Эрик Хэмфри сидел на высоком свидетельском стуле с твердой спинкой. Лицо его покраснело, и чувствовал он себя явно не в своей тарелке, так как провел здесь уже полдня — на несколько часов больше, чем обещал ему Оскар О’Брайен. Комната напоминала зал судебных заседаний. Совсем рядом над свидетелем Хэмфри, как башенный кран, покачивался на каблуках Дейви Бердсонг.

— Должно быть, вы не расслышали меня, поэтому я повторяю вопрос: сколько ты получаешь в год?

Хэмфри засомневался, отвечать ли ему на поставленный вопрос, и бросил взгляд на О’Брайена, который сидел на месте для адвоката. Тот слегка пожал плечами.

— Двести сорок пять тысяч долларов, — коротко ответил президент компании «ГСП энд Л».

Бердсонг взмахнул рукой:

— Да нет, приятель, ты меня не понял. Я не спрашиваю о капитализации вашей компании. Я спросил, сколько ты лично зарабатываешь на хлеб.

Хэмфри ответил в том же серьезном духе:

— Я назвал вам эту цифру.

— Немыслимое дело! — Бердсонг театральным жестом положил руку на голову. — Вау! Трудно поверить, чтобы один человек мог зарабатывать так много денег, — проговорил Бердсонг, тихо присвистнув от удивления.

Из толпы зрителей, заполнивших душный зал заседаний, послышался ответный свист и вопли «вау». Кто-то выкрикнул:

— А ведь за это платим мы, потребители! Это же чертовски много!

Реакцией собравшейся в зале публики стали аплодисменты и топанье ног. Посмотрев со своего места на свидетеля, Бердсонга и зрителей, председатель комиссии потянулся за молоточком. Он постучал им по столу и проговорил:

— Прошу соблюдать порядок!

Председатель комиссии, мужчина лет эдак под тридцать пять с розовым мальчишеским лицом, был назначен на этот пост после работы в аппарате правящей партии. Бухгалтер по образованию, по слухам, он приходился родственником губернатору. О’Брайен вскочил с места:

— Господин председательствующий, неужели так необходимо оказывать подобное давление на моего свидетеля?

Председательствующий посмотрел на Бердсонга, который, как всегда, был в потрепанных джинсах, пестрой рубашке с расстегнутым воротом и теннисных туфлях, потом перевел взгляд на безупречно одетого Хэмфри, который заказывал свои костюмы-тройки не иначе как у Де Лизи в Нью-Йорке и ездил туда на примерки.

— Вы задали свой вопрос и получили на него ответ, мистер Бердсонг, — произнес председательствующий. — Думаю, что можно ответить и без этих театральных штучек. Пожалуйста, продолжайте.

— Разумеется, господин председательствующий, — Бердсонг снова повернулся к Хэмфри: — Итак, ты сказал двести сорок пять тысяч долларов?

— Так и есть.

— Существуют ли другие привилегии, положенные «большой шишке»… — Смех в зале. — Прошу прощения, президенту коммунальной службы? Ну, скажем, персональный лимузин.

— Да, это так.

— С шофером?

— Да.

— Плюс солидный счет на мелкие расходы.

— Я бы не назвал его солидным.

— А может, «огромным»?

В зале снова раздался смех. Раздражение Эрика Хэмфри становилось все более заметным. Крупный управленец, он не привык использовать нечистоплотные приемы, поэтому никак не вписывался в шоу, которое мастерски разыгрывал Бердсонг.

— Выполнение моих служебных обязанностей предполагает определенные расходы за счет компании, — холодно отреагировал Хэмфри.

— Могу себе представить!

О’Брайен порывался встать со своего места, но председательствующий жестом велел ему сесть.

— Может быть, достаточно вопросов, мистер Бердсонг?

Бородатый великан широко ухмыльнулся:

— Слушаюсь, сэр!

Ним, находившийся среди зрителей, с трудом сдерживал волнение. И почему Хэмфри не ответил решительно и агрессивно, как он умел и должен был отвечать? Например, так: «Сведения о моем жалованье, мистер Бердсонг, являются общедоступными. Поэтому ими располагают компрометирующие организации. Я уверен, что вы знали о его размерах еще до того, как задали этот вопрос. А свое удивление вы разыграли просто для обмана публики. Более того, размеры моего жалованья не являются необычными для президента одной из крупнейших американских корпораций. Между прочим, оно даже меньше, чем в большинстве подобных компаний. Такое высокое жалованье мне предоставляется потому, что промышленные компании вроде „ГСП энд Л“ сознают: чтобы нанять и сохранить талантливого управленца, необходимо выдержать конкуренцию с другими фирмами. Конкретно говоря, мой личный опыт и уровень моей квалификации, несомненно, позволили бы мне претендовать на такое же или даже большее жалованье в любом другом месте. В целом вас может и не устраивать эта система, мистер Бердсонг, но, пока мы остаемся обществом свободного предпринимательства, дело обстоит так, а не иначе. Что же касается машины с шофером, она была предоставлена мне при моем трудоустройстве на той же конкурсной основе, что и жалованье, исходя из того, что время и физические силы руководителя стоят дороже, чем машина с шофером. И еще одно замечание по поводу машины: как и другие, постоянно занятые руководители, я привык работать в автомобиле, переезжая с одного места на другое, и редко позволяю себе в нем отдохнуть. И наконец, если директора и акционеры компании будут недовольны тем, как я выполняю обязанности, за которые мне платят жалованье, в их власти заменить меня…»

«Но нет! — с досадой подумал Ним. — Действовать надо мягко, беречь свою репутацию, порой лучше сманеврировать, не идя напролом. Ни в коем случае нельзя поддаться на провокацию, отвечая на выходки Бердсонга собственной жесткостью, — такова заповедь на сегодня. На сегодня и на будущее».

Шел второй день слушаний по вопросу о предоставлении лицензии на строительство электростанции в Тунипе. Предыдущий день ушел на выполнение формальностей. В этой связи юрисконсульт «ГСП энд Л» представил гигантское пятисотстраничное «Изложение о намерениях» в трехстах пятидесяти экземплярах, предварявшее целый ряд аналогичных документов. О’Брайен среагировал саркастично:

— К тому времени, когда все это кончится, из-за нас вырубят целый лес; а вот если бы его пустили на бумагу, то напечатанных на ней книг хватило бы на целую библиотеку.

Сегодня Эрик Хэмфри был вызван на утреннее слушание как представляющий компанию первый свидетель. О’Брайен подготовил для президента компании резюме с обоснованием необходимости строительства в Тунипе и изложением всех преимуществ размещения электростанции именно в этом месте, пообещав ему «недолгое появление на публике». Далее более детальные расспросы устроил юрисконсульт комиссии. После него вопросы свидетелю стал задавать Родерик Притчетт, уполномоченный секретарь клуба «Секвойя». Оба перекрестных допроса, из которых каждый занял более часа, были конструктивны и прошли без излишних эксцессов. А вот Дейви Бердсонг, выступивший от организации «Энергия и свет для народа», к вящей радости кое-кого из публики, явно оживил атмосферу заседания.

— А ну-ка, мистер Хэмфри, — продолжил он свой допрос. — Я думаю, ты просыпаешься каждое утро с мыслью о том, что обязан сделать нечто для оправдания твоего огромного жалованья. Не так ли?

Реакция О’Брайена была незамедлительной:

— Я заявляю протест.

— Поддерживаю протест, — объявил председательствующий.

Бердсонг остался невозмутим.

— Сформулирую тот же вопрос по-другому. Считаешь ли ты, что главное в твоей работе — это придумывать планы, которые обеспечат твоей компании огромные прибыли, вроде проекта «Тунипа»?

— Я протестую!

Бердсонг повернулся к юрисконсульту компании «ГСП энд Л»:

— Почему у тебя нет магнитофона? Тогда ты мог бы нажимать на кнопку, вместо того чтобы попусту раскрывать рот.

В зале послышался смех и одиночные хлопки. Молодой председательствующий наклонился к своему соседу, чтобы посоветоваться. Это был уже пожилой судья по административному праву, государственный служащий с огромным опытом в проведении подобных слушаний. Председательствующий что-то тихо сказал судье, тот покачал головой.

— Протест отклоняется, — объявил председательствующий и добавил: — На этих слушаниях мы предоставляем ораторам значительную свободу, мистер Бердсонг, но не могли бы вы обращаться ко всем свидетелям уважительно, называя их правильно по имени. — Он попытался подавить улыбку, но у него ничего не получилось. — Не «приятель» или «Эрик-детка». И еще одно: нам хотелось бы, чтобы вопросы, которые вы задаете, имели конкретное отношение к делу.

— О, разумеется, самое конкретное! — Ответ Бердсонга прозвучал весьма экспансивно. Но затем, словно сбросив обороты, он превратился из обвинителя в смиренного просителя. — Учтите, пожалуйста, господин председательствующий, что я всего лишь простой человек, представляющий скромных людей, а не модный адвокат, как вон тот старина Оскар. — Он указал рукой на О’Брайена. — Так что если я допускаю какие-нибудь неловкости, делаю ошибки…

Председательствующий вздохнул:

— Прошу вас, продолжайте.

— Слушаюсь, сэр! Конечно, сэр. — Бердсонг повернулся к Хэмфри: — Ты слышал, что он сказал? Ты заставляешь председательствующего попусту тратить время. Поэтому нечего вилять и отвечай на мой вопрос.

— Какой вопрос? — вмешался О’Брайен. — Будь я проклят, если его помню. Думаю, что и свидетель не сможет его вспомнить.

— Пусть протоколист еще раз зачитает вопрос, — распорядился председательствующий.

Слушание приостановилось. Все, кто сидел на жестких стульях и скамейках, старались устроиться поудобнее, пока стенографист, который вел протокол заседания, разбирался в своих записях. Из дальнего конца комнаты кто-то ушел, на их места незаметно подсели другие люди. Участники заседания знали, что за те месяцы и даже годы, которые должны пройти до принятия какого-либо решения, такая сцена будет повторяться еще бесчисленное число раз. Зал заседаний, стены которого были отделаны дубовыми панелями, располагался в двенадцатиэтажном здании неподалеку от центра города. Здание принадлежало комиссии по энергоснабжению штата Калифорния, которая и проводила данную серию слушаний. Через дорогу напротив находилось здание комиссии по коммунальному хозяйству, которой еще предстояло проведение слушаний по «Тунипе», во многом повторяющих первые. Между обеими автономными комиссиями существовала непримиримая конкуренция, поэтому ходатаи порой ощущали себя как Алиса в Зазеркалье. Кроме первых двух структур, существовали еще два государственных учреждения, которые также напомнят о себе проведением собственных слушаний, — это комиссия по охране водных ресурсов Калифорнии и комиссия по контролю за состоянием воздушной среды. Каждая из четырех правительственных структур получит все отчеты и прочие документы, выработанные тремя остальными, причем большую их часть они просто проигнорируют. На более низком уровне требовалось получение разрешения от окружной комиссии по контролю за загрязнением воздуха, которая могла наложить еще более жесткие ограничения, нежели государственные структуры. О’Брайен как-то сказал своим друзьям: «Ни один человек, не имеющий непосредственного отношения к данной процедуре, никогда не поверит, до какой степени все дублируется и сколько усилий растрачивается впустую. И нас, участников этого процесса, и тех, кто породил такую безумную систему, следует признать сумасшедшими и засадить в психушку — это сберегло бы народные деньги и более эффективно служило бы интересам дела».

Стенографист дошел до последней части вопроса:

— …планы, которые обеспечат твоей компании огромные прибыли, вроде проекта «Тунипа»?

— Цель проекта «Тунипа», — ответил Хэмфри, — заключается в том, чтобы предоставить услуги нашим клиентам и обществу в целом, к чему мы всегда стремились, в связи с ростом потребности в электроэнергии. Прибыль здесь на втором месте.

— И все же прибыль будет? — упорствовал Бердсонг.

— Разумеется. Мы акционерное общество, у нас есть обязательства перед вкладчиками…

— Большая прибыль? Многомиллионная?

— Из-за огромных масштабов намеченного строительства и весьма значительных капиталовложений будут выпущены акции и облигации, которые нельзя будет продать вкладчикам, если…

— Прошу ответить «да» или «нет», — резко проговорил Бердсонг. — Будут миллионные прибыли?

Хэмфри покраснел.

— Может, и будут.

Его мучитель снова качнулся с пятки на носок.

— Итак, в разговоре о том, что для вас важнее, прибыли или услуги, мы должны полагаться только на ваше слово, мистер Хэмфри, — слово человека, который, если чудовищное надувательство с «Тунипой» навяжут народу, получит от этого всякие выгоды.

— Я протестую, — произнес О’Брайен усталым голосом. — Это уже не вопрос, а утверждение — бездоказательное, предвзятое и провокационное.

— Так много громких слов! О’кей, я беру его обратно, — проговорил Бердсонг прежде, чем успел вмешаться председательствующий. Он ухмыльнулся. — Признаться, меня охватил священный гнев, я слегка потерял самоконтроль.

Казалось, что О’Брайен изготовился возразить, но все же решил этого не делать. Как прекрасно понимали Бердсонг и все присутствующие, последние фразы обязательно будут включены в протокол, несмотря на то что Бердсонг взял свои слова обратно. А тут еще репортеры за столом для прессы, наклонив головы, строчили в своих блокнотах — прежде они этого не делали. По-прежнему наблюдая за происходящим из зрительного зала, Ним думал: «Выступление Дейви Бердсонга, без сомнения, распишут в завтрашних газетах ввиду экстравагантности лидера организации „Энергия и свет для народа“». Среди журналистской братии Ним увидел репортера-негритянку Нэнси Молино. Она внимательно наблюдала за Бердсонгом, ничего не писала, сидела прямо и неподвижно. Эта поза подчеркивала ее высокие скулы, симпатичное, однако неприступное лицо, изящное гибкое тело. Ее переполняла какая-то задумчивость. Ниму показалось, что она тоже смаковала устроенное Бердсонгом шоу. Чуть ранее мисс Молино и Ним мимолетно столкнулись возле зала заседаний. Ним едва заметно кивнул ей, она же подняла одну бровь и насмешливо улыбнулась.

Между тем Бердсонг продолжал свои наскоки.

— Скажи мне, старина Эрик… фу, извините! Мистер Хэмфри, вы когда-нибудь слышали о сохранении электроэнергии?

— Разумеется.

— Дело здесь вот в чем. По глубокому убеждению очень многих, такие проекты, как «Тунипа», вовсе не потребовались бы, если бы ваша компания всерьез занялась экономией электроэнергии. Я имею в виду, не играла бы в экономию чисто символически, а продавала бы электроэнергию с тем же упорством, с каким вы сейчас добиваетесь разрешения на строительство новых электростанций во имя все большей прибыли.

О’Брайен уже почти встал, когда Хэмфри проговорил:

— Я отвечу на этот вопрос.

Адвокат опустился в кресло.

— Во-первых, компания «Голден стейт пауэр энд лайт» вовсе не стремится продавать больше электроэнергии. Когда-то мы действовали таким образом, но уже давно отказались от подобной практики. Вместо этого мы делаем самый серьезный акцент на экономию. Однако такой подход хотя и приносит ощутимые плоды, не способен остановить непрерывный рост потребности в электроэнергии. Именно поэтому мы ставим вопрос о строительстве в Тунипе.

— И вы разделяете эту точку зрения? — уточнил Бердсонг.

— Естественно, это и мое мнение.

— Этот ваш взгляд страдает такой же предвзятостью, как и первый, можно подумать, вам все равно, принесет «Тунипа» прибыль или нет.

О’Брайен объявил протест:

— Это искаженная подача фактов. Свидетель не утверждал, что ему безразлично, будет ли прибыль.

— Вполне допускаю. — Бердсонг резко повернулся к О’Брайену. Его массивная фигура, казалось, еще больше увеличилась в размерах, когда он повысил голос. — Мы хорошо знаем, что все в «Голден стейт пауэр энд лайт» думают о прибыли — большой, огромной, чудовищно грабительской. Причем за счет мелких потребителей, скромных работяг этого штата, которые платят по счетам и которые примут на себя расходы по строительству «Тунипы», если…

Остальная часть фразы потонула в одобрительных криках, аплодисментах и топоте ног. Среди этого гвалта председательствующий, стучавший своим молоточком, пытался призвать к порядку. Какой-то крикун, сидевший рядом с Нимом, заметил, что тот ведет себя достаточно спокойно. Прозвучал воинственный вопрос:

— Разве тебя все это не волнует?

— Нет, волнует, — ответил Ним.

Ним понимал, что, если бы это было настоящее судебное заседание, Бердсонга уже давно привлекли бы к судебной ответственности за оскорбление суда. Но этого не произойдет ни сейчас, ни позднее, так как слушания лишь имитировали судебное заседание, поэтому заседания проводились в раскованной обстановке, а на возникавшие при этом безобразия смотрели сквозь пальцы. Оскар О’Брайен объяснил причины таких нравов на одном из брифингов накануне слушаний:

— Общественные комиссии ужасно боятся вот чего: если они сегодня не позволят выговориться всем без исключения, завтра их потащат в суд с обвинениями в том, что важные показания так и не были выслушаны. Это может означать отмену принятого решения, то есть результаты многолетних усилий перечеркиваются только потому, что какому-то болтуну велели заткнуться или был пресечен малозначительный спор. Этого не хочет никто, и мы тоже. Таким образом, по общему согласию, разным демагогам и чокнутым гарантируется неограниченная возможность говорить что угодно и сколько угодно долго. В результате слушания сильно затягиваются, и тем не менее это наиболее рациональный путь.

Ним знал, именно поэтому опытный судья по административному праву покачал головой несколько минут назад, посоветовав молодому председательствующему не снимать с обсуждения спорный вопрос Бердсонга. А еще О’Брайен объяснил, что такие адвокаты, как он, участвуют в деле от имени ходатаев, высказывают меньше протестов на такого рода слушаниях, чем в суде. «Мы стараемся возражать только против того, что вопиюще ошибочно и подлежит исправлению в протоколе». Ним подозревал, что возражения О’Брайена в ходе устроенного Бердсонгом перекрестного допроса с участием Эрика Хэмфри преследовали в основном цель его успокоить, хотя президент и без того не больно-то желал появляться на слушаниях. Ним был уверен, что, когда придет его очередь давать показания и проходить перекрестный допрос, рассчитывать на помощь О’Брайена ему не придется.

— Давайте вернемся, — продолжал Дейви Бердсонг, — к тем огромным прибылям, о которых мы говорили. Вспомним о том, как все это складывается на счетах, которые потребители выплачивают ежемесячно…

Еще целых полчаса руководитель «Энергии и света для народа» продолжал свой допрос. Он задавал наводящие вопросы в отрыве от реальных фактов, кривлялся, как клоун, стараясь внушить слушателям мысль о том, что главной целью проекта «Тунипа» являются сверхприбыли, во имя которых компания и стремится к получению лицензии. Ним заключил про себя: хотя обвинение ложно, его частое повторение по рецепту Геббельса дает эффект. На него, без сомнения, клюнут средства массовой информации и, возможно, даже отнесутся к нему с доверием. А это и является одной из целей Бердсонга.

— Благодарю вас, мистер Хэмфри, — сказал председательствующий, когда президент «ГСП энд Л» спустился со свидетельского кресла. Эрик Хэмфри кивнул в ответ и с явным облегчением покинул зал. Затем вызвали еще двух свидетелей от «ГСП энд Л». Оба являлись специалистами-инженерами. Их показания и перекрестный допрос ничем примечательным не отличались, однако растянулись на целых два дня, после чего слушания были отложены до следующего понедельника. Ним, которому выпала главная роль в изложении концепции «ГСП энд Л», окажется на свидетельском месте, как только слушания возобновятся.