Фоби провела беспокойную ночь. Несколько раз ночные кошмары заставляли ее вскрикивать во сне. Один раз она закричала:

— Я не хочу идти туда! — Другой раз она простонала: — Не делайте это со мной!

Наконец, на рассвете, Генри удалось уговорить ее принять сильное снотворное, и она погрузилась в тяжелый сон.

За одиноким завтраком Генри пытался определить, что могло так огорчить жену. Вчера она казалась расслабленной, когда они гуляли по пляжу. Ей явно понравилось посещение Адама и Менли в Ремембер-Хаус. Она была рада увидеть свои материалы и абсолютно сознательно сказала Менли, что ответ в папке «Мункусы». Какой ответ? Что она имела в виду? Ясно, что какой-то аспект ее исследований всплыл у нее в памяти и она пыталась рассказать о нем. И она была в ясном уме, когда разговаривала о рисунке Менли, изображавшем капитана Фримена и Мегитабель.

Генри принес свой кофе в кабинет Фоби. Он получил письмо от директора дома для престарелых, с перечислением вещей, которые Фоби может взять с собой. Директор также написал, что семейные реликвии помогают прояснению сознания у больных болезнью Альцгеймера. Мне надо выбрать, что запаковать для нее, подумал он. Посмотрю здесь.

Как всегда, когда Генри сидел за столом жены, воспоминания о счастливо прожитых днях нахлынули на него. После ухода Фоби с преподавательской работы, она проводила каждое утро здесь, погруженная в свои исследования, работая так же много, как он предполагал, работает Менли Николс.

Подожди-ка минутку, вспомнил Генри. Та картина капитана с женой, о которой говорила вчера Фоби, была в самой большой папке. Ее он не давал Менли. Я и не знал, что существует еще одна картина, изображающая их вместе. Кажется, в той папке много других материалов о Фримене и Ремембер-Хаус, подумал он.

Генри осмотрел комнату, включая книжные полки от пола до потолка и столик у дивана. Потом он вспомнил — конечно, угловой сервант.

Подошел к нему. На открытых полках тонкой старинной работы стояли редкие образцы раннего сэндвичского стекла. Он вспомнил, с какой любовью Фоби собирала их, и решил, что несколько из этих вещиц следует дать ей с собой.

Шкаф под полками был забит книгами, папками и брошюрами. Я и не знал, что у нее здесь столько вещей, удивился Генри. В ужасном беспорядке он умудрился отыскать нужную папку, а в ней рисунок капитана Фримена и Мегитабель.

Она стояла чуть позади мужа, как будто он прикрывал ее от ледяного ветра. Его лицо было сильным и твердым, ее нежным и улыбающимся; ее руки легко лежали у него на рукаве. Неизвестный художник уловил единение между ними. Можно сразу сказать, что они любят друг друга, подумал Генри.

Он просмотрел папку. Несколько раз слово «Мункусы» попадалось ему на глаза. Возможно, Фоби хотела, чтобы Менли прочитала именно это, решил он.

— О, вот где я оставила куклу?

На пороге стояла Фоби с растрепанными волосами в ночной рубашке, чем-то испачканной. Генри вспомнил, что оставил микстуру на тумбочке.

— Фоби, ты не выпила еще лекарства? — обеспокоенно спросил он.

— Лекарство? — удивилась она. — Не думаю.

Она пошла к шкафу и присела на корточки рядом с Генри.

— Вот куда я положила куклу из Ремембер-Хаус, — сказал она взволнованным и удовлетворенным голосом.

Сначала Фоби вытащила из шкафа бумаги и бросила их на пол. Потом потянулась в глубь шкафа и вытащила старинную куклу, одетую в длинное желтое ситцевое платье. Отделанный кружевом чепчик с атласными лентами обрамлял нежное красивое фарфоровое личико.

Фоби уставилась на нее и нахмурилась. Потом отдала куклу Генри.

— Она принадлежит Ремембер-Хаус, — рассеянно сказала она. — Я хотела вернуть ее, но забыла.