33
Рыдая, я рассказываю Эсснай и Сукару о том, что мне явилось в видении. Комната дрожит, и маски падают на пол, трескаясь. Так магия реагирует на мою боль. Эсснай заставляет меня выпить приправленный змеиной травой красный чай, чтобы я успокоилась. Хороший рецепт, но мой отец добавил бы еще лист матая – человек после такого напитка засыпает гораздо быстрее. Отец. От мыслей о нем мне становится еще хуже. Мой разум то погружается в сон, то выходит из него. Так проходит весь день и половина ночи. Мне снится Руджек, растянувшийся на простыне на берегу Змеиной реки. Глупо ухмыляясь, он сжимает рукояти своих скимитаров. Мне снится, что я беспокойно ищу его на Восточном рынке. А потом я вижу, как он лежит неподвижно в вечном Темном лесу. Кровь сочится из его ран, собираясь в лужу.
– Отпусти меня, – раздается эхом в моем сне глубокий тембр Руджека.
– Арра, – мурлычет внутри меня еще один голос. Он приятно обволакивает меня, подобно теплому ветерку в солнечный день.
Воспоминания вождей тоже путаются в сознании. Они рассказывают мне свои истории.
Вождь Лито – порочный человек, которому нравится отнимать жизни.
Вождь Мулани – двоюродный брат Арти, верно служивший своему народу.
Вождь Зу – величайший летописец своего народа, любитель мужчин и вина.
Вождь Кес – человек, который большую часть своей жизни путешествовал по миру духов.
Вождь Аатири – моя бабушка, которая преданно любила и строго руководила народом своей железной рукой.
Они – часть меня. Их воспоминания, надежды и мечты. Их тайны и ложь. Мысли крутятся в моей голове, пока не начинают звенеть в ушах так же громко, как звонят утренние колокола. Я резко сажусь в постели. Голоса вождей продолжают звучать на краю моего сознания. От чая меня клонит в сон, но он не притупил боль – здесь уже ничего не поможет. Руджека больше нет, и в моем сердце осталась дыра, которая пульсирует, словно острая зубная боль. Какая-то часть меня была бы рада остаться в этой комнате, пока весь остальной мир сгорает дотла. Но нет, я не могу так поступить. Я не смогла бы жить после такого. С магией вождей у меня есть шанс сделать что-то полезное. Наконец-то. Должна быть причина, по которой Коре отправила меня в Храм. Должно быть, это как-то связано с едва заметным гулом магии во дворе.
Я вылезаю из постели Сукара и иду к ведру, чтобы плеснуть себе в лицо водой, но там пусто. Я выхожу из комнаты, стараясь не глядеть в зеркало – мне страшно смотреть на себя. Сукар и Эсснай зажгли факелы в коридоре. Я прохожу по длинному помещению и заглядываю в комнаты. У некоторых слуг вроде Сукара были отдельные кельи, но большинство работников Храма жили в общих покоях. Моих друзей нигде нет. Я пытаюсь мысленно дотянуться до них, но я слишком устала. Магия угасает.
Сукар высовывает голову из кухни:
– Так и знал, что это ты.
Он прислоняется к дверному косяку. Его татуировки вернулись в исходное положение. Тигриные полоски снова тянутся через лоб.
– Было уже поздно, так что мы не хотели тебя будить. – Сукар отталкивается от стены. – Ты как?
Я пожимаю плечами – лучше уж так, чем лгать. Я улавливаю резкий запах. На кухне что-то сгорело.
– Что это за ужасный запах?
– Тушеная курица, – говорит Эсснай. – Особый рецепт моей матери.
– На вкус она еще хуже, – добавляет шепотом Сукар.
– Я все слышала, – кричит с кухни Эсснай.
«Время пришло, Арра, – шепчет бабушка у меня в голове. – Пойдем».
Я ее не спрашиваю. Мои ноги шагают сами собой, прежде чем я успеваю понять, в чем дело.
– Эй, куда ты? – спрашивает Сукар, догоняя меня. – Еда не так уж плоха.
Я останавливаюсь посреди двора. Ночной ветер продувает меня насквозь. Не считая небольшой области, освещенной лунным светом, большая часть двора погружена во мрак.
– Кто-то идет.
Эсснай догоняет нас, и мои друзья пристально смотрят в сторону ворот. От моей кожи тянутся искры магии. Их что-то привлекло. Сукар вздрагивает рядом со мной и вдруг вытаскивает свои серпы. Его татуировки горят так ярко, что я прикрываю глаза рукой. Внезапно меня ударяет порыв ветра – так сильно, что я едва не падаю на землю. То же самое произошло и с моими друзьями. У меня нет времени гадать, что случилось. Свет от татуировок Сукара тускнеет, и моя магия вновь успокаивается.
В десяти шагах от нас кто-то лежит, свернувшись на земле калачиком.
Я замечаю на фигуре изодранную элару, испачканную в крови. О нет. Я бегу, спотыкаясь практически на каждом шагу. Шепот в голове становится все громче и громче, пока не заглушает мои крики. Я падаю рядом с Руджеком. Слезы застилают мне глаза и душат. Так много крови. Слишком много. А еще он весь в грязи, как будто его выкопали из могилы. Моя магия тянется нащупать его ка, но затем отскакивает и рассеивается в воздухе. Я сосредотачиваюсь на исцелении, но эта магия тоже исчезает. Вождь Лито внутри меня не понаслышке знает о смерти. Он многих вернул с того света. Но как бы сильно я ни старалась, магия отскакивает от изувеченного тела.
Боги, нет. Как он мог оказаться здесь после того ужасного происшествия в Темном лесу? И даже сейчас я не могу его спасти. Должен же быть какой-то выход. Не может быть слишком поздно.
– Арра, – говорит Эсснай и садится на корточки рядом со мной. – Он вознесся.
– Нет, нет, нет, – шепчу я. – С ним все будет в порядке.
И Сукар, и Эсснай тянут меня прочь, а у меня нет сил бороться с ними. Он мертв, и проклятые крейваны отправили сюда его труп, чтобы поиздеваться надо мной. Другого ответа быть не может.
Молчание тянется и длится, унося с собой мою боль. Но затем Руджек начинает шевелиться.
– Во имя двадцати! – кричит он, откашливаясь. – Мне что, опять снится сон?
Что-то внутри меня рушится. Я бегу к нему.
– А может, это я сплю? – спрашиваю я сквозь слезы. – Ты настоящий?
Руджек перекатывается на бок, его обсидиановые глаза устало – и завороженно – смотрят на меня.
– Как же трудно тебя было найти.
Слова вибрируют в его груди – груди, что тверже камня и теплее тысячи солнц. Сквозь растерзанную элару я вижу его гладкую коричневую кожу. Я провожу пальцами по ткани, чтобы убедиться, что он не призрак, чтобы убедиться, что он настоящий. Мою кожу покалывает от первого намека на тепло. Так происходит всегда, когда мы касаемся друг друга. На его животе нет раны – в отличие от моего видения, где крейван практически разрубил его пополам. На нем так много крови, и никаких признаков того, откуда она взялась. Мне все равно. Он жив, и он здесь, со мной. Сукар откашливается у нас за спиной, и я отдергиваю руки.
– Как ты здесь оказался? – спрашиваю я Руджека, когда тот садится.
– Меня сюда отправил Ре’Мек, – отвечает Руджек, когда мы с Сукаром помогаем ему встать на ноги.
Сукар скрещивает руки:
– С каких это пор тебе помогает ориша?
– Долгая история, – говорит Руджек, оглядывая пустую территорию Храма. Он сдержал свое обещание. Он искал меня.
Я несколько раз обыскиваю его тело на предмет травм, а он смотрит на меня сверху вниз, словно я какой-то призрак, сотканный из воздуха. Его взгляд полон тоски, боли и сожаления. Не считая отвратительного запаха, с ним все в порядке. Даже более чем в порядке. Он жив.
– Я видела тебя… Ты умер в Темном лесу. – У меня снова в голове всплывает образ лежащего на поляне Руджека.
– Так и было. Я действительно умер в Темном лесу.
– Еще одна длинная история? – спрашивает Эсснай, вздыхая.
Руджек в ответ судорожно вдыхает.
– Очень длинная.
Руджек изучает мое лицо, и жар обдает мою шею. Не сомневаюсь, что он, как и Тэм, увидит на мне отнятые ритуалами годы. Его глаза умоляют ответить на вопрос, который он не задает.
– Ре’Мек мне все рассказал.
Он не вдается в подробности. Ему и не нужно. Тишина между нами буквально оглушает меня.
– Отлично, все на месте, – раздается голос, похожий на хриплый свисток.
Мы поворачиваемся, и Сукар восклицает, заикаясь:
– Дядя?
Во дворе стоит Бараса. Его порванный желтый кафтан почти целиком покрыт грязью.
– Кто еще мог оставить свою ка в этом богами покинутом месте?
Сукар смеется, у него на глаза наворачиваются слезы.
– Только дурак.
Кажется, будто провидец состоит из плоти и крови, но когда я фокусирую на нем взгляд, то понимаю – передо мной туман, что принял человеческий облик. Точно так Арти являлась мне в моем видении до того, как обрела форму. Это его магия гудела на ветру, когда мы оказались в Храме. Магия давно умершего человека.
– Но этому дураку нужно передать вам сообщение.
Сказав это, Бараса машет нам, чтобы мы шли за ним.
– Порой ветер рассказывает секреты.
Сукар и Эсснай следуют за призраком без всяких колебаний. Руджек поднимает бровь, глядя на меня, и я пожимаю плечами. Мы бредем за ними, шагая так близко, что наши пальцы соприкасаются. Наша группа врывается в вестибюль, а затем в Зал ориш. Думая о том, что сказал Сукар, я пытаюсь представить себе на месте Безымянной Эфию. А вдруг моя сестра и правда является ею? Магия внутри меня тянется к статуе, ища ответы, но Бараса прерывает меня.
– Нет времени, – объясняет он. – Мне нужно передать вам послание, которое связывает мою ка с этим местом. Я должен успеть сделать это, прежде чем магия перестанет действовать. – Его голос дрожит, и он хмурится: – Я в курсе последних событий… в курсе трагедии, постигшей наш народ.
Я опускаю взгляд, чтобы спрятаться от боли в его глазах – боли, которая становится все сильнее, как гнойная рана.
– А Эфия знает, что я здесь?
Мой вопрос эхом отдается в зале, и мы все, кажется, затаили дыхание.
Бараса кивает, отчего туман слегка меркнет.
– Да, но сейчас она слишком занята убийством ориш, чтобы обращать на тебя внимание.
Я стискиваю зубы, вспоминая, как Коре упала к ногам моей сестры.
– Скольких она убила?
– Учитывая Короля-Близнеца… Угениу, жнеца, и Фаюму, мать зверей и птиц, – отвечает Бараса.
Пытаясь принять эту информацию, я прислоняюсь к одной из статуй, не знаю чьей.
– Осталось одиннадцать, если считать Безымянную, – дополнил Бараса. Он щелкает пальцами, и факелы вдоль стен оживают. – Пока что здесь безопасно.
Он проносится по залу, одновременно идя и паря в воздухе. Его бледно-желтый кафтан шуршит вслед за ним.
– Храм защищен от магии демонов.
– Почему ты не появился раньше? – спрашивает Сукар, скрещивая руки на груди. – Я был здесь больше раз, чем могу сосчитать, а ты ни разу не показался мне. Я же твой племянник. Во имя Хеки, я же хоронил твое тело.
– Какой же ты суетливый! Потише, парень, – говорит Бараса и похлопывает Сукара по плечу. – Думаешь, я бы не показал себя раньше, если бы мог? Ориши помогли связать мою ка с Храмом. Я не мог появиться до тех пор, пока они оба не окажутся здесь.
Провидец тычет в меня скрюченным пальцем, не встречаясь со мной взглядом, потом указывает на Руджека.
Мы с Руджеком переглядываемся, не понимая. По рукам бегут мурашки.
– При чем здесь мы?
– Вы двое должны убить змею, – говорит Бараса и сплетает пальцы вместе. А после он бросает на меня виноватый взгляд. – Пока она не нашла ка Короля Демонов.
Я обхватываю себя за плечи.
– Что ж, я уже пыталась это сделать. Не вышло.
Руджек кладет ладони на рукояти своих скимитаров:
– Я сделаю это.
Старый добрый Руджек. Нахальный, как и всегда. Я сдерживаю улыбку.
– Будь это так просто, мальчик, – говорит Бараса, вскидывая руки, – мы не вели бы этот разговор. Пока ориши заняты Эфией, они хотят, чтобы Арра взяла кинжал Короля Демонов. Только тот, кого коснулась его магия, может завладеть клинком. И ты ей поможешь.
– А что такого особенного в этом ноже?
Эсснай прислоняется к статуе Ре’Мека, скрестив руки на груди. Статуя так велика, что голова моей подруги упирается Ре’Меку в колено.
– Король Демонов использовал кинжал, чтобы порабощать души своих врагов, – говорит Бараса. – Ориши использовали подобную магию, чтобы заточить его ка.
Коре знала о моем проклятии и о том, как она может использовать его в своих интересах. Руджек подходит ближе ко мне, готовясь защищать меня. Он не знает. Сейчас самое время сказать ему об этом. Я стараюсь не вдаваться в подробности. Мне сложно признаться ему в худшем. Мне сложно признаться ему в том, в чем я не хотела признаться самой себе, – что глубоко внутри меня сокрыта магия Короля Демонов. Она обвилась вокруг моего сердца и коснулась моей ка. Ощущение так мне знакомо, что и не объяснить. Я рассказываю ему об Эфии. О детях, которых она превратила в ндзумби.
Когда провидец открывает рот, чтобы заговорить снова, Руджек поднимает руку.
– Двадцать богов, я не могу поверить, что мы тратим наше время на это, – говорит он пронзительным голосом. – Именно ориши и провидцы придумали Обряд. Сколько семей они разрушили своими играми? И сейчас у них очередная потеха. Им все равно, что будет с каждым из нас.
Эсснай и Сукар отводят взгляд от разбитого лица Руджека. Его боль за братьев набухает в полуночных глазах, как первые капли дождя в надвигающейся грозовой туче. Обряд так или иначе коснулся почти каждого человека в Тамар.
– Разве не Ре’Мек отправил тебя сюда, мальчишка? – спрашивает Бараса. – Он помог тебе.
– Да. После того как меня убили, – парирует Руджек.
Я вздрагиваю от холода в его тоне. Холода и смирения. Нам нужно поговорить об этой истории. Как только у нас появится возможность.
Я думаю о руках моей матери, сжимающих кинжал. О том, как она вырезала на моей груди змею.
– Я сделаю это, – говорю я, и Руджек замолкает. – Не могу стоять в стороне, пока Эфия уничтожает наш мир. Я и так слишком долго ничего не делала. Пора действовать.
Он открывает рот, чтобы возразить, и я смотрю на него.
– На этот раз я согласен с Руджеком, – говорит Сукар, откашливаясь. – Если Эфия убивает ориш, то кто вообще может против нее выстоять? Она ведь убила и колдунов. Даже объединенная магия вождей здесь не поможет.
– У нее есть шанс, – говорит Бараса и снова косится на меня. – И только у нее одной.
– Я – единственная, кого коснулась магия демонов, – бормочу я себе под нос. – Мне казалось, Король Демонов пожирал ка.
– Разве не так? – спрашивает Руджек, все еще кипя от гнева.
– Он ел лишь те ка, которые хотел, – отвечает Бараса нетерпеливым голосом. – Каждая съеденная ка становилась частью его самого. Остальных он заточил в этот самый кинжал.
– Ориши одолели его его же оружием, – шепчу я, думая о шкатулке Коре.
– Что помешает Эфии убить Арру до того, как она подойдет достаточно близко для удара? – спрашивает Руджек.
– Я смогу прожить достаточно долго, чтобы сделать это.
Я скрещиваю руки на груди. В прошлый раз у меня почти вышло добраться до Эфии, но Мерка встал у меня на пути. В следующий раз все получится.
Эсснай отталкивается от статуи Ре’Мека и выпрямляет спину.
– Мне это не нравится.
– Наконец-то еще один человек со здравым смыслом! – восклицает Руджек срывающимся голосом. – Ваш план никуда не годится! Вы забыли небольшую деталь: у Эфии сейчас есть целая армия демонов. Мы не можем просто так взять и подойти к ней, чтобы нанести удар.
Как только я согласилась, он произнес «мы». Руджек меня не бросит.
– Когда ты говоришь «мы», – продолжает Сукар, делая шаг вперед, – я надеюсь, что ты имеешь в виду нас всех.
Руджек пожимает плечами.
– Я хочу помочь.
– Я тоже, – добавляет Эсснай.
Эсснай в команде – значит, Кира будет рядом со своей амой. Майк тоже захочет помочь – если не ради меня, то ради того, чтобы подразнить Руджека. Но мне страшно за своих друзей, ведь я знаю, на что способна Эфия.
Я вздыхаю, ощущая невероятную тяжесть.
– Где же этот кинжал?
– Он спрятан в склепе под Храмом Хеки, – отвечает провидец.
– Почему ориши не подумали об этом раньше, когда Эфия еще не была такой сильной? – спрашивает Руджек.
– Сначала Арра должна была разрушить проклятие жрицы Ка, – объясняет Бараса резким тоном, – а потом вожди должны были умереть…
Сказав это, он снова встречается со мной взглядом:
– Как и предвидела твоя бабушка.
Я теряю дар речи, а Руджек напрягается. Бабушка знала. Ее видение на последнем празднике Кровавой Луны всплывает в моем сознании. Во всех своих предыдущих видениях она видела, как я стою одна перед Храмом Хеки. В своем последнем видении она увидела тени пяти вождей, стоящих позади меня, и каждый держал руку на моем плече. В моем животе поселяется ужас, когда я понимаю, каково это – жить с таким знанием.
Сукар, прищурившись, смотрит на дядю:
– Ты чего-то недоговариваешь.
Призрачное тело Барасы дергается, когда он снова поворачивается ко мне:
– Удар кинжалом убьет не только Эфию, но и тебя.
