Маша

Она стояла перед насупленным Андреем, положив на стол репродукцию «Турецких бань» и фотографии трех девушек.

— Андрей, — позвала Маша, потому что тот находился почти в прострации. — Ты что, не понимаешь?! Это же и есть связь, которую мы ищем — между жертвами и набросками Энгра.

Маша улыбнулась ему радостно, но Андрей еще больше насупился и отодвинул фотографии:

— Это еще ничего не доказывает. Сыро, Маша, сыро! Просто любопытная догадка, не более. Иди — работай!

Маша нахмурилась, упрямо выставив подбородок, и забрала со стола репродукцию и снимки.

— Это из-за того, что я пошла в филармонию с Петей? — спросила она тихо.

— Маша, не глупи. — Андрей смотрел мимо нее в компьютер. — За кого ты меня принимаешь? Я же сам тебя отпустил. Кроме того, кто я такой, чтобы ты передо мной отчитывалась?

Он на секунду оторвал взгляд от экрана и мельком холодно ей улыбнулся. Маша ничего не ответила, только кивнула и вышла из кабинета, стараясь держать лицо. «А и правда — кто он такой, чтобы я перед ним оправдывалась?» — повторила она про себя, но откинула сразу же болезненную мысль. Она подумает об этом после того, как докажет этому упрямому барану, что права. Снова. А сейчас ей срочно нужно в криминалистическую лабораторию, а конкретно — в «мордодельню».

Маша сидела в идентификационном отделе криминалистической лаборатории рядом с Саней, спецом по фотороботам. От Сани так явно и волнующе пахло свежей мятой, что было ясно: в обед тот успел выпить. Легким смущением из-за дневного принятия на грудь можно было объяснить и тот факт, что Саня без обычного занудства («А ты уверена, что тебе это надо? Нет, ну прямо надо-надо?») согласился с ней поработать. Точнее, даже не с ней, а с «Банями».

Хотя, возможно, дело было просто в том, что Сане нравились красотки в «Банях». Не «Плейбой», конечно, но всяко аппетитнее заурядной работы. Для начала они вывели картину на большой экран, и Саня повернулся, усиленно жуя жвачку, к Маше:

— Ну, а дальше-то что?

— Дальше, — вглядываясь в одалисок, сосредоточенно распорядилась Маша, — дальше надо выделить каждое лицо на картине и вынести его в отдельный документ. Сможешь?

— Фигня вопрос. — Саня вычленил одно за другим лица одалисок.

— Так устроит?

— Устроит. Можешь закрыть картину, она нам больше не понадобится.

Саня с сожалением распрощался с обнаженными наложницами. Перед ними появились шесть мини-портретов.

— А теперь мне нужно перевести их в режим черно-белой фотографии…

Саня с отрешенным видом пощелкал клавишами, и лица на экране перестали быть цветными.

— А ты не… — нерешительно начала Маша, — можешь повернуть их всех анфас? Как на паспортной фотографии?

Саня кинул на нее удивленный взгляд, но вопросов не задал:

— Легко. У нас, если кто не в курсе, и программка теперь в 3D имеется!

Маша, напряженно глядя в экран, ждала, когда лица наложниц, будто в странном сне, повернутся к ней анфас.

— Отлично, — сказала она, сглотнув. — Осталось только зачистить «банные» аксессуары и убрать драгоценности здесь и здесь. Сумеешь?

Саня даже ничего не ответил: хмыкнул и несколько минут работал мышью.

— Вот! — он откинулся на спинку стула. — Годится?

Маша молча смотрела на экран. Это была ее идея, но она все еще не могла поверить: Энгровы одалиски, утратив роскошные тела и драгоценности, не стали менее красивы. Но сделались до странности реальными. Она даже моргнула, чтобы сбросить наваждение.

— Распечатать? — спросил Саня, провернувшись на стуле и потянувшись за пачкой сигарет.

— Да, — прошептала она. И, прочистив горло, добавила уже нормальным голосом: — Давай сразу в двух экземплярах.

Перрен терпеть не мог рано вставать. Организм отказывался функционировать. Дышалось — и то с трудом. Но до Монтобана было пилить без малого пять часов и еще ехать до вокзала Монпарнас через весь город.

Итак, чтобы попасть на поезд в 6.28, он встал в пять, на автомате натянул на себя что-то чистое из шкафа и нырнул в заранее вызванное такси. В коем, попросив дюжего алжирца приглушить музыку, в состоянии между сном и явью плыл сквозь темный, еще не проснувшийся город. Мимо отливающих темным блеском витрин Галери Лафайет, мрачной массы церквей, мимо Тюильри, через Сену, вдоль Люксембургского сада… Париж был холоден, пуст и явно недоброжелателен, а вокзал Монпарнас — под башней Мордора, как он ее называл, казался просто скопищем зла. Зла, заставляющего приличного человека вставать в такой час.

Медленно, уже на бархатистом сиденье поезда, он стал приходить в себя: сначала, зайдя в бар, выпил чашку кофе с черствоватым круассаном, дошел до первого класса и позаимствовал у тамошних буржуев «Ле Монд»… И к половине двенадцатого при подъезде к перрону уже был вполне себе приятным в общении мужчиной — пропустил вперед пару барышень и с широкой улыбкой помахал рукой встречающей его сорокалетней очень коротко стриженной даме — секретарю Мазюреля.

— Как хорошо, что вы приехали! Директор объявил нам о пропаже только вчера. Это, конечно, неприятно, но, думаю, не стоит все так драматизировать: вы же рисунки найдете, правда? Кстати, меня зовут Луиза, — дама подала ему крепкую загорелую ладонь, усадила в потрепанный «Ситроен» и довольно лихо повезла по улицам, освещенным совсем другим, чем в столице, южным щедрым солнцем. Резко затормозила, заехав во двор массивного особняка, больше похожего на замок.

— Мы прибыли, — улыбнулась она комиссару крупным красивым ртом.

— Ого! Неплохо! — Перрен вылез из машины, стараясь незаметно потянуться. — Впечатляет.

— Да, — просто сказала Луиза. — Епископский дворец. Семнадцатый век. Вообще-то, — призналась она, ведя его галереей в сторону директорского кабинета, — у нас тут выставлен еще один знаменитый монтобанец — Бурдель. Ну и археологическая коллекция, галло-римские останки и временные выставки. Сейчас, например…

— И сколько человек постоянно трудится в музее? — перебил ее Перрен.

— Точно не считала, — пожала плечами Луиза, совсем не обидевшись. — Около двадцати, наверное. Шарль вам даст более точные цифры.

«Шарль, — отметил, усмехнувшись, про себя Перрен. — Ну конечно!»

— А если мы оставим лишь тех, кто занят постоянно в хранилище?

— Кто имеет дело с архивом Энгра? Думаю, человека три-четыре.

— Отлично. Я бы хотел поговорить отдельно с каждым из них, после того как поздороваюсь с директором. И еще. Наверняка у вас тут имеется, кхм, некий центр сплетен?

— Простите? — нахмурилась Луиза, замерев перед дубовой дверью директорского кабинета.

— Я имею в виду какую-нибудь местную кумушку, собирающую слухи.

— О! — Луиза очень мило смутилась. — Я подумаю, кто может вам подойти.

— Спасибо, — Перрен ободряюще ей улыбнулся, как вдруг дверь сама распахнулась, чуть не ударив комиссара по голове.

В проеме стоял месье Мазюрель, бледный, как полотно.

— Шарль? — шагнула к нему Луиза. — В чем дело?

Директор судорожно выдохнул: губы его дрожали, когда он повернулся к комиссару:

— Мне только что позвонили из полиции. Одна из наших старейших работниц, реставраторша. Мадемуазель Турне. Это она проводила максимум времени в архивах с набросками Энгра. Она… — Он судорожно сглотнул. — Погибла.