— У меня был трудный день, и я не прочь выпить, — сказала Синтия. — Обычно здесь бывает скотч. Вы как?

— Можно, — ответил Ним.

Прошел час с того времени, как они с Карен занимались любовью, и она теперь спала. Ему же хотелось выпить. Старшая сестра Карен пришла двадцать минут назад, открыв дверь своим ключом. Ним успел одеться чуть раньше. Она представилась как Синтия Вулворт.

— Сразу же хочу заметить, что мой муж, к сожалению, не имеет отношения к той богатой семье. Наверное, полжизни мне придется отвечать на этот вопрос, и вот теперь хочу упредить ваше любопытство.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказал Ним. — Постараюсь запомнить раз и навсегда.

Как он заметил, Синтия отличалась от Карен, несмотря на некоторое сходство. Карен была стройной блондинкой, Синтия — брюнеткой с полноватой фигурой, однако не очень выходившей за традиционные параметры. Синтия казалась более яркой личностью. Ним подумал, что это объяснялось физическим недугом, который Карен преподнесла природа, и поэтому их неодинаковым с тех пор образом жизни. А вот общим для них была редкая природная красота — тонкие черты лица, полные губы, большие голубые глаза, безупречная кожа и, особенно у Синтии, изящные руки. Ним решил, что обе сестры унаследовали свое женское очарование от матери, Генриетты, в которой до сих пор сохранились черты былой красоты.

Ниму вспомнилось, что Синтия на три года старше Карен, значит, ей было сорок два, хотя выглядела она значительно моложе. Синтия принесла виски, лед и содовую и приготовила все на двоих. Размеренные скупые движения говорили о том, что она сама привыкла о себе заботиться. Сразу же после прихода Синтия сняла мокрый плащ и повесила его в ванной. Обменявшись приветствием с гостем, она скомандовала:

— Вы тут посидите и расслабьтесь — вот вам вечерняя газета. А я пока позабочусь о сестре.

Она зашла в спальню к Карен и закрыла за собой дверь. Поэтому Ним различал только звук голосов. Четверть часа спустя Синтия вышла от Карен и, старясь не нарушать тишину, объявила, что та уснула. Теперь, сидя напротив Нима, она покачивала свой бокал.

— Я знаю, что здесь случилось сегодня вечером. Карен мне все рассказала.

Ним даже вздрогнул от такой прямоты.

— Я так и понял, — единственное, что он промямлил в ответ.

Синтия откинула голову назад и рассмеялась, погрозив ему пальцем:

— А вы-то испугались. Подумали, наверное, что я вызову полицию: мол, девушку изнасиловали.

— Не уверен, хочу или нуждаюсь ли я в том, чтобы с вами обсуждать… — пробурчал Ним.

— О, продолжай! — Синтия не переставала смеяться. Внезапно ее лицо посерьезнело. — Нимрод, уж прости за такое обращение. Прости, если смутила тебя. Я вижу, так оно и есть. Уж позволь мне кое-что тебе сказать. Карен считает тебя добрым, славным, любящим мужчиной. А произошедшее — самым ярким событием в своей жизни. И если тебя интересует, что об этом думают другие, я считаю так же.

Ним посмотрел на нее. Уже второй раз за сегодняшний вечер он видел женские слезы.

— Тьфу! Совсем этого не хотелось. — Маленьким платочком Синтия вытерла слезы с глаз. — Думаю, что я так же счастлива и довольна, как и Карен. — Она с дружеским участием посмотрела на Нима. — Можно сказать, почти так же.

Усмехнувшись, Ним признался:

— Скажу только одно. Проклятие на мою голову.

— Я бы сказала больше, — заметила Синтия. — Как насчет повторить?

Не дожидаясь ответа, она взяла бокал Нима и наполнила его, а заодно и свой. Вернувшись на место, она отпила глоток и продолжила, тщательно подбирая слова:

— Ради тебя, Нимрод, и ради Карен я хочу, чтобы ты кое-что понял. То, что случилось сегодня между вами, было чудесно и красиво. Ты можешь не знать или не понимать этого, но некоторые люди относятся к парализованным, словно они прокаженные. Я видела это сама, Карен сталкивается с этим еще чаще. Поэтому в моей записной книжке ты фигурируешь как Хороший Парень. Ты вел себя с ней как с настоящей женщиной и не иначе… О, ради Бога!.. Я сейчас опять разревусь.

Платочек у Синтии стал совсем влажный. Ним протянул ей свой. Она посмотрела на него с благодарностью.

— То, что ты делаешь… Карен сказала мне, что…

Он только застенчиво пробормотал:

— Знаешь, я ведь случайно познакомился с Карен. Зашел сюда…

— Так обычно и бывает.

— И то, что произошло между нами… Я не предполагал и никогда не думал… — Ним запнулся. — Так уж получилось.

— Я знаю, — сказала Синтия. — И раз уж мы об этом заговорили, разреши мне спросить тебя вот о чем. Ты испытываешь, а может, испытывал чувство вины?

— Да, — кивнул Ним.

— Не надо! Однажды, когда я размышляла, чем помочь Карен, мне попала в руки книга Милтона Даймонда. Он профессор медицины на Гавайях, изучает секс инвалидов. Я не ручаюсь за точность его слов, но смысл их в следующем: у инвалидов и без того достаточно всяких проблем, чтобы обременять их чувством вины… Сексуальное удовлетворение имеет для них более высокую ценность, нежели общественное одобрение. Таким образом, в сексуальном плане для инвалидов приемлемо все. — И тут Синтия добавила почти цинично: — Если тебя еще мучит чувство вины, выкинь его!

— Знаешь, не уверен, — проговорил Ним, — можно ли еще чем удивить меня сегодня. Тем не менее я рад, что такой разговор состоялся.

— Я тоже. Это ведь частичка процесса познания. Мне, как и тебе, надо знать больше о Карен. — Синтия некоторое время продолжала потягивать виски из своего бокала, а затем проговорила задумчиво: — Ты мне поверишь, если я скажу тебе, что когда Карен было восемнадцать, а мне двадцать один, я ее ненавидела?

— В это трудно поверить.

— А это так. Я ненавидела ее потому, что все внимание родителей и их друзей было отдано ей. Иногда мне казалось, что меня вообще нет. И вот как бы получалось: Карен — это и Карен — то! Карен — все на свете! Что бы еще сделать для дорогой бедной Карен? И никогда не вставал вопрос: а что нужно сделать для здоровой, нормальной Синтии? Был мой двадцать первый день рождения. Мне хотелось собраться большой компанией, но мама сказала, что это неуместно из-за Карен. Поэтому состоялось лишь небольшое семейное чаепитие — мои родители и я, Карен была в больнице, на столе паршивый чаек с какими-то дешевыми пирожными. Что касается подарков, то они были чисто символическими, потому что каждый цент был на счету. Мне стыдно признаться, но в ту ночь я молилась, чтобы смерть забрала Карен к себе.

В наступившем молчании даже сквозь опущенные шторы Ним слышал, как дождь барабанит в окна. Он был тронут доверием Синтии, но где-то в глубинах его сознания пробивалась мысль о благостном дожде — ведь для такого энергетика, как он, дождь, град или снег означали накопление впрок электроэнергии на сухой сезон. Он отбросил эти сугубо профессиональные мысли и обратился к Синтии:

— И когда же изменились твои чувства?

— Не так давно, и менялись они постепенно. Но этому предшествовал мучительный период осознания вины — вины от того, что я здорова, а Карен — нет. Вины из-за того, что я могу делать то, чего не может она, — например, играть в теннис, ходить на вечеринки, флиртовать с мальчиками. — Синтия вздохнула: — Я не была хорошей сестрой.

— Но сейчас ты хорошая.

— Настолько, насколько могу, после забот о муже, доме и детях. Только после рождения первого ребенка я стала понимать и ценить мою маленькую сестру. И мы сблизились. Мы стали подругами, которые любят друг друга, делятся сокровенными мыслями. Нет ничего, что бы я не сделал для Карен. И нет ничего, чем бы она не поделилась со мной.

— Это я уже понял, — сухо подтвердил Ним.

Потом Синтия рассказала ему о себе. Она вышла замуж в двадцать два просто потому, что хотела уйти из дома. Ее муж менял одну работу за другой, сейчас даже заделался продавцом обуви. Из ее слов Ним сделал вывод, что замужество оказалось неудачным, просто деваться было некуда. И наверное, она не ушла от мужа ради троих совместно нажитых детей. До замужества Синтия брала уроки пения и теперь четыре раза в неделю поет во второразрядном ночном клубе, чтобы дополнить скудный заработок мужа. В эту ночь у нее выходной, поэтому она здесь, а муж сидит дома с ребенком. Пока шла беседа, Синтия выпила еще два скотча. Ним отказался. Он заметил, что ее язык стал немного заплетаться.

Наконец Ним поднялся:

— Уже поздно. Мне надо идти.

— Я вам подам плащ, — сказала Синтия. — На улице дождь. Чтобы не промокнуть, пока идешь до машины. — И добавила: — Ну а если хочешь, можешь остаться тут на ночь. Это диван-кровать.

— Благодарю, но лучше уж я пойду.

Она помогла ему надеть плащ, а уже в дверях поцеловала в губы.

— Это тебе от Карен, — сказала Синтия. — И немножко от меня.

Возвращаясь домой, Ним пытался выкинуть из головы навязчивую мысль, которая казалась ему хищной и предательской. Это была мысль о том, что в мире много привлекательных и желанных женщин, готовых разделить его сексуальные удовольствия. Опыт, инстинкт и исходившие от нее недвусмысленные знаки внимания дали ему понять: Синтия тоже была бы не против.