Экстремальная реактивность

Как я объяснял в первой главе, заявление, будто школьные бойни – месть за издевательства, крайне сомнительно. Это не значит, что отношения со сверстниками вовсе не важны. У стрелков часто были трудности как в дружбе с парнями, так и в романтическом ухаживании за девушками. Эти трудности обусловили и гнев, и тревоги. Однако вдобавок стрелки демонстрировали «экстремальную реактивность» – это означает излишне бурную реакцию на обычный для их возраста опыт. Когда тебя дразнят – это нормально; когда с тобой не хотят идти на свидание – это нормально. Однако часто стрелки были так эмоционально неустойчивы или обладали таким хрупким самовосприятием, что нормальные события провоцировали крайне ненормальные отклики.

Возможно, нагляднее всего это у Эрика Харриса. В девятом классе он ходил на двойное свидание; когда девушка отказалась пойти второй раз, он инсценировал для нее свое самоубийство – притворился, что расшиб голову о камень, и облил лицо бутафорской кровью. Это не нормальная реакция. Другой отказавшей девушке он слал угрозы по электронной почте. Эрик описал свою экстремальную реакцию в сочинении, где сравнил себя с Зевсом: «Мы с Зевсом легко гневаемся и наказываем людей необычными способами»²⁴.

Неудивительно, что иногда у Эрика случались конфликты с друзьями. Однажды он разозлился на своего друга Брукса за то, что тот опоздал и не подвез его до школы. После этого Эрик разбил Бруксу лобовое стекло машины, нападал на его дом и запостил в Сети угрозу расправой. Эрик нападал и на дом другого друга, Ника. Остальные ученики рассказывали, что даже если просто столкнуться с Эриком в коридоре, то можно было нарваться на запугивания и угрозы. Эрик явно обостренно реагировал из-за хрупкого нарциссизма, по причине которого не переносил обман, оскорбления или отказы. Как говорил он сам, любой, кто его обманет или скажет делать то, что ему не нравится, будет убит.

Некоторые стрелки-психотики тоже проявляли экстремальную реактивность. Например, Кип Кинкл привычно обзывал ребят «педиками», но впадал в убийственную ярость, когда этим же словом называли его. Когда друзья подшутили над ним и спрятали один его нож, Кип как с ума сошел и до того запугал друзей, что они заперлись в комнате, пока он не отошел.

Среди травмированных стрелков обостренная реакция была у Митчелла Джонсона, хотя и не в той же степени, что у Эрика Харриса или Кипа Кинкла. Митчеллу нравилось строить из себя крутого и убеждать сверстников, что он состоит в банде. Когда в ответ его поднимали на смех, он впадал в отчаяние. Пытался задирать или запугивать остальных, но сам плохо реагировал на насмешки и шутки.

Еще он отчаянно стремился к серьезным отношениям с девочками и, видимо, впадал в отчаяние, когда ничего не удавалось. Откуда это отчаяние? После того как его годами насиловал мальчик старше, Митчелл наверняка мучился из-за сомнений в своей сексуальности и сексуальной ориентации. Из-за подобных растлений мальчики часто гадают, не геи ли они. Один способ доказать себе – и миру – что он не гей, – это успех с девочками. Отсутствие успеха угрожало его гетеросексуальному самовосприятию так же, как высмеивания сверстников угрожали его образу мачо.

Во всех трех типах у многих стрелков была настолько хрупкая личность, что они бурно реагировали на все, что угрожало внутреннему равновесию. Стрелки-психопаты из-за нарциссизма остро реагировали на унижения и фрустрации. У стрелков-психотиков паранойя и слаборазвитые и социальные навыки усугубляли ощущение угрозы. У травмированных стрелков реактивность повышалась из-за сверхбдительности, сопряженной с посттравматическим стрессом, а также из-за эмоциональной неустойчивости, вызванной травмой.

Далее, многие стрелки были крайне уязвимы для насмешек и отказов из-за депрессии и ненависти к себе. Уверенному в себе человеку без комплексов проще пропустить мимо ушей оскорбление, чем тому, кто знает (или подозревает), что это оскорбление – правда. Если уже чувствуешь себя отвергнутым неудачником, любой опыт в поддержку этих чувств разрастается в воображении. Поэтому проблема не просто в том, что стрелков иногда дразнили или отвергали, но в том, что они сами были крайне уязвимы и обостренно реагировали.

В контексте экстремальной реактивности нужно учесть еще один фактор. Одна из причин такой реактивности стрелков в том, что реагировали они не только на происходящие события, но и носили с собой багаж ненависти, накопившийся за годы. В докладе о школьных стрелках ФБР отмечено, что многие стрелки – «коллекционеры несправедливости». Другими словами, эти дети шли по жизни, злопамятно ведя подсчет всему, из-за чего пострадали²⁵. Джон Дуглас, эксперт по серийным маньякам и другим убийцам, отмечал ту же самую динамику. Рассказывая об убийцах, Дуглас отмечал их тенденцию запоминать «малейшие обиды»²⁶.

В контексте личностной динамики такое коллекционирование обид можно рассматривать как аспект мазохистского характера. Хотя мазохизм у людей ассоциируется с сексуальным поведением, здесь я употребляю этот термин в другом смысле. Люди с мазохистским характером всегда помнят и преувеличивают свои страдания. Мазохизм может привести к жалости к себе и/или праведному гневу. Эрик и Дилан демонстрируют примеры мазохистских тенденций.

Согласно доктору Дэвиду Шапиро мазохисты, «похоже, накручивают себя, пытаются пережить еще больше страданий, чем чувствуют на самом деле»²⁷. Эрик проиллюстрировал это в видеозаписи, когда сказал: «Больше ярости. Больше ярости. Накапливаю и накапливаю»²⁸, – и показывал руками, как он набирает ярость.

Эрик цеплялся за обиды. Это отмечали многие и описывал в дневнике он сам. Мазохистская личность вечно недовольна – то есть человек идет по жизни с хроническим запасом жалоб. В текстах Эрика изобильны свидетельства о его экстремальных обидах на людей и мир. Мазохисты не только злопамятны, но еще и преувеличивают масштаб пережитой несправедливости. Например, Эрик писал: «Если вы бесили меня в прошлом, то умрете при следующей встрече. Потому что, может, другие вам и спустят, что вы их бесите, но не я. Я не забываю тех, кто был против меня»²⁹. В разуме Эрика поступок, который его бесит, – оправдание для убийства. То есть он не только помнил тех, кто против него, но и преувеличивал обиды и реагировал непропорционально.

У Дилана тоже были мазохистские черты. Он жаловался на детей-снобов, которые (по крайней мере, в его мыслях) плохо с ним обходились в детском саду³⁰. Упоминание страданий со времен детского сада в качестве довода, чтобы взорвать среднюю школу, заслуживает внимания. Он держался за этот опыт около 15 лет и раздувал свое ощущение боли и несправедливости. Шапиро дает мазохизму такое определение: «хроническое, обычно горькое преувеличение и желание «лелеять» унижения, поражения и несправедливость»³¹. То, что Дилан помнил плохое обращение в детском саду и оживил его незадолго до нападения, – и есть динамика, которую Шапиро определяет у мазохиста: «Когда старая обида грозит поблекнуть, он пытается вернуть ее и оживить в красках»³².

Мазохисты не только преувеличивают свои страдания, но и склонны к одержимости своими злоключениями. Это мы находим в дневнике Дилана: «Я в вечных страданиях – в бесконечных направлениях в бесконечных реальностях»³³. В другом месте он писал: «Подытожим мою жизнь… самое жалкое существование в истории мира»³⁴. Дилан явно думал только о своей боли и преувеличивал ее.

Из-за злопамятности и искажения воспоминаний о прошлых страданиях стрелки наращивали жалость к себе, праведное возмущение и ярость. Они реагировали не только на текущий стресс, но и на то, что считали жизнью, полной несправедливости.