Часть 2

Шваб швырнул через стол комок смятой бумаги.

– Беда в том, что вы могли и не получить это послание! – фыркнул он.

Граф схватил бумажку и развернул ее. Оказалось, это конверт. Высококачественный, с выведенным аккуратными печатными буквами адресом Фридриха Одемара. В верхнем левом углу был напечатан адрес:

В правом верхнем углу имелась погашенная почтовая марка – штампом с датой 29 января.

Взглянув в расцветшее многозначительной улыбкой лицо Шваба, Граф перевернул конверт. Тот был распечатан, и счет или другой документ от Гумбольта – вынут, затем выполнившую свои функции оболочку почтового отправления смяли и выбросили в корзину для мусора. Но перед этим кто-то неровными буквами написал карандашом имя «Граф» и его адрес под клапаном конверта.

Граф вопросительно посмотрел на Шваба, затем заглянул в конверт и двумя пальцами вынул из него клочок мелованной белой бумаги. Тот выглядел так, словно был оторван от журнальной страницы. Неровная строка печатных букв сообщала:

Граф с удивлением изучал записку. Шваб позволил себе усмехнуться, при этом глаза его злорадно блеснули. Он давно уже не был ловким и ультрамодным страховым инспектором, а, напротив, одевался скромно и неприметно, как обычный гражданин, будучи агентом тайной полиции. Но в эту минуту он, как в старые, добрые времена, больше всего напоминал хитрющего лиса.

– Кто это старается связать меня с Гумбольтом и Фридрихом Одемаром таким странным образом?

– Понятия не имею.

– Вы вынули письмо из мусорного бака?

– Точно! Вы почти правы. Правда, я не знаю, сколько таких бумажных комков утрачено. Почтальон, что ходит к Одемару, раньше не замечал их, а нашел пять штук. Они появляются не по утрам, а всегда после полудня, около трех часов, во время последней доставки. Всегда на одном и том же месте, за оградой, между последней ступенькой и служебным входом. Вы знаете дом старого Одемара? Тот, что на углу?

– Конечно. Довольно примечательное здание для Старого города. Позади внутренний двор с садом, а с южной стороны – большая лужайка.

– Да. Фасадом здание выходит на боковую улицу, от соседнего дома его отделяет солидная стена. Когда-то за ней была конюшня, но почтальон говорит, что теперь там нет никаких построек, а двор тянется до самого сада и лужайки. Входишь через калитку в ограде и шагаешь по мощеной дорожке дальше, к служебному входу, который в дневное время не запирается на замок. Газоны вокруг дома шириной метра по три-четыре, а ограда – высотой в рост человека. Но у лужайки она вдвое выше, и там тоже есть калитка. Помните?

– Помню.

– В пятницу, 21 января, шагая по мощеной дорожке к служебному входу, почтальон впервые увидел бумажный комок. Тот лежал примерно на полпути между дверью и ступеньками, недалеко от изгороди. Выступающий застекленный балкон второго этажа находится как раз над этим местом. Почтальон подумал, что, наверное, бумажку выронил из своего бака мусорщик, когда шагал к улице, а ветер отнес ее на газон. Он еще удивился, как это дворник не убрал его. У Одемаров дом содержится в идеальном порядке… В субботу послеполуденной доставки нет, поэтому следующий комок бумаги попался ему на глаза только в понедельник. Потом – во вторник, и еще один – в среду. В четверг был сильный ветер, и почтальон пришел чуть позже, но полузасыпанный снегом комок находился на своем месте. Через минуту или две его замело бы совсем, если бы не порывы свирепого восточного ветра. Из крошечного сугроба торчала все та же хорошая плотная бумага… Почтальон, ежась от холода, стоял и размышлял под свист ветра о том, предназначались ли эти штуки ему или нет. Вопрос возник потому, что старик, который следил за порядком во дворе, работал по часам. Этот участок территории он подметал в 15:15 каждый день. Когда доставка была поздней, почтальон с ним встречался… В четверг разыгралась сильная метель, и, возможно, дворник вообще не выходил весь день. Но в обычные дни он появлялся сразу после ухода почтальона и уж, конечно, подобрал бы любую бумажку, валявшуюся во дворе. Странно? Почтальон решил, что накопившихся совпадений более чем достаточно. Он наклонился – с сумкой, зонтиком и прочим – и поднял комок, смятую бумажку голубого цвета.

– Не этот.

– Нет… Тут все тормознуло, правда, ненадолго, но вряд ли можно ожидать большой сообразительности от почтальона, который весь день сражался с непогодой, доставляя корреспонденцию. Это был всего лишь старый, исчирканный карандашом деловой конверт из какого-то книжного магазина.

Граф присвистнул.

– Конверт казался совершенно пустым, поэтому почтальон его выбросил. Он говорит, что бросил его в урну на углу, но в такую бурю я и сам не стал бы искать мусорную корзину – наверняка он просто вышвырнул бумажку… А вчера снег сошел, выглянуло солнце. Почтальон прошел через калитку ровно в три часа дня и видит бумажный комок, который – вне всякого сомнения – ждет именно его. Он поднял загадочную корреспонденцию, но затем все же осмотрел окна – в том числе на верхнем этаже. Дело в том, что ему пришло в голову – вдруг какой-то ребенок забавляется. Его собственным детям нравится выбрасывать вещи из окна. Но все занавески были на месте, они даже накладывались одна на другую, да и вообще в таких домах, как у Одемара, не принято выглядывать в окна… Почтальон не обошел вниманием и окно подвала под балконом. Все окна подвала были закрыты решетками и засыпаны снегом… В итоге он сунул конверт в карман, вошел через дверь в кухню и вручил почту. Обратите внимание, он не показал то, что поднял, девушке, которая приняла письма, поскольку уже сообразил, что эти бумажные комки предназначены только для него, а от посторонних глаз их следует беречь и уж, конечно, ни в коем случае не показывать обитателям дома Одемара… Вернувшись на улицу, он прочитал ваш адрес на обороте конверта и обнаружил записку. По правде говоря, он ничего не понял, но захватил послание и конверт с собой в почтовое отделение и показал одному из сортировщиков, рассказав всю историю. Неведомый отправитель действовал с дальним прицелом, видимо рассчитывая на подобное развитие событий. Ловкий ход, не находите?

Граф встретился взглядом с приятелем.

– Да уж. Очень затейливая комбинация.

– «Курьез». Редкое слово. Почтальон не сообразил, что оно значит, но решил, что все это достаточно странно, а потому послание стоит показать помощнику начальника почты. Тот, конечно, знал, что на профессиональном жаргоне это слово обозначает пересылаемые опасные предметы… Помощник оказался в затруднительном положении: клочок бумаги, который, похоже, не был отправлен по почте, выглядел как напоминание или указание, которое Гумбольт направил своей машинистке. Некая пометка, которую следовало внести в циркуляр или особый каталог. Но ваше имя и адрес на обороте конверта заставляли думать, что эта записка предназначена Гарольду Графу. Правда, достойный почтовый служащий никогда не слышал ни о тебе или Гумбольте, зато он знал все о Одемарах. Предположив, что в этом каким-то образом замешан Фридрих Одемар, помощник начальника почты не решился раскручивать дело, не посоветовавшись. И тогда помощник начальника почты обратился к своему знакомому, который служит в нашем местном отделении, договорился с ним о встрече и вечером показал ему эти предметы… С этим человеком я не раз встречался, и он знает, что я знаком с вами. Сегодня утром он передал мне это своеобразное письмецо, и вот оно здесь.

Граф снова принялся изучать клочок бумаги.

– Благодарю, – наконец проговорил он. – А вам не кажется, что это какой-то фокус? Мог, в конце концов, Гумбольт написать такую записку?

– Маловероятно. Он – мой старый клиент, и, хотя я не стал бы спорить о моральных принципах Карла, его привычки я знаю неплохо, а потому не думаю, что он хоть раз в жизни написал записку на клочке бумаги вроде этого, и еще, он никогда не пишет печатными буквами. У него мелкий неразборчивый почерк. Только опытная машинистка может расшифровать его. Секретарь Карла не пользуется черновиками – он перепечатывает написанное хозяином. Я склонен думать, что отправитель этого сообщения хотел сделать вид, что он любитель редких книг, но не какая-то конкретная персона из мира книготорговцев или коллекционеров.

– На случай, если один из комков попадет к кому-нибудь из недоброжелателей?

– Боюсь, вы правы.

– Все выглядит так, словно кто-то в доме пытается связаться со мной и испытывает при этом трудности.

– Похоже.

– И ваш коллега, и помощник начальника почты, и сортировщик, и почтальон – все должны быть очень разумными и скромными.

– Я сказал им, что вы, возможно, захотите взглянуть на письмо. Но я не знаю, найдется ли у вас время…

– Я всегда отвечаю на адресованные мне письма.

– Забавно, но мне с самого начала показалось, что вы заинтересуетесь. Удивительно, что это послание вообще нашло адресата. Так и что вы об этом думаете?

– То же, что и любой другой. Письмо лежало в мусорной корзине Одемара: Одемар, несомненно, клиент Гумбольта, и поскольку он получил послание от книготорговца в конце месяца, то этот конверт содержал то же самое, что было прислано мне, – письмо с сообщением о поступлении редкостей в следующем месяце я получил вчера утром. Мне стоило бы найти конверт – я хотел ответить на это письмо, – сказал, улыбаясь, Граф, – однако, этот конвертик отлично подойдет. Ну-с, продолжим… Письмо вынул из корзины тот, кто не имеет доступа к письменным принадлежностям, к перу и чернилам. Мой адрес нацарапан в спешке. Очевидно, в тех же или в других, более неблагоприятных условиях, неведомый автор написал и текст сообщения. Тот, кто писал, не видел строк. А в таких условиях выводить печатные буквы еще труднее. Но все-таки отправитель пошел на этот шаг – не хотел, чтобы его узнали по почерку. Он надеялся, что, если письмо будет найдено, его автором посчитают Гумбольта и просто выбросят попавшую не по адресу записку.

– И, кроме того, ваш корреспондент не может выйти из дома и добраться до почтового ящика. Может, кто-то решил бросить тень на Гумбольта?

– Ну, Гумбольт будет с негодованием отрицать свою причастность и перекинет горячую картошку мне.

– Но вы все-таки встретитесь с Карлом?

– Поговорю с ним. Он может оказать мне дружескую поддержку во встрече с господином Одемаром.

Шваб наморщил лоб.

– Мы продвигаемся, только неизвестно, в каком направлении. Но, пожалуйста, не придумывай историю про запертого в подвале узника! Хотя, конечно, сбежать из подвала или гаража нелегко.

– Да я обычно и не даю воли воображению.

– А как насчет недовольного слуги? Только у Одемаров нет недовольных слуг. Почтальон говорит, что они работают до самой старости, а затем получают хорошую пенсию. Или кто-то свихнулся? Редакторы нескольких газет, с которыми я разговаривал утром, ничего не знают о безумцах под крышей этого дома, правда, и об Одемарах они знают не слишком много. Но вам все же стоит послушать их соображения по этому делу. Известно, что Одемары нелюдимы.

– Им это только на пользу.

– Да, из газет что-то существенное о них не узнаешь. Когда они женятся, то бракосочетание происходит в узком кругу, не в церкви, нет и фотографий. Когда кто-то умирает – появляется всего пара строк в объявлениях о смерти. Одемары с давних пор претендуют на роль главной тайны Берна. И о них говорят разве что шепотом.

– Ну, что вы, Шваб. Пожалуй, вы наслушались сказок про шпионов, масонов и тайное правительство. Вокруг Одемаров никакой тайны нет, их история известна всем. Старый, выдающийся, достойный род – чего уж лучше. Капитал добыт законными браками и законной деятельностью на благо обеспеченной клиентуры. Род Одемаров исходит от очень древней семьи кантона Шпиц, а тот, как мне кажется, всегда процветал. Они разговаривают в старинной манере, они знают всех и бывают всюду – это означает, что они общаются только с несколькими избранными и бывают там, где бывают эти избранные. Я удивлен не меньше, чем вы, что послание вроде этого выброшено из окна Одемаров… Вы знаете, кто теперь живет в доме?

– Фридрих Одемар, вдовец, его незамужняя дочь, вдова его единственного брата и… думаю… ее сын. Ее муж, Клаус Одемар, давно умер. Вдова постоянно жила в Бельгии, в Брюсселе, и вернулась в Берн, когда началась война. Да, еще есть кузен, или что-то в этом роде – Матиас Одемар, пожилой человек, он жил здесь всегда.

– Одемар по-прежнему занимается адвокатской практикой?

– Не знаю. Фирма называется «Одемар, Одемар и Квентин». – Шваб покачал головой. – Неудивительно, что помощник начальника почты решил посоветоваться, прежде чем то-то делать… Еще бы! Ни скандалов, ни слухов. Я склонен считать, что кто-то в почтенном семействе съехал с катушек.

– Хорошо. Посмотрим. Мне надо заглянуть к ним, но следует вести себя осторожно – я не должен разоблачать автора письма или связываться с полицией. И к тому же, мне стоит поторопиться. Я и так на неделю запоздал.

– Это – мужчина: женщины не читают каталогов редких книг и не знают слова «курьез».

– Ну что ты, Шваб! Некоторые женщины читают все, что им попадется. Неужели у вас нет знакомых ученых женщин? – Шваб ответил, что нет.

– Женщину легче держать на коротком поводке, – для убедительности Граф погрозил Швабу пальцем.

– Смотря на каком. В доме определенная доля свободы есть… Достаточная, чтобы регулярно выбрасывать из окна скомканные бумажки. Здание – угловое, выходит и на боковую улицу, даже если вся семья в сговоре, и слуги тоже, – ваш клиент мог был бы поднять шум, закричать, скажем, что произошел пожар или убийство.

Граф покачал головой.

– Вы забыли про скрытность, о которой говорится в записке. Шум претит моему клиенту.

Шваб поднялся.

– Это сумасшедший с манией преследования. Будьте осторожны и счастливых выходных.

Граф проводил приятеля взглядом, подождал, пока тот вошел в тесный лифт, и позвал жену. Клара появилась в компании Стефана Галлера – помощника, летописца и лаборанта Графа, а теперь еще и сержанта артиллерии, находящегося дома на излечении. Граф не раз говорил, что едва ли не единственное за всю войну столкновение с войсками кайзера, приведшее к ранению парня, пошло тому на пользу, поскольку «поставило мозги на место». Правда, сейчас Стефан выглядел мрачным и несколько дезориентированным. Антуан, старый слуга-француз Графа, шел за ним по пятам и недовольно бормотал:

– Крик и шум в доме. Не могу разобрать собственные мысли… Почему бы Стефану не починить звонки, раз уж он здесь?.. Во всей столице, да нет, во всем кантоне не осталось ни одного приличного мастера!

Стефан проворчал в ответ:

– Не могу чинить звонки, и радио, и канализацию, пока подвергаюсь преследованию со стороны кота. И еще… Я не могу работать без инструментов. Кто-то спер их из мастерской. Ничего не могу отыскать!

Тут желтый кот вбежал в комнату и занял стратегическое место на камине. После возвращения Стефана он следовал за парнем по пятам, ни на минуту не выпуская из поля зрения. Вообще этот зверь не любил, когда кто-нибудь из членов семьи исчезал на долгое время. Граф придерживался теории, что кот старается представить прошедшие двенадцать месяцев неприятным сном и убедить себя в незыблемости вещей.

– Я подумал, что ты захочешь помочь мне в одном деле, – улыбнулся Граф.

– Деле?

– Я только что получил приказ с печатью. – Стефан взял мятый конверт и его содержимое из рук Графа, а тот повернулся к супруге. – Клара, как ты думаешь, твоя тетя Кирс знакома с Одемарами?

– Фридрихом Одемаром и Беатой? Она знает их, и я тоже знакома с ними. Неужели они в чем-то замешаны? – Клара выглядела крайне удивленной.

– Пока не знаю. Может быть, госпожа Вензингер придет к нам на обед? Позвони ей, пожалуйста.

Клара отправилась к телефону и, вернувшись, объявила, что ее тетя будет у них через полчаса.

– А до ее прихода я расскажу вам со Стефаном одну забавную историю.

И они устроились за круглым столом. Ветви высокого дерева поднимались, словно резная ширма, между окном и тыльными сторонами домов соседней улицы, с низкого неба начали падать снежные хлопья.

Граф закончил рассказ о бумажных комках. Стефан выглядел встревоженным, Клара смотрела на мужа недоверчиво и даже чуть сердито.

– Гарольд, – начала она, обращаясь к мужу. – Мне кажется, здесь какая-то ошибка. Не думаю, что ты и господин Шваб правы. Ничего ужасного в доме Одемаров произойти не может.

– Но я обязан разобраться, или ты так не считаешь?

– Но ты говоришь так, словно считаешь их высокомерными занудами. А это не так. Последний раз я встречалась с господином Одемаром на бракосочетании, он прекрасный собеседник, умница. Беата тоже была очень милой. Она немного иронична… Впрочем, это не вполне подходящее слово.

– Ожесточена? Разочарована?

– Возможно. Но так интересно слушать ее.

– Она молода?

– Думаю, лет тридцати.

– Хорошенькая?

– Нет. Но очень достойна и одевается превосходно – скромно, но безупречно.

Стефан продолжал изучать конверт и письмо.

– Тот, кто послал письмо, должен хорошо вас знать, – наконец заявил он.

– Что бы он ни знал обо мне, но, воодушевленный этим знанием, стал доверять мне больше, чем любой другой человек в мире – исключая одну симпатичную личность. – И Граф улыбнулся жене. – Я чувствую свою ответственность, и самое худшее то, что на неделю запоздал. Если не поспешить, я опоздаю еще больше, а свободного времени у меня нет – полно работы. – Он посмотрел на Стефана. – Ну, как, ты со мной?

– Начну прямо сейчас. – Стефан поднялся. – Но вечером не смогу. У нас с госпожой Граф дела.

– Дела? – Граф подозрительно посмотрел на своего помощника, а затем на Клару.

– Ужин и театр. Придет Эмилия Ингольд и мой друг с батареи.

– Я запрещаю, – сердито объявил Граф.

– Гарольд, – запротестовала Клара, – Стефан ведь в отпуске!

– Такси вы не поймаете, в трамваях давка, на улице снова пошел снег, вы простудитесь…