Глава 70
Эмма

И снова Джеймс стоит надо мной, когда я просыпаюсь. Странно, но здесь, в маленьком медотсеке «Иерихона», мне теплее всего за долгое время. Наконец-то у нас есть энергия для нормального обогрева.

Оцепенение и помрачнение после выхода из стазиса проходит быстро, и я сосредотачиваюсь на комнате. Стены сделаны из твердых пластиковых деталей временных жилищ, белые и стерильные, они частично отражают яркие светодиоды на потолке. На МКС было крайне тесно. «Иерихон» лишь немногим лучше, и на то есть веская причина – Джеймсу и его команде нужен был каждый лишний объем для перевозки населения. Но медицинский отсек – необходимость.

Артур предоставил нам множество технологических инноваций, одной из которых была искусственная гравитация. Технология несовершенна. Я все еще чувствую странное ощущение, когда иду по белому полу, как будто на мне металлические ботинки, которые цепляются за магниты в полу. Но это лучше, чем плыть сквозь коридоры МКС или «Пакс».

Также здесь есть небольшой капитанский мостик размером примерно со спальню, которую я делила с Джеймсом в нашем доме в лагере № 7. Кажется, это было в другой жизни. Дюжина тесных рабочих мест и ширмы закрывают дальнюю стену.

Здесь весь наш командирский экипаж – Григорий, Мин и Идзуми.

Все, кроме Брайтвелл и шестерых ее солдат. Они в грузовом отсеке охраняют Артура.

На экране можно наблюдать Землю под нами. Если бы мы не знали, что планета там, то легко могли бы пропустить ее – настолько там темно. Наша планета сейчас почти полностью находится в тени солнечных ячеек. Мне вспоминается знаменитая фотография Земли как голубого мраморного шара, сделанная командой «Аполлона-17». Эта Земля сейчас мертва. В тусклом свете, огибающем солнечные элементы, я вижу только серые и белые облака, а также белые массивы суши, сверкающие под слабыми лучами света, падающими на них, и голубые океаны, которые медленно замерзают. Белый цвет от суши постепенно переходит на мелководье, превращая его в лед, а затем идет дальше на глубину.

Джеймс берет меня за руку, и мы стоим в молчании, наблюдая, как наш затемненный родной мир уносится прочь, пока корабль движется в космос. Интересно, так ли чувствовали себя Колумб и Магеллан, когда плыли в великую неизвестность, наблюдая, как берега их родины исчезают на горизонте.

Внезапно корабль прорывает завесу солнечных ячеек. Солнечный свет вспыхивает на экране видеотрансляции, и его яркость контрастирует с темнотой, в которой находится Земля, уже полностью скрытая от глаз.

Я вижу, как наш второй корабль отбрасывает тень на Солнце и движется одним курсом с нами.

Из динамиков раздается голос Гарри:

– «Иерихон», это «Карфаген», как слышно?

Григорий, сидящий за одной из консолей, нажимает кнопку и кивает Джеймсу.

– Мы слышим тебя, «Карфаген».

– У нас все проверки системы прошли успешно.

– То же самое, – отвечает Джеймс. – Наша команда на мостике не будет спать до тех пор, пока мы не передадим Артура.

– Наслаждайтесь видом, – отвечает Гарри. – Мы собираемся сделать то же самое.

– Вызывайте, если мы вам понадобимся, «Карфаген».

– Вас понял.

Бригада мостика разбредается, Григорий и Мин отправляются проводить заключительные осмотры некоторых компонентов корабля. Рядом с мостиком располагается небольшая комната с двухъярусными кроватями, достаточно большая для четырех человек. Я забираюсь на одну из нижних коек, а Джеймс садится у стены.

– Что дальше? – спрашиваю я.

– Мы рассчитываем время, чтобы увидеть Марс.

– Вы с Григорием спланировали маршрут, как круиз по Солнечной системе, не так ли?

– Каюсь, – усмехается он. – Маленькие удовольствия.

Он накрывает меня одеялом.

– Давай считать это медовым месяцем, которого у нас никогда не было.

Вид Марса захватывает дух. Мы так близко – и наши камеры так хороши – это все равно, что смотреть на красную планету с самолета, пролетающего над ее поверхностью.

Наша следующая остановка – Пояс астероидов. Мы рассчитали время запуска таким образом, чтобы Церера была в непосредственной близости от нас. По нашей траектории расстояние от Марса до Цереры составляет примерно 130 миллионов миль. Мы медленно набираем скорость, что дает кораблю среднюю скорость около четверти миллиона миль в час. Мы достигнем карликовой планеты примерно за двадцать дней.

Это время – столь необходимая передышка для команды. Комнаты тесноваты, как и в Цитадели. Как и тогда, мы в ловушке. Но теперь у нас есть надежда. Одна надвигающаяся угроза – Артур и «сборщик» – скоро минует. Мы оставляем их позади. В буквальном смысле.

С тех пор, как родилась Элли, это действительно первый раз, когда мы с Джеймсом остались одни. За то время, что мы вместе, мы всегда находились под постоянной угрозой. И его работа нависала над ним, как груз, от которого он никогда не мог избавиться. Теперь мы свободны от угроз, от бремени защиты нашего вида.

Джеймс должен быть счастлив сейчас, но это не так. Почему? Может быть, такая долгая выдержка сломила его – психологически, изменила его навсегда.

Мы лежим в постели и разговариваем часами, я надеюсь, что это поднимет его над темным облаком, которое его окружает.

Каждое утро он играет в шахматы с Григорием. Дважды в день спускается в грузовой отсек, чтобы проверить Артура, Брайтвелл и ее солдат. Солдаты спят по очереди, трое всегда бодрствуют, чтобы охранять Артура.

Через несколько дней мы все сосредоточиваемся на своей работе. Идзуми постоянно проверяет состояние стазисных мешков, чтобы предупредить любые сбои. К счастью, она ничего не находит. Мин и Григорий одержимы кораблем и его эксплуатационной эффективностью. Джеймс снова и снова проверяет механические компоненты. Я знаю, что он запрограммировал корабль периодически будить его, но это будет его последняя проверка перед первым длинным этапом нашего путешествия.

Ежедневно я сцеживаю грудное молоко, накапливая его для Карсона к тому моменту, когда мы прибудем на Эос и он выйдет из стазиса. В своем воображении я представляю, как подношу бутылку к его губам в мире, теплом и наполненном солнечным светом. Это странно и как-то утешает. Год назад я не могла об этом и мечтать, но теперь это кажется таким близким, таким реальным. Тем не менее, я скучаю по своему малышу больше, чем можно описать словами.

Мы все собираемся на мостике, когда появляется внутренний Пояс астероидов. Карликовая планета Церера – самый большой объект на экране, и ясно, что Сеть вернулась туда: поверхность изрезана и покрыта выемками там, где аппарат собирал сырье, необходимое для солнечных элементов.

Когда я вижу Цереру вдалеке, меня охватывает холодок. Нас ждет «сборщик». Как только Сеть вернет Артура и его данные, они придут и уничтожат нас? Это было бы легко – «сборщик» мог просто вырезать большие камни на Церере и стрелять ими в космос, разрывая «Иерихон». По этой причине «Карфаген» находится намного выше плоскости Солнечной системы, далеко от нас и, надеюсь, от пределов досягаемости «сборщика».

– Давай покончим с этим, – говорит Джеймс, сходя с мостика по узкому центральному коридору корабля, который заканчивается грузовым отсеком. Сразу за грузовым отсеком внутренний воздушный шлюз. Одеяла и подушки лежат вдоль стены – импровизированные кровати, которые использовали солдаты. Судя по всему, они все уже проснулись ради такого события.

Через окно шлюза я замечаю Брайтвелл и ее солдат, стоящих вокруг Артура. Он выглядит таким же бесстрастным, как всегда.

Джеймс стучит по стеновой панели, и дверь грузового отсека открывается. Отсек находится под давлением – пока.

– По твоим расчетам, ты на мгновение окажешься в пределах досягаемости, – говорит Джеймс Артуру.

– Верно, – отвечает тот с почти скучающим видом.

– Тогда прощай.

– Я думаю, ты имеешь в виду – скатертью дорога, – шутит Артур.

– Именно так, – бормочет Григорий.

– Мы заключили сделку, – говорит Джеймс. – И уважаем ее условия.

Артур смотрит на него. Наконец Джеймс делает нам знак, и мы отступаем в шлюз. Брайтвелл и ее войска отходят назад, держа Артура на прицеле. Дверь шлюза закрывается, и мы с Джеймсом стоим и наблюдаем через широкий иллюминатор в стене.

Джеймс проверяет время.

– Три минуты до контакта.

Артур поворачивается к нам лицом и внезапно наклоняет голову, словно изучая Джеймса.

Джеймс стучит по панели и включает микрофоны в грузовом отсеке.

Голос Артура тихо звучит из динамиков, высокомерие улетучивается с его лица, когда он начинает говорит:

– Невероятно.

– Что? – быстро спрашивает Джеймс. Я могу сказать, что он нервничает. Это момент истины, когда мы узнаем свою судьбу.

– Ты, Джеймс.

– Откуда такое внезапное восхищение?

– Было сделано открытие.

– Какое открытие?

– О тебе. И твоем народе. Ваше существование было реструктурировано.

Джеймс косится на него.

– Ты уже связался со «сборщиком»?

– Конечно. Я соврал насчет дальности.

– Открыть внешний люк, – командует Брайтвелл.

Джеймс поднимает руку, не отрывая взгляда от Артура.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что мы были реструктурированы?

– Со временем ты узнаешь. А пока я сделаю последний подарок, прежде чем покинуть вас.

Внезапно лицо Артура смягчается. Я знаю это выражение. Это хитрость? Что-то вроде шутки, которую Артур сыграл над нами? Из динамиков доносится вежливый и спокойный голос:

– Здравствуйте, сэр.

– Оскар?

Он кивает.

– Я не знаю, что он тебе сказал, но мы не можем позволить тебе остаться на корабле.

– Я понимаю. Я собираюсь присоединиться к Сети, сэр.

На лице Джеймса отражается ужас.

– Не волнуйтесь. Для меня там есть место. У меня есть роль. Это не то, что вы думаете.

– О чем ты? – спрашивает Джеймс.

– О Сети. Все будет хорошо.

Джеймс смотрит на Оскара. Я почти вижу, как крутятся шестеренки в его безмерном разуме.

После паузы Оскар говорит:

– Спасибо, сэр.

– За что?

– За то, что подарили мне жизнь.

Джеймс мрачно улыбается.

– Береги себя, Оскар.

Он держит ладонь открытой и машет на прощание.

Брайтвелл подходит к панели, но Джеймс отмахивается от нее.

Глядя на своего старого друга, он медленно протягивает руку и нажимает на кнопку. Наружные двери открываются, и атмосфера вырывается из грузового отсека, мгновенно высасывая тело.

Григорий гневно смотрит на Джеймса.

– Ты не использовал его.

– Мне в этом не было необходимости, – говорит Джеймс, не глядя в глаза.

Григорий что-то бросает по-русски, вероятно, ругательства, и уходит в коридор.

Интересно, о чем они. Что использовать? Зачем?

Несмотря на отъезд Артура, мы остаемся в состоянии повышенной боевой готовности, пролетая Пояс астероидов и Цереру, спим по очереди, а кто-то постоянно следит за видеотрансляцией. Но «сборщик» не атакует нас и не пытается связаться с нами.

Убедившись, что угроза миновала, Брайтвелл и ее войска возвращаются в свои стазисные мешки, оставляя без сна только Джеймса, Григория, Идзуми, Мин и меня. Я ощущаю у всех пятерых желание задержаться, дорожить этими последними моментами в нашей родной Солнечной системе. Если мы погрузимся в стазис, то, в лучшем случае, не проснемся до тех пор, пока не выйдем на орбиту Эос.

«Иерихон» быстро набирает скорость, солнечная энергия заполняет его ячейки. Пройдя близко к Марсу, Юпитер мы обходим по большому кругу, стараясь не позволить массивному гравитационному колодцу газового гиганта слишком сильно мешать нашему путешествию.

Тем не менее, мы движемся достаточно медленно, чтобы наши камеры могли мельком увидеть четыре его крупнейших спутника: Ганимед, Каллисто, Ио и Европу. От их вида захватывает дух, каждый размером с маленькую планету.

Экипаж «Карфагена» думает о том же.

– Как красиво, – говорит Гарри, когда я смотрю на Большое красное пятно Юпитера – гигантский шторм к югу от экватора, который астрономы наблюдали, ползая взглядом по газовому гиганту в течение сотен лет.

– Это точно, – отвечает Джеймс.

– Есть проблемы с вашим вылетающим пассажиром?

– Нет, – отвечает Джеймс.

Григорий снова смотрит на него; затем покидает мостик. Его шаги удаляются по коридору. Как я ни старалась, я не могу понять, в чем дело. Джеймс и Гарри болтают, пока Юпитер на экране все уменьшается. Когда он становится не больше шарика от рулетки, Гарри говорит:

– Ну, дети все время спрашивают меня, когда мы собираемся попасть домой, так что мне лучше нажать на газ.

– Понял тебя, Гарри. Счастливого пути.

– Если это прощание, Джеймс, было здорово узнать тебя. Правда. Ты единственный в своем роде.

– Уж кто бы говорил, Гарри. Увидимся на другой стороне.

Той ночью, после ужина из ПГУ, Идзуми объявляет:

– Мы с Мин разговаривали. До Сатурна далеко. Мы уйдем в стазис сейчас.

Я обнимаю ее.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что спасла моего ребенка.

– Я рада, что смогла.

На следующий день в стазис уходит Григорий. Они с Джеймсом прощаются напряженно, но меня Григорий обнимает крепко.

– Увидимся на Эосе, – говорит он.

Я киваю, и он забирается в стазисный мешок. Надеюсь, следующий мир будет к Григорию добрее. Как и многие другие, он оставил на Земле тех, кого любил.

Когда стазисный мешок Григория убирает механическая рука, Джеймс поворачивается ко мне.

– Я тоже пойду.

– Мы могли бы проснуться незадолго до Нептуна.

Он подходит к коробке с ПГУ.

– Бодрствование ведет к уменьшению запасов провизии. Они могут нам понадобиться, если нас разбудят из-за крушения корабля. И каждый раз, когда мы входим в стазис и выходим из него, мы рискуем, потому что что-то может пойти не так.

– Итак, это прощание.

– Сейчас – да. Когда я увижу тебя в следующий раз, мы будем в нашем новом доме.

Я качаю головой.

– Не могу в это поверить.

– Звучит сюрреалистично.

– Ты сделал это, Джеймс.

– Я бы не справился без тебя.

– Ну, не знаю.

– Я знаю. Без тебя и детей ничего бы не вышло. Вы были тем, что заставляло меня двигаться дальше.

– Не будь слишком сентиментальным.

Он улыбается.

– И в мыслях не было.

– Увидимся на Эосе.