Король горной долины

– Если хотите знать мое мнение, – сказал человечек Тени, – вы в некотором роде монстр. Угадал?

Если не считать барменши, кроме них никого не было в гостиничном баре городка на северном побережье Шотландии. Тень сидел себе за столиком, тянул светлое пиво, и тут к нему пересел этот человечек. Лето подходило к концу, и Тени казалось, будто все вокруг холодное, маленькое и сырое. На столе перед ним лежала книга «Приятные прогулки по окрестностям», и он изучал завтрашний маршрут, вдоль берега к мысу Гнева.

Он закрыл книгу.

– Я американец, – ответил он, – если вы об этом.

Человечек склонил голову набок и театрально подмигнул. У него были седые волосы, отливающие сталью, серое лицо и серый дождевик, и походил он на провинциального юриста.

– Ну в общем, может, я как раз об этом, – сказал он.

Тень пробыл в Шотландии недолго и с трудом понимал местный выговор – сплошь гортанная картавость, трели и незнакомые слова, но серый незнакомец был ему внятен. Каждое слово маленькое и жесткое, такое четкое и правильное, что Тени казалось, будто сам он говорит с полным ртом овсянки.

Человечек отпил из стакана и продолжал:

– Так значит, американец. Чрезмерная сексуальность, чрезмерная зарплата, и к нам – через океан, да? На вышках работаете?

– Простите?

– Нефтяник? С буровых платформ на шельфе. Нефтяники к нам время от времени заглядывают.

– Нет. Я не с буровых.

Человечек извлек из кармана трубку и перочинный ножик и принялся счищать окалину со стенок чашечки. Потом вытряс крошево в пепельницу.

– В Техасе, знаете ли, есть нефть, – сказал он, помолчав, точно поверял великую тайну. – Это в Америке.

– Да, – согласился Тень.

Он подумал было, не сказать ли, что техасцы думают, будто Техас взаправду находится в Техасе, но побоялся, что придется объяснять, в чем соль, и промолчал.

Тень не показывался в Америке почти два года. Когда рухнули небоскребы, его не было. Иногда он говорил себе, что ему плевать, вернется ли он туда, и, случалось, почти в это верил. В Шотландию он прибыл два дня назад – добрался до Турсо на пароме с Оркнейских островов и в этот городок приехал автобусом.

А человечек все не унимался:

– Приезжал тут техасский нефтяник в Абердин, познакомился в пабе с одним стариком, совсем как мы с вами. Так вот, они разговорились, а техасец и скажи: «Дома я встаю утром, сажусь в машину, – уж извините, я без акцента расскажу, – поворачиваю ключ в замке зажигания, давлю на педаль акселератора…» – на эту, как она у вас называется…

– Педаль газа, – услужливо подсказал Тень.

– Ну да. «После завтрака давлю на газ и до обеда не успеваю доехать до границы моего участка». А хитрый старый шотландец только кивает и говорит: «Угу-угу, и у меня когда-то была такая машина».

Человечек пронзительно рассмеялся – дескать, шутке конец. Тень улыбнулся и кивнул – дескать, понял, что это шутка.

– Что пьете? Светлое? Дженни, солнышко, повтори нам. Мне «Лагавулин». – Человечек набил в трубку табак из кисета. – Вам известно, что Шотландия больше Америки?

В тот вечер, когда Тень спустился в гостиничный бар, там не было ни души, только худая барменша курила и читала газету. Он пришел посидеть у камина – номер дали промозглый, а металлические батареи на стене были еще холоднее, чем воздух в комнате. Он не рассчитывал на компанию.

– Нет, – ответил он, всегда готовый разыграть простака. – Не знал. С чего вы взяли?

– Все дело во фрактальности, – объяснил человечек. – Чем меньше величина, тем больше видно. Если знать, какой дорогой ехать, Америку пересечешь за тот же срок, что и Шотландию. Ну, смотришь на карту, а там побережье – сплошная линия. А если идти пешком, оно все изрезано. Об этом целая передача была по телевизору. Удивительное дело.

– Ясно, – отозвался Тень.

Вспыхнул огонек зажигалки, и человечек стал тянуть и пыхтеть, тянуть и пыхтеть, пока не удостоверился, что раскурил трубку как надо; затем он убрал зажигалку, кисет и ножик в карман пальто.

– Ну в общем, ну в общем, – сказал человечек. – Я так понял, вы останетесь на выходные?

– Да, – сказал Тень. – Вы… вы здесь работаете?

– Нет-нет. По правде говоря, я стоял в холле, когда вы приехали. Слышал, как вы разговариваете с Гордоном за стойкой.

Тень кивнул. Ему казалось, что, когда он заселялся, в холле не было ни души, но, возможно, человечек просто проходил мимо. И все же… что-то не так было в этом разговоре. Во всем было что-то не так.

Барменша Дженни поставила на стойку виски и пиво.

– Пять двадцать, – сказала она и снова углубилась в газету. Человечек сходил к стойке, заплатил и вернулся с напитками.

– Вы надолго в Шотландию? – спросил он.

Тень пожал плечами:

– Хотел поглядеть, каково тут. Побродить. Посмотреть достопримечательности. Может, на неделю. Может, на месяц.

Дженни отложила газету.

– Это глухая дыра у черта в заднице, – весело сказала она. – Подыскали бы что поинтереснее.

– Вот тут ты ошибаешься, – возразил человечек. – Это глухая дыра у черта в заднице, если неправильно смотреть. Видите вон ту карту, приятель? – Он указал на засиженную мухами карту Северной Шотландии на стене против стойки. – Знаете, что с ней не так?

– Нет.

– Она вверх ногами! – победно возвестил человечек. – Север наверху. То есть на нем мир кончается. Дальше ходу нет. Край света. Но, понимаете, раньше-то было не так. Раньше это был не север Шотландии, а самая южная оконечность мира викингов. Знаете, как называется предпоследнее графство Шотландии к северу?

Тень глянул на карту, но она была слишком далеко, подписей не разобрать. Он покачал головой.

– Сатерленд! – осклабился человечек. – Южный край. Больше, само собой, ни для кого, только для викингов.

Подошла барменша Дженни.

– Я отлучусь ненадолго, – сказала она. – Если вам что-нибудь понадобится, спросите портье. – Она подложила в камин полено и вышла в холл.

– Вы историк? – спросил Тень.

– Вот насмешили! – хохотнул человечек. – Может, вы и монстр, но весельчак. Надо отдать вам должное.

– Я не монстр.

– Ну да, все монстры так говорят, – отозвался человечек. – Я раньше этим занимался. В «Святом Андрее». А теперь так, общая практика. Была. Я почти отошел от дел. Пару дней в неделю бываю в приемной, чтоб совсем навыка не потерять.

– Почему вы твердите, что я монстр? – спросил Тень.

– Потому что, – сказал человечек и поднял стакан виски, явно имея в запасе неопровержимый аргумент, – я сам отчасти монстр. Свояк свояка и так далее. Мы все монстры, не так ли? Блистательные монстры, что плетутся по трясинам неразумия… – Он хлебнул виски, потом сказал: – Вы такой здоровяк – скажите, вы никогда вышибалой не работали? «Извини, приятель, боюсь, тебе сегодня сюда нельзя, закрытое мероприятие, сматывай удочки и вали» и так далее?

– Нет, – сказал Тень.

– Но чем-то подобным наверняка занимались?

– Да, – сказал Тень, который когда-то работал телохранителем старого бога; было это в другой стране.

– И вы… э… простите, что спрашиваю, не поймите меня неправильно, – вам нужны деньги?

– Всем нужны деньги. Но у меня дела неплохи. – Не совсем правда – правда в том, что мир из кожи вон лез, чтобы обеспечить Тень деньгами, когда требовалось.

– Не хотите чуток подзаработать на карманные расходы? Вышибалой? Дело плевое. Деньги за так.

– На дискотеке?

– Не совсем. Частная вечеринка. Снимают поблизости большой старый дом, ближе к осени сюда со всего света приезжают. И, короче, в прошлом году веселье в самом разгаре, на лужайках шампанское рекой, а потом проблемы. Дурная кодла. Кому угодно выходные испортят.

– Местные?

– Вряд ли.

– Политика взыграла? – спросил Тень. Впутываться в местную политику ему не хотелось.

– Ни в коей мере. Так, щенки, волосатики и прочие идиоты. Ну, в общем. В этом году, может, и не заявятся. Небось где-нибудь в глуши устраивают демонстрации против международного капитализма. Но ребята из большого дома на всякий пожарный просили найти кого-нибудь, кто умеет страху нагнать. Вы малый немаленький, им такой и нужен.

– Сколько? – спросил Тень.

– Если придется драться, сумеете за себя постоять? – спросил человечек.

Тень промолчал. Серый человечек смерил его взглядом, потом снова осклабился, показав желтые прокуренные зубы.

– Полторы тысячи фунтов за долгие выходные. Хорошие деньги. К тому же наличными. Перед налоговой инспекцией отчитываться незачем.

– В ближайшие выходные? – спросил Тень.

– С утра пятницы. Большой старый дом. Раньше часть была замком. К западу от мыса Гнева.

– Надо подумать, – сказал Тень.

– Если согласитесь, – продолжал серый человечек, – у вас будут фантастические выходные в историческом поместье – уверяю вас, познакомитесь со всякими интересными людьми. Идеальная работка для отпускника. Эх, будь я помоложе. И… э… если уж на то пошло, чуток повыше.

Тень сказал:

– Ладно, – и тотчас спросил себя, не пожалеет ли.

– Молодчина. Я еще с вами свяжусь, расскажу, как и что.

Серый человечек встал и, проходя мимо, легонько хлопнул Тень по плечу. А потом ушел, оставив его в баре одного.

Тень странствовал почти полтора года. С рюкзаком пересек Европу и добрался до Северной Африки. Собирал оливки и ходил на лов сардин, крутил баранку грузовика и торговал вином на обочинах. Наконец, несколько месяцев назад автостопом вернулся в Норвегию, в Осло, где тридцатью пятью годами ранее и родился.

Он сам толком не понимал, чего ищет. Знал только, что еще не нашел, хотя временами – на горном склоне, на утесах или у водопадов – уверялся, что неведомое искомое совсем рядом: за гранитным выступом или в ближайшем сосновом бору.

И все же поездка оказалась неприятной до крайности, и когда в Бергене его спросили, не хочет ли он составить пол-экипажа моторной яхты, направлявшейся в Канны на встречу с владельцем, он согласился.

Из Бергена они пошли под парусом на Шетландские острова, а оттуда на Оркнейские, где провели ночь в стромнесском полупансионе. Утром на выходе из гавани окончательно и бесповоротно отказали двигатели, и яхту на буксире оттащили назад к причалам.

Бьёрн, капитан и вторая половина экипажа, остался на яхте объясняться со страховщиками и отвечать на гневные звонки владельца. Тень не видел причин оставаться и сел на паром до городка Турсо на северном побережье Шотландии.

Ему не сиделось на месте. По ночам снились трассы и как он въезжает на неоновую окраину города, где люди говорят по-английски. Город был то на Среднем Западе, то во Флориде, то на Восточном побережье, то на Западном.

Сойдя с парома, он купил путеводитель с живописными маршрутами, обзавелся расписанием автобусов и отправился куда глаза глядят.

Вернулась барменша Дженни и принялась тереть столы и стойку тряпкой. Ее светлые, почти белые волосы были скручены узлом на затылке.

– И как в ваших краях развлекаются? – спросил Тень.

– Пьют. Ждут смерти, – ответила она. – Или едут на юг. Этим варианты, по сути, исчерпываются.

– Вы уверены?

– Ну сами подумайте. Тут нету ничего, кроме овец и холмов. Мы, разумеется, живем за счет туристов, но вас вечно не хватает. Грустно, правда?

Тень пожал плечами.

– Вы из Нью-Йорка? – спросила она.

– Из Чикаго. Но сюда приехал из Норвегии.

– Говорите по-норвежски?

– Немного.

– Тогда вам стоит кое с кем познакомиться, – вдруг сказала она. Взглянула на часы. – Один человек тоже приехал сюда из Норвегии, давным-давно. Пойдемте.

Она убрала тряпку, выключила свет над стойкой и направилась к двери.

– Пойдемте, – повторила она.

– А вам можно? – спросил Тень.

– Мне все можно, – ответила Дженни. – Это ведь свободная страна, так?

– Наверное.

Она заперла бар латунным ключом. Они вышли в холл.

– Подождите здесь, – сказала она и исчезла за дверью с табличкой «Не входить», а через несколько минут появилась в длинном коричневом пальто. – Ну, я готова. За мной.

Они вышли на улицу.

– Так у вас тут поселок или городок? – спросил Тень.

– У нас тут, нахер, кладбище. Сюда. Идемте.

Они шли узкой дорогой. Луна светила огромная и желтовато-бурая. Тень слышал, как шумит море, но оно еще не показывалось.

– Вас зовут Дженни? – спросил он.

– Верно. А вас?

– Тень.

– Это ваше настоящее имя?

– Меня так зовут.

– Что ж, Тень, пойдемте, – сказала она.

На вершине холма они остановились. Здесь поселок заканчивался, и стоял серый каменный дом. Дженни открыла калитку и повела Тень к двери. Он задел кустик у тропинки, и воздух наполнился сладким ароматом лаванды. Свет в доме не горел.

– Это чей дом? – спросил Тень. – На вид пустой.

– Не волнуйтесь, – сказала Дженни. – Хозяйка вернется через минуту.

Она толкнула незапертую дверь, и они вошли. Дженни щелкнула выключателем у двери. Почти весь первый этаж занимала гостиная, она же кухня. Еще была крохотная лесенка, уводившая, решил Тень, в спальню на чердаке. На сосновой стойке стоял CD-проигрыватель.

– Это ваш дом, – сказал Тень.

– Дом, милый дом, – согласилась она. – Хотите кофе? Или чего-нибудь выпить?

– Ни того, ни другого, – сказал Тень. Интересно, что ей нужно. Она едва на него смотрела, даже не улыбнулась ни разу.

– Я правильно расслышала? Доктор Гаскелл просит вас приглядеть за вечеринкой в выходные?

– Похоже на то.

– И что будете делать завтра и в пятницу?

– Гулять, – ответил Тень. – У меня есть путеводитель. Там обещают красивые маршруты.

– Есть красивые. А есть опасные. Кое-где в тени даже летом зимний снег. В тени все живет подолгу.

– Я буду осторожен, – пообещал Тень.

– Вот и викинги так говорили, – сказала Дженни и улыбнулась. Сняла пальто, бросила на ярко-пурпурный диван. – Может, увидимся. Я люблю гулять. – Она дернула узел волос на затылке, и по плечам рассыпались светлые-пресветлые локоны. Длиннее, чем поначалу думал Тень.

– Вы одна тут живете?

Она достала сигарету из пачки на стойке, прикурила от спички.

– А вам-то что? – спросила она. – Вы ведь на ночь не останетесь?

Тень покачал головой.

– Гостиница у подножия холма, – сказала она. – Не пропустишь. Спасибо, что проводили.

Тень попрощался и сквозь лавандовую ночь вышел в проулок. Постоял, озадаченно глядя на луну над морем. Потом спустился с холма к гостинице. И в самом деле не пропустишь. Он поднялся по лестнице, отпер номер ключом на палочке и вошел. В комнате было холоднее, чем в коридоре.

Он снял ботинки и растянулся на кровати во тьме.

Корабль был из ногтей мертвецов, кренился в тумане, задирая нос и скатываясь с гребней, огромный и шаткий посреди морской зыби.

На палубе маячили тени – мужчины, громадные, как холмы или дома, и, приблизившись, Тень различил их лица: гордые воины, все как один крепкие духом. И качка им будто бы нипочем: все, застыв в ожидании, точно приросли к палубе.

Один шагнул вперед и гигантской лапищей поймал руку Тени. Тот ступил на серую палубу.

– Добро пожаловать к про́клятым, – скрипуче пробасил тот, кто сжимал руку Тени.

– Привет тебе! – отозвались остальные на палубе. – Привет тебе, солнценосный! Привет тебе, Бальдр!

В свидетельстве о рождении Тени значилось Бальдур Лун, но он покачал головой.

– Это не я, – сказал он. – Не меня вы ждете.

– Мы тут умираем, – не отпуская его руки, произнес скрипучий.

Холодно было в туманном проливе меж мирами живых и мертвых. Соленая пыль разбивалась о нос корабля, и Тень промок до нитки.

– Возврати нас обратно, – сказал тот, кто держал его руку. – Возврати нас домой или дай нам уйти.

– Я не знаю как, – сказал Тень.

И тогда мужчины на палубе запричитали и завыли. Одни били древками копий в палубу, другие короткими мечами колотили по медным накладкам на кожаных щитах, и вокруг ритмично загрохотало, а крики из горестных воплей превратились в улюлюканье берсеркеров…

В небе раннего утра кричала чайка. Ночью ветер распахнул окно и теперь стучал рамой. Тень лежал на застеленной кровати в номере-пенале. Кожа повлажнела – наверное, пот.

Начался очередной холодный день конца лета.

В отеле ему упаковали в контейнер сэндвичи с курицей, яйцо вкрутую, яблоко и пакетик чипсов с сыром и луком. Вручая Тени контейнер, портье Гордон спросил, когда ждать гостя назад, и объяснил, что если тот опоздает больше чем на пару часов, они вызовут спасателей, а еще попросил у Тени номер мобильного.

Мобильного у Тени не было.

Он отправился по маршруту к побережью. Пейзаж завораживал – безрадостная красота, что звенела и эхом отдавалась в пустотах внутри Тени. Он воображал, будто Шотландия – мягкий край, сплошь вересковые пологие холмы, но здесь, на северном побережье, все казалось угловатым и зазубренным, даже серые облака, что неслись по бледно-голубому небу. Словно проступают кости мира. Он шел по маршруту из книжки – через кустистые луга и плеск ручьев, вверх-вниз по каменистым холмам.

Временами ему казалось, будто он стоит, а мир движется, будто он лишь прокручивает землю ногами.

Маршрут оказался утомительнее, чем он ожидал. Он планировал поесть в час, но к полудню ноги заныли и захотелось отдохнуть. По тропинке он дошел до склона холма, где за валуном можно было укрыться от ветра, и присел на корточки, собравшись перекусить. Впереди, вдалеке виднелась Атлантика.

Тень думал, что он здесь один.

– Отдадите мне яблоко? – спросила она.

Дженни, барменша из гостиницы. Слишком светлые волосы драл ветер.

– Здравствуйте, Дженни, – сказал Тень. Он отдал ей яблоко. Из кармана коричневого пальто она извлекла складной нож и села рядом.

– Спасибо, – сказала она.

– Итак, – сказал Тень, – судя по вашему акценту, вы приехали из Норвегии совсем маленькой. Я хочу сказать, по-моему, вы говорите совсем как местные.

– Разве я сказала, что приехала из Норвегии?

– Разве нет?

Наколов кусочек яблока на кончик ножа, она манерно его сжевала, касаясь только зубами. Покосилась на Тень.

– Это было очень давно.

– А родные?

Она повела плечами – вроде как пожала, будто любой возможный ответ считала ниже своего достоинства.

– Вам тут нравится?

Она взглянула на него и покачала головой:

– Я тут как хульдра.

Это слово он уже слышал в Норвегии.

– Это ведь какие-то тролли, да?

– Нет, это создания гор. Похожи на троллей, но приходят из леса и очень красивые. Как я. – Она усмехнулась, будто знала, что слишком худа, слишком бледна, слишком мрачна и никогда не станет красоткой. – Они влюбляются в фермеров.

– Почему?

– Да черт их знает, – сказала она. – Но вот влюбляются. Иногда фермер соображает, что разговаривает с хульдрой, потому что у нее сзади свисает коровий хвост или того хуже, сзади вообще ничего нет, она вогнутая и полая, как раковина. Тогда фермер читает молитву или убегает, возвращается к мамочке или ферме… Но иногда фермеры не убегают. Иногда они бросают нож ей через плечо или просто улыбаются и берут хульдру в жены. Тогда у хульдры отпадает хвост. Но она все равно гораздо сильнее обычной женщины. И все равно томится по дому в горах и лесах. И никогда не будет взаправду счастлива. Никогда не станет человеком.

– А потом? – спросил Тень. – Стареет и умирает со своим фермером?

От яблока остался огрызок. Дернув запястьем, Дженни запустила его дугой к подножию холма.

– Когда ее муж умирает… Наверное, она возвращается в свои леса и холмы. – Она смотрела на склон. – Есть история про то, как один фермер взял в жены хульдру, но дурно с ней обращался. Кричал на нее, не помогал по хозяйству, домой из селения возвращался пьяный и злой. Иногда бил ее… И как-то раз она разжигает очаг поутру, а он приходит и давай на нее кричать, мол, завтрак ему не готов, мол, ничегошеньки она не умеет, он вообще не понимает, зачем на ней женился, и она его слушает, а потом молча берет кочергу. Тяжелую такую чугунную кочергу. Берет и запросто сгибает в кольцо, один в один ее обручальное, только больше. Не хмыкает, не потеет, сгибает себе кочергу, как ты тростинку. Ну, фермер белеет как полотно и помалкивает про свой завтрак. Он видел, что она сделала с кочергой, и понимает, что за прошедшие пять лет она в любой момент могла сделать с ним то же самое. И до смертного часа он больше и пальцем ее не тронул, ни единого сурового слова не сказал. А теперь объясните-ка, мистер все-зовут-меня-Тень: раз она такое умела, почему же позволяла ему себя бить? На черта ей вообще сдался такой человек? Объясните-ка мне.

– Может быть, – сказал Тень, – ей было одиноко?

Она вытерла нож о джинсы.

– Доктор Гаскелл все твердил, что вы монстр, – сказала она. – Это правда?

– Вряд ли, – ответил Тень.

– Жалко, – сказала она. – Всегда ясно, чего от монстров ждать, верно?

– Вам ясно?

– Абсолютно. Под вечер тобой пообедают. Кстати, я вам кое-что покажу. – Она встала и повела его вверх по склону. – Смотрите. Вон там? На дальнем склоне вон того холма, где он обрывается в долину, если приглядеться, виден дом, где вы будете работать в выходные. Видите? Вон там.

– Нет.

– Смотрите. Я покажу. Смотрите вдоль моего пальца.

Дженни стала совсем рядом, вытянула руку и показала на склон дальней гряды. Он увидел, как солнце блеснуло на чем-то: видимо, там озеро – точнее, «лох», поправился он, мы же в Шотландии, – а над ним темнели на склоне серые камни. Тень принял их за обнажение породы, но они были слишком правильные – здание, конечно.

– Это замок?

– Я бы его так не назвала. Просто большой дом в долине.

– Вы на тамошних вечеринках бывали?

– Местных не зовут. А меня и подавно. Все равно вам туда ехать не стоит. Лучше отказались бы.

– Они хорошо платят, – объяснил Тень.

Тут она впервые его коснулась: положила белые-пребелые пальцы на его темную кисть.

– А что монстру дела до хороших денег? – спросила она и улыбнулась, и черт бы побрал Тень, если он не подумал в тот миг, что, может, она и впрямь красивая.

А потом она убрала руку и попятилась.

– Ну? Вам, наверное, пора дальше по маршруту? У вас не так много времени, скоро придется поворачивать назад. Сейчас такой сезон – как начинает смеркаться, темнеет быстро.

И она стояла и смотрела, как он забрасывает на плечи рюкзак и спускается с холма. У подножия он обернулся. Она все глядела ему вслед. Тень помахал, и Дженни тоже помахала.

Когда он снова оглянулся, она уже исчезла.

Через узкий проливчик он паромом перебрался на мыс и дошел до маяка. А обратно поехал на маршрутном автобусе.

В гостиницу он вернулся в восемь вечера, измученный, но довольный. К вечеру пошел дождь, но Тень укрылся в покосившейся лачуге и, пока вода барабанила по крыше, читал газету пятилетней давности. Через полчаса дождь перестал, но Тень порадовался, что надел крепкие ботинки: тропы развезло.

Он умирал от голода. Спустился в ресторан. Там было пусто.

– Эй? – окликнул Тень.

Из кухонной двери выглянула пожилая женщина.

– Угу?

– Обед еще подаете?

– Угу. – Она неодобрительно обозрела его, от заляпанных глиной ботинок до растрепанных волос. – Вы у нас остановились?

– Да. Одиннадцатый номер.

– Ну… вам бы, наверное, лучше переодеться к обеду, – сказала она. – Приличнее будет, вы же не один едите.

– Значит, подаете.

– Угу.

В номере он бросил рюкзак на кровать и стащил ботинки. Надел кроссовки, провел расческой по волосам и спустился снова.

В столовой уже не было пусто. За столиком в углу сидели двое, настолько разные, насколько могут различаться люди. Миниатюрная женщина под шестьдесят по-птичьи горбилась за столом, а напротив сидел молодой человек – крупный, неловкий и совершенно лысый. Мать и сын, решил Тень.

Он сел за стол в середине.

Явилась с подносом пожилая официантка. Поставила перед этими двумя по тарелке супа. Молодой человек подул на суп, чтобы остудить, и получил от матери ложкой по руке.

– Прекрати, – сказала она. И принялась ложкой забрасывать суп в рот, шумно хлюпая.

Лысый грустно оглядел зал. Перехватил взгляд Тени – тот кивнул. Лысый испустил вздох и вернулся к дымящемуся супу.

Тень без энтузиазма проглядел меню. Он готов был сделать заказ, но официантка снова исчезла.

Серая вспышка: в дверь ресторана заглянул доктор Гаскелл. Вошел, направился к столику Тени.

– Не против, если я к вам присоединюсь?

– Отнюдь. Прошу вас. Садитесь.

Доктор Гаскелл сел напротив.

– Хорошо провели день?

– Очень хорошо. Бродил.

– Лучший способ нагулять аппетит. Итак. Завтра с самого утра за вами пришлют машину. Захватите свой багаж. Вас отвезут в дом. Введут в курс дела.

– А деньги? – спросил Тень.

– Они все уладят. Половину до, половину после. Еще что-нибудь хотите узнать?

Из кухонной двери официантка наблюдала за ними, но как будто и не собиралась подходить.

– Ага. Что нужно сделать, чтобы раздобыть тут чего-нибудь поесть?

– Чего вы хотите? Рекомендую бараньи отбивные. Мясо местное.

– Неплохо.

– Прошу прощения, Мора, – громко позвал Гаскелл. – Извини, что беспокою, но нельзя ли нам обоим бараньи отбивные?

Официантка поджала губы и вернулась на кухню.

– Спасибо, – сказал Тень.

– Не за что. Чем-нибудь еще я могу вам помочь?

– Да. Эти люди, которые приедут на вечеринку. Почему не нанять профессиональных телохранителей? Зачем нанимать меня?

– Своя охрана у них тоже, несомненно, будет. Своих они, разумеется, привезут. Но местные таланты всегда полезны.

– Даже если местный талант – иностранный турист?

– Именно.

Мора принесла две тарелки супа и поставила их перед Тенью и доктором.

– Входят в обед, – сказала она.

Суп был слишком горячий и слегка отдавал томатной пастой и уксусом. Тень так проголодался, что съел почти все, прежде чем сообразил, что суп ему не нравится.

– Вы говорили, что я монстр, – сказал Тень серо-стальному человечку.

– Правда?

– Правда.

– Ну, в наших краях полно монстров. – Он еле заметно кивнул на пару в углу. Миниатюрная женщина взяла салфетку, обмакнула в стакан с водой и теперь энергично стирала алые пятна с сыновних губ и подбородка. Сын смущался. – Мы живем в глуши. В сводки новостей попадаем, только если исчезает какой-нибудь турист или скалолаз – ну, или умирает голодной смертью. Большой мир вообще не помнит, что мы тут есть.

Появились бараньи отбивные – с гарниром из переваренного картофеля, недоваренной моркови и чего-то бурого и мокрого – в прошлой жизни, предположил Тень, это, возможно, было шпинатом. Тень начал резать отбивную ножом. Доктор взял свою руками и принялся жевать.

– Вы сидели, – сказал доктор.

– Сидел?

– В тюрьме. Вы были в тюрьме. – Он не спрашивал.

– Да.

– Значит, умеете драться. Способны кому-нибудь наподдать, если придется.

– Если вам надо кому-то наподдать, – сказал Тень, – вам, пожалуй, нужен не я.

Человечек усмехнулся, раздвинув жирные серые губы.

– Я убежден, что вы. Я же просто спросил, не обижайтесь. Ну, в общем. Вот он – точно монстр, – продолжал он, махнув пожеванной отбивной в угол зала. Лысый молодой человек ел ложкой какой-то белый пудинг. – И его мамаша тоже.

– По-моему, ничего общего с монстрами, – возразил Тень.

– Боюсь, это не совсем удачная шутка. Местное чувство юмора. О моем следует предупреждать на въезде. Внимание: чокнутый старый доктор. Болтает о монстрах. Простите старика. Не верьте ни единому моему слову. – Мелькнули прокуренные зубы. Доктор Гаскелл вытер рот и руки салфеткой. – Мора, нам тут понадобится счет. Я плачу за обед молодого человека.

– Сейчас, доктор Гаскелл.

– Не забудьте, – сказал доктор Тени, – завтра утром в холле, в четверть девятого. Не позже. Они люди занятые. Если вас не будет на месте, они просто уедут, а вы упустите полторы тысячи фунтов за одни выходные. И премию, если они останутся довольны.

Послеобеденный кофе Тень решил выпить в баре. В конце концов, там камин. Он надеялся, что тепло согреет ему кости.

За стойкой бара возился портье Гордон.

– У Дженни выходной? – спросил Тень.

– Что? Нет, она просто нас выручала. Помогает иногда, если народу слишком много.

– Ничего, если я подброшу в камин еще полено?

– Не стесняйтесь.

«Если шотландцы так обращаются со своим летом, – подумал Тень, припомнив афоризм Оскара Уайлда, – они и вовсе лета не заслуживают».

Вошел лысый. Нервно кивнул Тени. Тень кивнул в ответ. Кажется, у лысого не было вообще никаких волос – ни бровей, ни ресниц. Он походил на младенца – какой-то незаконченный. Может, болеет, подумал Тень, а может, побочный эффект химиотерапии. От лысого пахло сыростью.

– Я слышал, что он говорил, – заикаясь, произнес тот. – Сказал, что я монстр. И моя мама тоже. У меня уши хоть куда. Мало что упускаю.

Уши у него действительно были хоть куда. Прозрачно-розовые и торчали на голове, как плавники огромной рыбы.

– У вас прекрасные уши, – сказал Тень.

– Подкалываете? – Голос у лысого сделался обиженный, а лицо такое, будто он вот-вот полезет драться. Он был всего дюймом ниже Тени, а Тень – человек крупный.

– Если это значит то, что я думаю, – нет, в мыслях не имел.

Лысый кивнул:

– Это хорошо. – Он сглотнул и помялся. Может, надо сказать что-нибудь примирительное, подумал Тень, но лысый продолжил: – Я тут не виноват. Это все шум. Сюда же приезжают, чтобы спастись от шума. И от людей. А тут все равно людей толпа. Убрались бы вы все восвояси и перестали бы так ужасно шуметь, а?

В дверях появилась его мать. Нервно улыбнулась Тени и поспешила к сыну. Потянула его за рукав.

– Полно, полно, – сказала она. – Не заводись по пустякам. Все хорошо. – Глянула на Тень по-птичьи, будто успокаивая. – Извините. Я уверена, что он не всерьез.

К подошве ее туфли прилип кусок туалетной бумаги, а она этого еще не заметила.

– Все нормально, – сказал Тень. – Приятно знакомиться с новыми людьми.

Она кивнула.

– Тогда ладно, – сказала она.

Ее сын вздохнул с явным облегчением. «Он ее боится», – подумал Тень.

– Пойдем, лапочка. – Старая дама потянула сына за рукав. Лысый поплелся за ней к двери.

Там он упрямо остановился и обернулся.

– Вы им скажите, – велел он, – пусть так больше не шумят.

– Я им передам, – пообещал Тень.

– Я ведь все слышу.

– Не беспокойтесь.

– Он вообще-то хороший мальчик, – сказала мать лысого и за рукав повела его прочь. Туалетная бумага так и волочилась за ней по полу.

Тень вышел за ними в холл.

– Прошу прощения.

Они обернулись, мать и сын.

– У вас что-то к туфле прилипло, – сказал Тень.

Она опустила глаза. Потом другой туфлей наступила на бумагу и ее отклеила. Одобрительно кивнула Тени и удалилась.

Тень подошел к стойке портье.

– У вас есть подробная карта этих мест, Гордон?

– Военно-геодезического управления подойдет? Принесу вам в гостиную.

Тень допил кофе в баре. Гордон принес карту. Тень поразило обилие деталей: как будто каждую овечью тропу отметили. Он внимательно рассмотрел карту, прослеживая свой маршрут. Нашел холм, где останавливался поесть. Провел пальцем к юго-западу.

– В округе никаких замков нет?

– Боюсь, нет. Кажется, к востоку что-то найдется. У меня есть справочник по замкам Шотландии, могу дать…

– Нет-нет, не надо. А большие усадьбы? Такие, которые можно назвать замком? Или крупные поместья?

– Ну, есть отель «Мыс Гнева», вот тут. – Он ткнул в карту. – Но там довольно пустынно. Формально, с точки зрения заселенности, как она там еще называется, плотности населения, – просто пустыня. Боюсь, даже колоритных развалин нет. И пешком не добраться.

Тень поблагодарил и попросил разбудить его пораньше. Жалко, что на карте не нашелся дом, который был виден с холма, но, может, Тень не туда смотрел. Не в первый раз.

Пара в соседнем номере ссорилась или занималась любовью. Толком не разберешь, но едва Тень начинал засыпать, взвизги или крики выдергивали его из дремы.

Позднее он так и не разобрался, взаправду ли это случилось, взаправду ли она приходила, или то был первый сон той ночи, но во сне ли, взаправду ли, незадолго до полуночи, если судить по часам на радиобудильнике у кровати, в дверь постучали. Тень встал.

– Кто там? – окликнул он.

– Дженни.

Он открыл дверь и сощурился на свет из коридора.

Кутаясь в коричневое пальто, она неуверенно смотрела на Тень.

– Да?

– Завтра вы поедете в тот дом, – сказала она.

– Да.

– Я подумала, надо попрощаться. На случай, если у меня больше не будет шанса с вами увидеться. И если вы не вернетесь в гостиницу. А просто уедете. И я вас больше не увижу.

– Ну, тогда до свидания, – сказал Тень.

Она оглядела его с ног до головы, осмотрела футболку и боксеры, в которых он спал, голые ноги, потом ее взгляд уперся ему в лицо. Она, видимо, нервничала.

– Вы знаете, где я живу, – наконец сказала она. – Если понадобится, зовите.

Она мягко коснулась его губ одним пальцем. Палец был очень холодный. Попятилась в коридор и замерла, глядя на Тень, не пытаясь уйти.

Тень закрыл дверь и услышал, как ее шаги удаляются по коридору. Снова лег.

А вот дальнейшее точно было сном. Ему снилась его жизнь, перепутанная и скособоченная. Вот он в тюрьме, учится фокусам с монетками и убеждает себя, что любовь к жене поможет ему выжить здесь. А то вдруг Лора мертва, он на свободе, работает телохранителем у старого мошенника, который велел Тени называть себя Средой. А потом его сон заполонили боги: старые забытые боги, нелюбимые и брошенные, и боги новые, мимолетные испуганные создания, одураченные и растерянные. Путаница невероятностей, «колыбель для кошки», что превратилась в паутину, что превратилась в сеть, что превратилась в спутанный клубок, огромный, как весь мир…

Во сне он умер на дереве.

Во сне он восстал из мертвых.

А после была тьма.

В семь зашелся визгом телефон у кровати. Тень принял душ, побрился, оделся и уложил свой мир в рюкзак. Потом спустился в ресторан позавтракать: пересоленная овсянка, вялый бекон и маслянистая яичница. А вот кофе был на удивление хорош.

В десять минут девятого он ждал в холле.

В четырнадцать минут девятого вошел мужчина в дубленке. Он сосал самокрутку. Мужчина бодро протянул руку.

– Вы, должно быть, мистер Лун, – сказал он. – Моя фамилия Смит. Подброшу вас в большой дом. – Рукопожатие у него было твердое. – Ну вы и здоровяк, а?

«Но я бы вас завалил» осталось непроизнесенным, однако Тень все равно расслышал.

– Говорят, что так, – ответил он. – Вы не шотландец.

– Я? Да ни в коем случае, приятель. Заехал на недельку проследить, чтобы все шло как положено. Я лондонский мальчонка. – Вспышка зубов, лицо что топор. Лет сорок с гаком, решил Тень. – Пошли в машину. Все вам расскажу по дороге. Это ваши вещи?

Тень вынес свой рюкзак к машине – заляпанный «Ленд-ровер», мотор не выключен. Тень забросил рюкзак назад, сам сел спереди. Смит напоследок затянулся самокруткой, от которой осталась только микроскопическая белесая бумажка, и выкинул ее в окно с водительской стороны.

Они выехали из поселка.

– Так как же произносится ваше имя? – спросил Смит. – Бальдр, Бальдур или как? Типа Чолмондли на самом деле произносится Чамли.

– Тень, – сказал Тень. – Меня называют Тень.

– Ясно.

Пауза.

– Итак, – сказал Смит, – Тень. Не знаю, что вам старый Гаскелл рассказал про вечеринку.

– Кое-что.

– Ладно, вот самое важное. Что бы ни случилось, обо всем молчок. Ясно? Что бы ни увидели – люди малость веселятся, никому ни слова, даже если узнаете кого, – ну, вы поняли.

– У меня плохая память на лица, – сказал Тень.

– Вот молодчина. Мы тут только для того, чтобы все отлично провели время и никто им не докучал. Они издалека сюда едут.

– Понял, – сказал Тень.

Они подъехали к парому. Смит припарковал «Лендровер» у обочины, забрал багаж и запер дверцу.

За переправой их ждал точно такой же «Лендровер». Смит отпер дверцу, забросил багаж назад и выехал на проселок.

Они свернули еще до маяка и некоторое время молча ехали по проселку, который вскоре обернулся овечьей тропой. Несколько раз Тени приходилось вылезать и открывать ворота; подождав, когда «Лендровер» проедет, он их закрывал.

В полях и на низких каменных парапетах сидели вороны – огромные черные птицы, они провожали Тень безжалостными глазами.

– Значит, были в кутузке? – вдруг спросил Смит.

– Простите?

– В каталажке. В казенном доме. В казематах. Полно слов на «К», обозначающих плохую кормежку, никакой ночной жизни, неадекватные средства гигиены и ограниченные возможности перемещения.

– Ага.

– Не слишком-то вы разговорчивы, а?

– Я думал, это плюс.

– Намек понял. Просто болтаю. Тишина действует на нервы. Вам тут нравится?

– Наверное. Я тут всего пару дней.

– А у меня аж мурашки. Какая глушь! Я в Сибири знаю места поуютнее. В Лондоне уже были? Нет? Заедете на юг – я вам все покажу. Отличные пабы. Настоящая жрачка. И всякая туристическая ерунда – вы, американцы, такое любите. Но уличное движение – сущий ад. Здесь хотя бы можно рулить спокойно. Никаких тебе светофоров. В начале Риджент-стрит есть один светофор, на котором, чесслово, пять минут можно простоять на красном, а зеленый зажигается секунд на десять. Две машины максимум проскочат. Одно слово – идиотизм. И нам говорят, такова цена прогресса. А?

– Наверное, – сказал Тень. – Пожалуй.

Они теперь ехали по бездорожью, тряслись и подпрыгивали по заросшей ложбине меж двух крутых склонов.

– А ваши гости, – сказал Тень, – они на внедорожниках приедут?

– Не-а. Для них у нас вертолеты. Как раз к обеду успеют. Вертушкой сюда, вертушкой в понедельник утром обратно.

– Как на острове.

– Лучше б на острове. Не было бы чокнутых местных, а? Никто не жалуется, что на соседнем острове шумят.

– А на ваших вечеринках много шумят?

– Это не моя вечеринка, друган. Я только администратор. Слежу, чтобы все было тип-топ. Но вообще да. Я так понял, они еще как шумят, когда раздухарятся.

Травянистая ложбинка превратилась в овечью тропу, овечья тропа сменилась асфальтовой дорогой, что карабкалась прямо вверх по склону. Поворот, внезапный вираж – и они подъезжают к дому, который Тень узнал сразу. Дженни вчера показывала.

Дом был старый. С первого взгляда видно. Кое-где старше, кое-где наоборот. В правом крыле одна стена сложена из серых валунов, тяжелых и замшелых. Эта стена упиралась в другую, из бурых кирпичей. Весь дом, оба крыла, придавливала крыша из темно-серого шифера. Перед фасадом – гравийная дорога и озерцо у подножия холма. Тень выбрался из «Лендровера». Поглядел на дом и почувствовал себя малой букашкой. Как будто вернулся домой – ощущение не из приятных.

На гравии были припаркованы еще несколько внедорожников.

– Если вам потребуется машина – ключи висят в буфетной, – сказал Смит. – Я по дороге покажу.

Высокие деревянные ворота, а затем центральный внутренний двор, отчасти вымощенный. Посреди двора фонтанчик и скошенный пятачок клокастой змеящейся травы, стиснутой серым плитняком.

– Тут будет праздник в субботу вечером, – сказал Смит. – Я покажу, где вы будете стоять.

В то крыло, что поменьше, через неприметную дверь, мимо комнаты, где по стенам висели на крючках ключи, каждый со своей бумажной биркой, и еще одной комнаты с пустыми полками. По замызганному коридору, вверх по лестнице. На лестнице не было ковровой дорожки, вообще ничего, кроме побелки на стенах. («Ну, это же для слуг помещения, так? На них денег никогда не тратили».) Было зябко – Тень уже привыкал к тому, что в домах холоднее, чем снаружи. Как это строители добиваются такого эффекта, недоумевал он. Должно быть, секрет английской архитектуры.

Смит привел Тень на самый верх и показал ему темную комнату, где стояли древний платяной шкаф, узкая чугунная кровать – Тень с первого взгляда понял, что она ему слишком коротка, – и старинный рукомойник; небольшое оконце выходило во внутренний двор.

– Уборная в конце коридора, – сказал Смит. – Ванные для слуг этажом ниже. Две ванны, для мужчин и для женщин, душа нет. Количество горячей воды, боюсь, в этом крыле строго лимитировано. Ваша форменная одежда в шкафу. Примерьте сейчас, гляньте, не жмет ли что, потом снимите до вечера, пока гости не прибыли. Чистка одежды весьма проблематична. Живем как на Марсе. Если понадоблюсь, я в кухне. Внизу не так холодно, если «Ага» работает. Вниз по лестнице до конца и налево, потом направо, потом кричите, если заблудитесь. В другое крыло не ходите, разве что вас пошлют.

Он оставил Тень одного.

Тень примерил черный смокинг, белую рубашку, черный галстук. Еще нашлись до блеска вычищенные черные туфли. Все подошло, будто на него и шили. Он убрал все обратно в шкаф.

Спустился по лестнице и нашел Смита на площадке: тот яростно тыкал в кнопки маленького серебристого телефона.

– Ни фига не ловит. Позвонили, пытаюсь прозвониться назад, а сигнала не дает. Тут у них просто каменный век, будь он неладен. Как ваш костюм? Все в порядке?

– В полном.

– Молодчина. Никогда не трать пяти слов, если можешь обойтись двумя, а? Я мертвецов знавал, которые были разговорчивее.

– Правда?

– Не-а. Фигура речи. Пошли. Может, пообедаем?

– Конечно. Спасибо.

– Ладно. Двигайте за мной. Тут у них черт ногу сломит, но вы быстро разберетесь.

Ели они в огромной пустой кухне: на эмалированные жестяные тарелки наваливали полупрозрачную оранжевую копченую лососину на белом хлебе с хрустящей коркой и острый сыр, запивая все крепким сладким чаем из кружек. «Агой», как выяснилось, был большой металлический ящик, то ли печка, то ли титан. Открыв одну из многочисленных дверец в печном боку, Смит забросил внутрь несколько больших совков угля.

– А где остальная еда? И повара, и официанты? – спросил Тень. – Не может же нас быть только двое.

– Верно подмечено. Всех доставят из Эдинбурга. Работает как часы. Кормежка и обслуга будут здесь к трем и начнут распаковываться. Гостей привезут в шесть. Фуршет в восемь. Поболтают, поедят, посмеются, без напряга. Завтра с семи до полудня завтрак. После полудня гости гуляют, созерцают живописные виды и все такое. Во дворе сложат костры. Вечером костры зажгут, у всех случится бурная северная ночка – будем надеяться, соседи не помешают. Утром в воскресенье ходим на цыпочках из уважения ко всеобщему похмелью, в воскресенье после полудня приземлятся вертолеты, а мы помашем всем ручкой. Вы заберете конверт с деньгами, и я отвезу вас в гостиницу, или, если вам охота сменить пейзаж, можете поехать со мной на юг. Нормально?

– Роскошно, – отозвался Тень. – А кто может объявиться в субботу вечером?

– Да брюзги всякие. Местные, всем настроение портят.

– Какие местные? – спросил Тень. – Тут на много миль одни овцы.

– Местные. Они тут повсюду, – сказал Смит. – Их просто не видно. Прячутся, как Соуни Бин и его семейка.

– Кажется, я о нем слышал, – сказал Тень. – Имя вроде знакомое…

– Историческое лицо. – Смит хлюпнул чаем и откинулся на спинку стула. – Дело было лет шестьсот назад – после того как викинги свалили назад в Скандинавию или переженились и давай принимать христианство, пока не превратились в горстку таких же шотландцев, но до того, как умерла королева Елизавета и Яков спустился с гор, чтобы править обеими странами. Где-то в этом промежутке. – Он еще отхлебнул. – Так вот. В Шотландии то и дело исчезали путники. Обычное дело. Ну, в те времена, если ты отправлялся в дальний путь, то не всегда возвращался домой. Иногда проходили месяцы, пока все понимали, что ты не вернешься, а тогда винили волков или непогоду и решали путешествовать отрядами и только летом… Но как-то один путник ехал с отрядом, и вдруг из-за холма, с деревьев на них попадали, повылезали дети – целая свора, стая детей, с кинжалами и ножами, костяными дубинами и крепкими палками, и они набросились на путников, стащили их с лошадей и прикончили. Всех, кроме нашего чудака, потому что он отстал от остальных и спасся. Только он один и спасся, но ведь достаточно и одного, правда? Он добрался до ближайшего городка и давай голосить, ну, и горожане собираются, зовут солдат и идут в холмы с собаками… Убежище ищут много дней и уже решают плюнуть, но тут у входа в пещеру на берегу собаки вдруг воют. И все спускаются в пещеру. Выясняется, что под землей целые катакомбы, и в самой большой и глубокой пещере сидит старый Соуни Бин и его выводок, а на крюках туши болтаются, закопченные или зажаренные. Ноги, руки, бедра, кисти и ступни мужчин, женщин и детей висят рядами, как вяленая свинина. Разрубленные тела в рассоле, типа солонины. Груды монет, золото и серебро, горы часов, колец, мечей, пистолей и одежды, невообразимое богатство – они ведь ни пенни не потратили. Сидели себе в пещерах, ели, размножались и ненавидели… Он жил там много лет. Старый Соуни, он был королем в личном королевстве – он сам, его жена, его дети и внуки, а кое-кто из внуков был заодно и его ребенком. Эта банда любила инцест.

– Это правда было?

– Говорят. Есть записи процесса. Семейство отвезли в Лит, чтобы там судить. Суд принял любопытное решение: в силу своих поступков Соуни перестал быть человеком. Приговорили его как зверя. Не повесили, не отрубили голову. Разожгли большущий костер и бросили туда Бинов, чтоб сгорели дотла.

– Всю семью?

– Не помню. Может, детишек сожгли, а может, и нет. Наверное, сожгли. В здешних краях с монстрами не церемонятся.

Смит помыл в раковине тарелки и кружки и поставил на решетку сушиться. Вышел с Тенью во внутренний двор, ловко свернул самокрутку. Лизнул бумажку, пригладил пальцем и прикурил готовый цилиндрик от «зиппо».

– Ну-с, что вам нужно знать на сегодня? Правила элементарны: говорите, если с вами заговаривают… впрочем, с этим у вас, похоже, проблем не будет.

Тень промолчал.

– Ладно. Если гость что-нибудь просит, постарайтесь это устроить, обращайтесь ко мне, если возникнут сомнения, но сделайте, о чем вас попросили, если это не отрывает вас от основных обязанностей и не нарушает главного правила.

– А именно?

– Не. Трахать. Шикарных телок. Обязательно найдутся юные леди, которым после полбутылки вина приспичит поискать приключений на свою голову. Если такое случится, изображайте «Санди Пипл» .

– Я вообще не понимаю, о чем вы.

– «Наш репортер с извинениями удалился». Ага? Смотреть можно, трогать нельзя. Усекли?

– Усек.

– Умница.

Пожалуй, Тени уже нравился Смит. Тень сказал себе, что это неразумно. Ему встречались такие и раньше: люди, у которых ни совести, ни сомнений, ни сердца, и они, как правило, были опасны, хоть и располагали к себе.

В три часа прибыла обслуга – ее доставил вертолет, который смахивал на военно-десантный. Ящики с вином и коробки с провизией, корзины и контейнеры новоприбывшие распаковали с поразительной расторопностью. Коробки, набитые салфетками и скатертями. Повара и бармены, официантки и горничные.

Но первыми с вертолета сошли охранники: крупные, плотные парни с наушниками и, уверенно определил Тень, с кобурами, что выпирали под куртками. Один за другим они явились к Смиту, и тот отправил их инспектировать дом и окрестности. Тень помогал: таскал ящики с овощами из вертолета на кухню. Он мог унести вдвое больше любого. В очередной раз проходя мимо Смита, он остановился и спросил:

– Если у вас столько охраны, зачем тут я?

Смит приветливо улыбнулся:

– Послушайте, друг. Сюда приедут люди, которые стоят столько, сколько мы с вами за всю жизнь не увидим. Им нужно твердо знать, что о них заботятся. Случаются похищения. У важных людей есть враги. Много чего может произойти. И вот эти ребята ничего такого не допустят. Но натравить их на разобиженных местных – все равно что ставить противопехотные мины в саду, чтоб мальчишки не лазили. Ясно?

– Ясно, – отозвался Тень.

Он вернулся к вертолету, взял коробку, помеченную «молодые баклажаны» и полную блестящих черных баклажанчиков, сверху водрузил ящик с капустой и понес все это на кухню, уже совершенно уверенный, что ему лгут. Смит излагал вполне логично. Даже убедительно. Только неправду. Тени нет причин тут находиться, а если есть, то ему называют другие причины.

Он все обмозговывал, зачем его привезли в этот дом, и надеялся, что по его лицу ничего не видно. Тень привык все держать в себе. Так безопаснее.

Под вечер, когда небо порозовело, прилетели еще вертолеты, из которых выбрались десятка два стильно одетых людей. Некоторые улыбались и смеялись. Большинству лет по тридцать-сорок. Тень никого не узнал.

Смит непринужденно, но любезно переходил от гостя к гостю, уверенно их приветствуя.

– Добрый вечер, пройдите вон туда и поверните направо, в главном зале подождите. Там отличный большой камин. Кто-нибудь придет и проводит вас в вашу комнату. Ваш багаж будет ждать там. Если нет, позвоните мне, но он там будет. Здрассьте, ваша светлость, выглядите вы – люб-дорого, прислать кого-нить поднести вам сумочку? Предвкушаете завтречка? Как и все мы, как и все мы.

Тень завороженно смотрел, как Смит обходится с гостями, как в манере его мешаются фамильярность и почтение, дружелюбие и шарм кокни: придыхания, согласные и гласные исчезали, появлялись и преображались в зависимости от того, к кому он обращался.

Коротко стриженная брюнетка, очень хорошенькая, улыбнулась Тени, когда он вносил ее сумки в дом.

– Шикарная телка, – бормотнул Смит, проходя мимо. – Руки прочь.

Последним из вертолета появился дородный человек – едва за шестьдесят, прикинул Тень. Опираясь на дешевую деревянную трость, он подошел к Смиту и что-то сказал вполголоса. Смит ответил тем же манером.

«Он тут всем заправляет», – подумал Тень. Жесты выдавали. Смит больше не улыбался, не улещивал. Он докладывал, тихо и деловито сообщал старику все, что тому следовало знать.

Смит пальцем поманил Тень, и тот мигом подошел.

– Тень, – сказал Смит. – Это мистер Элис.

Мистер Элис пожал темную смуглую руку Тени своей, пухлой и розовой.

– Весьма приятное знакомство, – сказал мистер Элис. – Слышал о вас добрые слова.

– Приятно познакомиться, – сказал Тень.

– Ну, – сказал мистер Элис, – продолжайте.

Смит кивнул Тени – дескать, можете идти.

– Если вы не против, – сказал ему Тень, – мне бы хотелось оглядеться, пока не совсем стемнело. Прикинуть, откуда могут прийти местные.

– Далеко не уходите, – сказал Смит, подхватил чемоданчик мистера Элиса и повел старика в дом.

Тень обходил дом по периметру. Его подставляют. Он не знал, почему, но знал, что вывод правильный. Слишком многое не сходится. Зачем нанимать в охранники бродягу, если привозишь настоящих телохранителей? В этом смысла не больше, чем в том, что Смит представил его мистеру Элису, хотя два десятка гостей обращались с Тенью так, будто он не человек, а декорация.

Перед домом тянулась низкая каменная стена. За домом – холм, практически небольшая гора, полого спускался к озеру. Чуть в стороне дорога, по которой Тень привезли утром. Он обогнул дом сбоку и позади нашел вроде бы огород, окруженный высокой стеной, за которой расстилалась пустошь. Он спустился в огород – хотел внимательнее осмотреть сцену.

– Рекогноштировка, значть? – спросил охранник в черном смокинге. Тень не заметил, как охранник подошел, а значит, надо думать, тот в своем деле дока. Как почти вся обслуга, телохранитель говорил с шотландским акцентом.

– Просто осматриваюсь.

– Местность изучаете? Ошнь мудро. Насчет тут не бешпокойтесь. Вона там в сотне ярдов речушка, впадает в лох, а дальше обрыв, сотня футов мокрых камней. Костей не соберешь.

– Вот как. А местные, которые праздник срывают, – откуда они приходят?

– Ни млейшего прессвления.

– Я, пожалуй, схожу туда, гляну, как и что, – сказал Тень. – Может, разберусь, какие тут подходы.

– Я б не стал, – сказал телохранитель. – На ваш-месте. Правда, жуть. Заглядитесь, поскользнетесь и по камням прямо в лох. Даж тела не найдут.

– Ясно, – сказал Тень, которому стало ясно.

Он пошел дальше вокруг дома. Заметил еще пятерых телохранителей, поскольку теперь их выискивал. Других наверняка пропустил.

Через французские окна в главном крыле он увидел огромную, обшитую деревянными панелями столовую, где за столом болтали и смеялись гости.

Тень вернулся в крыло для слуг. После каждой перемены блюд тарелки составляли на буфет, и обслуга вовсю угощалась, наваливая деликатесы на пластиковые тарелки. За деревянным кухонным столом Смит уминал бифштекс с кровью, заедая салатом.

– Вон там икра, – сказал он Тени. – «Золотой осетр», высшего качества, нигде такого не найдете. В старые времена партийные бонзы приберегали для себя. Я не любитель, а вы угощайтесь.

Тень из вежливости положил на край тарелки немного икры. Прибавил к ней крохотные яйца-пашот, пасту и курицу. Сел рядом со Смитом и принялся за еду.

– Не понимаю, откуда могут приходить эти ваши местные, – сказал он. – Ваши люди блокировали подъезд. Любому, кто захочет сюда добраться, придется переплыть озеро.

– Значит, полазили вокруг?

– Да.

– Встретили моих ребят?

– Да.

– И что скажете?

– Мне бы не захотелось с ними связываться.

Смит ухмыльнулся:

– Вы же такой здоровяк? Вы сумеете за себя постоять.

– Они убийцы, – просто ответил Тень.

– Лишь по необходимости, – сказал Смит. Он больше не улыбался. – Может, побудете у себя? Я крикну, если понадобитесь.

– Конечно, – сказал Тень. – А если не понадоблюсь, выходные будут проще простого.

Смит посмотрел на него в упор:

– Вы свои деньги отработаете.

По черной лестнице Тень поднялся в длинный коридор на самом верху. Вошел в комнату. Снизу доносился шум вечеринки, и Тень выглянул наружу. Французские окна напротив были распахнуты, и гости, теперь в перчатках и шубах, с бокалами вина высыпали во внутренний двор. До него долетали обрывки разговоров, они преображались и видоизменялись, звуки слышались отчетливо, но слова и их смысл терялись. Временами из общего шелеста вырывалась отдельная фраза.

– А я ему говорю, таких судей, как вы, я не покупаю, а продаю…

Тень услышал женский голос:

– Он монстр, милочка. Совершеннейший монстр. Ну что тут поделаешь?

А другая женщина говорила:

– Если б я могла сказать то же о моем друге! – и взрыв смеха.

У него было два варианта. Он может остаться или попытаться уйти.

– Я остаюсь, – вслух сказал он.

То была ночь опасных снов.

В первом сне Тень снова был в Америке, стоял под уличным фонарем. Поднялся по лесенке, толкнул стеклянную дверь и вошел в закусочную – такую, что прежде была вагоном-рестораном. Он слышал, как старик скрипучим басом поет на мотив «Красавчик мой за океаном» :

Тень прошел вдоль вагона-ресторана. За столиком в конце сидел седой старик с бутылкой пива в руке и распевал: «Деньги, деньги, в деньжатах купаемся мы». Завидев Тень, он расплылся в широкой обезьяньей ухмылке:

– Садись, садись, – и махнул бутылкой.

Тень сел напротив старика, которого знал под именем Среда.

– Ну, и в чем беда? – спросил Среда, вот уже два года как мертвый – насколько бывают мертвы ему подобные. – Я бы предложил тебе пива, но обслуживание здесь ни к черту.

Ничего, сказал Тень. Он не хочет пива.

– Ну? – Среда поскреб в бороде.

– Я в большом доме в Шотландии с чертовой прорвой богачей, и они что-то затевают. Я в беде, но не знаю, что за беда. По-моему, дело серьезное.

Среда отхлебнул из бутылки.

– Богатенькие не такие, как мы, мой мальчик, – помолчав, возвестил он.

– И что же это значит?

– Ну, для начала большинство из них наверняка смертны. Тебе-то волноваться не о чем.

– Не морочь мне голову.

– Ты-то не смертен, – продолжал Среда. – Ты, Тень, умер на дереве. Умер и вернулся.

– И что с того? Я даже не помню, как мне это удалось. Если меня сейчас убьют, я так и останусь мертвым.

Среда прикончил пиво. Потом взмахнул бутылкой, будто управлял невидимым оркестром, и пропел следующий куплет:

– Помощи от тебя никакой, – сказал Тень. Вагон-ресторан превратился в купейный и грохотал в снежной ночи.

Среда отставил пустую бутылку и вперил в Тень свой настоящий глаз – тот, что не стеклянный.

– Все дело в паттернах, – сказал он. – Если они считают тебя героем, то ошибаются. Когда ты умрешь, Беовульфом, Персеем или Рамой тебе уже не стать. Совсем другие правила. Шахматы, а не шашки. Го, а не шахматы. Понимаешь?

– Ни черта, – разочарованно ответил Тень.

Люди в коридоре большого дома пьяно и громко топают, шикают друг на друга, спотыкаясь и хихикая, нащупывают дорогу.

Слуги? Или гости ищут трущобных приключений? Однако сны завладели Тенью снова…

Он вновь стоял в обветшавшей лачуге, где вчера укрывался от дождя. На полу – тело мальчика лет пяти, не больше. Голое, навзничь, руки-ноги раскинуты. Вспышка ослепительного света. Кто-то прошел сквозь Тень, будто его тут и не было вовсе, и поправил руки мальчика. Снова вспышка.

Тень догадался, что мужчина фотографирует. Доктор Гаскелл, стальновласый человечек из бара при гостинице.

Тот достал из кармана белый бумажный пакет, что-то выловил из него и закинул в рот.

– Цветные помадки, – сказал он ребенку на каменном полу. – Ням-ням. Твои любимые.

Он улыбнулся, присел на корточки и опять сфотографировал мертвого мальчика.

Тень протиснулся сквозь каменную стену домика, ветром просочился в щели между камнями. Полетел к берегу. На камнях разбивались волны, и Тень заскользил над водой, над серыми морями, вверх-вниз по волнам к кораблю из ногтей мертвецов.

Корабль был далеко, в открытом море, а Тень несся над водой тенью тучи.

Корабль был огромным. Как же Тень раньше не понял, какая это громадина? Рука протянулась к нему, схватила за локоть и вытащила из моря на палубу.

– Возврати нас домой, – сказал голос, гулкий, как прибой, настойчивый и яростный. – Возврати нас домой или дай нам уйти. – На заросшем лице горел единственный свирепый глаз.

– Я вас тут не держу.

На палубе стояли великаны, высоченные люди, сотканные из теней и замерзшей водяной пыли, порождения пены и снов.

Один, выше других, рыжебородый, выступил вперед.

– Мы не можем высадиться, – прогрохотал он. – Мы не можем уйти.

– Отправляйтесь домой, – сказал Тень.

– С нашим народом мы приплыли в эти южные земли, – сказал одноглазый. – Но он нас оставил. Они пожелали других, ручных богов, и в сердцах своих от нас отказались, и предали нас.

– Отправляйтесь домой, – повторил Тень.

– Слишком много воды утекло, – сказал рыжебородый. Тень узнал его по молоту. – Слишком много крови пролито. Ты нашей крови, Бальдр. Освободи нас.

Тень хотел ему сказать, что он не их, что он вообще ничей, но тонкое одеяло соскользнуло с кровати, ноги свесились с изножья, а чердачную комнату залил лунный свет.

В большом доме теперь царила тишина. В холмах кто-то взвыл, и Тень поежился.

Он лежал на куцей кровати и воображал, как время собирается озерцами и лужицами, – быть может, думал он, где-то время висит густым туманом, громоздится и не движется… вероятно, думал он, города полны времени: все места, где собираются люди, куда они приходят и приносят свое время с собой. А раз так, размышлял Тень, должны быть и другие края, где люди попадаются редко, где земля ждет, горькая и жесткая, а тысяча лет для холмов – что мгновение ока, бег облаков, колыхание волн и ничего больше, в тех краях, где время разреженно, как люди…

– Они тебя убьют, – прошептала барменша Дженни.

Тень сидел теперь подле нее на склоне холма в лунном свете.

– Зачем им меня убивать? – спросил он. – Я же никто.

– Они так поступают с монстрами, – объяснила она. – Они должны. Они всегда это делали.

Он протянул руку, чтобы коснуться ее щеки, но Дженни отвернулась. Сзади она была вогнутой, полой. Она снова повернулась к нему.

– Уходи оттуда, – прошептала она.

– Ты можешь прийти ко мне, – ответил он.

– Не могу, – сказала она. – На моем пути препятствия. Путь туда труден, и его охраняют. Но ты можешь позвать. Если позовешь, я приду.

Тут наступил рассвет, а с ним из болота у подножия холма поднялась стая мошек. Дженни махнула на них хвостом, но без толку; они тучей опустились на Тень, и он вдыхал мошек, нос и рот заполнились ползучей и жалящей мелюзгой, он задыхался в темноте…

Он рывком втянул себя в кровать, в свое тело и свою жизнь, в мир бодрствующих; сердце колотилось в груди, он хватал ртом воздух.

На завтрак были копченая сельдь, помидоры с гриля, яичница, тосты, две толстые сардельки, похожие на большие пальцы, и что-то круглое, темное и плоское – Тень его не опознал.

– Что это? – спросил он.

– Колбаса кровяная, – отозвался человек рядом. Охранник, за едой он читал вчерашнюю «Сан». – Из крови и трав. Варят кровь, она густеет, выходит такая пряная короста. – Он вилкой подцепил яичницу, положил на тост и откусил. – Не знаю. Вродь так. Как это грят, не смотри, как готовят колбасу и пишут законы? Шо-то такое.

Тень съел все, но кровяную колбасу не тронул.

На столе был кофейник, и Тень выпил кружку настоящего кофе, черного и горячего, чтобы проснуться и прочистить мозги.

Вошел Смит.

– А вот и наша тень, – сказал он. – Можно вас на пять минут?

– Вы же платите, – сказал Тень.

Они вышли в коридор.

– Мистер Элис, – объяснил Смит. – Хочет вас на два слова.

Оставив позади унылую побелку крыла для слуг, они очутились в обшитых деревом залах старого дома. По гигантской деревянной лестнице поднялись в просторную библиотеку. Там никого не было.

– Он появится через минуту, – пообещал Смит. – Пойду скажу ему, что вы ждете.

Книги в библиотеке были укрыты от мышей, людей и пыли за дверцами армированного стекла. На стене висела картина с оленем, и Тень подошел рассмотреть. Олень взирал надменно и гордо; у него за спиной клубился туман.

– «Король горной долины», – сказал мистер Элис, который вошел медленно, опираясь на трость. – Наиболее часто копируемая картина викторианских времен. Это не оригинал, но все равно работа Лэндсира  – он сам сделал копию в конце пятидесятых. Я ее очень люблю, хотя знаю, что зря. Он еще изготовил львов для Трафальгарской площади. Тот же самый Лэндсир.

Мистер Элис направился к эркеру, и Тень пошел следом. Во дворе внизу слуги расставляли столы и стулья. У фонтана гости складывали бревна и сучья для костров.

– Почему они слуг не пошлют складывать костры? – спросил Тень.

– А почему слуги должны развлекаться? – ответил мистер Элис. – Все равно что как-нибудь после обеда отправить лакея пострелять за вас фазанов. Когда сам притаскиваешь сучья и складываешь, куда нужно, в костре есть нечто особенное. Так, во всяком случае, мне говорили. Сам не пробовал. – Он отвернулся от окна. – Садитесь. У меня шея затекает на вас смотреть.

Тень сел.

– Я много о вас слышал, – сказал мистер Элис. – Уже давно хотел познакомиться. Говорят, вы смышленый молодой человек, много где побывали. Вот что про вас говорят.

– Значит, вы не просто туриста наняли, чтоб он не пускал соседей на вечеринку?

– И да, и нет. У нас, сами понимаете, были и другие кандидаты. Просто вы нам больше всех подходите. А когда я догадался, кто вы… Ну, вы просто дар богов, правда?

– Не знаю. Правда?

– Несомненно. Понимаете, у этих вечеринок долгая история. Их закатывают почти тысячу лет. Ни одного года не пропустили. И каждый год поединок между их человеком и нашим. И наш человек побеждает. В этом году наш человек – вы.

– Кто… – начал Тень. – Кто такие «они»? И кто такие «вы»?

– Я хозяин, – сказал мистер Элис. – Видимо… – Он на мгновение умолк, постучал тростью в деревянный пол. – «Они» – те, кто давным-давно проиграл. «Мы» победили. Мы были рыцарями, а они – драконами, мы – убийцами великанов, а они – людоедами. Мы были людьми, а они монстрами. И мы победили. Теперь они знают свое место. Сегодняшний бой – для того, чтобы не дать им забыть. Сегодня вечером вы будете сражаться за человечество. Они не должны одержать верх. Даже в малости. Мы против них.

– Доктор Гаскелл считает, что я монстр, – сказал Тень.

– Доктор Гаскелл? – переспросил мистер Элис. – Это ваш друг?

– Нет, – ответил Тень. – Он работает на вас. Или на тех, кто работает на вас. Кажется, он убивает детей и фотографирует трупы.

Мистер Элис уронил трость и неловко за ней наклонился. Потом сказал:

– Я не считаю, что вы монстр, Тень. Я считаю, вы герой.

«Нет, – подумал Тень. – Вы считаете, что я монстр. Но вы думаете, что я ваш монстр».

– Так вот, – продолжал мистер Элис, – если сегодня вечером вы себя покажете – а я уверен, что вы хорошо себя покажете, – можете назвать свою цену. Никогда не задумывались, почему некоторые становятся кинозвездами, знаменитостями или миллиардерами? Наверняка задумывались. «У него же нет таланта? Что такого есть у него, чего нет у меня?» Что ж, иногда ответ прост: на его стороне такой человек, как я.

– Вы бог? – спросил Тень.

Тут мистер Элис раскатисто, от души рассмеялся:

– Отличная шутка, мистер Лун. Вовсе нет. Я просто малый из Стретэма, который пробил себе дорогу в жизни.

– И с кем же я буду бороться? – спросил Тень.

– Вечером вы с ним встретитесь, – сказал мистер Элис. – А пока нужно кое-что достать с чердака. Может, подсобите нашему Смити? Такому здоровяку это раз плюнуть.

Аудиенция закончилась, и, словно по сигналу, вошел Смит.

– Я как раз говорил, – сказал мистер Элис, – что наш друг поможет тебе все принести с чердака.

– А-атлично, – отозвался Смит. – Пошли, Тень. Проложим себе путь наверх.

И они пошли наверх, через весь дом, затем по сумрачной деревянной лестнице, к двери с висячим замком, которую Смит открыл, на пыльный деревянный чердак, доверху заставленный чем-то похожим на…

– Барабаны? – удивился Тень.

– Барабаны, – подтвердил Смит. Барабаны были из дерева и звериных шкур. И все разные. – Ладно, потащили их вниз.

И они потащили. Смит носил по одному, держа барабан так, словно это великая драгоценность. Тень носил по два.

– А что, собственно, сегодня будет? – спросил Тень на третий, а может, на четвертый заход.

– Ну, – сказал Смит, – я так понял, вам лучше раскумекать самому. По ходу дела.

– А вы и мистер Элис – вы-то тут при чем?

Смит глянул на него пронзительно. Они поставили барабаны у подножия лестницы в большом зале. У камина беседовали несколько человек.

Когда поднялись по лестнице и оказались вне пределов слышимости, Смит сказал:

– Мистер Элис под вечер нас оставит. А я еще тут покручусь.

– Мистер Элис уезжает? Он тут ни при чем?

Вид у Смита сделался оскорбленный.

– Он же хозяин, – сказал он. – Но. – И замолчал. Тень понял. Смит нанимателя не обсуждает. Они снесли вниз остальные барабаны. Когда барабаны закончились, пришлось вернуться за тяжелыми кожаными мешками.

– А тут что? – спросил Тень.

– Палочки, – ответил Смит. И добавил: – Они из древних родов. Эти, которые внизу. Очень старые деньги. Они знают, кто босс, но это еще не делает его одним из них. Понимаете? Сегодня на празднике будут только они. Мистера Элиса они там видеть не хотят. Понимаете?

Тень понял. И пожалел, что Смит согласился говорить про мистера Элиса. Вряд ли Смит заговорил бы, если б думал, что Тень останется в живых.

– Тяжелые у вас барабанные палочки, – только и сказал Тень.

Под вечер вертолетик унес мистера Элиса. «Лендроверы» увезли обслугу. На последнем уехал Смит. Остались только Тень и гости с их стильными нарядами, с их улыбками.

Они разглядывали Тень, точно пойманного льва, которого привезли для их увеселения, но ни слова ему не говорили.

Брюнетка, что по приезде улыбнулась Тени, принесла ему поесть: стейк, едва прожаренный. Она принесла ему тарелку, но никаких приборов, будто считала, что есть он будет руками и зубами, а он так и сделал, поскольку проголодался.

– Я не ваш герой, – сказал он им, но они не смотрели ему в глаза. Никто с ним не разговаривал – во всяком случае, прямо. Он был точно зверь.

А потом сумерки сгустились. Тень вывели во внутренний двор к запущенному фонтану, под дулом пистолета раздели, и женщины втерли в его тело какой-то густой желтый жир.

На траву перед Тенью положили нож. Махнули пистолетом – и Тень взял нож. Рукоять из черного металла, шероховатая и удобная. Клинок на вид острый.

Потом они распахнули двойные ворота из внутреннего двора в мир снаружи, и двое мужчин зажгли высокие костры, и пламя затанцевало и затрещало.

Открыли кожаные мешки, и каждый гость взял по резной черной палочке, больше похожей на тяжелую узловатую дубинку. Тени невольно вспомнились дети Соуни Бина, как они вылезают из-под земли с дубинами из берцовых костей…

Потом гости расположились по краю двора и застучали палочками в барабаны.

Начали медленно, тихо – низкая пульсация, точно сердце билось. Потом стали выбивать и выстукивать странные ритмы, стаккато, что колебалось и кружило, все громче и громче, пока не заполнило разум и мир Тени. Ему казалось, что само пламя вспыхивает в такт барабанам.

А потом за стенами дома поднялся вой.

Страдание было в этом вое, и тоска, и он пронесся над холмами, перекрывая барабанный бой, этот вопль утраты, боли и ненависти.

Существо, которое проковыляло через ворота во двор, стискивало голову, зажимая уши, словно хотело прекратить пульсацию барабанов.

Пламя осветило его.

Оно было огромно, больше Тени, и наго. На нем не было ни волоска, и с него капала вода.

Опустив руки, монстр огляделся, и его лицо искривила безумная гримаса.

– Прекратите! – возопил он. – Прекратите шуметь!

А люди в стильной одежде все выбивали ритм, быстрее, громче, и шум затопил Тени голову и грудь.

Существо вышло на середину двора. Глянуло на Тень.

– Ты, – сказало оно. – Я же тебя просил. Я же говорил тебе про шум. – И оно завыло – низким гортанным воем ненависти и вызова.

Существо подобралось ближе к Тени. Увидело нож и замерло.

– Сражайся! – крикнуло оно. – Сразись честно! Не хладным железом! Сразись со мной!

– Я не хочу с тобой сражаться, – сказал Тень. Он уронил нож в траву, поднял пустые руки.

– Слишком поздно, – сказал лысый, который не был молодым человеком. – Уже слишком поздно.

И бросился на Тень.

Впоследствии, припоминая этот поединок, Тень видел лишь обрывки. Помнил, как рухнул наземь и перекатился. Помнил барабанный бой и лица барабанщиков, что голодными глазами следили за двумя фигурами в огненном свете.

Они сжимали, дубасили и молотили друг друга.

По лицу монстра бежали соленые слезы. Мы стоим друг друга, подумал Тень.

Монстр ударил Тень локтем в лицо, и Тень почувствовал вкус крови. И ощутил, как в нем самом вздымается гнев – алая волна ненависти.

Он выбросил ногу вперед, поддел монстра под колено и, когда монстр отшатнулся, врезал ему кулаком в живот, отчего монстр вскрикнул и взревел с болью и гневом.

Взгляд на гостей: в лицах барабанщиков Тень прочел жажду крови.

Поднялся холодный ветер, морской ветер, и Тени показалось, что в небе зависли великанские тени, огромные фигуры, которые он видел на корабле из ногтей мертвецов, и сейчас они смотрели на него с высоты, словно этот поединок и удерживал их на корабле, не давая высадиться, не давая уйти.

Это древний бой, думал Тень, древнее, чем кажется мистеру Элису; и Тень все думал об этом, даже когда когти твари полосовали ему грудь. Бой человека с монстром, древний, как само время: это Тезей сражается с Минотавром, это Беовульф силится одолеть Гренделя, это бой всякого героя, что стоял меж светом и тьмою и стирал с меча кровь какой-нибудь нечеловеческой твари.

Горели костры, а барабаны грохотали, и вибрировали, и пульсировали, словно билась тысяча сердец.

Когда монстр напал снова, Тень поскользнулся на мокрой траве и упал. Пальцы твари охватили его шею и сжали: Тень чувствовал, как все тускнеет и отдаляется.

Он сомкнул пальцы на кустике травы, вонзил их в землю, потянул, захватывая пригоршню травинок и липкой земли, и вдавил холодную грязь монстру в лицо, на мгновение его ослепив.

Вскочил и оседлал монстра. С силой ударил его коленом в пах, и монстр свернулся клубком, завыл и заплакал.

Сообразив, что барабанный бой прекратился, Тень поднял глаза.

Гости отложили барабаны.

Они приближались к нему, сжимая круг, мужчины и женщины, они держали свои палочки, как дубины. Но смотрели не на Тень: они не отрывали глаз от монстра на земле и, занеся резное оружие, надвигались на него в свете костров.

– Хватит! – сказал Тень.

Первый удар пришелся по голове существа. Монстр взвыл и извернулся, заслоняясь от следующего удара.

Тень бросился вперед, заслоняя его своим телом. Брюнетка, что вчера ему улыбалась, бесстрастно обрушила дубину ему на плечо, и еще одна дубина – на сей раз в мужских руках – ударила по ноге, отчего та онемела, а третий удар пришелся в бок.

«Они убьют нас обоих, – подумал Тень. – Сначала его, потом меня. Вот что они сделают. Они всегда так делают. – И затем: – Она сказала, что придет. Если я позову».

– Дженни? – шепнул он.

Ответа не было. Все происходило так медленно. Еще одна дубина опускалась, целя ему в кисть. Тень неловко перекатился, успел увидеть, как тяжелое дерево утыкается в траву.

– Дженни, – сказал он, представляя себе ее слишком светлые волосы, ее худое лицо, ее улыбку. – Я призываю тебя. Приди. Пожалуйста.

Порыв холодного ветра.

Брюнетка высоко занесла дубинку и быстро, с силой обрушила ее, метя в лицо Тени.

Удар не достиг цели. Хрупкая ручка перехватила дубину, словно веточку.

Светлые волосы развевались на холодном ветру. Тень не смог бы сказать, во что она одета.

Дженни поглядела на него. Тени показалось, что в ее глазах он прочел разочарование.

Какой-то мужчина изготовился ударить ее по затылку. Дубина не коснулась ее. Дженни обернулась…

Скрежет, будто что-то рвется.

А потом взорвались костры. Так Тени показалось. Пылающие поленья и сучья полетели по двору, даже в дом. И люди кричали на суровом ветру.

Тень нетвердо поднялся на ноги.

Окровавленный и скрюченный монстр лежал на земле. Не поймешь, жив или нет. Тень подхватил его, взвалил на плечо и, шатаясь, побрел со двора.

Спотыкаясь, он вышел на гравийную стоянку, и тяжелые деревянные ворота захлопнулись у него за спиной. Больше никто не выйдет. Тень стал спускаться по склону к озерцу, шаг за шагом.

У кромки воды он остановился, рухнул на колени и опустил лысого на траву, как мог осторожно.

Услышал за спиной грохот и оглянулся на вершину холма.

Дом горел.

– Как он? – спросил женский голос.

Тень обернулся. По колено в воде, мать монстра шла к берегу.

– Не знаю, – сказал Тень. – Он ранен.

– Вы оба ранены, – сказала она. – Вы тоже весь в крови и синяках.

– Да, – согласился Тень.

– И все же, – сказала она, – он не мертв. Неплохо для разнообразия.

Она вышла на берег. Села, положила голову сына себе на колени. Достала из сумочки пачку носовых платков, вытащила один, плюнула на него и начала яростно скрести лысому лицо, стирая кровь.

Дом на холме уже ревел. Тень и не представлял себе, что от горящего здания может быть столько шума.

Старая дама подняла глаза к небу. Гортанно булькнула, вроде как закудахтала, и покачала головой.

– Знаете, – сказала она, – вы их впустили. Их так долго не пускали, а вы впустили.

– Это хорошо? – спросил Тень.

– Не знаю, голубчик, – сказала миниатюрная дама и снова покачала головой. Она тихонько напевала сыну, будто он был еще малышом, и, послюнив платочек, промокала ему раны.

Тень стоял голый у воды, но его согревал жар горящего дома. Тень смотрел, как пламя отражается в стеклянной поверхности озера. Всходила желтая луна.

Тело уже болело. Завтра будет еще больнее.

За спиной шаги по траве. Тень поднял глаза.

– Привет, Смити, – сказал он.

Смит поглядел на троих у воды.

– Тень, – сказал он, качая головой. – Тень, Тень, Тень, Тень, Тень. Предполагался совсем иной исход.

– Извините, – сказал Тень.

– Мистеру Элису будет весьма неловко, – сказал Смит. – Это же были его гости.

– Это были звери, – сказал Тень.

– Может, и так, – сказал Смит, – но это были богатые и влиятельные звери. А теперь придется позаботиться о вдовах, о сиротах и еще бог знает о чем. Мистер Элис будет недоволен. – Будто судья вынес приговор.

– Вы ему угрожаете? – поинтересовалась старая дама.

– Я не угрожаю, – бесстрастно ответил Смит.

Она улыбнулась:

– Ну-ну. А вот я угрожаю. Если вы или жирный сукин сын, на которого вы работаете, хоть пальцем тронете этого молодого человека, вам же будет хуже. – Она улыбнулась, показав острые зубы, и у Тени волосы встали дыбом. – Есть вещи пострашнее смерти, – сказала она. – И мне известны почти все. Я немолода и слов даром не трачу. Поэтому на вашем месте, – усмехнулась она, – я бы хорошенько присматривала за этим мальчиком.

Одной рукой она подхватила тело сына, точно тряпичную куклу, другой крепче прижала к себе сумочку.

Потом кивнула Тени и ушла в стеклянную тьму озера; вскоре и она, и ее сын скрылись под водой.

– Вот черт, – пробормотал Смит.

Тень не сказал ничего.

Смит порылся по карманам. Отыскал кисет, свернул самокрутку. Прикурил.

– Вот так-то, – сказал он.

– Вот так-то? – сказал Тень.

– Надо вас, пожалуй, помыть и найти вам какую-нибудь одежду. Иначе до смерти простудитесь. Вы же слышали, что она сказала.

Вечером в гостинице Тень ждал лучший номер. Не прошло и часа после возвращения Тени, как Гордон принес ему новый рюкзак, коробку с новой одеждой, даже новые ботинки. Вопросов портье не задавал.

Поверх одежды лежал пухлый конверт.

Тень его разорвал. В конверте оказались его паспорт (слегка обгоревший), его бумажник и деньги: несколько пачек новых пятидесятифунтовых банкнот, перетянутых красными резинками.

«В деньжатах купаемся мы», – без удовольствия подумал Тень и попытался – без особого успеха – вспомнить, где слышал эту песню.

Он долго лежал в ванне, отмачивая синяки.

Потом спал.

Утром он оделся и зашагал по дороге, что вела на холм и прочь из деревни. Он был уверен, что на вершине есть каменный дом с лавандой в саду, голая обеденная стойка из сосны и пурпурный диван, но сколько ни искал, не было на холме никакого жилья и никаких признаков того, что оно здесь было, – лишь трава и боярышник.

Он позвал ее, но никто ему не ответил, только ветер налетел с моря и принес первое обещание зимы.

И все же, когда он вернулся в гостиницу, она ждала его. В своем коричневом пальто сидела в номере на кровати, пристально рассматривая ногти. Не подняла головы, когда он отпер дверь и вошел.

– Привет, Дженни, – сказал он.

– Привет, – отозвалась она. Тихо-тихо.

– Спасибо, – сказал он. – Ты спасла мне жизнь.

– Ты позвал, – тускло ответила она. – Я пришла.

– Что-то не так?

Тут она на него поглядела.

– Я могла бы стать твоей, – сказала она, и в глазах ее стояли слезы. – Я думала, ты меня полюбишь. Может быть. Когда-нибудь.

– Ну, пожалуй, мы могли бы это выяснить. Можем, например, завтра погулять. Только, боюсь, недалеко. Физически я не в лучшей форме.

Она покачала головой.

Самое странное, подумалось Тени, что она больше не похожа на человека: она похожа на себя, на дикое существо, создание леса. На кровати, под пальто, дернулся хвост. Она была очень красива, и Тень сообразил, что очень, очень ее хочет.

– Беда хульдры, – сказала Дженни, – даже если она ужасно далеко от дома, в том, что если не хочешь одиночества, ты должна любить человека.

– Так люби меня. Останься со мной, – сказал Тень. – Пожалуйста.

– Ты, – сказала она печально и бесповоротно, – не человек.

Она встала.

– Однако, – сказала она, – все меняется. Может, теперь я смогу вернуться домой. Тысяча лет прошла – я даже не знаю, помню ли норвежский.

Взяв его большую ладонь маленькими ручками, что способны гнуть стальные прутья, способны раздавить в песок камни, она очень нежно пожала его пальцы. И ушла.

Тень пробыл в гостинице еще день, а потом сел на автобус до Турсо, а там на поезд до Инвернесса.

В поезде он заснул, но снов не видел.

Когда проснулся, рядом сидел мужчина. Человек с лицом что топор читал книгу в бумажной обложке. Закрыл ее, увидев, что Тень проснулся. Тень глянул на обложку: «Трудность бытия» Жана Кокто .

– Хорошая книга? – спросил Тень.

– Ничего, нормальная, – ответил Смит. – Одни эссе. Предполагается, что они очень личные, но такое впечатление, будто всякий раз, когда он невинно поднимает глазки и говорит: «Это все я», перед тобой какой-то двойной блеф. А «Belle et la Bête»  мне понравилось. Когда смотрел, мне казалось, я к нему ближе, чем когда читаю его откровения.

– Тут все на обложке, – сказал Тень.

– В смысле?

– Трудность бытия Жаном Кокто.

Смит почесал нос.

– Вот. – Он протянул Тени газету «Скотсмен». – На девятой полосе.

Внизу была небольшая заметка: отошедший от дел врач покончил жизнь самоубийством. Тело Гаскелла нашли в его машине, припаркованной на стоянке для пикников у прибрежного шоссе. Проглотил тот еще коктейль из обезболивающих, залив его почти полной бутылкой «Лагавулина».

– Мистер Элис не переносит, когда ему лгут, – сказал Смит. – Особенно наемные работники.

– А про пожар что-нибудь есть? – спросил Тень.

– Какой пожар?

– И то верно.

– Но я нисколько не удивлюсь, если в ближайшие месяцы сильных мира сего станут вдруг преследовать несчастья. Автокатастрофы. Аварии поездов. Может, самолет какой упадет. Убитые горем вдовы, сироты и возлюбленные. Очень грустно. – Тень кивнул. – Знаете, – продолжал Смит, – мистер Элис очень беспокоится о вашем здравии. Он волнуется. Я тоже волнуюсь.

– Вот как? – сказал Тень.

– Абсолютно. Ну, вдруг с вами что-то случится в нашей стране? Может, через дорогу не в том месте перейдете. Пачку денег покажете не в том пабе. Мало ли что. Если вы пострадаете, эта, как ее там, мамаша Гренделя может неверно понять.

– Ну и?..

– И мы считаем, что вам лучше уехать из Великобритании. Всем будет безопаснее, правда?

Некоторое время Тень молчал. Поезд начал замедлять ход.

– Ладно, – сказал Тень.

– Моя станция, – сказал Смит. – Я тут выхожу. Мы закажем вам билет – разумеется, первым классом, куда бы вы ни направились. Билет в один конец. Только скажите, куда поедете.

Тень потер синяк на скуле. Боль почти умиротворяла.

Поезд остановился. Маленький полустанок, как будто посреди нигде. На жиденьком солнышке у перрона стоял большой черный автомобиль. Стекла затемненные, и Тень не разглядел, кто внутри.

Мистер Смит опустил оконное стекло, через окно открыл снаружи дверь вагона и ступил на платформу. Оглянулся на Тень в окне.

– Ну?

– Пожалуй, – сказал Тень, – я пару недель погуляю по Англии. А вы уж молитесь, чтобы я смотрел по сторонам, переходя улицу.

– А потом?

И тогда Тень понял. Может, с самого начала знал.

– В Чикаго, – сказал он Смиту, когда поезд дернулся и покатил от станции. И как будто постарел с этими словами. Но нельзя же откладывать вечно.

А потом добавил так тихо, что лишь он один и расслышал:

– Наверное, я возвращаюсь домой.

Вскоре пошел дождь: огромные капли стучали по стеклам и размывали мир в серо-зеленые пятна. В пути на юг Тень сопровождали утробные раскаты грома: ворчала гроза, выл ветер, молния отбрасывала на небо гигантские тени, и постепенно все они разогнали его одиночество.