Гурни подождал до утра, прежде чем рассказывать Мадлен про драму, разыгравшуюся в доме Хардвика. К тому времени, как он закончил свой сильно урезанный, но по сути точный рассказ, она смотрела на него так, словно ждала финального выстрела.

Гурни отчаянно не хотелось делать этот выстрел, но выбора не было.

– Думаю, из предосторожности… – начал он, но Мадлен закончила мысль за него.

– …мне лучше ненадолго отсюда выехать. Ты это собирался сказать?

– Просто на всякий случай. На несколько дней. По моим ощущениям, этот тип высказал, что хотел, и навряд ли повторит представление, но все-таки… Хочу, чтобы ты была подальше от любой потенциальной опасности, пока это все не разрешится.

Он готовился к тому же сердитому отпору, какой получил, высказав аналогичное предложение год назад, во время беспокойного дела Джиллиан Пери, так что очевидное нежелание Мадлен возражать сбило его с толку. Первый ее вопрос звучал на удивление трезво:

– О каком сроке мы говорим?

– Могу только догадываться. Но… может, дня три-четыре. Зависит от того, как быстро нам удастся разрешить проблему.

– Три-четыре дня, начиная с когда?

– Хорошо бы с завтрашнего вечера. Может, ты напросишься погостить у сестры, там в…

– Я буду у Уинклеров.

– Где-где?

– Так и знала, что ты не помнишь. Уинклеры. У них на ферме. В Бак-Ридже.

Гурни начал смутно припоминать.

– Те самые, со странными животными?

– С альпака. Ты ведь помнишь, что я предлагала приехать туда и помочь им во время ярмарки?

Второе смутное воспоминание.

– Ах, да. Верно.

– И что ярмарка начинается в эти выходные?

Третье.

– Точно.

– Так что там я и буду. На ярмарке с ними, у них на ферме. Я собиралась поехать послезавтра, но уверена, они не будут против, если я приеду на день раньше. Собственно-то говоря, они приглашали меня остаться на всю неделю. Я собиралась взять в клинике несколько дней отпуска. Знаешь, мы ведь правда обсуждали все это, когда они меня только пригласили.

– Я помнил, но не очень отчетливо. Наверное, тогда казалось, ярмарка еще не скоро. Но хорошо, это даже лучше, чем гостить у твоей сестры или еще где-нибудь.

Покладистость Мадлен испарилась.

– Но ты-то? Если мне есть смысл уехать, то…

– Со мной все будет отлично. Я ведь говорил – стрелок просто оставил свое сообщение. Похоже, он знает, что это Хардвик поднял дело Спалтеров, и вполне логично, что он адресовал свое послание именно ему. А потом, в том маловероятном случае, если он захочет во второй раз дать о себе знать, я сумею этим воспользоваться с толком.

На лице Мадлен читались тревога и смятение, словно ее раздирали глубокие внутренние противоречия.

Заметив ее выражение, Гурни тут же пожалел, что невзначай лишь осложнил дело ненужными подробностями, и попытался пойти на попятную.

– Я имел в виду, что вероятность серьезной угрозы микроскопична – но, даже будь она меньше процента, мне хотелось бы, чтобы ты держалась как можно дальше.

– Но сам-то ты как? Даже если она и меньше процента, во что мне не слишком-то верится…

– Я? Не волнуйся. Согласно «Нью-Йорк Мэгезин», я самый крупный спец по убийствам за всю историю Большого Яблока.

Столь неприкрытое хвастовство должно было успокоить Мадлен.

Но, похоже, подействовало обратным образом.

Навигатор привел Гурни в замкнутый мирок Венус-Лейк чередой сельских долин, оставляя суматоху Лонг-Фоллса в стороне.

Улица Лейкшор-драйв описывала двухмильную петлю вокруг водоема примерно в милю длиной и четверть мили шириной. Начиналась и кончалась петля в деревушке на берегу озера, словно списанной с открытки. Дом Спалтеров – увеличенная копия постройки в колониальном деревенском стиле – стоял посреди ухоженного участка в несколько акров с другой стороны от деревни.

Сделав полный круг, Гурни остановился перед Киллингстонским торговым центром, который – судя по тщательно продуманной деревенской безыскусности витрины, где были выставлены удочки, английские чаи и провинциальный твид, – отражал особенности пасторальной жизни примерно с той же достоверностью, что и картины Томаса Кинкейда.

Вытащив мобильный, Гурни в третий раз за утро позвонил Хардвику – и в третий раз нарвался на автоответчик. Тогда он позвонил Эсти, тоже в третий раз, но теперь она сняла трубку.

– Дэйв?

– Есть новости от Джека?

– И да, и нет. Он мне звонил вчера вечером в одиннадцать сорок пять. Голос у него был не слишком веселый. Похоже, у стрелка был не то мотоцикл, не то внедорожник. Джек говорил, в какой-то момент он даже услышал шум мотора – из леса рядом с дорогой, но ближе так и не подобрался. Так что тут – никакого прогресса. По-моему, он собирался сегодня искать свидетелей против Кэй.

– А что с фотографиями?

– Со вскрытия Гурикоса?

– Ну, и с ними тоже, но я имел в виду снимки с камер, установленных в лесу. Помните вспышки, что мы видели на холме после стрельбы?

– По словам Джека, все камеры разбиты. Похоже, стрелок всадил в каждую по паре пуль. Что до вскрытия Гурикоса и Мэри Спалтер, я уже наводила справки по телефону. Если повезет, может, получим сведения довольно скоро.

Затем Гурни позвонил на свой домашний телефон.

Сперва ответа не было, и включился автоответчик. Гурни уже собирался оставить паническое воззвание: «Где ты, черт возьми?», когда Мадлен сняла трубку.

– Привет. Я выходила. Прикидывала, как быть с электричеством.

– С каким электричеством?

– А разве мы не сошлись на том, что к курятнику надо будет протянуть провод?

Он подавил раздраженный вздох.

– Ну да, кажется. В смысле… нам же прямо сейчас рано еще об этом думать.

– Да… но разве не стоит прикинуть, где он будет, – чтобы потом ничего не испортить?

– Слушай, я не могу сейчас на этом сосредоточиться. Я в Венус-Лейк, собираюсь разговаривать с дочерью жертвы. Нужно, чтобы ты включила на телефоне запись.

– Знаю. Ты мне говорил. Я просто не буду разъединяться и поставлю на запись.

– Верно. Только вот я придумал способ получше.

Она промолчала.

– Ты еще здесь? – позвал Гурни.

– Здесь.

– Отлично. Тогда сделай вот как. Позвони мне ровно через десять минут. Я тебе что-нибудь скажу – не обращай внимания, что именно, – и разъединюсь. Перезвони мне сразу же. Я еще что-нибудь скажу и разъединюсь. Тогда позвони мне в третий раз и, что бы я ни говорил, не разъединяйся и включи запись. Хорошо?

– Зачем столько сложностей? – в ее голосе слышалась нарастающая тревога.

– Алисса может заподозрить, что я записываю разговор на телефон – или что передаю его на другое устройство. Вот мне и хочется зарубить эту идею на корню, заставив ее поверить, что я вообще отключил мобильный.

– Ладно. Позвоню через десять минут. От этого момента?

– Да.

– Может, как вернешься домой, обсудим нагреватель для воды?

– Что-что?

– Я читала, что в курятниках не требуется отопления, но воду надо поддерживать такой температуры, чтобы не замерзала. Вот и еще одна причина, почему там понадобится электричество.

– Хорошо. Да. Обсудим. Позже. Вечером. Ладно?

– Ладно. Позвоню тебе через девять с половиной минут.

Он сунул телефон в нагрудный карман, взял из ящичка на приборной доске маленький цифровой диктофон и закрепил на поясе так, чтобы сразу бросалось в глаза. А потом двинулся от торгового центра к противоположному концу Венус-Лейк – к открытым литым воротам и алее, ведущей к дому Спалтеров. Медленно проехав в ворота, он припарковался на площадке перед широкими гранитными ступенями.

Казалось, старинная дверь раньше принадлежала какому-то другому, более древнему, но такому же богатому дому. На стене рядом висел интерком. Гурни нажал кнопку.

– Входите, не заперто, – произнес бесплотный женский голос.

Гурни посмотрел на часы. Шесть минут до звонка Мадлен. Открыв дверь, он шагнул в просторный холл, освещенный чередой антикварных светильников. Сводчатый проход слева вел в парадную столовую; такой же, но справа, – в богато обставленную гостиную с камином, в котором человек мог бы встать в полный рост. В глубине холла поднималась на второй этаж лестница из лакированного красного дерева, с резными перилами.

Полуголая молодая женщина вышла на лестничную площадку, улыбнулась и неторопливо двинулась вниз. На ней были лишь два куцых клочка одежды, явно предназначенные подчеркивать то, что формально скрывали: едва прикрывающая грудь розовая футболка, рваная по нижнему краю, и белые шортики, и вовсе почти ничего не прикрывающие. На растянутой ткани футболки крупными черными буквами было написано непонятное сокращение «FMAD».

Лицо у Алиссы оказалось свежее, чем Гурни предполагал увидеть у хронической наркоманки. Доходящие до плеч пепельно-русые волосы были влажными и чуть растрепанными, как после душа. Пока она спускалась по ступеням, Гурни обратил внимание, что ногти на пальцах босых ног у нее накрашены светло-розовым лаком, в тон почти незаметному слою помады на губах, маленьких и изящных, точно у куколки.

Спустившись, она на миг замерла, рассматривая Гурни так же пристально, как и он ее.

– Привет, Дэйв.

Голос ее, как и весь облик, был тщеславным и нелепо-соблазнительным. А вот глаза, с интересом отметил Гурни, не походили на тусклые, затравленные глаза среднестатистической наркоманки. Ярко-синие и очень ясные. Однако блеск им придавала не юная невинность. Нет, ледяное честолюбие.

Любопытно получается, с глазами-то, подумал Гурни. Даже пытаясь все скрыть, они хранят в себе и отражают эмоциональную сумму всего, что видели.

Девушка бестрепетно выдержала пристальный взгляд Гурни. Что-то в ее глазах – что-то, чему они были свидетелями, – заставило его похолодеть. Он кашлянул и задал дежурный, но непременный вопрос.

– Вы – Алисса Спалтер?

Розовые губки чуть разомкнулись, демонстрируя ряд идеальных зубов.

– Так копы по телику спрашивают перед тем, как кого-нибудь арестовать. Вы хотите меня арестовать?

Тон у нее был игривый, а вот глаза – нет.

– Это в мои планы не входило.

– А что входит в ваши планы?

– У меня нет плана. Я приехал потому, что вы позвали.

– И еще из любопытства?

– Мне любопытно, кто убил вашего отца. Вы сказали, что знаете, кто. В самом деле?

– Не торопитесь так. Заходите, присаживайтесь.

Повернувшись, она прошла через арку в гостиную, переступая босыми ногами с шелковистой грацией танцовщицы. На Гурни она не оглядывалась.

Он проследовал за ней – думая, что никогда еще не встречал столь поразительного сочетания дешевой сексуальности и чистейшего цианида.

Сама комната – огромный камин, обитые кожей кресла и английские пейзажи на стенах – составляла головокружительный контраст с этой современной Лолитой, которой предстояло скоро унаследовать все имущество отца. А может, вовсе и не контраст, учитывая, что дом, скорее всего, был не старше Алиссы и весь его облик являлся лишь результатом искусных ухищрений.

– Как в музее каком, – сказала Алисса, – но диван ничего, мягкий. Ногам приятно. Попробуйте-ка сами.

Не успел Гурни выбрать, куда садиться – только не на диван! – как телефон у него зазвонил. Он взглянул на экран. Мадлен пунктуальна. Он смерил телефон суровым взглядом, точно звонок совсем некстати, и нажал кнопку «Ответить».

– Да? – Он помолчал. – Нет. – Помолчал снова и повторил, на этот раз сердито: – Я же сказал – нет!

Нажал кнопку отбоя, сунул мобильник обратно в карман, посмотрел на Алиссу и приподнял брови.

– Простите, отвлекся. Так на чем мы остановились?

– На том, чтобы устроиться поудобнее.

Она села на диван и приглашающим жестом показала на валик рядом.

Гурни сел в кресло, отделенное от дивана кофейным столиком.

Алисса скроила обиженную мордочку, но ненадолго.

– Хотите выпить?

Он покачал головой.

– Пива?

– Нет.

– Шампанского?

– Нет, спасибо.

– Мартини? Негрони? Текини? «Маргариту»?

– Ничего не надо.

Снова та же гримаска.

– Вы не пьете?

– Иногда. Не сейчас.

– У вас такой напряженный голос. Вам надо…

Мобильник зазвонил снова. Гурни посмотрел, кто это, и убедился, что Мадлен. Он выждал еще немного, словно хотел, чтобы включился автоответчик, но потом, притворяясь раздраженным, нажал кнопку.

– Ну что еще? – Пауза. – Сейчас не время… Да ради бога… – Он снова помолчал, принимая все более раздраженный вид. – Послушай. Пожалуйста. Я сейчас занят. Да… Нет… Не сейчас!

Он снова нажал отбой и убрал телефон в карман.

Алисса лукаво улыбнулась.

– Проблемы с девушкой?

Он не ответил, мрачно уставившись на кофейный столик.

– Вам надо расслабиться. Стряхнуть все это напряжение, я прямо отсюда чувствую, до чего вы скованны. Могу как-то помочь?

– Ну, мне бы помогло, если б вы оделись.

– Оделась? Да я же одета!

– Не слишком.

Губы ее расползлись в медленной, холодной улыбке.

– А вы забавный.

– Ладно, Алисса. Хватит. Перейдем к делу. Зачем вы хотели меня видеть?

Улыбку сменила очередная недовольная гримаса.

– И что вы такой бука? Я просто хотела помочь.

– Как?

– Хотела помочь вам понять реальное положение дел, – произнесла она с таким жаром, точно этот ответ все объяснял. А когда Гурни в ответ лишь выжидающе уставился на нее, снова пустила в ход улыбку. – А вы точно не хотите выпить? Может, «Текилу Санрайз»? Я потрясающе готовлю «Текилу Санрайз».

Он с демонстративной небрежностью потянулся к бедру, почесал место, которое вовсе не чесалось, и включил прикрепленный к поясу диктофон, неловко скрыв тихий щелчок за громким кашлем.

Алисса улыбнулась еще шире.

– Хотите, чтоб я заткнулась, солнышко, так это самый верный способ.

– Простите?

– Простите? – В глазах ее сверкнуло ледяное веселье.

– Что такое? – Гурни по мере сил воспроизвел выражение лица человека, который знает, что проштрафился, но изображает святую невинность.

– Что это у вас там за штучка на поясе?

Он скосил глаза вниз.

– Ах, это… – Он кашлянул. – Ну, в общем-то, диктофон.

– Диктофон. Без шуток! Можно взглянуть?

Он заморгал.

– Ну, конечно.

Отстегнув записывающее устройство, он протянул его через стол Алиссе.

Она взяла диктофон, внимательно осмотрела, выключила и положила на диван рядом с собой.

Гурни озабоченно нахмурился.

– Верните, пожалуйста.

– Подойдите и заберите.

Он посмотрел на нее, на диктофон, снова на нее, потом снова откашлялся.

– Это же рутинная процедура. Я всегда записываю все встречи. Очень полезно, чтобы потом не спорить, что говорилось или какие были приняты договоренности.

– Правда? Ух ты! И как же я об этом не подумала!

– Так что, если не возражаете, мне бы и нашу встречу хотелось записать.

– Да? Что ж, как сказал Санта-Клаус жадному мальчику, хрен тебе.

Он изобразил недоумение.

– Зачем поднимать столько шума из-за такого пустяка?

– Никакого шума. Просто не хочу, чтобы меня записывали.

– Я думал, так нам обоим будет лучше.

– А я не согласна.

Гурни пожал плечами.

– Ну ладно. Будь по-вашему.

– Что вы собирались с этим делать?

– Как я уже говорил, если впоследствии возникнут разногласия…

Телефон у него зазвонил в третий раз. Мадлен. Он нажал кнопку.

– Боже, теперь-то что? – произнес он в трубку таким тоном, будто его это все уже достало. А следующие десять секунд изображал, как окончательно выходит из себя. – Знаю… Хорошо… Хорошо… Боже, а нельзя нам поговорить об этом потом?.. Хорошо… Да… Я сказал – да! – Он отнял телефон от уха, посмотрел на него, словно на источник одних лишь проблем, ткнул пальцем рядом с кнопкой отбоя, не разрывая связь, и убрал включенный телефон в нагрудный карман. Потом покачал головой и смущенно покосился на Алиссу. – Бог ты мой!

Она зевнула с таким видом, словно во всем мире не было ничего скучнее, чем мужчина, думающий о ком-то, кроме нее. А потом выгнула спину, приподняв этим движением то немногое, что оставалось от ее футболки, и обнажая часть груди.

– Давайте просто начнем с самого начала, – предложила она, уютно устраиваясь в уголке дивана.

– Отлично. Но я бы хотел получить диктофон назад.

– Я придержу его, пока вы тут. Получите, когда будете уходить.

– Хорошо. Ладно. – Он обреченно вздохнул. – Назад к началу. Вы сказали, что хотите, чтобы я понял реальное положение вещей. В чем именно оно заключается?

– А в том, что вы напрасно тратите время, пытаясь перевернуть все с ног на голову.

– По-вашему, я именно этим и занимаюсь?

– Вы же пытаетесь освободить эту сучку, да?

– Я пытаюсь выяснить, кто убил вашего отца.

– Кто его убил? Да чертова шлюха, его жена. Вот и вся история.

– Кэй Спалтер, отменный снайпер?

– Она же брала уроки. Это чистая правда. Зафиксированная в документах. – Последнее слово Алисса произнесла с почтением, словно оно таило в себе волшебную силу.

Гурни пожал плечами.

– Масса народа берет уроки стрельбы, но никого не убивает.

Алисса покачала головой – быстрым, горьким движением.

– Вы просто не знаете, какая она.

– Так расскажите мне.

– Лживая, алчная тварь.

– Еще что-нибудь?

– Она вышла за отца ради денег. Точка. Кэй – вымогательница. И вообще шлюха. Когда до папаши это дошло, он сказал ей, что хочет развода. Стерва сообразила, что настал конец ее хорошей жизни, вот и взяла сама да прикончила его. Бах! Только-то.

– Так, по-вашему, это все из-за денег?

– Из-за того, что она привыкла получать все, чего ни пожелает! Знаете, что она покупала Дарилу, мальчишке из бассейна, подарки на деньги моего отца? Купила ему на день рождения сережку с бриллиантом. А знаете, сколько она за нее заплатила? А вот отгадайте?

Гурни ждал.

– Нет. Правда. Отгадайте, сколько.

– Тысячу?

– Тысячу? Как бы не так! Десять тысяч – не хотите? Десять кусков, десять долбанных кусков из денежек моего папаши, чтоб его! На какого-то паршивого спасателя! И знаете, почему?

Гурни снова подождал.

– А я вам скажу. Гнусная сука платила ему, чтоб он с ней трахался. Папашиной кредиткой платила. Ну не гадость ли? Говоря о гадостях – видели бы вы, как она красится. Прямо мурашки по коже бегут – точно смотришь, как в морге изображают улыбочку на трупе.

Эта ярость, поток желчи и ненависти показались Гурни самой неподдельной стороной Алиссы из всех, что он видел до сих пор. Но даже и в этом он был не вполне уверен. Интересно, далеко ли заходят ее актерские таланты.

Она умолкла, грызла большой палец.

– А бабушку вашу тоже она убила? – кротко спросил Гурни.

Девушка заморгала от растерянности.

– Мою… кого-кого?

– Мать вашего отца.

– О чем это вы?

– Есть причины полагать, что Мэри Спалтер погибла вовсе не в результате несчастного случая.

– Какие еще причины?

– На видеозаписях с камер наблюдения в «Эммерлинг Оукс» от того дня видно, как некий человек заходит в дом престарелых под ложным предлогом. В день, когда стреляли в вашего отца, того же человека видели входящим в квартиру, где нашли винтовку.

– Это ваш хренов адвокат выдумал?

– А вы в курсе, что в тот же день, как стреляли в вашего отца, был убит один местный мафиози, с которым у вашего отца были дела? Думаете, это тоже Кэй?

У Гурни сложилось впечатление, что Алисса потрясена, но старается не показывать вида.

– Могла и она. Чего б нет? Если она собственного мужа грохнула… – Голос у нее оборвался.

– Она что, ходячая фабрика убийств? Пожалуй, ее сокамерницам по «Бедфорд-Хиллс» лучше поостеречься!

Но, уже швыряя эту саркастическую реплику, он вспомнил прозвище, полученное Кэй в тюрьме, – Черная вдова, и задумался, а не заметили ли они в ней что-то такое, что сам он проглядел.

Алисса ничего не ответила, лишь чуть глубже вжалась в диван, скрестив руки на груди. Если не принимать во внимание совершенно зрелую фигуру, на краткий миг она стала похожей на расстроенную школьницу. Даже когда она наконец нарушила молчание, в голосе ее звучала скорее сердитая бравада, чем уверенность.

– Ну и бредятина! Что угодно, только бы вытащить сучку из тюрьмы, да?

Гурни взвешивал варианты дальнейших действий. Можно оставить все как есть – пусть все, что он рассказал сейчас, понемногу разъедает ее изнутри, – а потом посмотреть, что из этого выйдет. Или можно надавить сильнее, палить из всех стволов прямо сейчас, попытаться спровоцировать взрыв. Оба варианта были чреваты значительным риском. Он выбрал надавить сильнее. Оставалось только молить бога, чтобы телефон все еще записывал.

Он наклонился ближе к девушке, упершись локтями в колени.

– Слушайте внимательно, Алисса. Кое-что вы и так уже знаете. Даже большую часть. Но все-таки выслушайте. Я скажу это всего один раз. Кэй Спалтер никого не убивала. Ее осудили потому, что Майкл Клемпер завалил следствие. Причем нарочно. Единственный вопрос, который у меня остался, – его это была идея или ваша? Я думаю, ваша.

– Какой вы смешной.

– Я думаю, это ваша идея, потому что только у вас есть для этого осмысленный мотив. Пусть Кэй осудят за убийство Карла – и денежки переходят к вам. Вот вы и соблазнили Клемпера, чтоб он подставил Кэй. Одна беда: Клемпер схалтурил. Даже испортить все толком не сумел. Так что теперь карточный домик рушится. Дело обвинения полно зияющих дыр, провалов, нестыковок в доказательствах, полицейских нарушений. Вынесенный Кэй приговор не выдержит апелляции. Ваша мачеха выйдет через месяц, может, раньше. И как только это случится, наследство Карла немедленно перейдет к ней. Так что вы трахались с этим идиотом Клемпером совершенно напрасно. Интересно будет посмотреть, как там выйдет в суде – кто из вас получит больший срок.

– Срок? За что?

– Помехи следствию. Лжесвидетельство. Подстрекательство к нарушению закона. Преступный сговор. И еще с полдюжины отвратительных правонарушений, за каждое из которых полагается немалый срок. Клемпер будет все валить на вас, вы на него. Присяжным, скорее всего, будет без разницы.

Пока он говорил, Алисса подтянула коленки к груди и крепко обхватила их руками. Глаза ее словно бы всматривались в какую-то внутреннюю карту.

После долгой паузы она заговорила – тихим и ровным голосом.

– А что, если я вам скажу, что он меня шантажировал?

Гурни опасался, что телефон у него не возьмет такой тихий голос.

– Шантажировал вас? Как? И чем?

– Он кое-что знал обо мне.

– Что он знал?

Она метнула в него острый взгляд.

– Вам это знать незачем.

– Хорошо. Он шантажом принудил вас – к чему?

– Спать с ним.

– И солгать на суде о том, что вы слышали в телефонном разговоре Кэй.

Она заколебалась.

– Нет. Я и вправду все это слышала.

– То есть, вы признаете, что занимались сексом с Клемпером, но отрицаете лжесвидетельство?

– Да. Что я с ним трахалась – это не преступление. А вот что он меня заставил – да. Так что если у кого и будут неприятности, так это у него, не у меня.

– Хотите еще что-нибудь рассказать?

– Нет. – Она грациозно спустила ноги на пол. – И вам лучше забыть все, что я вам только что говорила.

– Почему это?

– Может, это все неправда.

– Тогда зачем вы мне это все говорили?

– Чтобы помочь вам понять. Вы сказали, я получу срок? Никогда и ни за что.

Она облизала губы кончиком языка.

– Хорошо. Тогда, я так понимаю, мы закончили.

– Разве что передумаете насчет «Текилы Санрайз». Поверьте, ради нее стоит передумать.

Гурни поднялся и показал на диктофон, лежавший рядом с Алиссой на диване.

– Теперь мне можно его забрать?

Алисса схватила диктофон и затолкала в карман шортиков, и без того уже чуть не лопавшихся по швам.

– Пришлю вам по почте, – улыбнулась она. – Или… можете попытаться забрать его прямо сейчас.

– Оставьте себе.

– Что, даже не попытаетесь? Спорим, у вас получится, только попытайтесь как следует.

Гурни улыбнулся.

– У Клемпера не было ни шанса, да?

Она улыбнулась в ответ.

– Говорю же, он меня шантажировал. Заставил делать такое, что я ни за что не стала бы делать. Ни за что. Вы даже не представляете, что именно.

Гурни обошел столик с дальней стороны, вышел из гостиной, открыл дверь на улицу и шагнул на широкие каменные ступени. Алисса проследовала за ним к выходу и снова приняла обиженный вид.

– Обычно мужчины спрашивают у меня, что значит «FMAD».

Он глянул на крупные буквы у нее на груди.

– Ничуть не сомневаюсь.

– А вам не любопытно.

– Ладно, любопытно. Так что это значит?

Она наклонилась к нему и прошептала:

– Трахни меня и умри.