Глава 28
Эмма

Я прихожу в себя от яркого света, льющегося сверху, и от боли в голове. Но болит не только она, а все тело. Каждый раз, когда я пытаюсь пошевельнуться, волны боли обрушиваются на меня.

Я щурюсь, пытаясь справиться со светом.

– Эмма, – звучит мягкий голос.

Рука сжимает мою, вызывая острую боль. Я стискиваю зубы и отодвигаюсь.

– Ой. Прости.

Разлепив веки, я даю свету ослепить меня.

Мэдисон смотрит на меня, по ее лицу текут слезы. Остро выступающие скулы, впалые глаза – как будто ее череп слишком большой для ее тела. Я не видела ее такой изможденной с тех пор, как мы с Джеймсом улетели на Цереру. Мое сердце снова разрывается.

– Как долго… – пытаюсь прохрипеть я.

– Это не имеет значения, – отвечает Мэдисон.

Боль в моих глазах отступает настолько, чтобы я могла осмотреть комнату. Это маленький лазарет, переделанный из душевой. Поперек помещения натянуты занавески, отделяющие другие «палаты». Кто там? Солдаты, которые пытались очистить эвакуационный туннель? Или кто-то еще?

Мэдисон уходит и возвращается с уже нагретым ПГУ.

– Я не хочу есть.

– Эмма, ты должна.

Она смотрит на меня, и выражение ее лица ясно говорит мне, что это не подлежит обсуждению.

Я ковыряю еду, пытаюсь и в то же время не могу жевать медленно. Я чувствую одновременно благодарность за еду и вину за то, что кто-то другой остался обделен: эти две эмоции разрывают меня на части. Я прекращаю жевать лишь для того, чтобы проглотить обезболивающее и запить водой. На металлическом подносе лежат еще две таблетки, но я оставляю их там – хочу, чтобы голова оставалась ясной.

– Где Элли? Она …

– Она в порядке. Немного обеспокоена, смущена, как и все дети. – Мэдисон слегка касается моей руки. – Я схожу за ней.

Следующие несколько минут тянутся как часы. Я не могу дождаться, чтобы увидеть мою дочь, но в то же время мне страшно. Если она такая же худенькая, как Мэдисон, я знаю, что не смогу сдержаться. Но я должна ради нее, ведь если я буду сильна, это даст силы и ей. Если же она почувствует страх во мне, то сама придет в ужас.

Я сижу на кровати, провожу рукой по волосам и глубоко вздыхаю. Занавеска отходит в сторону, и Элли бросается к кровати, тянется ко мне, цепляясь за простыни, пытаясь и не в силах взобраться наверх. Я наклоняюсь, протягивая руки. Сильнейшие волны боли настигают меня, заставляя закрыть глаза, но вдруг Элли оказывается в кровати, обхватив меня руками и уткнувшись головой в мою грудь.

Слезы льются против моей воли, падая в ее волосы. Она в порядке. Моя дочь здорова. Немного худее, чем она была в тот день, когда мы пришли в Цитадель, примерно так, как она могла бы выглядеть после выздоровления от внезапного расстройства пищеварения. Но она в порядке, и радость на мгновение переполняет меня.

Моя следующая мысль – о ребенке, растущем внутри меня. Выжил ли плод после случившегося в пещере? А как же мое недоедание? Мне нужно найти анализатор здоровья и провести тест на беременность. Я должна знать, здоров ли мой нерожденный ребенок – даже если правда сокрушит меня сильнее, чем камень в туннеле.

Элли едва не скулит, задавая вопрос:

– Мама, почему ушла?

– Я была на работе, милая. Прости, что ушла.

– Ты больна?

Она более проницательна, чем я могу себе представить.

– Нет, дорогая. Лишь немного бо-бо. Я в порядке.

– Идем домой?

– Скоро.

– Сейчас.

– Скоро, дорогая. Мы скоро поедем домой.

Элли садится рядом со мной, теплая, как обогреватель, цепляясь за меня, возможно, в страхе, что я снова исчезну.

Мэдисон уходит лишь тогда, когда приходят Алекс и Эбби. Они тоже похудели, каждый заставляет себя улыбаться, подобно Мэдисон, уклоняясь от моих вопросов о том, что случилось, пока я была без сознания.

Мин приходит следующим, его голова перевязана, рука в слинге. Я проверила, что Элли крепко спит. Она либо решила вздремнуть, либо заснула глубоко.

– Что произошло? – шепчу я – Землетрясение?

– Может быть. Но в этот раз более локальное.

– Еще один удар астероида?

– Нет. Или, может, не в непосредственной близости. Возможно, это было проседание земли в кратере. – Он останавливается на мгновение. – Я видел, как ты упала, пытался добраться до тебя как можно быстрее.

– Спасибо, Мин.

Следующим приходит Фаулер, не скрывая беспокойства на лице. Его кожа пепельного оттенка.

– Есть хоть какие-то вести от Джеймса? – шепчу я.

Фаулер опускает взгляд в пол, качая головой.

– Возможно, выход из водоносного горизонта рухнул, – предполагаю я, не зная, что говорить, и чувствую, как во мне зарождается страх.

– Может быть. Это объяснило бы, почему Оскар не вернулся. Даже если что-то случилось с Джеймсом и его командой, Оскар должен был вернуться.

Я чувствую, что мой разум выходит из-под контроля, когда я думаю о нашей ситуации, о том факте, что Джеймс не вернулся и что у нас действительно не осталось выбора. Фаулер, кажется, читает мое выражение лица.

– Вспомни свой урок, который ты вела несколько дней назад, Эмма. Признай свой страх. Овладей им, или он справится с тобой.

Я просыпаюсь раньше Элли и некоторое время просто лежу, надеясь, что она поспит подольше.

Наконец она шевелится, протягивает ручку к векам и потирает их. Она смущенно оглядывается, словно ожидала снова оказаться дома. Но больше она никогда не будет дома – этот дом исчез.

– Па?

– Он идет.

– Когда?

– Скоро. Скоро, дорогая. – Я крепко обнимаю ее, надеясь, что это правда. – Сейчас тебе нужно пойти на завтрак. Мама должна остаться здесь и отдохнуть.

Мой желудок чувствует себя так, как будто он перевернулся, потому что изнутри рвется сильнейший приступ голода. Я почти чувствую тошноту. И это напоминает мне о тошноте, которую я чувствовала до астероидов, тошноте, которой не было с тех пор. Это из-за стресса? Или беременность прервалась?

Я обыскиваю подвижный стол у своей кровати, но анализатора здоровья там нет.

– Эй, – кричу я, но никто не приходит.

Я пытаюсь сесть, но острые боли сегодня еще хуже, чем накануне.

Я откидываюсь назад на кровати, и вскоре мое зрение затуманивается и сон берет надо мной верх, как тяжелое одеяло, натянутое на тело – слишком тяжелое, чтобы бороться.

Я сплю по нескольку часов, свет в лазарете приглушен. В моем животе все переворачивается каждый раз, стоит мне проснуться. Боль по всему телу.

Когда я просыпаюсь в следующий раз, Мэдисон снова сидит у кровати. Она активирует нагревательный элемент на пластиковой коробке ПГУ.

Я смотрю на это, испытывая противоречивые чувства.

– Эмма…

– Я знаю. Я должна. – Я закрываю глаза, чувствуя себя истощенной. – Ты можешь достать мне анализатор здоровья?

Я смотрю на свой живот.

Лицо Мэдисон расслабляется.

– Конечно. Я скоро вернусь.

Я принимаю таблетку от боли и пытаюсь не торопиться с едой. Сегодня это курица и рис с овощами – когда ты голоден, это настоящие изыски.

Интересно, болеутоляющие таблетки мешают беременности? Эта мысль заставляет меня немедленно сожалеть о том, что я ее приняла. Постепенно я чувствую, как лекарство действует, немного ослабляя боль во всем теле. Но только это заставляет меня волноваться еще больше.

Мэдисон возвращается с анализатором здоровья, я касаюсь его пальцем и жду, пока он извлечет каплю крови и проведет анализы.

– Ты… – начинает она, но замолкает.

– Чувствовала ли я тошноту? Нет.

Я смотрю на экран и встряхиваю анализатор здоровья, как будто это может ускорить результат.

Внезапно ко мне приходит осознание всего, что происходит вокруг. Выжившие бродят туда-сюда по коридору, ведущему в столовую. Кто-то стонет в другом медицинском отсеке. Мужской голос уверяет человека, что все будет хорошо.

Результаты отображаются на крошечном ЖК-экране, и я прокручиваю обычные лабораторные анализы, пролистывая общий анализ крови и некоторые другие, пока не добираюсь до простого теста в конце.

БЕРЕМЕННОСТЬ: ДА

Я сглатываю, мои глаза наполняются слезами. На мгновение Мэдисон выглядит пораженной, но я улыбаюсь и киваю.

– Все нормально. Все хорошо.

Она бросается вперед и обнимает меня. Прикосновение вызывает боль в моем разбитом теле, но мне все равно – мой ребенок все еще жив. В настоящий момент это все, что имеет значение.

В периоды сна и затуманенного бодрствования время течет незаметно. Я никогда не чувствую себя отдохнувшей или насытившейся маленькими приемами пищи. Я постоянно слаба и устала, и больше всего боюсь за себя, за Элли и за плод внутри меня. Я знаю, что страх разгорается, и я знаю, что ничего не могу поделать, кроме как распознать этот страх и сказать себе, что сейчас он не может помочь мне. Он послужил своей цели. Теперь я должна игнорировать его и сосредоточиться на задаче, которая заключается в том, чтобы оставаться сильной для Элли.

Но это легче сказать, чем сделать. Проще прочесть отрывки из «Права первородства», признать, что они правдивы, и сказать, что вы будете контролировать свой страх, а не делать это на самом деле.

Тем не менее, я пытаюсь. Я держу лицо ради Элли, потому что хочу защитить ее от понимания того, насколько отчаянна наша ситуация.

Сейчас в коридорах мало активности. Никто не работает в туннелях. Я думаю, что все ложатся спать и ждут, точно мы все здесь спим, находимся в состоянии гибернации, пытаясь пережить долгую, смертельную зиму, которая, как мы надеемся, еще может закончиться.