Глава 76
Эмма

Примерно в миле от лагеря я смотрю в бинокль, наблюдая, как капсула горит в атмосфере. Парашюты раскрываются и лениво дрейфуют к земле. Это прибывает последняя капсула. Джеймс с нами.

Я веду квадроцикл на место приземления и буксирую капсулу, похожую на жука, обратно в лагерь. Казармы немного напоминают мне лагерь № 7 – длинные здания под куполами сделаны из одних и тех же материалов, грунтовые дороги, энергия, которую дают солнечные батареи на жилищах.

Полковник Брайтвелл решила покрасить зимнюю одежду Атлантического Союза, униформу Тихоокеанского Альянса и ополченцев Атланты в зеленый цвет. Это закономерное нововведение. Хотя одежда и различается, она одного цвета. Мы больше не враждуем. Теперь человечество вместе – против нашего нового мира, его хищников и патогенов. И того, что могло захватить колонистов «Карфагена».

В госпитале Мин и Григорий поднимают рукав стазиса с Джеймсом на стол, и Идзуми начинает процесс его пробуждения.

Через несколько минут он стягивает со рта маску и неуверенно осматривается, задыхаясь.

– К этому воздуху нужно привыкнуть, – шепчу я.

Он кивает, и я целую его в лоб.

– Добро пожаловать на Эос.

Три месяца армия, большинство взрослых и командный состав работают над постройкой лагеря. Жизнь в этой долине требует корректировки во многих отношениях. Без восхода и без заката мы должны следить за часами и прислушиваться к организму. Можно работать шестнадцать часов, пока не упадешь от изнеможения, а оранжевое солнце по-прежнему будет ярко гореть над далекими горами, как будто только что встало.

Мы все хотим как можно скорее вытащить наши семьи из стазисных рукавов, чтобы начать новую жизнь здесь. Но никто не желает этого больше меня. Я копила грудное молоко для Карсона и каждый раз, когда сцеживаю его, то очень хочу держать сына на руках. Было больно расставаться с ним так скоро после его рождения. Но эта жертва ради его безопасности. Скоро. Скоро я увижу его, Элли и Сэма.

Высоко над нами «Иерихон» все еще висит на орбите, проплывая, как падающая звезда, каждые несколько часов. Это наш наблюдательный пост в космосе, система раннего предупреждения о штормах и – пока об одном – массовом бегстве оленеподобных животных, которые приблизились к лагерю.

Я думаю, что для всех нас любая работа имеет терапевтический эффект. После удара астероидов каждое наше действие было направлено на то, чтобы выжить в краткосрочной перспективе. Здесь мы трудимся над тем, чтобы построить что-то долгосрочное, то, что может просуществовать веками.

Джеймс изменился каким-то странным образом. Как обычно, в его голове крутится очередной великий вопрос, его преследует некая тайна. Или, может быть, это просто его паранойя, его страх, что мы в действительности еще не выбрались из проблем.

Я уверена, что его беспокоит исчезновение колонистов «Карфагена». Несколько раз эта тема поднималась, но пока он, похоже, не очень интересовался ее обсуждением. Может быть, он делает это, чтобы защитить меня. Может быть, он думает, что если будет вести себя так, как будто это не имеет большого значения, я подумаю так же. Конечно, нет. Я не только скучаю по своим потерянным друзьям, я переживаю, что мы разделим их судьбу. Пока единственное, что я могу сделать, – двигаться шаг за шагом и подготовить все к тому, чтобы наши дети вошли в новый дом.

Глубоко внутри Джеймс прячет грусть, шрам на душе, оставленный его действиями на Земле, некий надлом, который, я надеюсь, излечат ближайшие годы.

Он провел большую часть времени на Эосе, работая вместе с братом Алексом, занимаясь ручным трудом. Это большая перемена для Джеймса – делать что-то низкотехнологичное, работать руками, копаться в грязи, собирать части жилищ. Братья часто смеются, обмениваясь шутками, которые для меня не несут никакого смысла.

Путешествие сюда вызывало ужас. Я думаю, что неизвестное всегда порождает такие чувства. Новые начинания пугают. Полагаю, что я, как и большинство людей, предпочла бы терпеть не идеальную жизнь, чем рисковать всем, что связано с переменами и неизвестностью. Это новое начало пошло на пользу Джеймсу и его брату. Время, проведенное в лагере № 7, затянуло разрыв между ними. Здесь, на Эосе, я чувствую, что противоречия исчезли, остались на Земле. Они начинают отношения заново.

Мы привыкли называть казармы «жилищами», а маленькие жилые помещения внутри – «квартирами». Наша семья, включая Джеймса, Сэма, Элли, Карсона и меня, поселилась в жилище № 6, в квартире четырнадцать. В ней есть две двухъярусные кровати и широкая кровать у дальней стены для нас с Джеймсом. Рядом с ней стоит колыбелька, пустая и ожидающая своего хозяина.

Все жилища готовы, дороги утрамбованы, столовая заполнена местными продуктами. Мы будем использовать лотерею, чтобы определить порядок вывода семей из стазиса.

Я сижу на краю кровати в нашей квартире и смотрю на номер на планшете: 251.

– Это будет только завтра или послезавтра, – жалуюсь я Джеймсу.

– Мы все еще будем здесь.

Муж отбирает у меня планшет и лезет в один из ящиков.

– У меня для тебя сюрприз. Привет из прошлого.

Он достает сумку и бросает на кровать магнитные игральные карты.

– Ого, да это же…

– Они самые.

В начале Долгой Зимы, во время миссии первого контакта, мы с Джеймсом были отправлены обратно на Землю в спасательной капсуле. Путешествие было долгим и однообразным. Мы работали столько, сколько могли, и когда сильно уставали, то играли этими картами в кункен.

Когда слишком уставали даже для игры, то смотрели на планшете старые телесериалы – преимущественно «Секретные материалы» и «Стар Трек».

Он поднимает планшет и открывает проигрыватель, показывая список сериалов.

– Что предпочтешь?

– Карты.

Карты были сделаны для космоса. Они тяжелые и стучат, когда магниты липнут друг к другу, но они идеальны. Их звук и вес напоминают мне о том, через что мы прошли вместе.

Когда мы слишком устаем, чтобы играть, то ложимся плечом к плечу на кровати, уставившись в потолок и вслушиваясь: как разговаривают соседи, люди проходят по коридору, и стук вдали – кто-то еще работает. Слышны также крики радости и плач – воссоединение семей. Я думала, что никогда не услышу этот прекрасный звук.

Я беру Джеймса за руку. Прикасаясь к нему, я прокручиваю в уме нашу совместную жизнь: мы держимся друг за друга в спасательной капсуле «Пакс», переживаем Долгую Зиму в укрытии, которое мы делили с Оскаром в лагере № 7, воюем с Сетью на Церере, после падения астероидов лежим в нашей центкомовской каморке под одеялами, прижимаясь друг к другу вместе с Элли и Сэмом, переживаем последние дни Солнечной Войны и нападение на лагерь № 9. Каждое воспоминание ощущается очередным этапом нашей жизни, и мы вместе постоянно получаем новые шансы на выживание.

Здесь и сейчас это ощущается по-другому. Не только потому, что светит солнце, что это новый и нетронутый мир. Я чувствую себя в безопасности.

– Как ты думаешь, на что будет похожа жизнь здесь? – шепчу я.

– Будет отличаться от наших прошлых.

– Точно.

– Так или иначе, у них будет все то же, что и у нас, – мягко продолжает Джеймс. – Радость. Разочарования. Разбитые сердца. Любовь. Победы. Болезни. Трудности. Ошибки, на которых учатся. Уроки, которые они передадут своим детям. Это будет другая жизнь, но они проживут все то же, что есть и будет у нас. Это будет очень человеческая жизнь.

– Все, кроме зимы.

– Точно. Они никогда не узнают, что такое зима. Здесь всегда будет весна.

Мы заходим в жаркий и душный госпиталь. Идзуми и ее персонал потеют сквозь одежду, потоки ветра от вентиляторов ерошат их волосы. Через эту маленькую комнату проходит бесконечный поток людей, которые ждут своей очереди, к теплу их тел добавляется жар никогда не садящегося солнца.

У Идзуми темные круги под глазами. Она выглядит так, как будто почти не спала. Может быть, она боится, что толпа будет линчевать ее, если она остановится на несколько часов. Несмотря на то, что стазис не навредил еще ни одному колонизатору, все обеспокоены – а вдруг именно их близкие не останутся целыми и невредимыми?

Я понимаю, насколько сильно нервничаю, когда наступает наша очередь. Солдаты бережно кладут три рукава на стол, и Идзуми смотрит на меня.

– Сначала Карсона, пожалуйста.

Я задерживаю дыхание, когда она вытаскивает ребенка из рукава. Его крик раздается в комнате, заставляя замолчать тихо разговаривающих людей, стоящих позади нас.

Почти неосознанно я делаю шаг вперед, протягивая руки. Я чувствую руку Джеймса на своем плече, который поддерживает меня. Идзуми поднимает руку и быстро прижимает анализатор здоровья к плечику ребенка. Я рыдаю, когда он начинает плакать громче. Он дрожит. Идзуми пеленает его, как только анализатор издает звук. Улыбка появляется на ее усталом лице, когда она передает ребенка мне.

– Он в порядке, Эмма.

Джеймс держит меня, и я прижимаю нашего сына к груди. Это настоящее чудо!

Когда Элли просыпается, Джеймс берет ее на руки. Она протирает глаза, щурясь. Узнав отца, обнимает его и прячет голову в шею.

Сэм более сдержан, когда просыпается, но Джеймс обнимает и его тоже. Оба – в состоянии шока, оглядываются, явно слишком ошеломленные, чтобы сказать хоть слово.

Мы выходим из госпиталя, минуя очередь ожидающих родителей и семьи, в освещенную солнцем долину. На полпути к дому № 6 Карсон перестает плакать. Он смотрит на этот новый мир широко открытыми глазами.

Джеймс на одной руке несет Элли, держа другой руку Сэма. Наш старший ребенок оглядывает лагерь и лес позади него со смесью восхищения и непонимания.

– Па, а где мы? – спрашивает Элли.

– Мы дома.