жертву, необходимую им, чтобы призвать бедствие? А дневник – не более, чем хитрый ход, заманивший ее в западню?

Земля чуть не ушла у Иммануэль из-под ног, когда она с ужасом осознала истину во всей ее полноте. Той ночью в Темном Лесу ее обманом вынудили принести ведьмам жертву, ставшую необходимым толчком к началу кровавого бедствия. Она сама запустила этот процесс. Открыла дверь, которую теперь не знала, как закрыть, и весь Вефиль страдал за ее грехи и наивность.

Это она виновна во всем.

Лия взяла ее за руку.

– Иммануэль? Что с тобой?

Иммануэль не ответила. Мысли проносились в голове с такой скоростью, что не успевали оформиться в слова. Будь она хорошим человеком, она созналась бы во всем здесь и сейчас. Пошла бы к апостолу Айзеку и рассказала ему все, что было ей известно о бедствии: как оно началось, где, и то, что, скорее всего, за ним последуют другие. Отдала бы ему дневник. Но Иммануэль знала, что если она сделает это, то с большой долей вероятности попадет на костер по обвинению в колдовстве. Поставить в известность церковь означало бы обречь себя на гибель, в этом она не сомневалась. К тому же, одна мысль о том, чтобы передать дневник Мириам церкви, казалась невыносимой. Пусть его использовали как приманку, но все-таки он достался ей от матери, и более того, это был ее единственный источник информации о ведьмах и лесах, где они обитали. Как знать, может, он еще сослужит ей службу.

И тут ее осенила опасная мысль… Что, если был и другой выход? Способ снять проклятие, не привлекая церковь и не ставя себя под удар? Что, если она сможет положить всему конец точно так же, как и начала: своей кровью?

Идея была не лишена смысла. Ведь если все напасти обрушились на Вефиль из-за жертвоприношения, то вполне логично предположить, что развеять их могло ответное жертвоприношение. И возможно, если Иммануэль снова попадет в лес, ей удастся исправить содеянное. В конце концов, именно с ее крови началось это бедствие – пусть ее кровью оно и закончится.

Но если она вернется в лес… нет, когда она вернется в лес, она должна быть во всеоружии. Не время полагаться на чутье и догадки – тут требовались факты. Она понимала: для того, чтобы снять проклятие, мало просто войти в Темный Лес и пролить там немного крови. Процесс жертвоприношения наверняка был намного сложнее и подчинялся строгим правилам. Но Иммануэль никак не могла получить доступ к такой информации самостоятельно. Ей бы понадобился сообщник – сообщник с ключами от библиотеки пророка, – и она точно знала, к кому обратиться.

– Мне нужно поговорить с Эзрой, – сказала Иммануэль, вытягивая шею и глядя поверх редеющей толпы. – Не знаешь, где он?

Лия непонимающе нахмурилась.

– Зачем тебе с ним говорить?

– Он у меня в долгу, – ответила Иммануэль, вспоминая их разговор на пастбище.

Эзра тогда сказал ей, что библиотека пророка – настоящее средоточие знаний. Если где-то и можно было найти сведения о колдовских практиках и о том, как ведьмы насылают и снимают проклятья, то только там.

– Может, тебе выйти на улицу? – предложила Лия тем осторожным тоном, каким успокаивают вспугнутую лошадь. – Подышать свежим воздухом? На тебе лица нет.

В этот момент Иммануэль заметила Эзру. Он стоял у подножия алтаря, где всего несколько минут назад выступал с речью апостол Айзек. Эзра беседовал о чем-то с друзьями, но, к удивлению Иммануэль, поймать его взгляд оказалось совсем несложно. И когда она жестом указала на темный коридор в восточном крыле собора, он поспешно покинул компанию, протиснувшись мимо товарищей и едва не забыв с ними проститься.

– Постой, – окрикнула ее Лия, почти вне себя от беспокойства.

Иммануэль отмахнулась.

– Я на минутку.

С этими словами она двинулась вслед за ним, пробираясь сквозь толпу, пока не оказалась у пустой скамьи, где ее дожидался Эзра.

– Я уж думал, твоя бабушка горло мне перережет. Она всегда такая грозная или… – он осекся, вглядевшись в ее лицо. – Что случилось? У тебя ведь не будет из-за меня неприятностей, правда?

– Нет, что ты. Я лишь хотела отнять минуту твоего времени, если ты никуда не торопишься.

Эзра прищурил глаза, но кивнул и отвел ее к небольшой апсиде в основной части собора. Здесь впритык друг к другу перед каменным изваянием Святого Отца стояли две молитвенные скамьи. На невысоком алтаре мерцали десятки зажженных свечей. На керамическом блюде горел фимиам, и пахучий дым висел в воздухе, как нити паучьего шелка.

Эзра и Иммануэль опустились коленями на скамью и, стоя плечом к плечу, зажгли свечи, по одной на каждого, как было заведено. Иммануэль сцепила руки в замок и опустила голову.

– В наш прошлый разговор ты упоминал библиотеку пророка. Ты говорил, что там полно всяких книг. И есть даже книги знаний, вроде той, что ты показал мне тогда на рынке.

Он кивнул.

– Если тебе нужна книга, только скажи мне название, и я все достану.

– В том-то и дело, что я сама толком не знаю, что ищу. Мне нужно присутствовать там лично, самой перебирать книги – только так я смогу найти то, что хочу – то, что мне нужно.

– И что же это?

– Способ остановить кровавое бедствие.

Эзра уставился на нее, хлопая глазами, и к своему немалому удовольствию она поняла, что сумела его удивить. Задумчивое выражение его лица сменилось обеспокоенностью.

– Не лучше ли предоставить борьбу с бедствием церковникам?

– С какой стати, если церковники осведомлены не лучше меня? – конечно, дело было не только в этом; она скрывала от него правду о своей роли в кровавом бедствии и о том, как ведьмы использовали ее в своих целях. Но доверять Эзре в таком вопросе она не могла. Пусть он был своего рода мятежником и скептически относился к церкви, которой служил, но он все-таки оставался преемником пророка. – Я хочу помочь, и не вижу причин сидеть сложа руки.

Эзра погрузился в молчание и долго смотрел на свечи, потирая загривок.

– Женщинам запрещено входить в библиотечный зал.

– Я знаю. Я бы не просила, если бы речь шла о каком-то пустяке, но…

– Тебе пришлось принять мой грех, и теперь ты хочешь, чтобы я взял на себя твой?

Иммануэль надеялась, что до этого не дойдет, но в ответ кивнула.

– У меня есть компромат на тебя, а у тебя будет компромат на меня. Будем квиты. Тайна за тайну.

Эзра ненадолго задумался.

– Когда? – спросил он наконец.

– Лучше всего – завтра во второй половине дня, пока за овцами приглядывает наш батрак, – когда у нее будет время улизнуть незамеченной.

Он поднялся на ноги.

– Тогда до завтра. Встретимся у ворот Обители в полдень.