Книга: Перегрузка
Назад: ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Дальше: Глава 2

Глава 1

— Папа, — обратилась Леа к Ниму за обедом, — теперь ты будешь чаще оставаться дома на ночь?
В тот же миг наступила тишина. Ним почувствовал, что Бенджи, положив на стол нож и вилку, внимательно наблюдал за отцом, молчаливо поддерживая свою любопытствующую сестру. Руфь, потянувшись было за перечницей, в последний момент передумала и тоже стала ждать ответа Нима.
— Наверное, мог бы, — проговорил он; внезапность прозвучавшего вопроса и напряженность устремленных на него трех пар глаз вызвали у него определенное замешательство. — Это в том случае, если мне не подбросят какую-нибудь другую работу, из-за которой пришлось бы допоздна засиживаться в офисе.
Просияв, Бенджи сказал:
— Пап, а на уик-энды будешь проводить с нами больше времени?
— Может быть.
— Это похоже на радостную весть, — подключилась к разговору Руфь.
Она улыбнулась, что случалось с ней не часто после возвращения домой несколько дней назад. Ним чувствовал, что Руфь посерьезнела, временами полностью погружаясь в свои переживания. Супругам до сих пор так и не довелось объясниться — откровенно и чистосердечно. Казалось, Руфь избегает его, а Ним, все еще подавленный недавними событиями, не решался проявить инициативу. Он еще до того размышлял: как вести себя супругам после возвращения жены, которая целых две недели почти наверняка была в компании с мужчиной. Может, точно так же, как и до ее отъезда? Ситуация подсказывала, что именно так. Возвращение Руфи домой прошло без какой-либо сцены. Она забрала детей из дома своих родителей и как ни в чем не бывало снова сосредоточила в своих руках все нити домашней жизни. Руфь и Ним продолжали, как всегда, делить спальню, но не постель. Ним даже не мог припомнить, когда он в последний раз перебирался со своей стороны двуспальной кровати к Руфи. В остальном их жизнь нисколько не изменилась. Разумеется, Ним припоминал, что в прошлом бывали похожие ситуации, но тогда все складывалось совсем иначе: он возвращался домой после любовных утех. И тогда он не сомневался, что Руфь не догадывалась о причинах его отсутствия. Теперь же такой уверенности у него не было. А вот окончательной причиной их разрыва оказалось уязвленное самолюбие Нима. Он просто не был готов к новым эмоциональным потрясениям. Сейчас они все собрались дома, чтобы поужинать за семейным столом в третий раз за три дня, что само по себе было необычным.
— Как вы все знаете, — начал Ним, — в офисе сейчас кое-что изменилось, и пока я просто не знаю, как все будет складываться дальше. — Ему что-то бросилось в глаза, и он наклонился в сторону Бенджи: — Что у тебя с лицом?
Бенджи замялся, пытаясь прикрыть маленькой рукой синяк на левой щеке и ссадину под нижней губой.
— Ой, это произошло в школе, папа.
— Ты что, подрался? Что значит «это»?
Бенджи чувствовал себя неловко.
— Да, он дрался, — ответила за брата Леа. — Тод Торнтон сказал, что ты, папа, грязнуля, потому что тебя не волнует окружающая среда и ты хочешь ее испортить. За эти слова Бенджи его ударил, но Тод сильнее.
Ним ответил строго:
— Совсем не важно, кто что говорит, в любом случае неправильно и глупо доказывать свою правоту кулаками.
Удрученный сын произнес в ответ:
— Да, папа.
— Мы с Бенджи уже побеседовали об этом, — вмешалась Руфь, — и он теперь все понимает.
В глубине души Ним был поражен и даже потрясен. До сих пор такого с ним не случалось — критика против него самого оборачивалась против его семьи.
— Мне очень жаль, что мои неприятности задели и вас, — тихо проговорил Ним.
— Все в порядке, — заверила его Леа. — Мамочка объяснила нам, что ты поступил достойно.
Бенджи нетерпеливо заявил:
— Мама еще сказала, что в тебе больше мужества, чем во всех остальных, вместе взятых. — Бенджи стиснул зубы, чтобы продемонстрировать, что ему нравится слово «мужество».
Ним перевел взгляд на Руфь.
— Тебе это сказала мама?
— Но ведь это правда?
— Конечно, правда, — сказала Руфь и слегка покраснела. — Но ведь ваш папа не может сказать так о себе, верно? Поэтому это сделала я.
— Так мы и другим ребятам отвечаем, когда они стараются нас зацепить, — добавила Леа.
На какой-то миг Нима охватило волнение. Он представил себе Бенджи, защищавшего своими маленькими кулачками репутацию отца, затем подумал о Руфи, отбросившей все сложности в их взаимоотношениях и вместе с детьми отстаивающей его честь и достоинство. От этих мыслей у него перехватило дыхание, и он с трудом сдержал слезы. От еще больших душевных волнений его избавила Руфь.
— Ну да ладно, — сказала она, — а теперь надо поесть.
Некоторое время спустя, когда дети вышли из-за стола, чтобы посмотреть телевизор, а Ним с Руфью еще допивали кофе, он проговорил:
— Я высоко ценю то, что ты сказала обо мне Леа и Бенджи.
Руфь махнула рукой.
— Если бы я в этом сомневалась, то ни за что не стала бы им это говорить. То, что мы не Ромео и Джульетта, еще не означает, что я перестала читать и объективно воспринимать происходящее вокруг.
— Я дал понять, что готов уйти в отставку, — сказал он ей. — Эрик считает, в этом нет необходимости, но я от этой идеи тем не менее не отказался. — Он продолжил говорить о различных перспективах, которые обдумывал, в том числе о переходе в другую энергетическую компанию, возможно, на Среднем Западе. Если это случится, поинтересовался он, что она думает о переезде туда вместе с детьми?
Ее четкий ответ последовал мгновенно:
— Нет, ни в коем случае.
— Может быть, ответишь почему?
— Думаю, это очевидно. Почему мы трое — Леа, Бенджи и я — должны срываться с насиженного места, чтобы ехать неизвестно куда только потому, что тебе это удобно, в то время как мы так и не решили судьбу наших отношений, если у них вообще есть будущее, в чем я очень даже сомневаюсь.
Ну вот, наконец-то все вырвалось наружу! Ним решил, что пришло время для серьезного разговора. Как странно, подумал он, что этому суждено было случиться именно в тот момент, когда они оказались ближе друг к другу, чем за все последнее время.
— Черт возьми, да что же с нами приключилось? — с горечью вырвалось у него.
Руфь ответила как отрезала:
— Тебе это должно быть известно лучше, чем кому-либо еще. Но мне любопытно знать, сколько у тебя было женщин за пятнадцать лет нашей супружеской жизни? — Он ощутил новую, жесткую интонацию в голосе Руфи, когда она продолжила: — А может, ты сбился со счета, как и я? Одно время мне удавалось точно определить, когда у тебя появлялось что-то новенькое или, правильнее сказать, «кто-то» новенький. Потом моя уверенность улетучилась, и мне стало казаться, что ты встречаешься с двумя, а то и большим числом девиц одновременно. Я была права?
Стараясь не смотреть Руфи прямо в лицо, Ним пробормотал:
— Иногда.
— Хорошо, с одним вопросом разобрались. Значит, мое предположение оказалось верным. Но ты не ответил на мой первый вопрос. Сколько всего у тебя было женщин?
— Будь я проклят, если знаю, — промямлил Ним.
— Если все на самом деле так, — отметила Руфь, — то это не совсем лестно для тех женщин, к которым ты испытывал какие-нибудь чувства, пусть даже мимолетные. Кем бы они ни были, по-моему, они заслуживают чего-то большего, чем просто быть забытыми тобой.
С такой оценкой Ним согласиться не мог.
— При этом не было ничего серьезного. Ни разу. Ни с одной из них.
— Здесь я тебе верю. — На щеках Руфи от злости появился румянец. — Ты и меня никогда не воспринимал всерьез.
— Ну уж это ты зря.
— И как ты можешь такое утверждать? Ведь ты только что признался! Я еще могу понять, когда речь идет об одной женщине, ну о двух. Каждая здравомыслящая жена отдает себе отчет, что такие проколы случаются порой в самых удачных браках. Здесь же счет идет на десятки, как это было с тобой.
— Ну это просто чушь. Никаких десятков не было.
— Согласна, ну пусть десяток. По меньшей мере.
Ним промолчал. Тогда Руфь задумчиво проговорила:
— Может, это фрейдизм — то, что я сказала десятки. Потому что ты так это любишь проделывать, верно? Уложить в постель как можно больше женщин.
— Определенная доля правды в этом есть, — признался Ним.
— Я знаю, что так оно и есть. — Она размышляла совершенно спокойно. — А известно ли тебе, что когда женщина, жена, слышит подобное от мужчины, которого она любила или считала, что любит, то она ощущает себя униженной, испачканной и обманутой?
— Все это время ты жила с этой мыслью, почему же ты дожидалась наступления сегодняшнего дня? Почему мы не поговорили об этом раньше?
— Справедливый вопрос. — Руфь замолчала, взвешивая ответ. — Наверное, надеялась, что ты одумаешься, что у тебя пропадет охота тащить в постель каждую смазливую женщину, которая попадется тебе на глаза. Что ты перестанешь уподобляться маленькому ребенку, который, взрослея, перестает с жадностью набрасываться на конфеты. Я видела в тебе такого ребенка, но ошиблась. Ты не изменился. О да! Поскольку мы решили быть честными друг с другом, назову и другую причину. Я струсила, испугавшись ответственности за себя, за Леа и Бенджи. Кроме того, меня мучила гордыня, не позволявшая мне признаться, что мой брак, подобно многим другим, оказался неудачным. — У Руфи впервые за время разговора от волнения задрожал голос. — А вот теперь во мне уже не осталось ни страха, ни гордыни. Я просто хочу уйти.
— Ты действительно желаешь этого только ради меня?
По щекам Руфи скатились две слезинки.
— Что это ты еще выдумала?
Ним с трудом сдерживал негодование. Почему ему приходится все время держать оборону? Только ли он один во всем виноват?
— А как насчет твоих собственных любовных похождений? — спросил он. — В случае нашего развода не займет ли твой приятель мое место?
— Какой еще приятель?
— Тот, с которым ты встречалась. Вместе с которым ты куда-то уезжала.
Руфь вытерла глаза и теперь смотрела на него с каким-то смешанным чувством жалости и озабоченности.
— И ты действительно в это веришь? Что я уезжала с мужчиной?
— Разве это не так?
— Да нет. — Она медленно покачала головой.
— А я думал…
— Знаю, что ты так думал. А я и не старалась тебя разубедить, что наверняка было не совсем правильно с моей стороны. Но я все же решила со злости, что тебе не помешало бы оказаться на моем месте, ощутить мои переживания.
— А как насчет тех, иных случаев? Куда тебя заносило?
Взгляд Руфи вновь наполнился подобием прежнего гнева.
— Да нет у меня никакого другого мужчины. Неужели ты не способен этого понять своей глупой головой? И никогда не было. Я досталась тебе девственницей, и ты это знаешь. Если только не забыл и не перепутал меня с одной из своих подружек. И с тех пор, кроме тебя, у меня никого не было.
— Чем же ты занималась во время отлучек? — горячился Ним.
— Это касается только меня. Но повторяю тебе: это был не мужчина.
Он поверил ей. Целиком и полностью.
— О Господи! — произнес он и подумал: все как-то разом стало разваливаться. Большая часть из того, что он делал и говорил, оказалось ошибкой. Что касается их брака, он не был уверен, продолжать ли им жить вместе или лучше разойтись. А может, Руфь все-таки права и для обоих было бы лучше расстаться? Идея свободы казалась ему привлекательной. С другой стороны, ему будет многого не хватать — детей, дома, чувства стабильности и даже самой Руфи, несмотря на то что каждый из них уже давно живет своей жизнью. Ним не желал, чтобы кто-нибудь подталкивал его к принятию этого решения. Вместе с тем ему хотелось отложить развязку на потом. — Так где же выход? — почти жалобно спросил он.
— По рассказам друзей, которые уже прошли этот путь, — в голосе Руфи снова зазвучали напряженные нотки, — каждый из нас наймет адвоката, чтобы четко разобраться в своих правах при расторжении брака.
— Неужели надо к этому приступать прямо сейчас? — взмолился Ним.
— А ты назови хотя бы одну существенную причину для дальнейшего промедления.
— Я допускаю, что меня можно упрекнуть в эгоизме. Но на меня только что свалились неприятности… — Ним не закончил, почувствовав, что это прозвучало так, словно он претендовал на сочувствие.
— Я все знаю. И мне жаль, что одно наложилось на другое. Но в наших отношениях ничто не может измениться, когда прошло уже столько лет. Мы оба хорошо это знаем, не так ли?
— Видимо, так, — уныло пробормотал Ним. Просто не было смысла давать обещание исправиться, ведь он и сейчас не был уверен, захочет ли, да и вообще сможет ли переломить себя.
— Ну что ж, тогда…
— Послушай… Не могла бы ты подождать хотя бы месяц? Или два? Чтобы осторожно подвести Леа и Бенджи к этому вопросу. А какое-то время спустя они привыкнут к новой ситуации. — Он не был уверен, что это разумная идея. От такой отсрочки едва ли был бы прок. Но инстинктивно Ним чувствовал, что Руфь также неохотно шла на этот последний, окончательный шаг в их браке.
— Ладно, — преодолев колебание, уступила Руфь. — Из-за всего только что случившегося с тобой я готова немного подождать. Однако не стану обещать два месяца или даже один. Если решусь не терять время, все произойдет раньше.
— Благодарю тебя. — Ним почувствовал некоторое облегчение при мысли об отсрочке, пусть даже и недолгой.
— Эй! — Бенджи появился в дверях столовой. — Я только что взял новую кассету у Мередитов. Это пьеса. Хотите посмотреть?
Мередиты были их соседями по дому. Ним посмотрел на Руфь.
— Почему бы нет?
В подземном помещении, приспособленном для проведения досуга, Руфь и Ним сидели рядом на диване, Леа устроилась на коврике, а Бенджи тем временем ловко заправил кассету в видеомагнитофон «Бетамакс», подключенный к цветному телевизору. Голдманы и еще несколько десятков семей договорились об организации некоего подобия клуба. Инициатива получила широкое распространение. Так вот, члены этого клуба постоянно обменивались видеокассетами. Каждая семья записывала какую-нибудь телевизионную программу. Обычно это делали дети или няня, нажимая на кнопку «стоп» всякий раз при появлении рекламы. В результате получалась высококачественная запись без каких-либо назойливых рекламных вставок. Такие «чистые» записи передавались затем из дома в дом, к удовольствию детей и взрослых. В этот обмен втягивалось все большее количество людей, что не могло не сказаться на доходах телевизионных компаний. «А может быть, это уже сказалось», — подумал Ним. По его мнению, телекомпании и сети телевещания сталкивались с такими же проблемами, через которые уже прошли крупные компании вроде «ГСП энд Л». Телевизионщики злоупотребляли своими общественными привилегиями, наводняя эфир мутными потоками пошлой рекламы и низкопробными программами. Теперь «Бетамакс» и аналогичные системы предоставляли телеабонентам возможность формировать собственные программы, исключая из них назойливую рекламу. Возможно, со временем развитие таких систем заставит телевидение осознать ответственность перед обществом. Двухчасовая пьеса на видеокассете называлась «Мэри Уайт». Это была трагическая история о семье всеми любимого юноши, которого настигла смерть. Наверное, из-за того, что Ним редко задумывался о том, что такое собственная семья, а может, потому, что она оказалась на грани развала, но увиденное его растрогало. Только благодаря полумраку жена и дети не заметили его окрашенных грустью слез.
Назад: ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Дальше: Глава 2