Часть IV
Как минимум один человек погиб при пожаре на даче в окрестностях Чёпинга в среду вечером. Прибывшие на место пожарные констатировали, что весь дом объят пламенем.
«Старые деревянные дома такого типа часто имеют очень ненадежную электропроводку. Причиной таких несчастных случаев зачастую является короткое замыкание», — заявил Антон Эстберг, глава спасательной службы Вестра-Мелардален.
Личность пострадавшего пока не установлена; неизвестно также, были ли еще пострадавшие.
«Следствие только началось, но пока все указывает на то, что мы имеем дело с трагическим несчастным случаем», — говорит Гун-Бритт Сульберг, сотрудница полиции Чёпинга.
Из газеты «Афтонбладет» от 27 июня
Острие ножа было направлено в грудь Фэй. Губы Яка исказила презрительная и победоносная улыбка.
— Отопри дверь, — велел он. — Иначе воткну нож тебе в шею.
Сердце в груди у нее отчаянно колотилось.
Она сделала, как он велел, — отперла дверь и внутреннюю решетку. Як втолкнул ее в квартиру и запер за ними дверь. Бежать было некуда.
Толкнув Фэй перед собой, он отшвырнул ее на диван, схватил ее сумочку, перерыл содержимое и вывалил все на журнальный столик.
— Ты обманула меня, ты обманула всех. Испортила мне жизнь. Я знаю, что не убивал нашу дочь. Не знаю, как ты это сделала, но она жива, в этом я уверен. Ты ее где-то скрываешь.
Фэй не нашлась что ответить. Она сидела как парализованная, почти равнодушная к тому, что происходит. Як появился так внезапно — она не могла поверить в реальность происходящего, в то, что он здесь.
— Я найду Жюльенну, чтобы доказать всем — ты обманом засадила меня за решетку. Когда я с тобой разберусь, весь мир узнает, какая ты лживая шлюха.
Як говорил быстро и нервно, почти маниакально, и ходил взад-вперед посреди гостиной. Волосы у него были сальные, одежда грязная. Куда делась вся та элегантность, которая когда-то так восхищала Фэй?
Взяв ее мобильный телефон, он начал просматривать фотографии. Фэй спокойно ждала — знала, что там следов Жюльенны нет.
— Ты можешь поискать везде, — сказала она. — Я ничего от тебя не скрываю.
Не найдя того, что искал, Як отбросил телефон, кинулся к дивану и приблизился к самому ее лицу.
— По твоей вине меня осудили за убийство собственной дочери! — крикнул он. — Вся Швеция, моя семья, мои друзья — все думают, что я чудовище! Убийца детей…
Брызги слюны попали ей на подбородок.
— Ты знаешь, что мне пришлось пережить в тюрьме? Я найду ее и докажу, что во всем виновата ты! Отниму у тебя все, как ты отняла все у меня.
Его реакция все больше возвращала Фэй уверенность в себе, хотя она и понимала, что ее жизнь в опасности. По крайней мере, ее слова еще действуют на Яка — она на это надеялась. Если сможет повлиять на него, ей удастся выбраться отсюда живой…
Як придавил ее к дивану, поднял нож и стал медленно придвигать его ей к лицу. Фэй, сжав губы, заставила себя взглянуть ему в глаза.
— Надо бы изрезать тебе лицо, — прошипел Як. — Ты мне слишком дорого обошлась.
Сердце отчаянно колотилось в груди, но внешне Фэй и бровью не повела.
— Я так скучала по тебе, — прошептала она.
Голос ее прозвучал так достоверно, что Фэй сама удивилась — лжет она или говорит правду? На мгновение ей показалось, что он смягчился.
— Як, это я, Фэй. Ты любишь меня. Если б ты не бросил меня, не унизил меня, я никогда не сделала бы того, что сделала.
Як смотрел на нее испытующе, почти с нежностью.
В следующую секунду он вскинул левую руку и ударил бывшую жену кулаком по щеке.
— Тебя зовут не Фэй. Тебя зовут Матильда. Я пообещал твоему отцу, что, когда разберусь с тобой, он будет иметь удовольствие собственноручно убить тебя за все, что ты ему сделала.
— О чем ты говоришь? — Фэй потерла щеку, съежилась, пытаясь стать маленькой. Сердце бешено стучало.
— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Мы с ним сидели в одной тюрьме. Он рассказал мне, что произошло во Фьельбаке. Как ты отняла у него все — как и у меня. А потом сбежала в Стокгольм. Думала, что сможешь начать с чистого листа…
— Это неправда, — проговорила Фэй, изо всех сил стараясь собраться с мыслями. — Ты ошибаешься.
Последовал новый удар — на этот раз в живот. Фэй охнула, перекатилась на бок.
— Як, дорогой мой, — простонала она. — Я не понимаю, о чем ты говоришь, кто-то обманул тебя… Все совсем не так, как ты думаешь…
Як поднялся и снова зашагал туда-сюда. Фэй осторожно следила за ним. Поверил ли он ей?
— Думаешь, случайно получилось так, что мы с Йостой убежали вместе? Мы с ним познакомились в тюрьме. Я пообещал ему, что, если найду способ выбраться, обязательно возьму его с собой. У него к тебе тоже есть разговор…
Як ухмыльнулся:
— Когда мы услышали, что нас будут перевозить одновременно, я понял, что это прекрасная возможность. Охранник отошел по нужде — и мы вырвались на волю.
На несколько секунд Фэй закрыла глаза, потом заставила себя посмотреть на Яка.
— Уезжай отсюда, — сказала она. — Ты все сам себе портишь. Я не скажу полиции, что ты приходил сюда. Могу дать тебе денег, так что ты сможешь уехать за границу и начать новую жизнь. Я люблю тебя. Всегда тебя любила. С тобой никто не сравнится. Ни один мужчина не смог заменить мне тебя.
Оба вздрогнули, когда зазвонил ее мобильный телефон. Як поднял его с пола и посмотрел на дисплей. Фэй увидела хорошо знакомый номер.
— Это полиция, — сказала она. — Они звонят мне каждый день, чтобы узнать, что со мной всё в порядке.
Не пошевелив и бровью, Як протянул ей мобильник.
— Ответь. Скажи, что все хорошо. Если попытаешься хотя бы намекнуть, что я здесь, воткну тебе нож в живот, — сказал он и провел острием у нее под грудью.
Фэй нажала на кнопку «ответить» и включила громкую связь. Як сидел на корточках перед ней, держа нож наготове.
— Алло! — сказала она.
— Добрый день, это Оскар Весландер из Стокгольмской полиции, — сказал чей-то голос. — Мы звоним, как обычно, чтобы убедиться, что у вас всё в порядке.
Фэй встретилась глазами с Яком, но не могла узнать в нем того человека, с которым когда-то делила все. Кто он?
— Да-да, — сказала она, и Як кивнул. Его руки переместились ниже, к ее паху. — Все хорошо.
Як разрезал на ней джемпер. Фэй затряслась.
— Где вы находитесь?
Фэй стиснула зубы. Отодвинулась назад, чтобы не напороться на острие.
— Алло!
Она посмотрела на Яка, лицо которого оставалось неподвижным, и монотонно проговорила:
— Я дома, сижу работаю.
— К сожалению, у меня нет никаких новостей по поводу вашего бывшего мужа, но мы заверяем вас: мы делаем все, чтобы разыскать его.
— Хорошо. Отлично. Я знаю, что вы делаете все возможное.
Голос ее чуть заметно дрогнул.
Если б Фэй не знала этого ранее, то теперь точно сообразила бы: Як — сумасшедший. Совершенно невменяемый. Он легко может решиться убить ее. Она должна как-то выбраться.
— Хорошего дня. Звоните, если появятся вопросы.
— Вы тоже.
Фэй положила трубку и посмотрела на Яка.
Он медленно поднялся, не сводя с нее глаз. Внезапно, без всякого предупреждения снова ударил ее. Она повалилась на диван. Як схватил ее телефон. Фэй подняла на него глаза.
— Ты должен скорее уходить. Беги отсюда. Иначе тебя задержит полиция. Я ничего не скажу. Ни о том, что ты был здесь, ни о том, что сделал.
Як не ответил. Слышалось лишь его тяжелое дыхание. Он уселся перед ней, поднес один из ее локонов к носу и вдохнул.
— Мне не хватало твоего запаха. Несмотря на все, что ты мне сделала, мне не хватало тебя. Ты — любовь всей моей жизни. Никто другой ничего в ней не значил, понимаешь? Понимаешь, что я делал все это просто потому, что мог? Потому, что женщины сами висли на мне. Я был слаб. Но на самом деле только ты для меня что-то значила.
Фэй похолодела. Все это звучало так, словно Як прощается с ней.
— Ты собираешься убить меня?
— Не знаю. Думаю, да.
Сердце забилось с такой скоростью, что у нее закружилась голова. В глазах почернело.
— Нет, Як. Ты же не убийца. В тебе такого нет. Это же я, Фэй!
Обхватив его руками за щеки, она заставила его посмотреть на нее.
— У тебя есть еще одна дочь, Як. Что будет с ней, если тебя осудят за новое убийство? Рано или поздно полиция разыщет тебя. А Жюльенна… ты прав, она жива. Она в надежном месте. Если мы забудем все это, если ты сможешь простить меня, она будет на седьмом небе от счастья. Она по-прежнему говорит о тебе. Ты — ее герой, Як. Несмотря ни на что, ты — ее герой.
Фэй сглотнула и испытующе посмотрела на Яка, пытаясь понять, возымели ли ее слова какое-либо действие. В прежние годы она могла прочесть его самые сокровенные мысли, едва он переступал порог. Но сейчас его лицо ничего не выражало. Он превратился в незнакомца.
— И я так скучаю по тебе… — Она дала волю слезам. — Несмотря на все, что сделала, я люблю тебя и всегда любила. Но ты больно ранил меня. Ты унизил меня. Ты раздавил меня. Мне нужно было не так уж и много — жить с тобой и Жюльенной, но ты обманул меня, Як. Сначала отнял у меня работу, право на то, в создании чего я принимала участие. Потом — мою семью. Ты заменил меня другой.
Челюсти Яка задвигались. Выражение лица начало смягчаться. Внутренне она ликовала. Может быть, он просто уйдет?
— Жюльенна, — сказал Як. — У тебя есть ее фотография? Я думаю о ней каждый день, каждую секунду.
Фэй вспомнились снимки, которые она обнаружила в компьютере Яка. Ужасные, чудовищные фотографии. Пустой взгляд Жюльенны. Никогда она не согласилась бы показать ему дочь. Но какие у нее варианты, если она хочет выжить и существовать для Жюльенны в будущем?
Она медленно кивнула.
— Мы можем позвонить ей. Подумай, как она обрадуется, увидев тебя.
Глаза Яка сузились от подозрений. Он потряс головой и положил ее телефон на стол.
— Нет. Никаких телефонов, никакой техники.
Она сделала глубокий вдох.
— У меня есть одна фотография. Хочешь увидеть?
— Где она?
— Встань, я принесу.
Як медленно встал.
Когда Фэй поднялась на ноги, он снова поднял нож.
— Попробуешь обмануть меня — убью на месте. Помни об этом.
— Я знаю.
Фэй пошла в ванную, он — следом, на расстоянии вытянутой руки. Там она немного наклонила ванную, запустила за нее пальцы и нащупала пластиковую папку с фотографией Жюльенны и своей матери. Выпрямившись, протянула папку Яку. Он взял, стал рассматривать фото, не говоря ни слова. Но блеск в его глазах напугал Фэй. Як смотрел на изображение Жюльенны, словно она была его добычей, словно он мог сделать с ней все что хотел. Затем засунул папку в карман куртки.
В этот момент Фэй поняла, что совершила ошибку. Каким-то образом Яку все же удалось обмануть ее. И теперь он убьет ее. Як поднял руку с ножом. Фэй вскрикнула — и все вдруг почернело…
Фьельбака, давным-давно
Хотя тела Рогера и Томаса так и не нашли, в память о них устроили погребальную церемонию.
Я была в церкви и слышала каждое слово о том, какими прекрасными и заботливыми мальчиками они были. Прихожане на скамьях рыдали. Голос пастора временами дрожал от волнения. Меня же чуть не вытошнило при мысли о том, что они сделали со мной.
С алтаря на меня с ухмылкой смотрели их портреты. Я поднесла руку к груди, где когда-то висело украшение, подаренное мамой. Оно защищало меня. Они отняли у меня последнюю защиту.
Я могла думать лишь о том, как Рогер и Томас насильно держали меня, вторгались в меня и смеялись над моими мольбами не делать этого. Как сияющие глаза Томаса вдруг стали холодными и жестокими.
Всей душой я ненавидела их за то, что они со мной сделали, и только радовалась тому, что их больше нет.
Я не могла жалеть их родителей — даже бабушку Рогера. Это они воспитали их такими. На них тоже лежит вина.
Но весь поселок оплакивал и восхвалял их. И это еще больше углубило пропасть между мной и Фьельбакой, еще больше убедило меня в решении уехать. Прочь от притворства и замалчивания…
___
Фэй открыла глаза. Она лежала на холодном полу в ванной. В голове стучало и болело. Медленно поднеся руку ко лбу, она нащупала что-то липкое. Поднеся пальцы к глазам, увидела, что у нее все еще идет кровь.
Несмотря на боль, Фэй радовалась, что осталась жива. Должно быть, Як ударил ее рукояткой ножа, и она потеряла сознание. Хотя боль то и дело накатывала волнами, она осталась жива. А это самое главное.
— Зря ты не убил меня, Як, — пробормотала Фэй.
В глубине души она задавалась вопросом — почему он этого не сделал?
Поднявшись на непослушных ногах, оперлась о край раковины и стала рассматривать в зеркале свое окровавленное, опухшее лицо.
Як.
И Давид.
Оба получат по заслугам. То, что у Яка теперь есть фотография, доказывающая, что Жюльенна жива, — настоящая катастрофа. Надо отнять ее у него. Вряд ли он побежит с этой фотографией в ближайший полицейский участок. Время еще есть. Краткий момент слабости, когда она хотела бросить все и бежать, остался позади. Это не про нее. Фэй не сдается. Фэй дает сдачи.
Крепко зажмурившись, она снова представила себе фотографии Жюльенны, которые обнаружила в компьютере у Яка. Фото раздетой, незащищенной Жюльенны. Над ней надругался тот, кого она более всех любила. Именно это запустило все остальное. Именно это заставило Фей сделать то, что она умела лучше всего. Позаботиться о тех, кого она любит. Защитить себя. Любой ценой.
Фэй пребывала в ложной уверенности, что она в безопасности — в надежде, что Яка больше нет. Какая наивность. Простодушие. Такой ошибки она более не повторит. Теперь она остановит Яка. Навсегда. Ради самой себя, но в первую очередь ради Жюльенны. Он больше никогда не приблизится к ней, никогда больше не сможет причинить ей вред.
___
Уже миновала полночь, и в офисе «Ревендж» царили темень и пустота. Только в кабинете Фэй горел свет — поняв глаза вверх, она, кажется, увидела Хенрика, сидевшего за столом и работавшего. В «Ревендж». Ее «Ревендж». Она быстро проехала мимо здания. Не хотела смотреть. Продолжила свой путь в темноте на Лидингё. Асфальт влажно поблескивал после тихого ночного дождя, продолжавшегося минут десять и уже закончившегося. Она должна поехать к Алисе и поговорить с Ильвой.
Так многое сейчас зависит от Ильвы. И Алисы.
Если Ильва откажется помочь Фэй, ей не удастся остановить Яка. В лучшем случае она окажется в тюрьме, в худшем — ее убьет отец. Он бродит на свободе. И Як тоже. А ей нужны и Ильва, и Алиса, чтобы забрать назад свое предприятие.
Фэй позвонила в дверь. Ей открыла Ильва. При виде лица Фэй глаза у нее округлились. Она открыла было рот, но тут же снова закрыла.
— Алисы нет дома. С тобой всё в порядке?
Фэй вошла в прихожую.
— Я в порядке, — быстро ответила она. — Но мне нужно поговорить с тобой.
— Что случилось? — спросила Ильва и повела ее в комнату для гостей, где жила.
По дороге Фэй успела обдумать, насколько стоит открыться ей, и решила рассказать все. Хватит лжи. По крайней мере, хватит лгать Ильве. Если та заподозрит Фэй в неискренности, существует риск, что она не выступит с ней заодно. Такого Фэй допустить не могла.
— Як.
Ильва прикрыла рот ладонью.
— Он напал на меня в квартире. Ударил по голове. Я очнулась на полу в ванной.
Фэй уселась в кресло и потянулась за фотографией Норы, стоявшей на прикроватном столике. Разглядывая ее, она думала о той фотографии, которую отобрал у нее Як, доказывавшей, что и Жюльенна, и ее мать живы. Это заставило ее решиться.
— Ильва, я не все рассказала тебе о Яке. Есть такие вещи, которые я не рассказывала никому. Я прожила с ним почти всю свою взрослую жизнь, но не заметила этих сторон, не поняла их. Только под конец. Поэтому я не уверена, что ты их заметила, хотя знаешь Яка и жила с ним.
Глаза Ильвы широко раскрылись.
— Что ты имеешь в виду?
— Для начала могу сказать, что Жюльенна жива. Она в надежном месте в Италии с моей мамой.
Ильва открыла рот.
— Стало быть, все именно так, как говорила та женщина-полицейский, которая приходила ко мне?.. Я прогнала ее, назвав сумасшедшей.
— Да, Ивонна Ингварссон совершенно права. Я засадила Яка в тюрьму за убийство, которое не совершалось. И речь шла не обо мне, не о моей личной обиде за то, что он меня бросил или не отдал мне денег, которые причитались мне по праву. Ты прекрасно знаешь нас обоих, и тебе известно, что я помогала создавать то, что позднее стало «Компэр».
Фэй провела рукой по подбородку. Ей трудно было выговаривать слова.
— Все дело в фотографиях Жюльенны. Як снимал ее голом виде — очень близко, в мельчайших деталях. Она оказалась совершенно беззащитна перед ним. Он — больной человек, Ильва. Я поняла, что должна защитить от него Жюльенну.
Фэй смотрела в пол. От волнения у нее сдавило горло. Ильва, бледная как полотно, не сводила с нее глаз.
— Я так рада, что Жюльенна жива, — прошептала она. — Но то, что ей пришлось пережить из-за Яка, — это просто ужасно… То, что он с ней сделал…
Фэй заморгала, прогоняя слезы. Голос снова вернулся к ней.
— У тебя тоже дочь от Яка. И пока он жив, Нора будет в опасности. И другие дети тоже. Он — педофил. Ты должна помочь мне. Как подруга, как женщина. Ибо есть вещи, с которыми правовое государство не справляется, хотя политики всегда утверждают обратное.
— В чем тебе нужна моя помощь?
Фэй внимательно рассматривала Ильву. В чьих руках теперь находилась ее жизнь. Если она дрогнет, проболтается, изменит ей, Фэй окажется в тюрьме. Ее будет ненавидеть вся Швеция. И это странно, ибо любая настоящая мать на ее месте поступила бы так же. Общество не смогло защитить ее. Ни тогда, когда она в детстве подвергалась изнасилованию и избиению в собственном доме. Ни тогда, когда лишилась средств предприятия, которое создавала, и оказалась выброшена на улицу, как старая тряпка, потому что ее муж встретил новую женщину.
На Ильву Фэй полагалась именно потому, что та тоже была женщиной, могла понять это чувство бессилия, незащищенности. Хотя сама она не попадала в такую ситуацию, любая женщина довольно легко может себе ее представить. И еще Фэй доверяла Ильве, потому что та тоже знала Яка. Потому что разглядела в нем монстра. И потому, что тоже когда-то любила его…
— Яка необходимо убрать ради безопасности наших детей. А Хенрик дорого заплатит за то, что попытался отнять у меня принадлежащее мне.
Ильва сидела и смотрела на свои руки, сжатые на коленях. Она не отвечала. Их разговор прервал детский плач из соседней комнаты.
Ильва быстро поднялась.
— Пойди, возьми ее на руки, — сказала Фэй.
Ильва кивнула и вышла в соседнюю комнату. Несколько минут спустя она вернулась с Норой на руках, взлохмаченной и раскрасневшейся ото сна. Увидев Фэй, девочка широко улыбнулась, показав крошечные молочные зубки. Ильва поцеловала ее в макушку и со слезами на глазах посмотрела на Фэй. Потом снова кивнула.
— Я с тобой. И, как я понимаю, пора применить план Б?
— Однозначно пора применить план Б. И у меня есть идея для Алисы.
— Какая? — с любопытством спросила Ильва, покачивая на руках Нору.
Малышка закрыла глаза и снова заснула. Фэй ничего не сказала, только улыбнулась и достала телефон. Когда Алиса ответила, Фэй услышала звуки машин и смех. Должно быть, сидит где-то на террасе ресторана…
— Правда, что Стен Стольпе всегда был без ума от тебя? — спросила Фэй.
— Без ума? — Алиса рассмеялась. — Это еще мягко сказано.
— Ты могла бы связаться с ним?
— Конечно, без проблем. Говори, что ты там задумала!
Фэй объяснила, и Ильва, сидевшая напротив нее, начала улыбаться.
Фьельбака, давным-давно
Когда погода изменилась и ночи стали темнее и холоднее, мне пришло время возвращаться в школу.
Я должна была пойти в восьмой, и по традиции в последние выходные перед началом учебного года в лесу устраивалась большая вечеринка для всех старшеклассников. Все пили, слушали музыку, совокуплялись, дрались и блевали в кустах.
Я пришла одна и села чуть в стороне от остальных — делать мне там было особо нечего. Пришел и Себастиан. Он приобрел статус знаменитости: все лето без конца выступал по радио, по телевизору и давал интервью газетам, рассказывая о своих замечательных погибших товарищах.
Сама я обычно не ходила на вечеринки. Мне не нравилось там находиться. Но важно было убедиться, что никто ни о чем не спрашивает, не сомневается, не догадывается. Я не испытывала никаких сожалений по поводу того, что сделала, — только страх разоблачения. Мне нужно было послушать, что говорят, — сплетни и пересуды в Фьельбаке ходили постоянно. Я решила потусоваться со сверстниками, чтобы убедиться: я в безопасности. И еще приглядеть за Себастианом.
Когда брат заметил меня, глаза его метнули молнии, и он, пошатываясь, направился ко мне. Он был сильно пьян. Спотыкаясь о камни, несколько раз чуть не упал, но все же удержался на ногах.
— Что ты тут делаешь, чертова шлюха? — спросил он и опустился на бревно рядом со мной.
От него несло перегаром и блевотиной.
Я не ответила. Распределение сил между нами изменилось. Теперь Себастиан отваживался так разговаривать со мной, только когда захмелеет. В остальное время он, казалось, даже побаивается меня. А мне только того и требовалось.
— Иди своей дорогой, Себастиан, мне сейчас не нужны ссоры.
— Не ты указываешь, что мне делать.
— Именно я. И ты знаешь почему.
Я отодвинулась, приготовилась встать и уйти, когда он схватил меня за руку.
— Я расскажу им… я всем расскажу, что случилось в тот проклятый вечер. Как ты убила их.
Я спокойно смотрела на него. После изнасилования на острове Себастиан меня и пальцем не тронул. Но он слишком много пил. А когда напивался, то слишком много болтал. Выходил из себя. Терял над собой контроль. Я ненавидела его и его слабости. В нем было слишком много от папы. Себастиан — человек потерянный, и теперь, когда интерес к его личности начал спадать, он придумает новые способы заявить о себе.
— Ведьма, — процедил Себастиан. — Мерзкая, злобная ведьма. Надеюсь, тебя снова трахнут. Так и будет. Я знаю, что тебе понравилось.
Я вздохнула, поднялась и оставила его в одиночестве.
Идя через лес и слыша музыку, смех и хриплые голоса участников вечеринки, я поняла: мне придется заставить Себастиана замолчать. Мама любит его, но она не знает его так же хорошо, как я. Она и представить себе не может, на что он способен.
В мире и так предостаточно таких мужчин, как он. Мужчин, которые бьют, пугают и насилуют. Однажды он женится, заведет детей — и они окажутся в его власти. Я не допущу этого. Не позволю, чтобы Себастиан обращался со своей девушкой, своей женой так, как папа обращался с мамой. Я не хочу, чтобы маленький мальчик или девочка с детства видели в своей семье то, что довелось видеть мне. Я — единственный человек, способный разорвать этот порочный круг.
Но прежде всего я не дам ему испортить жизнь мне. Ему был дан шанс. Он не воспользовался им — это его выбор.
Я собиралась оставить его в живых. Ради мамы. Хотя он нанес мне травмы, невидимые снаружи, заставлявшие меня лежать без сна ночь за ночью, мучаясь от фантомных болей после всего того, что со мной сделали. Когда-то нам с ним было спокойно вместе — но он украл у меня единственный крошечный осколок прекрасного, существовавший в нашем доме. Он отнял у меня воспоминания, помогавшие мне сохранить хотя бы искру надежды на то, что в жизни есть что-то хорошее, что-то настоящее.
Но он предал не только меня. Мама любит его. Она видит в нем только хорошее, не замечая той тьмы, того зла, которые достались ему в наследство от папы. Из-за слепой материнской любви ему выпал последний шанс. И он только что показал, что не заслуживает его.
Сердце мамы разобьется в тот день, когда она поймет: Себастиан такой же, как папа. И весь этот ужас будет продолжаться в следующем поколении, и ее любовь ничего не сможет изменить. Поэтому Себастиан должен умереть, чтобы избавить маму от этого горя. Она никогда не узнает, что он сделал. И кто он на самом деле…
___
Красный домик располагался в уединенном месте, на верхушке горы, неподалеку от озера, окруженный густым лесом. Это была дача родителей Ильвы, которые состарились и не могли сюда ездить. Уже много лет они не пользовались дачей.
С довольным видом Фэй оглядела металлическую ручку на входной двери, кивнула и закрыла за собой дверь.
В лучах заходящего солнца она разглядела контуры старой мебели, почувствовала запах плесени. Поискала рукой выключатель и нажала. Раздался щелчок, но свет не включился. Вероятно, вырубилась пробка — Ильва сказала, что электричество обычно подключено. Придется искать электрический щит. Хорошо, что она прихватила с собой фонарик.
Деревянные доски пола заскрипели, когда Фэй вошла в помещение, по всей видимости, служившее гостиной.
Она отставила канистру с бензином, прислушалась к тишине старого дома. Помассировала правую руку, затекшую от тяжести канистры.
Здесь наконец пересекутся их пути — ее и Яка. Только один из них уйдет отсюда живым. Многое может пойти не по плану. С таким же успехом она может оказаться проигравшей в этом последнем бою.
Сколько у нее времени до его появления? Час? Два? Чтобы не оставлять электронных следов, Ильва оставила ее мобильный телефон у себя. Фэй, покосившись на ручные часы, отметила, что сейчас около десяти часов вечера.
Ильва позвонила Яку по тому номеру, который он оставил, когда приходил к ней домой. Рыдая в трубку, она сказала, что приходила Фэй и забрала Нору. Якобы она вела себя как помешанная, бормотала, что отнимет у Яка последнее, что у него осталось, — его младшую дочь. Она не сказала, куда направляется, но после ее ухода Ильва обнаружила, что пропали ключи от дачи ее родителей.
Достав карманный фонарик, Фей зажгла его и провела лучом света вокруг себя, ища дверь в подвал. Посмотрела на черно-белые фотографии в рамках. Люди на них выглядели старыми — наверное, все они уже давно умерли. На других фотографиях она увидела Ильву еще ребенком. Ильва без передних зубов. Ильва на лошади. В животе все сжалось. Насколько хорошо она знает Ильву? А если она на стороне Яка? И все это время была на его стороне?
Фэй неверно оценила Яка. И Давида. Неужели и Ильву?.. Нет, это невозможно.
— Прекрати, — буркнула она себе под нос. Затем открыла нужную дверь и стала спускаться в подвал.
Через маленькое прямоугольное окошко Фэй увидела над верхушками деревьев последние лучи солнца. «Когда оно снова взойдет, меня, возможно, уже не будет в живых», — подумала она. Лестница оказалась крутая, противно скрипела при каждом шаге.
Чем ниже она спускалась, тем сильнее становился запах плесени.
Внизу Фэй удалось найти электрощит и отключить рубильник. При помощи фонарика она нашла новые пробки, заменила, и когда снова включила рубильник, под потолком зажглась лампа. Взглянув на часы, Фэй быстро поднялась наверх.
В гостиной она выбрала торшер и вытащила провод из розетки. Достав припасенную отвертку, быстро раскрутила вилку и произвела с ней необходимые действия. В точности как в том видео, которое она посмотрела. В интернете можно найти все — надо только знать, где искать.
Достав металлическую проволоку, Фэй обмотала ею ручку входной двери. Виток за витком. Плотно-плотно. Затем вылила на верхнюю ступеньку воду из литровой бутылки, которую тоже привезла с собой. Получилась маленькая неглубокая лужица. В темноте она станет почти незаметной.
Закончив все, Фэй отметила, что пробыла в доме минут сорок. Погасив свет, она уселась на диван и стала ждать в темноте, то и дело посматривая на светящиеся цифры своих часов и сжимая в руке отвертку. Як точно придет не безоружным, и если что-то не сработает, ей придется защищаться от него.
Биться не на жизнь, а насмерть.
Возможно, ей придется умереть, но она умрет свободной, а не как испуганное, загнанное животное.
Прошло ровно девять минут, прежде чем Фэй услышала шум мотора.
___
Гул мотора стих, настала полная тишина. Фэй вскочила на ноги. Осторожно сняв туфли, она оставила их на диване и подкралась к торшеру, который поставила возле двери. Подключив его, кинула тревожный взгляд на ручку двери. Опустилась на пол, прижавшись спиной к стене.
Снаружи послышались шаги. Фэй облизала губы. Почувствовала, как все внутри скрутило от волнения. Як ходил вокруг дома. А что, если он решит войти не через главный вход, а через окно? Или через подвал?
Но зачем ему это делать? Он знает, что она ждет его. Уверен, что в доме Нора, что ее жизнь в опасности…
— Фэй! — крикнул Як. — Отдай мою дочь!
Она увидела за окном его силуэт, крепче вжалась в стену. Он не сможет разглядеть ее. В следующую секунду Як зажег фонарик и посветил внутрь через окно. Луч света прошел всего сантиметрах в десяти от ее правой ноги. Фэй перестала дышать. Он что-то заподозрил? Поэтому ходит вокруг дома?
Фэй представила себе его. Когда-то она любила его больше всех на свете — возможно, даже больше, чем Жюльенну. Теперь же мечтала лишь об одном: уничтожить его за то, что он сделал с их дочерью, за то унижение, которому подверг ее. За всех женщин, побывавших в этой ситуации, — сломленных, униженных, почувствовавших себя ненужными, наложивших на себя руки. Тех, кого держали как крепостных. Использовали как вещь. На женщинах до сих пор кандалы, хотя внешний вид кандалов меняется от века к веку.
Фэй отомстит за всех.
Она не станет очередной женщиной, павшей жертвой мужа или бывшего мужа.
— Выходи! — крикнул Як. — Если ты причинила ей вред, я убью тебя, Фэй.
Она услышала с трудом сдерживаемый гнев. Голос звучал позади нее, совсем близко, за стеной. Это значит, что Як идет к входной двери.
Фэй сглотнула.
— Она здесь, — ответила она глухо. — Здесь, внутри.
Як топтался на лестнице. Казалось, не мог решить, как ему поступить. Боялся. Знал, на что она способна. Знал, что она умнее его, что она опасна. И что он сам довел ее до такого состояния.
— Выходи с ней! — крикнул он.
Фэй не ответила. Стиснув зубы, она закрыла глаза. Не хотела зазывать его, чтобы он ничего не заподозрил.
«Ну давай же, — беззвучно прошептала она. — Давай».
Шаги прекратились. Вероятно, Як стоял неподвижно на верхней ступеньке, всего в метре от бывшей жены. Она ощущала его присутствие, его колебания, его страх.
От волнения у нее задрожали колени. Фэй вонзила ногти в ладони.
— Дотронься до ручки, Як, — пробормотала она. — Открой дверь. Я же здесь.
Секунду спустя до нее донесся характерный треск.
Улыбнувшись, Фэй открыла глаза.
— Раз, два, три, — сосчитала она, протянула руку и нажала на выключатель лампы.
За дверью раздался глухой удар. Фэй медленно поднялась, принюхалась. Из-за двери запахло паленым мясом.
___
Фэй медленно нажала на дверь, однако тело Яка блокировало выход. Через узкую щель она видела его ноги — он упал спиной назад. Фэй нажала еще, и наконец ей удалось протиснуться наружу.
Склонившись над ним, она изучила его лицо. Глаза широко раскрыты — и пусты. Присела, приложила два пальца к его шее. Не ощутила пульса.
Фэй смотрела на мужчину, которого когда-то любила больше всех на свете, пытаясь понять, что же она чувствует.
Лес стеной возвышался над домом, отгораживая его от всего остального мира.
Стояла полная тишина.
Они словно находились в ином измерении — здесь были только Фэй и Як.
История, начавшаяся много лет назад в Торговом институте, пришла к завершению. Фэй вспомнила все, что принес ей этот роман. Слезы. Мысли о самоубийстве. Унижение. Аборт. Женщин, с которыми он изменял ей. Однако все это принесло ей Жюльенну, получение доли в «Компэр», создание «Ревендж». Ее освобождение. Кто свободнее, чем тот, кто сидел в темнице? Как иначе ощутить вкус свободы? Один человек может стать тюрьмой для другого, его гнев или презрение могут держать другого в плену.
Фэй взяла Яка за запястье и поволокла тяжелое тело через порог в гостиную. Его голова билась об пол.
Як остался лежать на полу, а Фэй, уставшая от напряжения, села на диван, разглядывая его тело. Потом поднялась, подошла к нему и пнула ногой. Прозвучал глухой звук. Никакой реакции. Она отошла на пару шагов. Пнула сильнее, с разгона. Вспомнила фотографии Жюльенны в компьютере Яка. Его взгляд, когда она отдала ему пластиковую папку со снимком.
Она наклонилась над мертвым телом.
— Надо было отпустить меня, не быть таким упрямым, таким спесивым. Не следовало унижать меня и шантажировать моей собственной дочерью. И никогда, никогда не делать того, что ты сделал с Жюльенной.
Фэй принесла канистру с бензином, встала позади Яка и отвинтила крышку. Двигаясь параллельно его телу, промочила всю его одежду бензином. Открыла дверь и бросила спичку. В следующую секунду все тело Яка было охвачено огнем.
Фьельбака, давным-давно
Из комнаты Себастиана я почуяла запах курева и услышала позвякивание бутылок. Негромко, чтобы не разбудить папу, он включил музыку. Мама недавно вернулась домой — папа в очередной раз возил ее в отделение экстренной помощи. С объяснениями, что она упала, поскользнувшись на лестнице, — надо же, какая неловкая, вот неприятность… Ни один врач не мог всерьез поверить этим отговоркам, однако никто не нашел в себе сил или смелости разобраться.
Мама совершила ошибку, сказав, что собирается в гости к своему брату Эгилю, и папа столкнул ее с лестницы, с самого верха. Время истекало. Ярость папы становилась все разрушительнее. На этот раз мама сломала руку — в следующий раз она свернет себе шею, и тогда я останусь совершено одна на свете…
Только что миновала полночь. Мама и папа спали. Он всегда бывал поспокойнее в первое время, когда мама возвращалась из больницы. Я поняла, что лучшего шанса мне не представится.
Мне хотелось пощадить маму. Что будет испытывать папа, меня мало волновало. Им я займусь позже.
Захлопнув книгу, я босиком спрыгнула на дощатый пол. Как буду действовать, что именно делать, я тщательно спланировала заранее. Первым делом натянула белую полупрозрачную ночную рубашку, которую, как я знала, Себастиан любит; я заметила, что он не сводит с меня глаз, когда видит меня в ней. Затем достала три таблетки снотворного, которые стащила у папы и заранее измельчила в порошок.
Выйдя из комнаты, я сделала глубокий вдох и постучала в его дверь.
— Чего тебе?
Я нажала на ручку и вошла.
Он сидел за компьютером — обернулся, посмотрел на меня. Мутный взгляд остановился на моих голых ногах, скользнул выше.
— Я много думала о том, что ты сказал.
Себастиан наморщил лоб — синяк, который он недавно схлопотал от папы, стал заметнее.
— Что за хрень? Ты о чем?
— О вечеринке в лесу. Когда ты сказал, что мне нравилось, что вы со мной делали. Ты ошибся.
— Да? — равнодушно произнес брат и снова повернулся к монитору. Я шагнула в комнату, оказавшись под турником для подтягиваний, — никогда не видела, чтобы Себастиан им пользовался.
По стенам были развешаны плакаты с практически раздетыми женщинами — их груди свисали поверх лоскутков материи, изображавших одежду. В комнате царил бардак: тарелки с объедками, везде горы вещей, затхлый запах пота и испорченной еды. Я поморщилась от отвращения. Осторожно положила на пол крошечный мешочек и поддала по нему ногой, так что он оказался в углу.
— Мне не нравилось, когда они делали это со мной. Но мне нравится, когда ты это делаешь.
Он замер.
— Хочешь, я уйду? — спросила я. — Или ты не возражаешь, чтобы я осталась? Мама и папа спят.
Себастиан кивнул, по-прежнему сидя спиной ко мне, и я истолковала это как его желание, чтобы я осталась.
— Дашь мне пива?
— Оно теплое.
— Все равно.
Он лег на живот у кровати, протянул руку и вытащил оттуда бутылку. Открыл ее, протянул мне. На руке у него виднелись следы — от того раза, когда папа порезал его разбитой бутылкой.
Я села на краешек кровати, и он уселся рядом со мной. В молчании мы отпили по глотку. Я покосилась на его бутылку. Она почти опустела. Скоро он захочет взять еще одну. И тогда мне удастся всыпать ему снотворное. На столе стояли четыре пустые бутылки, а я ни разу не слышала, чтобы он ходил в туалет.
Скоро момент настанет. Надо быть готовой.
— Тебе нравится, когда я сопротивляюсь? — мягко спросила я.
Лицо у него покраснело, он не отрываясь смотрел в стену.
— Не знаю, — буркнул наконец. Голос его звучал сдавленно.
— Я просто хотела узнать, что тебе нравится. Ты можешь делать со мной все что захочешь.
— Угу.
Он заерзал на месте. Под трениками набух член. Себастиан заметил, что я это вижу, и даже, кажется, смутился.
— Все нормально, — сказала я.
Протянув руку, неумело положила ее ему на пах. Почувствовала, как тошнота подкатывает к горлу, но поспешно сглотнула.
Себастиан пошевелился.
— Мне надо в туалет, — пробормотал он.
Я кивнула:
— Я подожду тебя…
___
Фэй шла по лесу совершенно голая, позади нее пылал дом. Свою одежду она швырнула в огонь — пусть все сгорит вместе с Яком.
Оранжевое пламя вздымалось к ночному небу, дым вставал столбом.
Она не оборачивалась, шла вперед, прочь от Яка, прислушиваясь к новому и острому ощущению свободы, заполнившему все тело.
Фары взятой напрокат машины светили со стороны маленькой лесной тропинки — как раз в том месте, где они с Ильвой назначили встречу. Подруга, все это время державшаяся неподалеку, должна была подъехать к месту встречи, едва заметив дым, поднимающийся от дома. И она приехала туда, как и обещала.
Ильва, сидевшая за рулем, слабо улыбнулась ей, Фэй с неподвижным лицом открыла дверь со стороны пассажирского сиденья. Машина была красная, старая, вся в пятнах ржавчины, без навигатора. Никто не сможет доказать, что они побывали здесь.
— Сделано? — спросила Ильва.
— Сделано.
Она кивнула и, потянувшись к заднему сиденью, протянула ей черную сумку с одеждой. Все чистое. Никаких следов Яка.
— Хочешь одеться до того, как мы тронемся в путь?
Фэй покачала головой и уселась на пассажирское сиденье, держа сумку в руках. Салон стал заполняться дымом, Ильва закашлялась.
— Нет, поехали.
Между стволами деревьев Фэй видела горящий дом — в эту минуту с грохотом обрушилась крыша. Ильва, собиравшаяся запустить мотор, замерла, потом медленно опустила руку.
Некоторое время они сидели молча, глядя на горящий старый дом, потом Ильва включила первую передачу, и машина пришла в движение.
— Что ты чувствуешь? — спросила она.
Некоторое время Фэй размышляла.
— Как ни странно, ничего. А ты?
Ильва сглотнула, потом взглянула на Фэй:
— То же самое.
Выезжая на шоссе, они встретили четыре пожарных машины, несущихся на полной скорости с воем сирен.
___
Утреннее солнце светило в окно комнаты для гостей в доме Алисы, освещая Ильву, державшую на коленях Нору. Та только что проснулась и немного капризничала.
— Ты в порядке? — спросила Фэй, которая только что заглянула к ней — после того, как пролежала без сна на одном из диванов Алисы.
Она внимательно изучала Ильву.
— Я в порядке, — ответила та, но ее словам и тону противоречило то, как судорожно она прижимала к себе Нору.
— Мы сделали то, что должны были сделать.
— Да, знаю, — ответила Ильва.
Она уткнулась носом в волосенки Норы, закрыла глаза. Ручки дочери крепко обнимали ее за шею.
В комнату вошла Алиса, посмотрела на них и улыбнулась.
— Завтрак подан, — сказала она.
Ночью, когда они вернулись домой, Фэй рассказала все Алисе. Это далось ей нелегко, да и Алиса пришла в состояние шока.
Зазвонил телефон Фэй — увидев, кто звонит, она нажала на зеленую кнопку.
— Привет, моя дорогая, — сказала она, когда лицо Жюльенны заполнило дисплей. — Сейчас я не могу говорить, позвоню позже. Но скоро я приеду к тебе. Обещаю. Скоро-скоро. Целую! Люблю тебя!
— Хорошо, мамочка, пока!
Фэй положила трубку.
— Скучает по тебе? — спросила Ильва. Глаза у Норы слипались — вот-вот снова заснет на руках у Ильвы.
— Да, — коротко ответила Фэй.
Сейчас она не в состоянии говорить о Жюльенне. Ее папа ушел. Навсегда. И хотя она ненавидела его, хотя считала, что ему нет места в жизни Жюльенны, все равно испытывала горе и грусть. Из-за того, что Жюльенне предстоит прожить всю жизнь без отца.
Чувство вины давило на плечи. Не за то, что Фэй лишила его жизни, а за то, что сделала когда-то такой плохой выбор. Но, не будь именно Яка, она не родила бы именно Жюльенну. Это мыслительное уравнение у нее в голове все никак не сходилось. Ах, как ей хотелось, чтобы у нее осталась та фотография в пластиковой папке!.. Это был ее талисман, придававший ей сил, напоминавший о самом главном. Но теперь он исчез — как и Як.
— Каков наш следующий шаг? — спросила Алиса. Она казалась сильной и решительной.
Фэй смотрела на Нору, на ее отяжелевшие веки и длинные ресницы. Временами она становилась так похожа на Яка…
— Придется пустить в ход фото- и видеодоказательства. Настал черед плана Б, придуманного Ильвой.
Алиса улыбнулась:
— Ты хочешь сказать, что пора зажать в тиски Эйвинда?
— Да, нам нужны бумаги из Управления патентов и регистрации.
— Это должны быть правильные документы, правильно сформулированные, — добавила Ильва, покачивая на руках Нору. — Я предельно точно указала, что нам нужно.
И снова Алиса улыбнулась.
— Увидев видео и фотографии, он точно сделает все, что мы попросим. Иначе пошлем их его жене.
— Отлично, — Фэй кивнула.
Она бросила взгляд на Нору, заснувшую на плече у Ильвы. Девочка выглядела в точности как Жюльенна во сне. На мгновение Фэй захотелось плакать. Из-за Жюльенны. Из-за Норы. Из-за Ильвы. Из-за самой себя. Из-за всех них.
Фьельбака, давным-давно
Я едва успела схватить мешочек, валявшийся в углу, кинулась на живот перед кроватью, вытащила новое пиво, открыла бутылку и высыпала туда порошок — а Себастиан уже вернулся.
Я протянула ему новую бутылку. Не произнеся ни звука, он взял ее у меня из рук, уселся на кровать, поднес ее к губам и сделал большой глоток.
Он по-прежнему осторожничал — казалось, все не мог поверить, что я вдруг сдалась и дам ему переспать со мной, не сопротивляясь.
— Можешь поставить какую-нибудь другую музыку?
— Какую?
Осталось только заставить Себастиана допить пиво, держа его на расстоянии от меня как можно дольше. Меня начинало тошнить от одной мысли, что я вынуждена буду сделать с ним.
— Может быть, «Металлику»?
Себастиан кивнул. Встал, подошел к стереоустановке, вынул из нее диск, провел пальцем по ряду дисков на полке, пока не нашел «Металлику». Вставил ее и нажал на «проигрывание». Сделал звук чуть-чуть погромче. Потом встал передо мной.
— Мне надо захмелеть, — проговорила я. — Я знаю: то, что мы собираемся делать, неправильно, но мне нравится, ничего не могу с собой поделать.
— Давай пить наперегонки, — ответил он.
Я улыбнулась:
— Отличная идея.
Я запрокинула голову, и мы одновременно выпили пиво. Я задержала дыхание, чтобы не чувствовать вкуса. Охнула, когда допила все. Себастиан вытер рот рукой. Он смотрел на меня голодными глазами, и по всему телу у меня пробежал неприятный холодок. Как быстро подействуют таблетки?
— У тебя есть порнуха? — спросила я.
Я знала, что у него есть тайный запас. Иногда он прятал стопку журналов за батареей, иногда под матрасом.
Повернувшись, Себастиан засунул руку под матрас. Протянул мне журнал. На обложке красовалась женщина с огромными грудями, которая позировала на камеру, раздвинув ноги. Лобок у нее был гладко выбрит.
Я открыла журнал и стала листать его.
— Что тебе нравится? Что ты хочешь, чтобы я сделала? — спросила я, не отрывая взгляда от журнала, пытаясь оттянуть время, дать снотворному подействовать.
Себастиан пожал плечами.
— Ну, что-то же тебе нравится больше, чем все остальное?
— Не-а, не знаю, — тихо проговорил он.
— Мне хотелось бы иметь большие сиськи. Ведь парням нравятся большие сиськи, правда?
Себастиан не ответил.
Я листала дальше.
— Если б ты сказала, что тебе нравилось быть со мной, я никогда не позволил бы им прикоснуться к тебе, — пробормотал он.
Я оторвалась от журнала, но Себастиан избегал смотреть мне в глаза.
«Это ложь, — подумала я, — ты никогда не вступился бы за меня. Для этого ты слишком труслив».
Вслух я сказала:
— Знаю.
— Получается, я виноват, что они умерли.
«Ты прав, — подумала я. — А скоро умрешь и ты. И я ни слезинки по тебе не уроню. Я-то знаю, какая ты трусливая и жалкая пародия на человека. Ты никому больше не испортишь жизнь».
— Не думай об этом.
Себастиан зевнул, веки его стали падать. Он откинулся назад, прислонился спиной к стене. Глаза у него слипались.
— Ложись, — сказала я. — Я сделаю тебе хорошо.
Сложив порножурнал, отложила его в сторону. Придвинулась поближе к нему, подложила ему под голову подушку. Казалось, Себастиан уже спит, так что я свернулась клубочком рядом с ним, разглядывая его спокойное лицо.
Несколько минут я лежала неподвижно, чтобы таблетки хорошо подействовали. Убедившись, что он спит глубоким сном, осторожно встала с постели и подошла к его компьютеру. Открыв текстовый редактор, написала прощальное письмо, в котором Себастиан говорил о том, как он тоскует по своим друзьям и как страдает от того, что не смог их спасти. Писала я лучше, чем он, поэтому сознательно выбирала самые простые слова и сделала несколько ошибок в правописании. Все это заняло массу времени, поскольку я нажимала на клавиши двумя зажигалками брата — на случай если кому-нибудь придет в голову проверить клавиатуру на предмет отпечатков пальцев.
Открытый документ я оставила на экране, чтобы те, кто зайдет в комнату, сразу его увидели.
Дальше началось самое трудное.
Я подошла к шкафу-кладовке, открыла дверь и разыскала ремень. Поставила на нужное место стул. Легла позади Себастиана, зажав его ногами с двух сторон, обвязала ремень вокруг шеи и затянула. Оказалось, сделать это тяжело. Куда тяжелее, чем я думала.
Я встала в постели, потянула сильнее, упираясь ногами. Лицо у него посинело, губы хватали воздух, но глаза так и оставались закрытыми.
Минут пять, не меньше, я тянула за ремень изо всех сил; потом отпустила, протянула руку и пощупала пульс у него на шее. Ничего. Никаких признаков жизни.
Тело показалось мне невероятно тяжелым. Я медленно оттащила его к кладовке, изо всех сил упираясь ногами в пол. Добравшись туда, усадила его на стул под шестом. Долго и мучительно пыталась закрепить ремень на шесте. Потом толкнула ногой стул, чтобы тот упал на пол. Себастиан безжизненно повис на ремне.
Я оглядела комнату. Не упустила ли я чего? Мешочек, в котором у меня хранилось снотворное, я приложила к кончикам пальцев Себастиана, чтобы там остались отпечатки его пальцев. Меня точно никто не заподозрит. Самоубийство — логичное последствие после того трудного лета, которое выпало Себастиану, когда погибли двое его лучших друзей.
В последний раз оглядев комнату, я взяла с собой свою бутылку пива и на цыпочках ушла в свою комнату. Поразмышляла над тем, не выйти ли мне на улицу, чтобы выбросить ее, но потом решила ограничиться тем, что спрятала ее под своей кроватью.
До шести утра я пролежала без сна, читала, размышляла, пытаясь понять, мучает ли меня совесть. Нет, совесть меня не мучила. Нисколечко.
Около шести утра я услышала за дверью шаги папы. Должно быть, он обратил внимание на открытую дверь Себастиана, когда побрел в ванную, потому что вдруг остановился. В следующую секунду я услышала его дикий вопль.
Первая часть моего плана была выполнена, и все прошло относительно легко. Теперь оставалась мама…
___
— Что там дома? Уже утро?
Фэй кивнула. Керстин выглядела отдохнувшей. Счастливой. Это ее порадовало. Среди всего царившего вокруг хаоса счастье подруги внушало ей надежду.
Лицо Керстин придвинулось ближе к экрану. Четче проступили тонкие морщинки вокруг глаз. Ее взгляд светился такой заботой, что внутри у Фэй потеплело.
— Ты в порядке? — спросила Керстин.
— Как ни странно, да. Знаешь, я выучила урок. Больше никогда не выпущу из рук власть. Не позволю себе быть уязвимой.
— Этого ты не можешь пообещать. Да я и не хочу, чтобы ты это обещала. Каждый должен не бояться быть немного уязвимым.
Фэй вздохнула и подумала о Жюльенне. О том будущем, которое она видит для своей дочери.
— Ты наверняка права. Но мне нужно время. Не знаю, готова ли я еще раз позволить разбить себе сердце.
Внезапно Керстин рассмеялась. Ее искренний смех всегда вскипал так неожиданно…
— Хватит корчить из себя героиню драмы, Фэй. Ты куда сильнее. Жалеть себя — это так на тебя не похоже… Нас много — тех, кто любит тебя. Возможно, ты проиграла бой, но зато выиграла войну. Помни об этом.
— Я пока не выиграла.
Керстин приложила ладонь к экрану, Фэй буквально ощутила прикосновение к своей щеке.
— Пока нет, но ты победишь. Позвони мне сразу, как только все останется позади.
— Обещаю. Целую. Скучаю по тебе.
— Я по тебе тоже.
Фэй закрыла на компьютере приложение «Фейстайм» и поймала себя на том, что улыбается — несмотря на все напряжение перед предстоящими испытаниями. Она соскучилась по Керстин, однако приятно было видеть, как та счастлива в Мумбаи со своим Бенгтом.
Теперь Фэй потянулась за мобильным телефоном и позвонила Ильве.
— Привет, Фэй, я как раз собиралась звонить тебе.
От напряженного голоса Ильвы сердце у нее забилось так сильно, что застучало в ушах.
— С инвестициями всё в порядке?
— Да, жена подключилась. Инвестиции гарантированы.
— Боже, как чудесно!
Фэй закрыла глаза. Пульс снизился, впервые за долгое время она ощутила в груди жадное нетерпение. Наконец-то встал на место последний кусочек пазла.
Оглядев себя в зеркало, она накрасила губы алой помадой. Потом перекинула через одну руку свой белый плащ от «МаксМара», другой взяла портфель от «Луи Виттон» и вышла из номера люкс. Теперь Фэй снова жила в «Гранд-отеле» — в свете последних событий там она чувствовала себя более безопасно. Расстояние было такое, что можно добраться до места на такси, а можно и пешком. Она решила надеть парочку самых удобных туфель на каблуках и пройтись. Прогулка будет очень кстати, чтобы собраться с мыслями.
Вода у причалов блестела. Стоял прекрасный погожий денек. Солнце светило, даже самый легкий ветерок не морщил гладь воды Стокгольма. Фэй улыбалась тем, кто попадался ей по дороге.
Вдруг она остановилась, отметив боковым зрением нечто необычное. Обернулась к одной из витрин Галереи. Женский бюст с серебряными крыльями. Пораженная скульптурой, Фэй невольно поднесла руку к груди, где когда-то висел кулончик, подаренный ей мамой, пока не потерялся в те страшные дни на острове Иксён.
Она подошла ближе. Художницу звали Каролина Тамм. Взглянув на часы, Фэй вошла в Галерею.
— Я хочу купить скульптуру в витрине. Вон ту, серебряную.
— Не желаете сперва узнать цену? — удивленно спросила женщина, сидящая за столом внутри магазинчика.
— Нет, — ответила Фэй, протягивая ей свою карту «Центурион». — Я немного спешу. Оплачу сейчас, а вы пошлите ее вот по этому адресу.
Фэй протянула свою визитную карточку.
Пока прокатывали ее карту, она подошла к скульптуре, чтобы взглянуть на нее с обратной стороны. Крылья имели форму рогов и росли на спине у женщины. В них ощущалась такая мощь — ничего подобного она никогда раньше не видела. Это и станет символом всего нового. Когда она думала, что придется уступить «Ревендж» Хенрику, ей показалось, что у нее восковые крылья, которые растаяли, потому что она дерзнула подлететь слишком близко к солнцу. Теперь же она чувствовала, что сможет взлететь как угодно высоко. На своих серебряных крыльях.
Когда дверь Галереи закрылась у нее за спиной, Фэй уже знала: она готова.
* * *
Запрокинув голову, Фэй разглядывала красивый фасад девятнадцатого века. Когда она впервые приехала в Стокгольм из Фьельбаки, то замирала с широко раскрытыми глазами перед этими прекрасными старинными фасадами. Сейчас, двадцать лет спустя, она стала настолько богата, что смогла бы купить целый квартал. Странное чувство…
Фэй перевела взгляд влево, в сторону площади Стюреплан и улицы Библиотексгатан, где когда-то находился клуб «Будда Бар». Вспомнила светлый волшебный вечер 2001 года, когда познакомилась с Виктором. Хороший и добрый был парень. Слишком добрый, как ей вскоре показалось… Как сложилась бы ее жизнь, если б она не предпочла ему Яка?
Фэй снова подняла глаза и посмотрела на окна. Там, наверху, на пятом этаже, ждал Давид. И Хенрик. В разных кабинетах.
Алиса и Ильва послали ей сообщения, предупредив, что все готово и ни один из мужчин не заметил прихода другого. Мина заложена. Фэй пыталась понять, что же чувствует — нервничает, злится, грустит?
Но нет, внутри себя она нашла только счастье. Чистое, дикое счастье. Все могло бы закончиться куда хуже, не будь у нее Ильвы и Алисы. Они спасли ее. Все они спасли друг друга.
Набрав код на домофоне, Фэй стала ждать лифта. Несколько минут спустя она уже шла между пустых письменных столов в открытом офисном пространстве «Ревендж», наслаждаясь запахом свежезаваренного кофе. Из конференц-зала падал свет. Она увидела затылок и широкую спину Давида — он сидел и разговаривал с Ильвой и Алисой. Улыбающиеся губы Алисы шевелились, но из-за толстой стеклянной двери невозможно было разобрать, о чем идет разговор.
Фэй толкнула дверь, Давид обернулся и увидел ее. Он поднялся и раскинул руки, готовясь обнять ее.
— Наконец-то, дорогая, я так соскучился! — воскликнул он. — Во Франкфурте без тебя было так ужасно…
Фэй миновала его, не удостоив ни единым взглядом, выдвинула стул во главе стола и села, закинув ногу на ногу.
— Что… Фэй? Что происходит? — удивленно спросил он.
Улыбка исчезла с лица Алисы. Она зло смотрела на него. Давид заметил, что атмосфера резко изменилась.
— Мы пригласили тебя сюда сегодня, чтобы представить нашему новому инвестору, — начала Фэй и протянула руку к Ильве, которая передала ей папку. Открыв ее, она взглянула на документы и кивнула. — Да, тебя, вероятно, удивляет это заявление в свете того факта, что я больше не контролирую «Ревендж». Среди прочего — благодаря той конфиденциальной информации, которую ты передал Хенрику. Но он сидит в соседнем кабинете. И поверь мне, «Ревендж» скоро вернется ко мне. На твоем месте я постаралась бы в дальнейшем никак не ассоциироваться с Хенриком Бергендалем. Скоро ты все поймешь. Но пока — вот это. Думаю, здесь все сказано.
Она положила на стол верхний документ и придвинула Давиду, который тут же схватил его.
— Это… я м-могу объяснить… — проговорил он заикаясь.
Фэй фыркнула:
— Не надо ничего объяснять. Твое дело — слушать.
Впервые за все это время она устремила на него взгляд. Придвинула к нему три сшитые вместе бумаги. На первой странице виднелся заголовок «Совместное заявление о расторжении брака»; в него были вписаны имена Давида Шиллера и Юханны Шиллер.
— Подпиши это.
— Что это такое? Несколько месяцев я пытался добиться развода, сама знаешь…
Фэй расхохоталась. Алиса и Ильва поддержали ее. Давид с изумлением переводил взгляд с одной на другую.
— Дружочек, игра окончена. Всю свою жизнь ты обманывал женщин. Теперь этому конец. Пытаться войти в долю «Ревендж» за счет денег своей жены и одновременно утверждать, что ты пытаешься с ней развестись, — очень творческий подход. А потом обеспечить себе поддержку нового хозяина, передав Хенрику секретную информацию о выходе на американский рынок…
Фэй кивнула на первый документ, который лежал перед Давидом.
— Должна признать: ты не ленился. Но теперь все кончено, ты понял? Скажи спасибо, если тебе удастся избежать тюрьмы.
Давид сглотнул. Лицо его все более краснело.
— Я…
— Заткнись! — прикрикнула на него Фэй.
В дверь постучали, и она жестом пригласила войти элегантную темноволосую женщину в платье от «Шанель».
— Привет, дорогой бывший супруг, — сказала Юханна Шиллер, выдвигая себе стул рядом с Фэй.
Разинув рот от изумления, Давид смотрел то на одну, то на другую.
— Она пытается обмануть тебя, Юханна, — сказал он. — Не верь ей, она лжет. Ей нужны только твои деньги. Я завел с ней интрижку, признаю́, минутная слабость, — но с моей стороны никогда не было ничего серьезного, никогда. Я хочу быть с тобой, Юханна. Я люблю тебя.
Юханна захихикала.
— Я никогда не стал бы изменять тебе, — продолжал он, указывая на Фэй. — Она соблазнила меня.
Давид вдруг ударил кулаком по столу, выражение его лица изменилось, стало сердитым. Теперь он выглядел как обиженный мальчишка.
— Хватит, — проговорила Юханна и покачала головой. — Подпиши бумаги и проваливай; у нас будет заседание правления.
Давид подался вперед.
— Так это ты — новый инвестор?
— Да, у тебя ведь ни гроша за душой, — пробормотала Ильва.
Юханна весело кивнула:
— Без тебя и той драматургии, которую ты привносишь в мою жизнь, у меня образуется лишнее время. И деньги. Мне до смерти надоело спонсировать твои неудачные инвестиции. Когда Ильва рассказала мне, как обстоят дела, я ответила, что с удовольствием инвестирую в «Ревендж».
Давид обернулся к Фэй. Та рассматривала его, скрестив руки на груди, явно получая удовольствие от всей этой сцены. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, но потом снова закрыл.
— Подпиши, дружочек, и проваливай. Нам еще многое надо обсудить, а потом мы пойдем отмечать сделку.
Давид схватил ручку и, не сводя глаз с Фэй, поставил подпись. Потом вскочил так резко, что чуть не опрокинул стул. С безумным взглядом отступил к двери.
— Давид Шиллер, — произнес строгий голос у него за спиной.
Давид обернулся. В дверях стояли двое полицейских.
Фэй видела, как они появились, но не сказала ни слова.
— Да? — нервно произнес он.
— Мы хотим, чтобы вы проследовали с нами.
— Зачем? — спросил он, вставая в оборонительную позу.
— Об этом мы поговорим снаружи.
Давид обернулся к Фэй:
— Что ты сделала?
— Заявила на тебя за твои преступления против «Ревендж» и меня лично. За промышленный шпионаж тебе полагается несколько лет тюрьмы.
Двое полицейских взяли Давида за руки выше локтя и увели его. До оставшихся в кабинете еще долго долетали его громкие протесты. Ильва собрала документы и сложила в папку.
Фэй поднялась и подошла к Юханне. Они пожали друг другу руки.
— Добро пожаловать в команду.
— Спасибо.
Фэй сделала глубокий вдох. Шампанскому в ведерке со льдом придется подождать еще немного. Прежде чем праздновать, надо разобраться еще с одним негодяем.
___
Хенрик взглянул на нее с широкой ухмылкой, когда Фэй вошла в помещение, до недавнего времени бывшее ее кабинетом. Ильва и Алиса вошли вслед за ней; Алиса, вошедшая последней, закрыла за собой дверь.
— Что волнует моих бывших подчиненных? Радуйтесь, что у меня найдется для вас несколько минут; я очень занят — у нас намечается выход на американский рынок, и мое терпение в отношении жалоб уволенных сотрудников весьма ограниченно. Мы следуем трудовому договору до последней запятой. Однако должен сказать: приятно, что ты явно выражаешь желание работать, Алиса. Это новая черта в твоем характере.
— А ты бы заткнулся, Хенрик, — весело сказала Алиса.
Он нахмурился:
— У меня мало времени. Говорите, что вам нужно, а потом уходите. Вам здесь нечего делать. — Откинулся в кресле и сложил руки за головой.
Ильва положила ему на стол пачку бумаг. Некоторые строки в них были выделены зеленым маркером.
— Что это такое?
Хенрик с раздражением взял в руки бумагу и стал проглядывать ее.
— Ты владеешь «Ревендж», это так, но не правами на нашу продукцию, — заявила Фэй. — Вот справки из Управления патентов и регистрации, подтверждающие это. Интересно будет посмотреть, что скажут об этом партнеры «Ревендж» в США… Не говоря уже о твоих финансовых партнерах. То, что ты владеешь компанией, но не владеешь ее продукцией, означает, что у тебя в руках пустышка.
Она кивнула на Алису и Ильву.
— Вместе с этими двумя коллегами я стала уговаривать акционеров вернуться к нам. А все, что накопали твои частные детективы, чтобы шантажировать акционеров, включая Ирену Арнель… Если ты хотя бы попытаешься использовать эту информацию, то сам прекрасно знаешь — Алисе не нужны никакие частные детективы, чтобы собрать информацию о тебе.
Алиса ухмыльнулась, сложила руки на груди и радостно закивала.
— Чертова манда!.. Ты все это выдумала! Мои адвокаты никогда не пропустили бы такой важный момент! — Хенрик покраснел от злости, вскочил в полный рост и зло уставился на Алису.
— Хм, по всей видимости, все же пропустили, — ответила та. — Может быть, тебе сменить адвокатскую фирму? Я могла бы ответить тебе тем же и назвать тебя «чертов хер», но с тем малышом, который у тебя в штанах, уместнее было бы сказать «червячок», а это звучит совсем не так экспрессивно…
— Ах ты…
Хенрик попытался шагнуть к Алисе, но тут вперед выступила Фэй, устремив на него суровый взгляд. Наклонившись к столу, она придвинула ему документ и произнесла ледяным тоном:
— Без прав на продукцию эта компания — пустая оболочка. Иными словами — огромные экономические потери для тебя. И твоих инвесторов. Посему лучшее решение, которое ты сейчас можешь принять, — это продать все свои акции мне. За ту же цену, за которую вы их купили — ты и твои подставные лица. Надеюсь, ты понимаешь и благодарен мне за ту щедрость, которую я к тебе проявляю.
— С какой стати? Меня поддерживают мощные инвесторы, у меня хватит денег, чтобы судиться с тобой, и мне плевать, что ты там нашла курсивом в каком-то гребаном договоре — я буду бороться с тобой до последнего гроша…
Хенрик шипел и цедил сквозь зубы, так что брызгала слюна, однако Фэй спокойно потянулась, взяла носовой платок у него из кармана пиджака и вытерла себе лицо.
— Учитывая, что твоим крупнейшим частным инвестором при скупке акций «Ревендж» выступал Стен Стольпе, я на твоем месте не была бы так в этом уверена…
— Стен — мой старинный друг, один из моих самых верных клиентов и деловых партнеров. Не сомневаюсь, что он поддержит меня без малейших сомнений. — Голос Хенрика звучал надменно.
Во время этой дискуссии Алиса разглядывала свои ногти, но теперь проговорила лениво:
— Ты бы проверил свой телефон. Что-то мне подсказывает, что Стен пытается связаться с тобой.
— Какого черта?
Хенрик схватил свой портфель и вытащил из него телефон. Фэй вытянула шею, чтобы взглянуть на дисплей. Потом обернулась к Ильве и Алисе:
— Ой-ой, у Хенрика сорок три пропущенных звонка и довольно много сообщений от Стена. Интересно, что ему нужно? Похоже, ему не терпится пообщаться с тобой…
Хенрик открывал одно сообщение от Стена за другим. Лицо его побелело как полотно.
— Алиса, что ты натворила?
Алиса посмотрела на него своими невинными голубыми глазами.
— Я? Ничего я не сделала. По случайному стечению обстоятельств у меня вчера украли телефон, и я заявила о краже в полицию — в таких вещах надо быть педантичной. Так что я понятия не имею, что там кто-то мог найти в нем и послать Стену. Ясное дело, это может быть видео, в котором ты трахаешь его несовершеннолетнюю дочь, нашу няню… но откуда мне знать? Мой телефон, как уже было сказано, украли. Я сказала, что заявила в полицию?
Хенрик взвыл и кинулся на Алису, но Ильва подставила ему подножку, и он растянулся на полу. Там и остался лежать, продолжая кричать и махать руками.
Три женщины вышли из кабинета, но в дверях Фэй обернулась:
— Не позднее сегодняшнего вечера я хочу иметь твою подпись на документах о том, что ты продаешь мне все акции «Ревендж». Бумаги лежат в стопке внизу, под договорами.
Закрывая за собой дверь, они всё еще слышали за спиной его ругань.
Фьельбака, давным-давно
Уговорить маму оказалось просто. После смерти Себастиана она была как в тумане, а папа срывал на ней всю злость и все свое бессилие. С каждым месяцем его безумие становилось все опаснее. Каждый раз, возвращаясь из школы и нажимая на ручку двери, я задерживала дыхание. Первое, что делала, — окликала маму, каждый раз боясь, что не услышу ответа. Я слышала крики, я видела ее синяки и не могла не замечать, как мама буквально тает на глазах. Она почти ничего не ела. Я пыталась уговорить ее хоть немного поесть, взяла на себя стряпню, научилась готовить ее любимые блюда. Иногда она съедала немного, но чаще всего смотрела в тарелку пустым взглядом.
Я понимала, что мама медленно умирает у меня на глазах. Я всегда думала, что однажды папа зайдет слишком далеко и убьет ее, но месяц проходил за месяцем, и я осознала: ее убивает безнадежность. Она не видела выхода. Не видела возможности из всего этого выбраться. За счет смерти Себастиана я хотела освободить маму, чтобы ее не раздавила тяжесть нашей тайны. Вместо этого я способствовала ее медленному умиранию.
Каждый день мне вспоминался тот случай, когда я обнаружила ее после того, как она приняла снотворное. Перед глазами у меня стояла сцена, как я запихиваю два пальца ей в рот, вызывая у нее рвоту. Тогда я ее спасла. А сейчас я ее убиваю. Я должна подарить ей надежду. Путь к выходу.
Приняв такое решение, я начала планировать.
Так больно было таиться и ждать, проявлять терпение, когда я каждый день видела маму окровавленной и в синяках… Но я понимала: если не помогу ей вырваться отсюда насовсем, вскоре она просто умрет. А с этим я не смогу дальше жить.
Папа должен быть наказан. За все, что он сделал с нами, чему научил Себастиана, за тот страх, в котором заставил нас жить.
На всем свете существовал один-единственный человек, готовый помочь мне. Брат мамы. Дядю Эгиля папа недолюбливал, а впускать чужого человека в дом всегда рискованно. Рисковать он не хотел. Поэтому для меня дядя Эгиль остался лишь смутным воспоминанием. Но мама часто говорила о нем. И я понимала: ради нее он готов на все.
Его номер хранился у мамы в потрепанной телефонной книжке, спрятанной в ящике комода под ее чулками. Ее я в свои планы не посвящала. Мамин остановившийся взгляд так пугал меня, что мне хотелось просто крепко обнять ее, но все это говорило мне, что я должна стать взрослой и позаботиться о ней. Впервые в жизни роли поменялись: взрослой стала я, а она — ребенком. Мама всегда была маленькая и хрупкая, а теперь с каждым днем становилась все тоньше и слабее.
Дяде Эгилю я позвонила украдкой со школьного телефона, когда секретарша ненадолго вышла из кабинета. Важно было не оставлять следов. Я объяснила ему, что мне нужно, и он тут же пообещал мне помочь. Без оговорок. Без вопросов. Голос у него был настолько похож на мамин, что это придало мне уверенности.
Однажды вечером в начале осени я решила, что время пришло. Позвонила дяде Эгилю из школы и дала ему подробные инструкции. Я знала, что он все в точности исполнит.
Когда папа улегся и заснул — благодаря порции снотворного в стакане виски, — я принялась за дело. Мама казалась совершенно безвольной, как тряпичная кукла. Она была настолько сломленная, такая маленькая и слабая — не сказала ни слова, не задала мне ни одного вопроса, молча делала все, что я говорила, предоставив мне направлять ее. Я не решилась упаковать ее вещи. Все должно было остаться на месте, дабы ничто не указывать на то, что она что-то взяла с собой, что покинула дом добровольно.
Вечер выпал довольно прохладный. Мы продрогли, пока медленно спускались к воде. На мне были папины резиновые сапоги. В одной руке я держала его молоток. Свободной рукой поддерживала маму, ведя ее к краю воды. Папины перчатки оказались мне слишком велики, и приходилось все время подтягивать их. Мама поскользнулась; я поддержала ее, воспользовавшись случаем вдохнуть запах ее волос, когда она прислонилась ко мне. Как мне будет не хватать ее! Боже, как я буду скучать! Но любить другого — значит отпускать его на волю… И теперь я должна отпустить маму.
У берега в катере с погашенными фонарями ждал дядя Эгиль. Он прекрасно знал, что я собираюсь делать. Ему я изложила весь план в деталях. Он не стал возражать, хотя долгое молчание в телефонной трубке свидетельствовало само за себя. Однако он понимал: я права.
Маме я ничего заранее не говорила. Сочла, что лучше подождать до последнего, чтобы получить ее одобрение. Но я знала: она согласится на то, что я буду делать. К боли она привыкла.
— Мама, я должна тебя ударить. Ударить сильно. Молотком. Это папин молоток. Он должен заплатить за то, что сделал с нами. Исчезнуть из нашей жизни. Ты понимаешь, мама?
Она кивнула, не колеблясь ни секунды, Когда мы спустились к лодке, я поздоровалась с дядей Эгилем; теперь же даже не решалась поднять на него глаза. Я обняла маму, почувствовала грудной клеткой ее худенькие плечи.
Я боялась бить ее слишком сильно. Боялась, что она разлетится на куски, словно хрустальная ваза. Но пути назад не было. Я взяла молоток. Подняла его. Закрыла глаза. И ударила. Прицеливалась по мягким частям тела, где ничего не могло сломаться. Но на папин молоток не попало ни единой капли крови. Требовалась кровь. Я поняла, что должна ударить по более твердой части тела. Что-то должно сломаться, разорвать кожу, чтобы молоток окрасился кровью.
Я прицелилась в голень. Подняла молоток высоко над головой и ударила снова. Мама издала лишь тихий стон. Уголком глаза я видела, как Эгиль отвернулся. Посмотрела на молоток. Кровь. Мамина кровь.
Молоток я положила в нескольких метрах от уреза воды, чтобы вода не смыла его, если поднимется до того, как его найдут полицейские. Нежно поддерживая маму, повела ее в лодку Эгиля. Она едва могла наступать на ту ногу, по которой я ударила. Все ее тело казалось теплым и мягким. Нехотя я передала ее дяде Эгилю, в последний раз ощутила ее запах. Я понимала, что пройдет много лет, прежде чем мы свидимся снова.
Проводив их глазами, когда они скрылись в абсолютной темноте безлунной ночи, я медленно вернулась обратно к дому. Боковым зрением отметила окровавленный молоток.
Вернувшись домой, я осторожно сняла в прихожей папины сапоги; на них попало несколько капель крови. Потом сняла перчатки, тоже с брызгами крови, и бережно положила их на полочку.
В доме царила тишина. Теперь здесь остались только мы с папой. Завтра я останусь одна.
Я не могла дождаться утра. Легла в постель. Подумала о маме. Вспомнила звук, когда молоток врезался ей в кость.
Я люблю ее. И она любит меня. Мы любим друг друга. Это была моя последняя мысль перед тем, как погрузиться в сон…
___
На краешке круглого стола в «Риш» стояло серебряное ведерко с торчащей из него бутылкой шампанского «Боллингер». Алиса, Ильва и Фэй подняли бокалы и чокнулись. Они уже начали вторую бутылку. Официанту сказали, что закажут еду позже, но давно забыли об этом. Фэй чувствовала себя пьяной, однако считала, что ничего не случится, если она наутро полетит в Италию немного с похмелья — с Ильвой и Алисой она не увидится целых три месяца.
Совместными усилиями они спланировали дальнейшую работу. В начале октября все снова соберутся вместе, в новом офисе в Нью-Йорке, перед презентацией «Ревендж» на американском рынке. К ним присоединится и Юханна. Она только что развелась, была вполне счастлива и, похоже, регулярно занималась сексом со своим личным тренером. Учитывая, как быстро у них дошло до постели, Фэй подозревала, что отношения возникли не вчера. Однако это уж точно не ее забота.
Давид сидел в следственном изоляторе в ожидании, пока прокурор предъявит ему обвинение в промышленном шпионаже. Последнее, что они слышали о Хенрике, — что его фирма на грани банкротства. Ходили слухи, что между им и Стеном Стольпе пробежала черная кошка, и теперь последний делает все, чтобы потопить Хенрика.
Официант, парень лет двадцати пяти с мужественной нижней челюстью, серыми глазами и фигурой, как у греческого бога, вежливо откашлялся:
— Желаете ли чего-нибудь еще? Или все устраивает?
Он улыбнулся Фэй, и она почувствовала, как по ее телу пронеслась легкая дрожь. Она свободна и весела. Готова идти дальше. В качестве прощания со Швецией краткое, но интенсивное приключение не помешало бы…
— Все могло бы быть куда лучше, — с серьезным лицом произнесла Фэй.
Он вздрогнул и удивленно уставился на нее. Ильва и Алиса тоже вопросительно посмотрели на нее.
— Да, — сказала Фэй и показала жестом, чтобы он наклонился к ней.
Он так и сделал.
— Все было бы идеально, если б ты сказал, во сколько заканчиваешь, чтобы я могла к этому времени подогнать к выходу машину и отвезти тебя к себе в номер, — шепнула она.
Вместо удивления парень теперь смотрел на нее с любопытством. Выпрямившись, он произнес с деланой серьезностью:
— В час ночи, госпожа.
Альиса и Ильва, догадавшись, о чем спросила Фэй, рассмеялись. Официант поправил воротник рубашки, подмигнул и скрылся.
Они снова подняли бокалы.
Боковым зрением Фэй заметила движение за окном и посмотрела туда. Через стекло она увидела знакомое лицо. При виде него по всему ее телу разлился ужас. Дрожащей рукой она отставила бокал.
Сомнений быть не могло. Этот человек — ее отец. Он приблизился к окну, встретился глазами с Фэй и показал ей фотографию ее мамы с Жюльенной.
А в следующую секунду скрылся из виду.
