– Фиджини! – Клара словно пробовала слово на вкус. – Знаешь, похоже на какой-то псевдоним.

– Несомненно, так и есть. – Граф почти лежал в кресле. Клара сидела у его ног, Стефан и Эмилия – рядышком на диване. Оба выглядели такими же усталыми, как и он сам, но им не терпелось услышать историю. – Господин Алессандро Фиджини-старший, – продолжал Граф, – очевидно, не относился к людям того рода, которые желали бы быть привязанными к буржуазной ответственности посредством постоянного адреса. Но на женщин он производил неизгладимое впечатление: госпожа Одемар, похоже, не особенно негодовала на его поведение, когда он бросил ее на произвол судьбы после испанских проделок.

– Я надеюсь, что Фридрих Одемар позаботится о Карсоне и Хильде Гаст.

– Карсон, видимо, станет выполнять обязанности его секретаря, – пояснил Граф. – Он поможет Одемару написать историю старинного рода, который – волею судеб – теперь угасает в Берне.

Эмилия воскликнула:

– Но теперь Одемар не захочет писать о семье!

– Не захочет? – Улыбающийся Граф повернулся к ней. – Дорогая, если вы когда-нибудь в своей жизни попадете под очарование литературы, вы уже не сможете устоять перед соблазнительной белизной чистого листа. Этот труд станет утешением последних лет Фридриха Одемара, а изображение старого Витчерхиира, выполненное в цвете, сыграет роль фронтисписа в будущей книге. Карсон и Хильда Гаст поженятся, и Карсон окажется самым счастливым человеком на земле…

– Забавно, что Карсон любил этого Фиджини, – вновь подала голос Эмилия.

– В роли Леона Одемара он устроил настоящее представление. Полагаю, он родился шарлатаном, как и его достойный отец. Матиас Одемар и Беата, настроенные предвзято, чувствовали некое неудобство и тревогу, но, именно из-за своей предубежденности, решили, что виновница всех бед Эмма Гаст. Но они заблуждались.

Стефан сердито завозился на диване.

– И все же. Как вы определили, что ваш клиент – Эмма Гаст?

– Как я определил? – Граф посмотрел на него. – Вы в самом деле хотите это узнать?

– Конечно! Сегодня я знаю то же самое, что знал вчера, когда рассуждал неправильно.

– Однако, сумели установить, что клиент либо Анна Одемар, либо Эмма Гаст.

– Потому что все остальные имели связь с внешним миром. Никому другому не понадобилось бы выбрасывать бумажки из окна.

– Да. И если бы кто-то из прочих домочадцев угодил в неприятную ситуацию, это немедленно стало бы достоянием всех, – согласился Граф, – и ни один из них не смог бы подчинить себе другого хотя бы на один день… Впервые оказавшись в гостиной, я искал в течение нескольких минут необходимого соучастника – кого-то, кто сутки напролет находился в доме, не обладая никакой свободой перемещения, – в то время как мой клиент не мог ускользнуть от наблюдения ни днем, ни ночью. Я исключил Фридриха Одемара, Матиаса Одемара и Беату. Они вели светскую жизнь и порой являлись домой лишь ночевать. Карсон? Он занимал комнату на верхнем этаже и производил впечатление достаточно независимого человека. Оставался Леон Одемар. Если он в своем уме – все встает на свои места. Этот парень и его мать контролируют служанку – Эмму Гаст – так, словно она сидит в тюремной камере. Отчасти я оказался прав, комната бедной женщины находилась между будуаром матери и спальней сына и не имела выхода в коридор. Но тогда возникал вопрос… Специалисты утверждали, что Леон Одемар умственно неполноценный, а этот парень должен быть нормальным. Значит ли это, что он не Леон Одемар? Если он не Леон, то кто же тогда? Скорее всего, сын госпожи Одемар. Причем старший сын, потому что парень выглядел на все тридцать, а настоящему наследнику Одемаров могло быть лет двадцать пять. Привязанность Анны Одемар к мнимому Леону и беспокойство о нем были очевидны, и я утвердился в мысли, что он ее сын… Зачем же ей понадобился обман? Я вспомнил, что мне говорили: Клаус Одемар имел право на половину собственности Одемаров, которая в случае его смерти перешла бы к наследникам. Но если он умер бездетным? Я предположил, что эта половина состояния почти наверняка не достанется его вдове, а вернется в семью. Обычно именно так распоряжаются большими состояниями, а в этом случае следовало учитывать не особенно одобрительное отношение старших Одемаров к браку, а значит, и к невестке… Теперь мне стала ясна подоплека обмана, если, конечно, он был. Эмма Одемар позарилась на наследство в несколько миллионов, предпочитая деньгам, которые выделила бы ей семья, и скромным накоплениям мужа. Судя по тому, что я слышал о Клаусе Одемаре, вряд ли он много заработал за свою жизнь… Что заставило юную симпатичную женщину совершить это преступление? Она и Леон жили во Франции, а Клаус Одемар – здесь. Потом он умер. А что если мальчик тоже умер, причем первым? Я ничего не мог доказать, но такое развитие событий объяснило бы сразу все. Леон умер, его скрытно похоронили и заменили другим. Последующая история матери и ее сына скрыта во мраке. Они путешествовали, они якобы консультировались со специалистами и жили в санаториях. Но началась война… Где эти врачи и лечебницы, где теперь их записи? Кстати, после возвращения в Берн мнимого Леона не видел ни один психиатр, ни один нейрохирург – только семейный доктор, который выхаживал это больное дитя с рождения… Итак, если Леон – не Леон, значит, мой клиент оказывался во власти двух бесцеремонных личностей: хитроумной обманщицы-матери и здорового, сильного, безжалостного сына. Но что же ей угрожало? Связывал ли ее страх немедленной физической расправы? Оказалось – нет. В гостиной временами собиралось довольно много народа, включая массажистку и доктора, – можно было закричать, позвать на помощь… Значит, опасность выглядит как-то иначе, но как? Первая стрелка подсказала мне решение: Хильда Гаст находилась на другом конце телефонного провода, в уединенном полупустом доме. Хотя эта девушка не являлась кровной родственницей Эммы Гаст, та заботилась о ней и даже тратила свои, как я узнал, весьма незначительные, средства на ее образование и содержание… Конечно, Эмма Гаст могла все это проделывать лишь из чувства долга, но ее холодность и суровость вовсе не означали, что она не способна на простые человеческие чувства – привязанность, нежность… Когда до меня дошло первое послание, она находилась в тисках почти десять дней. Они не покушались – впрямую – на ее жизнь, надеясь, что она скажет им, где спрятана вырванная картинка. Она молчала, но вела себя очень тихо, иначе, как ее убеждали, погибла бы Хильда. Тем временем Фиджини охотился за гравюрой в короткие ночные часы, а госпожа Одемар пыталась смягчить ожесточившееся сердце своей школьной подруги. Но равновесие было очень хрупким – стоило Хильде уехать из Витчерхиира, и все замелькало, как в калейдоскопе. Мать и сын, предполагая, что все может выйти из-под контроля в любой момент, разработали хитроумный план устранения строптивой женщины. Они могли выйти сухими из воды, но просчитались – Эмма Гаст связалась со мной. Правда, все обернулось не очень хорошо для нее. Но она не просила меня вмешиваться, хотя я был готов протянуть руку помощи, если понадобится, после того, как Фридрих Одемар узнает новости. Все дело в том, что эта героическая женщина не боялась за себя. – Граф посмотрел на помощника. – Это ведь благодаря тебе, сержант, наступил в конце концов момент ее триумфа и освобождения.

Стефан нахмурился.

– Хотел бы я знать тем вечером, что Хильда избежит падения в ловушку. Я едва не спятил, раздумывая, когда полы вновь окажутся на своем месте, и куда убийцы денут тело.

– Они собирались оставить все как есть – шахту с сумкой для рукоделия на крючке, – только чтобы подтвердить свою версию о Эмме Гаст?

– Да.

– Не удивительно, что мне от одного вида этой дыры стало нехорошо.

– Если бы вы видели его лицо, когда он открыл мне дверь! Я подумала, что он прыгнет на меня и задушит.

– А я подумал, что кто-то пришел попросить Хильду найти эту сумку.

Клара слегка нахмурилась.

– Гарольд, когда Эмма Гаст бросила этот первый бумажный комок из окна, она ведь о тебе еще ничего не знала. Одемары не собирались приглашать тебя и вряд ли разговаривали о твоих книгах.

– Нет, мой ангел, не разговаривали.

– Тогда откуда же она могла знать, что ты сможешь понять ее записку и проникнешь в дом? Почему она решила, что ты не отмахнешься от нее?

Граф улыбнулся ей.

– Фридрих Одемар говорил, что у него есть мои книги. Возможно, госпожа Гаст их читала.

– Но в них же не рассказывается всего этого!

– Что-то от автора, видимо, переходит в текст. Наверное, мои книги сказали ей, что я всегда отвечаю на письма.