Глава 26
Эмма

У нас осталось пять дней.

Некоторые взрослые не покидают двухъярусных комнат.

Дети напуганы.

Я напугана.

На нашей встрече на кухне сегодня утром Фаулер просто спросил:

– Есть что-нибудь новое?

Никто не ответил ни слова. А потом мы просто ушли и вернулись к выполнению своих дел. Для меня это значит не делать ничего.

Я хоть и пытаюсь, но не могу не думать о фактах нашей ситуации.

И особенно не могу перестать думать об Анжеле Стивенс.

Примерно через четыре часа после того, как она вошла в трубу с водой, Стивенс пять раз дернула за веревку, просигнализировав о том, что она добралась до водоносного горизонта.

С тех пор веревка провисла. Она не показывала, что добралась до поверхности водоносного горизонта.

У меня была надежда, что, возможно, веревка каким-то образом разорвалась. Или, возможно, ей пришлось отвязать ее, чтобы добраться до выхода на поверхность. Но по прошествии нескольких дней она не вернулась, и с веревкой тоже ничего не происходило.

На данный момент все совершенно ясно: Стивенс мертва.

Я не могу перестать думать о ней. О ее смелости и жертве.

Все это всегда заставляет меня думать о Джеймсе, и мне интересно, где он и почему он не вернулся.

В нашей занимающейся в подвале группе отсутствует не только Анжела Стивенс. Многие из взрослых перестали приходить. Сегодняшнее заседание посвящено вере – ее силе. И ее темной стороне.

Вот чего нам не хватает: веры. Вера в то, что все вернется на круги своя. Я надеялась, что эта группа и эти занятия дадут подобную веру людям. Какое-то время так и было, но сейчас все прошло и нам нужно что-то новое.

Когда занятие заканчивается и все уходят, я привлекаю внимание Фаулера и прошу его остаться.

– В чем дело? – спрашивает он, и его голос звучит мягко в темном пространстве пещеры. Светодиодные фонари светят на нас с низкого потолка, бетонная колонна отбрасывает тени.

– Они теряют надежду.

Лицо Фаулера выглядит изможденным, а лоб еще более изрезан морщинами, чем когда он прибыл сюда, отчего выглядит старше. Он отводит глаза и просто кивает.

– Я знаю.

– Мы должны что-то сделать.

– Что мы можем сделать, Эмма?

– Мы можем копать.

– Копать землю?

– В аварийном туннеле. Успех маловероятен, но кто знает, может, мы сможем выбраться. И если мы это сделаем, мы поможем Джеймсу и остальным.

– Копание влечет за собой физические нагрузки, а мы все наполовину зомби.

– Среди нас еще достаточно здоровых людей. Я не знаю, протянем ли мы еще неделю – это еще одна причина, чтобы начать что-то делать. Людям нужно во что-то верить. Им нужно знать, что есть шанс – мы делаем то, что может сработать.

Он смотрит в темноту, не глядя в глаза.

– Лоуренс.

Его взгляд возвращаются ко мне, как будто он понимает, что я все еще здесь.

– Да. Ладно. Я… поговорю с Эрлсом.

Я накрываю его ладонь своей.

– Я сама, Лоуренс. Просто отдохни. Я позабочусь об этом.

Я чувствую себя шахтером.

Одиннадцать из нас – девять солдат армии, Мин и я – находимся в тесноте выходного туннеля, копаем, и только наши фонари освещают нам путь.

Когда мы начали сегодня днем, здесь было сыро и холодно. Но сейчас тут просто сауна.

Солдаты копают по очереди. Трое из них откалывают и вытаскивают породу из пещеры, пока остальные отдыхают. В расчищенных секциях Мин и я пытаемся закрепить проход от падающих камней. Мы используем столы из столовой, упирая их в потолок туннеля, чтобы не допустить падения обломков.

Успехи есть, но этого недостаточно, я чувствую. Но что еще мы можем сделать?

В конце дня я отмываю грязь и угольную пыль со своего тела, а вместе со стекающей водой уходит и последняя часть моих сил.

Вероятно, мне не стоит помогать в туннелях. Я должна отдыхать – ради ребенка. Но если мы не выберемся отсюда, все это не будет иметь значения.

С каждым днем процесс копания замедляется. Но мы продолжаем двигаться вперед. Самодельные кирки и лопаты выбивают гимн, звенящий, несинхронизированный, звук нашей последней отчаянной попытки убежать.

Я сижу в темном туннеле, с моих волос капает пот, и я желаю, чтобы что-нибудь обернулось в нашу пользу. Повернулось вспять. Звон в конце туннеля прекращается, и я слышу этот звук: урчание. Земля подо мной начинает дрожать.

Мой разум слишком истощен, чтобы поначалу понять, что это такое. Понимание приходит медленно, как грязная лужа воды, медленно проясняющаяся, что находится на дне.

Сажа и пыль с потолка покрывают все ровным слоем вокруг подпирающих свод столов. Это землетрясение.

Или другой удар астероида.

В туннеле раздаются крики. Я пытаюсь встать, но мои ноги меня подводят, или я просто их не чувствую, будто после сна. Схватив импровизированную трость, сделанную из ножки стола, я наконец поднимаюсь на ноги.

Металлические стены туннеля стонут, словно зверь под пыткой, когда он крутится и рвет свои путы.

В конце прохода один за другим гаснут фонари.

Рядом со мной металлическая труба со скрежетом лопается, и ее осколки вместе с частями горной породы падают на одного из солдат, разбивая его фонарь.

Я смотрю вверх как раз вовремя, чтобы увидеть, как надо мной разлетается металл и на меня летит скала.