XVII. Маргарита
– Страгильдо!..
– Я здесь, госпожа!..
Смиренно склонившийся, закутанный в плащ так, что из его зловещей физиономии была видна лишь сардоническая улыбка, итальянец угодливо подскочил к хозяйке.
Но подозвавшая его женщина – высокомерная, дышащая тяжело, с лицом озабоченным (возможно, то были муки совести) и несущим на себе отпечаток рокового очарования – вновь погрузилась в свои размышления.
Подойдя к краю платформы, Страгильдо напомнил о себе:
– Звали меня, госпожа?
Женщина подняла голову, вздрогнула и сказала:
– Ты готов?..
Итальянец улыбнулся. Отведя в сторону полу плаща, он продемонстрировал короткий, с острым широким лезвием кинжал – смертоносное оружие.
На проблеск стали в сумерках ответили молнии, сверкнувшие в глазах женщины. Губы ее растянулись в бледной улыбке, и, похожая на некую богиню, чья трагическая красота скрывается за ужасной маской возмездия, она гордо распрямилась, сделавшись еще более прекрасной, еще более высокомерной. Неподвижная, безмолвная, словно возвышавшаяся над башней античная статуя, она обратила свой взор на противоположный берег Сены, выискивая глазами Лувр, и было во всем ее облике нечто ужасное и зловещее…
Здесь, на вершине Нельской башни, Маргарита Бургундская чувствовала себя всемогущей королева Франции.
* * *
Париж засыпал под тяжестью тишины и страха. Этот необычный Париж 1314 года, который, – погружаясь в глубь прошлого почти на десять веков, можно представить лишь как призрак ныне исчезнувшего города, – в тот летний вечер выглядел еще более необычным. Казалось, он с замиранием сердца затаился, ожидая вторжения неведомой вражеской армии.
Париж!.. Париж, с его извилистыми улицами, посреди которых бежит ручеек; его островерхими, с деревянными перекладинами, крышами, его косо посаженными, наскакивающими один на другой, домами, его бесконечными лабиринтами темных улочек, его узкими окнами с закрывающими темно-зеленые или огненно-рыжие стекла свинцовыми решетками, его тюрьмами, его Шатле, его Тамплем, его Лувром – великолепной королевской крепостью, его принадлежащими сеньорам особняками, окруженными рвами и зубчатыми стенами, его флюгерами, жирандолями и вывесками, его колокольнями и колоколенками, его крепостными стенами и башенками, его четырьмя сторожевыми башнями, что выходят на Сену…
У Парижа в тот вечер – того Парижа, который бороздят конные патрули и лучники королевской стражи; того Парижа, где натянуты цепи, закрыты ворота и в глубине улиц безмолвно, глухо бряцая оружием, маршируют вооруженные отряды – было лицо страха.
Все эти толпы жандармов, подобные несущимся к некому центральному резервуару потокам, стекались к одной и той же точке Парижа…
Именно к этой точке был обращен сейчас взор Маргариты Бургундской – к точке, на которой был сосредоточен весь пыл ее мыслей.
Ее белая, словно высеченная из мрамора рука неспешно вытянулась в направлении этих марширующих войск, к той точке Парижа, вокруг которой войска эти мало-помалу сжимались стальным кольцом, и она прошептала:
– Двор чудес!.. Через несколько часов западня захлопнется! Через несколько часов королевские лучники, быть может, пойдут на штурм Двора чудес!.. В этот момент граф де Валуа и Ангерран де Мариньи занимают свои последние диспозиции! Быть может, уже завтра король мне скажет: «Не волнуйтесь, Маргарита, капитан Буридан, король разбойников, мертв!..»
Королева Франции с трудом сдерживала рыдания.
– Буридан мертв!.. Возможно ли это? Неужели я увижу его кровоточащее от ран тело?.. Или они возьмут его живым?.. О, ужас!.. Вместе с королем я буду вынуждена отправиться на Монфокон, где увижу, как повесят того, кого я обожаю!..
Она опустила голову, и две обжигающие слезинки пробежали по ее щекам.
– О, единственная любовь моей жизни, полной любви!.. О, единственная страсть моего испещренного страстями существования!.. О ты, тот единственный, кого я действительно любила среди стольких мужчин, что сжимали меня в объятиях, ты, чьих поцелуев я так и не познала, ты, чье презрение я так обожаю, что готова тебя возненавидеть… Буридан!.. О мой Буридан!.. Что делаешь ты в эту минуту, когда тебе предстоит умереть?..
– Хе-х! – коротко хохотнул Страгильдо, ежась во мраке. – Полагаю, госпожа, этот мерзавец не заслуживает подобного сожаления, раз уж он проводит последнюю свою ночь в объятиях красавицы Миртиль.
Лицо Маргариты исказилось, в один миг перейдя от страданий к дикой ненависти.
– Миртиль!.. Моя соперница!.. Миртиль любима Буриданом! Миртиль любит его!.. Да, счастливая ночь для них – ужасная для меня!.. Они любят друг друга; говорят об этом друг другу накануне своей смерти… а я, я, которая его обожает, стою здесь – бессильная, изнемогающая от ярости!
– Вы будете отомщены, госпожа, – сказал итальянец. – Штурм Двора чудес, где укрылся Буридан, начнется с рассветом. Завтра вы узнаете о том, что эти влюбленные мертвы, так как никогда еще Париж не видел армии столь же сильной, как та, что окружает сейчас логово разбойников, которые будут разбиты в пух и прах…
– Миртиль!.. – продолжала королева, вероятно, его и не слыша. – Моя соперница!.. Миртиль, моя дочь!.. Вот он – страх и ужас моих смятенных мыслей: у меня есть дочь, единственный ребенок, появившийся на свет в результате моих многочисленных страстей!.. Да, Миртиль – дочь Маргариты Бургундской и Ангеррана де Мариньи!.. Однако же я любила по-настоящему лишь одного мужчину во всем мире – Буридана!.. И надо ж такому было случиться, чтобы Буридан повстречался с моей дочерью… полюбил ее!.. Чтобы оказался любим ею!.. Мать и любовница, я поражена необъяснимой фатальностью в материнстве и любви!.. Как мать, я испытываю лишь страх к моей дочери, так как она есть живое доказательство того, что Мариньи был моим любовником! Как любовница, я испытываю к дочери лишь ненависть и ревность, так как ее любит Буридан!..
– Госпожа, – молвил Страгильдо с преисполненной кроткой свирепости улыбкой, – к чему так беспокоиться о вещах, совсем того не заслуживающих?.. Так уж вышло, что среди тех лучников, которые пойдут на штурм Двора чудес, у меня есть свои люди. Как только они получат от вас приказ избавиться от этой девушки, Миртиль будет мертва, Ангерран де Мариньи, ее отец, умрет от боли и отчаяния, – таким образом, вы избавитесь сразу от двоих… Подумайте об этом…
Королева дрожала. Ее обезумевшее сердце разрывалось между ревностью и любовью.
Она уже видела Миртиль мертвой… и это ужасное видение внушало ей еще более ужасную радость…
Чудовищную радость матери, ставшей соперницей своей дочери!
Она видела мертвым Буридана… и тогда к горлу подступали рыдания.
– Ну же, – настаивал Страгильдо с фамильярностью слуги, коему ведомы страшные тайны, – самое время действовать! Теперь, госпожа, вам нужно смотреть уже не на Двор чудес! Буридан обречен! Его ничто уже не спасет – ни его самого, ни его приятелей, всех этих безумцев, что решили противостоять самой могущественной силе в мире!..
– Да, это так! – пробормотала Маргарита с неким пылким восхищением. – Их история… история Буридана… была невероятной историей героизма и отваги! О, какой вызов они бросили Ангеррану де Мариньи, первому министру! О, сколько смелости ему, моему Буридану, потребовалось, чтобы отвести к подножию виселицы Монфокон дядю короля, графа де Валуа!..
– Буридан пощадил Валуа, но сам от Валуа пощады не дождется! – ухмыльнулся итальянец. – Можете добавить, госпожа, что неслыханная дерзость этих разбойников дважды едва не стоила вам, а вместе с вами и мне, жизни! Можете добавить, что в Пре-о-Клер они сражались сразу с четырьмя королевскими полками! Наконец то, что они держали графа де Валуа в плену, как и то, что ваш Буридан посмел скрестить шпагу со шпагой короля!.. Говорю же вам – их уже ничто не спасет!
Тяжелый вздох вырвался из груди Маргариты.
Голос Страгильдо сделался более глухим, более ироничным:
– Где те счастливые времена, когда в вашем сердце не было места любви, госпожа?.. Всё тогда происходило тихо, спокойно, и ваша жизнь, как и моя, безмятежно протекала среди удовольствий… Когда какой-нибудь дворянин… или буржуа… или молодой виллан, студент, даже разбойник… когда, повторюсь, этот человек становился избранным, когда на него падал ваш взгляд, вы подавали мне знак… и в одну из ночей он познавал опьяняющие тайны Нельской башни!
– О, мои угрызения совести! – прохрипела Маргарита, закрывая лицо руками. – Призраки этой башни любви и ужаса!..
– А утром, – продолжал итальянец с дьявольской улыбкой, – утром этот избранный счастливец познавал тайны смерти!.. Прочный мешок в качестве савана перелетал через перила платформы – и на этом всё кончалось. Сена продолжала течь дальше, спокойная и улыбающаяся солнцу!..
– Замолчи, демон! – прорычала Маргарита.
– Хорошо. Я умолкаю, королева! – усмехнулся Страгильдо. – Но время уходит! Будьте настороже!.. Да, будьте настороже, госпожа! – продолжал итальянец с уже более мрачными интонациями. – Будьте впредь настороже, так как в одну из таких ночей… ночь роковую… ночь проклятий… когда мешок улетел далеко за перила… Я сам его перевязал, и очень крепко, клянусь вам… В тот раз в мешке было двое человек, а не один!..
– Филипп д’Онэ!.. Готье!..
– Да, два брата! Мешок тот упал в Сену, но рядом оказался этот проклятый Буридан! О, должно быть, ему пришлось изрядно повозиться там, под водой! Но так уж случилось, что братья д’Онэ выжили, госпожа!.. До Готье д’Онэ нам нет никакого дела, так как он во Дворе чудес вместе с Буриданом, а все обитатели Двора чудес вскоре умрут!.. Но вот Филипп, госпожа, Филипп!.. Говорю же вам: пора действовать!..
Маргарита провела рукой по залитому холодным потом лбу, растерянно взглянула вдаль, в направлении королевства воров и нищих, но сумерки стали уже непроницаемыми для взора. Ни единого огонька не светилось в Париже. Только мрак, из глубин которого поднимался глухой шум.
Тогда взгляд ее вновь обратился на Страгильдо.
– Так что ты там говоришь? – пробормотала она.
– Говорю, госпожа, что вы приказали схватить Филиппа д’Онэ. Говорю, что по безумной неосторожности вы приказали бросить его в темницу Лувра!.. Говорю, что королю только что стало известно, что Филипп д’Онэ содержится в Лувре как узник, и он желает его видеть, допросить его!.. Говорю, что стоит Филиппу сказать лишь слово – и вам конец!..
– Тут ты прав, прав! – пролепетала королева. – Ох! Пусть же он тогда умрет! Пусть он умрет, этот человек, который преследует меня своей призрачной любовью! Он всегда был мне ненавистен… Я чувствовала, что он принесет мне только несчастье!..
– Подумать только, госпожа: этот человек знает все тайны Нельской башни! И он любит вас отчаянной любовью! Кто знает, к чему его может подтолкнуть ревность? Кто знает, не расскажет ли он королю, вашему супругу, как и почему его опустили в мешок, который затем перевязали и бросили в Сену? Не расскажет ли, что видел, что слышал?.. Ах, госпожа! Говорю же вам: пора действовать!..
Быть может, последнее колебание поднялось из сердца Маргариты к ее губам, так как почти нежным голосом она прошептала:
– И, однако же, этот человек меня любит!.. Никто и никогда не смотрел на меня взглядом более мягким и умоляющим, чем он!.. Филипп д’Онэ – единственный мужчина, который действительно любил меня!..
Маргарита Бургундская забыла короля Людовика, который боготворил ее со всей пылкостью своей юношеской и искренней страсти, – мужа она в расчет не принимала.
– Ну, так как, госпожа? – не унимался Страгильдо.
– Что ж, – пробормотала Маргарита. – Спрашиваю еще раз: ты готов?..
Итальянец привычным жестом отвел в сторону полу плаща, продемонстрировав кинжал, и прошептал:
– Филипп д’Онэ, которому известны все ваши тайны, смог, благодаря этому чертову Буридану, выбраться из вод Сены… но от кинжала Страгильдо ему не уйти… достаточно будет и царапины… так как всякий, кого уколет острие этого кинжала, через час умрет!.. Я жду, госпожа, жду, когда вы мне наконец скажете, в какой камере находится д’Онэ!..
– Что ж!.. Ступай же! – глухо пробормотала Маргарита Бургундская. – Ты найдешь Филиппа д’Онэ в камере номер 5…
Страгильдо зарычал, словно спущенная наконец на преследуемого зверя собака.
– Да поможет мне дьявол явиться вовремя! – прошептал он. – Вы так долго колебались, госпожа…
И, быстрый, безмолвный, скользящий в сумерках, он бросился к лестнице башни, выскочил на улицу, переправился через Сену и устремился к Лувру…
Проходя по подъемному мосту, Страгильдо увидел короля, пересекавшего двор в сопровождении факелоносцев и жандармов…
– Король? Куда это он? – хриплым голосом спросил итальянец у одного из лучников. – Неужто на штурм Двора чудес?
– Нет, – отвечал лучник. – Допросить узника, который находится в камере номер 5.
– Проклятье! – сквозь зубы буркнул Страгильдо.
* * *
Оставшись одна на вершине Нельской башни, Маргарита Бургундская вновь попыталась рассмотреть что-либо во мраке или разобрать хоть один из тех далеких шумов, что доносились из Двора чудес. Быть может, она даже забыла про Филиппа д’Онэ и угрожавшую ей опасность. Быть может, в этот момент в ее безумном воображении находилось место лишь для одного образа – Миртиль и Буридана…
Для женщины, находящейся во власти ревности, единственной, истинной опасностью является счастье ее соперницы.
Вскоре стих даже шум, похожий на бряцание оружием. Над городом повисла глубочайшая тишина. Париж спал крепким сном.
Маргариту пробила нервная дрожь. Все вдруг стало казаться ей угрожающим. Чуть рассеявшийся сумрак наполнился призраками, которые, подобно ночным птицам, принялись летать вокруг платформы. В тишине она различала мольбы и глухие проклятия.
Королевой овладел страх.
Она бросилась к выходу на лестницу… и вздрогнула. Перед ней возникла женская фигура!.. Возможно, то был один из этих летающих призраков, неожиданно обретших плоть, чтобы преградить ей дорогу… так как фигура эта, казалось, и впрямь носила маску смерти на своем трагическом лице.
Однако после секундного потрясения королева издала вопль радости – она узнала призрака.
– Мабель!
– Да, моя королева…
– Да хранят и благословят тебя небеса! Ты всегда приходишь ко мне в момент опасности, и, кажется, одним лишь дыханием, взглядом разгоняешь все опасности одну за другой.
– Стало быть, королева действительно испытывает хоть какую-то признательность к своей покорной и верной служанке?.. – спросила женщина с некоторой поспешностью.
– Ты в этом сомневаешься? Могу ли я забыть все то, что ты для меня сделала? Без тебя король давно бы узнал, какие тайны скрывает эта башня, на которую он порой смотрит с задумчивым видом из окон своего Лувра? Могу ли я забыть, что в тот злосчастный день, не явись ты вовремя, король, ставший теперь крайне подозрительным, возможно, догадался бы, почему я не могу предъявить ему те два изумруда, которые он когда-то мне подарил, и тогда бы меня уже ничто не спасло?
Мабель не сводила с Маргариты пристального взгляда, словно пытаясь заглянуть как можно глубже к ней в душу.
– Значит, – молвила камеристка, – если я попрошу королеву кое о чем…
Маргарита прервала ее радостным криком.
– Ты никогда у меня ничего не просила! Ты всегда отказывалась от знаков моей признательности, и я готова была благословить тот час, когда королева тебе наконец бы понадобилась. Говори же. Скажи мне, чего ты хочешь. Если золота, то я в один миг сделаю тебя богатой!
Прежде чем ответить, Мабель подошла к перилам платформы и бросила долгий, странный взгляд в направлении той точки Парижа, на которую только что смотрела сама Маргарита. Затем взгляд ее переместился к подножию башни, где, наклонившись, она попыталась разобрать во тьме что-то или кого-то, вероятно, там находившегося, но башня была слишком высокой, и она ничего не увидела.
– Госпожа, – сказала Мабель, поворачиваясь к Маргарите, – вы говорили, что я всегда являюсь тогда, когда от вас нужно отвратить какую-либо опасность. Следует ли мне понимать, что сейчас вам что-то угрожает?
– Да! – проговорила королева глухим голосом. – Филипп, тот Филипп, которого я приказала бросить в темницу, где ему предстоит умереть… Так вот, благодаря уж не знаю и какому предательству король узнал, что этот человек содержится в одной из камер Лувра… Король пожелал его видеть… И сейчас, возможно, Филипп д’Онэ говорит с ним… Разве что Страгильдо успел вовремя, – добавила она с ужасной улыбкой.
– Страгильдо?
– Да. Он отправился в Лувр, и если успеет вовремя явиться в камеру Филиппа д’Онэ, король не обнаружит там ничего, кроме трупа… Но тебе-то что нужно?
Мабель немного помолчала, а затем спокойными, и оттого еще более зловещим голосом сказала:
– Страгильдо ни за что не успеет явиться в Лувр вовремя.
– Что ты хочешь этим сказать? – пробормотала королева, вздрогнув.
– Я хочу сказать, что я сама только что отправилась в Лувр в надежде обнаружить вас там. Не найдя вас, я поняла, какие мысли, или, скорее, злой рок привел вас в Нельскую башню в эту ночь, когда решается судьба стольких людей, так или иначе имеющих отношение и к вашей судьбе. Я хочу сказать, что в тот момент, когда я выходила из королевской крепости, чтобы пойти сюда, король направлялся в камеру номер 5…
От ужаса королева икнула. Он перевела растерянный взгляд на Лувр, силуэт которого был хорошо виден на темном фоне неба.
– Я погибла! – прошептала она.
– Полагаю, да! – молвила Мабель с ужасным спокойствием.
Королева вздрогнула. Осознав, что медлить нельзя, Маргарита собрала все свои силы, все свои способности, дабы приглушить нараставший в ней страх.
– Что ж, – сказала она твердо, – я отправлюсь в Лувр и уже там узнаю, могу ли я еще защищаться, или же моя судьба уже решена.
Мабель сделала жест, остановив шагнувшую к винтовой лестнице королеву.
– Вы забываете, – проговорила женщина в черном, – что обещали дать мне то, что я пришла у вас просить.
Маргарита громко расхохоталась.
– Еще минуту назад я была королевой Франции и могла всё тебе обещать. Теперь же, если Филипп д’Онэ заговорил, я всего лишь одна из тех нарушивших супружескую верность женщин, которых голыми возят на осле по улицам, где их освистывает толпа и стегает хлыстом палач…
Схватив Маргариту за руку, Мабель сказала:
– Если я того пожелаю, вы по-прежнему останетесь уважаемой королевой, возлюбленной супругой Людовика X. Заговорит Филипп или же будет молчать, я могу представить королю неопровержимое доказательство вашей невиновности, после чего Филипп д’Онэ окажется лишь клеветником и обманщиком.
– Ты это можешь?! – задыхаясь прошептала Маргарита.
Бледные губы Мабель растянулись в мрачной улыбке.
– Было ли хоть раз, чтобы я не сдержала обещания, данного мною в тот момент, когда речь шла о спасении вашей жизни? Не волнуйтесь же, королева, и выслушайте смиренную просьбу вашей служанки.
Маргарита смотрела на Мабель с изумлением – никогда она не видела ее такой умоляющей. Эта женщина всегда внушала ей непонятный страх; сейчас же она вдруг поняла, что в жизни Мабель была какая-то страшная тайна, и тайну эту она, королева, сейчас узнает.
– Говори! – сказала Маргарита. – Что бы ты ни попросила, обещаю, ты это получишь.
Мабель подняла глаза к небу. Несмотря на сумерки, королева увидела, что та дрожит.
Женщина в черном пробормотала совсем тихо несколько неразборчивых слов, вновь повернулась в ту сторону, где находился Двор чудес и, вытянув руку, заговорила бесконечно нежным голосом, каким никогда при Маргарите не говорила:
– Все на своих местах. С одной стороны – Шатийон. С другой – Мальтруа. На севере – Юг де Транкавель, на юге – Карл де Валуа. И каждый из них имеет в своем подчинении сотни и сотни лучников. А ведь есть еще и шевалье из свиты короля, благородные сеньоры, страшная свора, которая окружает этого несчастного со всех сторон. И руководит всей этой охотой на человека мерзкий обер-егермейстер – Ангерран де Мариньи, который выследил добычу и теперь, чтобы приступить к штурму Двора чудес, ждет лишь короля.
В голосе Мабель прорывались рыдания, и рыдания эти Маргарита слушала с глубочайшим удивлением. Кем были Буридан и Миртиль для Мабель, что их судьба так сильно ее взволновала?
Она трепетала от собственной боли и собственных страхов, пробужденных странными словами Мабель. Трепетала еще и потому, что чувствовала: тайна этой женщины вот-вот слетит с ее губ.
– Да, это так, – промолвила она глухим голосом. – С рассветом Двор чудес, вероятно, будет представлять собой огромный костер, и именно это я и хотела видеть!
– Да, – произнесла Мабель с некой торжественностью, – я догадалась об этом, когда не обнаружила вас в Лувре. Поняла, что, дабы присутствовать, пусть и на расстоянии, при смерти Буридана и Миртиль, вы должны будете выбрать в качестве наблюдательного пункта Нельскую башню. Это закономерно и неизбежно! Что ж, королева, а теперь представьте, что я пыталась пробраться во Двор чудес. Представьте, что три дня и три ночи я бродила по всем проходам, всем улочкам, всем мрачным закоулкам, что ведут к этой клоаке, и везде натыкалась на часовых, отовсюду меня гнали. Будь у меня время, я бы вырыла – как знать? – какой-нибудь подземный лаз, я бы ползала на коленях, вонзая в землю ногти, и, быть может, пробралась бы туда…
Еще более сильные рыдания вырвались из горла Мабель, и на несколько минут она умолкла.
Маргарита уже не просто подозревала, но была уверена в том, что Мабель и Буридана связывают некие загадочные отношения.
Вдруг Мабель повернулась к королеве, схватила ее за руки, заглянула ей в глаза и страстным голосом прошептала:
– И, однако же, вы любите Буридана!
Маргарита вздрогнула.
– Люблю, – пробормотала она, – и ты это знаешь. Чего ты не знаешь, так это того, какие страдания мне доставляет тот факт, что он вскоре умрет. Три дня назад я осознала эту любовь еще сильнее! Я и прежде, Мабель, знала, что люблю Буридана, но теперь я знаю, что люблю его так сильно, что готова и сама умереть, если этой ночью его настигнет смерть!
Мабель слушала эти слова, дрожа от радости.
– Значит, – проговорила она задыхаясь от волнения, – если бы Буридана можно было спасти…
Маргарита резко от нее отстранилась, выпрямилась и тихим, хриплым голосом, дрожа от ярости и ревности, сказала:
– Если бы я знала, что кто-то в этом мире способен в эту ночь спасти Буридана, и этот кто-то был передо мною, я бы собственноручно заколола его кинжалом. Послушай. Вероятно, ты, ты, которая никогда не любила, не знаешь, что смерть гораздо лучше, чем муки ревности! Тебе не ведомо, что когда я думаю об их счастье, то готова вырвать себе из груди сердце! Даже если король узнает, какая я гнусная развратница, даже если меня убьют или заточат в какой-нибудь монастырь, где я до конца моих дней буду оплакивать свои ошибки, даже если весь мир, обезумев от ужаса, когда-нибудь узнает, что Маргарита Бургундская, королева Франции, возненавидела свою дочь, готовила ее смерть, потому что дочь ее была ее же соперницей, – все эти катастрофы, Мабель, покажутся мне сущим пустяком; все эти ужасные видения меркнут перед тем видением, что бросает меня в агонию отчаяния: Миртиль в объятьях Буридана!.. Что ж, теперь, когда ты узнала все о Маргарите, что скажешь ты ей о Буридане? Почему ты так жаждешь его спасти, ты, которая едва-то его и знает, ты, которая хотела выдать его мне, ты, которая пыталась отравить его? Говори, Мабель! Говори, старая колдунья! – вскричала королева, чей неожиданно ставший свирепым голос разнесся далеко в ночи. – Говори! Кто ты такая и чего хочешь?
Мабель опустила голову. Казалось, она хочет сделаться еще более смиренной и умоляющей.
Она безмолвно плакала.
Наконец, взглянув на Маргариту с мрачным отчаянием, она воскликнула:
– Как?! И все это не разрывает вам сердце? Такой молодой, такой красивый, такой отважный, он должен уже умереть, умереть, так и не пожив еще?! Вы даже не содрогнетесь от жалости, зная, что тысячи хищников окружают, подстерегают его, вот-вот на него набросятся, и это бедное тело будет разорвано на части, еще трепещущим его поволокут на виселицу?!
– Замолчи! – пробормотала королева. – Замолчи, не мучь меня! Скажи лучше, чего ты хочешь?
– Помилования для Буридана! – выдохнула Мабель. – Сказав всего лишь слово, вы можете добиться его от короля. Одна ваша улыбка – и эти разъяренные хищники вернутся в свои логова.
Королева тяжело дышала. Было видно, что в ней идет отчаянная борьба. Мабель смотрела на Маргариту со столь пылким выражением надежды, что глаза ее, казалось, сверкали в ночи.
Наконец королева глухо, с некоторым колебанием произнесла:
– Послушай… скажи мне, что нужно сделать для того, чтобы Буридан остался в живых… Ты права… это будет слишком ужасно, если, имея возможность спасти этого юношу, я позволю ему умереть… И потом… кто знает?..
– Знает – что? – спросила Мабель, вздрогнув.
– Кто знает, вдруг… она умрет…
– Она? – пробормотала Мабель. – Миртиль?!
– Да… Миртиль!.. Это мерзко, чудовищно, это переходит все мыслимые границы преступления… я знаю… Помолчи!.. Но она должна умереть…
– Ваша дочь должна жить!..
Голосом тихим и поспешным, таким, что она сама едва его слышала, Маргарита продолжала:
– Скажи, что нужно делать?.. Теперь, когда ты вселила в меня эту надежду… О, я уже и не живу даже!.. Спасти Буридана… спасти его одного… да, это мысль!.. Это спасение для меня… так как моя судьба неразрывно связана с его судьбою.
Мабель пошатнулась. Она походила на тех людей, которые, испытывая головокружение, начинают перебирать в воздухе руками, словно ища несуществующую точку опоры.
– Госпожа, – промолвила она с такой мольбой, что Маргарита испытала даже не жалость, но еще большее изумление, – госпожа, вы говорите о том, чтобы спасти Буридана и убить Миртиль! Это всё равно, что пожелать осветить землю темной ночью и убрать с неба солнце в момент утренней зари. Если вы убьете Миртиль, вы убьете и Буридана! Бедное дитя! В последнюю минуту агонии, быть может, он умер бы со счастливой улыбкой, если б знал, что Миртиль спасена! Но позволить ему жить с осознанием того, что она – она! – мертва… Ах, госпожа, уж лучше эти хищники, уж лучше пепелище Двора чудес, уж лучше виселица!
Мабель хрипела, ее дрожащие руки искали руки Маргариты, колени подкашивались.
Маргарита склонилась над ней и сурово вопросила:
– Скажи мне, почему ты так хочешь спасти Буридана?
Упав на колени, Мабель с бесконечной нежностью и трагической простотой отвечала:
– Это мой сын!
– Твой сын? Буридан – твой сын?!
– Мой сын! – повторила Мабель уже более твердым голосом.
В тот же миг она поднялась на ноги.
– Послушайте, – с воодушевлением продолжала Мабель. – Скоро будет слишком поздно – как для меня и моего сына, так и для вас. Говорю же вам: Буридан – мой сын. Его нужно спасти, как нужно спасти и ту, которую он любит, жизнь без которой превратится для него в чуть более продолжительную агонию…
– Никогда! – вскричала Маргарита. – Его – да! Ее – нет! Неужели ты мать Буридана?.. Да как такое возможно?!..
– Действительно, будет справедливо, если вы всё узнаете! – проговорила Мабель странным голосом. – Только что вы говорили, что, вероятно, я никогда не любила. Так вот – я любила! Вот моя история. Я была молода, богата, красива, носила уважаемое имя, одно из самых звучных среди дворянства того края, где я родилась. Где именно? Вскоре вы это узнаете. Затем в краях наших появился некий мужчина, приехал в качестве посланника Франции. Мы познакомились при дворе, и тотчас же он принялся настойчиво за мной ухаживать. Он стал моим любовником, клялся мне, что вскоре я буду его женой перед Богом и людьми. Тем не менее я стыдилась своего греха. Я перестала появляться при дворе, переехала в пригород того столичного города, в котором родилась. Что это за город? Потерпите немного, я скажу вам и это… Но продолжу: у меня родился ребенок. Я любила его, души в нем не чаяла. Прошло несколько лет. Мой любовник уехал во Францию, затем вернулся, давал мне те же обещания. Его имя? Вы узнаете и его…
Маргарита слушала этот рассказ с необъяснимым ужасом.
Ее расширившиеся глаза пытались распознать на лице Мабель нечто знакомое, какой-нибудь намек на некогда виденный, но давно стершийся из памяти образ. Мабель продолжала:
– Итак, мой любовник вернулся. Я надеялась, что, увидев сына, он все же на мне женится. Ничего подобного: он меня уже не любил. Он любил другую… девушку, как и я, состоявшую при дворе, но более красивую, более могущественную, чем я!.. А теперь, королева, слушайте: в один прекрасный день мой любовник явился ко мне в тот уединенный домик, где я укрылась от людской молвы. Но не успел он войти, как в дом ворвалась его новая любовница…
– Как ее звали? – прохрипела Маргарита, сделавшись мертвенно-бледной.
– Это вы тоже узнаете. Девушка, которая забрала себе моего возлюбленного, была натурой страстной, но обладала сердцем столь черствым, что его ничто не могло смягчить. Она была безумно ревнива, но такой ревностью, которая способна на чудовищные преступления… В общем, госпожа, эта девушка набросилась на меня и вонзила мне в грудь кинжал…
У Маргариты вырвалось глухое проклятие.
– Она решила, что я мертва!.. – продолжала Мабель. – Но я была жива! Жива! Слышала! Понимала! Но не могла даже пошевелиться… И тогда, госпожа, случилось самое страшное. Моя соперница приказала, чтобы убили еще и моего сына… И вот этого я ей простить не смогла… Мой любовник повиновался! Он передал моего сына… своего сына! Да, своего ребенка!.. Слуге, который вышел, чтобы утопить бедного малыша в реке!..
На сей раз с губ Маргариты сорвался протяжный стон.
– А теперь, слушайте! – продолжала Мабель жестким голосом; резко выпрямившись, с горящим лицом она была похожа на ангела мщения. – Слушайте! Слуга не утопил его, пожалел… Он оставил малыша в заброшенной хижине, где его подобрали проходившие мимо люди и, увезя в Бетюн, что в графстве Артуа, воспитали как своего собственного сына!.. Ребенок не умер! И я не умерла!.. Я приехала в Париж; позволив времени позаботиться об изменении моей внешности… уже через несколько лет я выглядела, как старуха, так как час считался для меня за два, а каждая минута была болью.
– Замолчи, замолчи!..
– А затем, – Мабель словно ее и не слышала, – я втерлась в доверие к той, которая вонзила мне в грудь кинжал и приказала убить моего сына. Я стала ее любимой служанкой, ее другом. День за днем я изучала ее, эту женщину, любительницу буйных страстей, и готовила для нее месть, самую ужасную из возможных!..
– Замолчи, призрак!..
– Нет, я скажу вам всё!.. Край, где все это происходило, именуется Бургундией! Столица его – Дижон! Любовника моего звали Карл, граф де Валуа, а девушку, что пронзила меня кинжалом, – Маргарита Бургундская!
– А свое имя, проклятый призрак, можешь мне и не сообщать, так как очень часто оно звучало похоронным звоном в моих ушах: ты – Анна де Драман!..
– Да! – отвечала Мабель с ужасной и величественной простотой.
– Что ж, – прорычала Маргарита, – больше это имя никогда уже не прозвучит! На сей раз мой кинжал закончит то, что было начато в Дижоне!..
В ту же секунду Маргарита, скинув с себя плащ, выхватила висевший на поясе кинжал, тогда как Мабель даже и не попыталась убежать или защититься.
– Умри же! – вскричала Маргарита и с силой ударила Мабель в грудь.
Мабель не упала…
Королева нанесла еще один, более неистовый, удар в то же место. На сей раз лезвие сломалось. Маргарита в испуге отпрянула, пробормотав:
– Ох! Так ты и вправду колдунья?
Вместо ответа Мабель отвела в сторону полу плаща, продемонстрировав одну их тех прочных кольчуг, что изготавливали тогда в мастерских Милана и Толедо, двух главных центрах по работе со сталью.
– С того самого дня, – покачала головой Мабель, – как я начала жить рядом с Маргаритой Бургундской, я приняла все меры против холодного оружия и яда. Обладай вы заурядным умом, Маргарита, я бы вам сказала: да, я – колдунья, и вы, возможно, мне бы поверили, как поверил король Людовик, ваш муж, как поверил Карл де Валуа, который должен был стать моим мужем. Но в этот час тревог, который мы обе переживаем, обман бесполезен, и я довольствуюсь тем, что скажу вам: если вы ударите меня кинжалом, конец его притупится, если вы попытаетесь подлить мне яду, тот никак на меня не подействует, так как я на протяжении многих лет приучала к нему свое тело. Теперь вы знаете, кто я и чего я хочу, или, скорее, чего хотела. Я давно уже, Маргарита, рою ту яму, в которую вам предстоит упасть. Вспомните: именно я решала ваши первые проблемы и последние деликатные вопросы, именно я обустроила для вас Нельскую башню, именно я нашла для вас Страгильдо. И с той далекой поры, когда здесь развернулась первая из тех любовных и смертельных драм, из которых состоит ваша жизнь, вся ваша гнусность записана – поступок за поступком, минута за минутой. Вот как я подвела вас к пропасти. Я могу столкнуть вас туда всего одним лишь жестом – если я того пожелаю, король узнает всё. А теперь, Маргарита, мне остается сказать вам лишь вот что: с тех пор, как я узнала, что мой сын жив, моя месть, столь давно и столь тщательно вынашиваемая, растаяла для меня как дым. Я спасу вас, если вы спасете моего сына и ту, которую он любит.
Маргарита долго не отвечала; опустив голову, она смотрела на это лезвие кинжала, обломки которого валялись у нее под ногами.
Наконец она пробормотала:
– Стало быть, ты предлагаешь мне выбор: твоя месть или твое прощение, моя погибель или спасение Буридана?
– Да, выбирайте – мир или война. И клянусь вам, – добавила Мабель, воздев руки к небу, где уже начинали гаснуть звезды, – клянусь вам, что если вы выберете войну, проиграете в ней именно вы, королева.
– Что ж, я выбираю войну. Пусть я проиграю, как ты говоришь, пусть, лишившись положения, буду обречена до конца дней моих влачить жалкое существование, – уж лучше это, чем знать, что они счастливы! Пусть же будет война. Война, первыми жертвами которой станут твой сын и моя дочь.
Ожесточенная, с рукой, вытянутой в угрожающем жесте в направлении Двора чудес, Маргарита Бургундская походила в этот момент на одну из тех ужасных героинь великих драм Еврипида, которых непостижимый рок вооружал кровожадными страстями против собственной семьи.
Без единого слова, без единого жеста Мабель направилась к винтовой лестнице, спустилась по ней вниз и вышла из башни.
Из тени той ивы, под которой так часто прятался Филипп д’Онэ, возник некий человек и спросил:
– Ну что, пора? Пришло время действовать?
Мабель отвечала:
– Да. Час твоего возмездия настал, Вильгельм Роллер. Возвращайся на кладбище Невинных, в Дом с привидениями, и жди меня. Если не вернусь к полудню, отнесешь королю Франции те бумаги, о которых я тебе говорила.
С этими словами Мабель поспешно удалилась, тот же, кого она назвала Роллером, после некоторого замешательства также зашагал прочь.
* * *
Не успел Роллер пройти и нескольких метров вдоль берега, как из чащи, что омывала свою листву в водах Сены, выскочил человек в черном.
Сверкнуло в первых лучах зари лезвие, в быстром жесте взметнулась и опустилась рука.
Роллер упал с глухим стоном.
Черный человек с пару секунд смотрел на него с улыбкой, затем подхватил жертву за ноги и потащил к Сене.
Там, когда несчастный забился в последней агонии, человек еще раз вонзил ему кинжал в грудь, теперь уже – по самую рукоятку, да так и оставил в ране.
Затем он распрямился и огляделся.
В этот момент в дверном проеме башни появилась Маргарита Бургундская. Увидев человека в черном, она позвала:
– Страгильдо!
Браво с улыбкой на устах подошел к королеве и кивком указал на убитого беднягу, чье безжизненное тело он перетащил к воде.
Маргарита ничем не выказала удивления, только спросила:
– Почему?
– Потому, что я уловил несколько слов, которые сказала этому человеку ваша уважаемая камеристка.
Страгильдо добавил:
– Известно ли вам, госпожа, что ваша камеристка – опасная гадюка?.. Так вот: этот человек был ее ядовитым зубом, который сегодня же должен был в вас впиться. Я этот зуб вырвал, только и всего.
Маргарита с задумчивым видом подошла к неподвижному телу и вздрогнула, узнав лучника, которого сама приказала бросить в «каменный мешок».
В течение следующих нескольких минут, склонившись над этим несчастным, она пребывала в той мрачной задумчивости, которая сопровождает размышления всех великих преступников.
Затем, погрозив кулаком небесам, она запрыгнула в стоявшую на причале, у самого подножия Нельской башни, лодку. Страгильдо последовал ее примеру и взялся за весло.
– Отвези меня в Лувр, – сказала королева, – и расскажи, что видел, что слышал в камере Филиппа д’Онэ.
