У травмированного человека имеется осознанная потребность преодолеть случившееся, разобраться в том, что произошло, объяснить это самому себе, поставить в ряд других жизненных событий и как-то вписать их в свой новый образ жизни. Семьи, пользующиеся эмоциональной поддержкой своего социального окружения или психолога-консультанта, обычно лучше преодолевают острую фазу кризиса и справляются с долгосрочными последствиями. Однако некоторым людям трудно преодолеть травматический синдром из-за того, как на эту ситуацию реагируют другие люди. Некоторые сознательно избегают пострадавшую семью, тем самым лишая ее поддержки. В других случаях люди сторонятся членов семьи и не оказывают им поддержки непреднамеренно.

Для того чтобы человек считался жертвой, необходимо, чтобы окружающие признали данное преступление настоящим. В некоторых случаях люди могут воспринимать случившееся весьма неоднозначно и не рассматривать его в качестве реального преступления (с наличием жертвы) из-за характера нападения или знакомства с убийцей. Если у жертвы были давние отношения или контакты с убийцей, очень просто переложить часть вины на нее.

Пример из практики. В данном случае убитый принадлежал к группе наркодельцов. Из-за того, что он «стучал» федеральному агенту, знавшие его люди были не слишком склонны считать его жертвой. Его девушка испытывала трудности с переживанием горя, поскольку никто не считал, что ее молодой человек этого заслуживает. Незадолго до его гибели пара консультировалась у психолога, и ниже приводится описание его работы с девушкой после убийства.

Лори, 17 лет, и ее молодой человек, Марк, 22 года, обратились в местный центр психического здоровья за консультацией.

На одном из сеансов Марк попросил медработника об индивидуальном приеме «для обсуждения некоторых вещей».

До убийства медработник успел принять его дважды. Марк активно «торговал», то есть занимался сбытом наркотиков, в первую очередь амфетаминов, а также употреблял сам — внутривенно. Он сказал психологу, что чувствует, что запутался, и сомневается в правильности своего образа жизни. Марк очень хотел поговорить о том, что он может в себе изменить. Когда он не явился на последний сеанс, медработник позвонил ему домой. Он ответил: «Тут у меня кое-какие напряги, я перезвоню». Но он не перезвонил. Один из подельников убил его выстрелом в сердце вечером того же дня.

Лори связалась с психологом после убийства и выразила желание обсудить произошедшее. Медработник провел с Лори несколько сеансов терапии. Ниже приведены некоторые ее реакции и жалобы.

«Не могу поверить, что его больше нет». Лори была особенно зла на его подельников и сказала: «Эти нарики меня бесят». Это резко отличалось от ее прошлых высказываний о том, что их образ жизни ее устраивает. Теперь Лори говорила, что не хочет иметь с ними ничего общего.

Лори сказала, что ей не с кем поговорить; ее мать вообще ею не интересовалась. Ее подружки были назойливо любопытны, но не оказывали поддержки. Им хотелось поговорить об убийстве, а не о том, каково ей в связи с утратой.

Она также опасалась, что до нее доберутся его подельники. Девушка сказала, что очень боялась поговорить с кем-либо на эту тему, но все же решила, что ей это необходимо. Также подельники Марка предупредили ее, что ей не стоит общаться с полицией.

Результаты кризисного вмешательства. Лори обратилась за психологической помощью, поскольку была намеренно отвергнута своим социальным окружением. Лори была решительно настроена узнать всю правду о причинах гибели Марка, даже если для этого потребовалось бы пойти в отдел по борьбе с наркотиками. Она обсудила этот шаг со своим терапевтом и все же решилась на него. Ей стало легче оттого, что она смогла кому-то довериться. Ее ознакомили с фактурой дела. Марк получал наркотики из Канады и распространял их в Америке. Его арестовали федеральные агенты, и ему было сказано, что если он даст показания против своих подельников, закоренелых наркоторговцев, то получит меньший срок. Марк согласился. Однако об этом стало известно одному из его подельников, который его и убил.

Лори согласилась дать показания в суде, хотя и очень боялась. Она тяготилась своими чувствами, поскольку, по ее словам, больше боялась за себя, чем расстраивалась из-за Марка. Ей было трудно смириться с тем, что люди будут считать ее «крысой».

Когда все, кто имел отношение к убийству, оказались в тюрьме, Лори зашла в дом, где это случилось. «Там я как будто своими глазами увидела, как все было… Это было страшно, но необходимо», — описала она свои чувства.

Лори мучилась двумя мыслями: если бы только Марк зашел к ней тем вечером и если бы только он не пропустил свой прием у психотерапевта.

После убийства Лори внесла некоторые изменения в свой образ жизни. Она на несколько месяцев переехала жить к матери. Она перестала общаться со своими знакомыми. «Меня достало отвечать на их назойливые вопросы, на самом-то деле им никогда до меня дела не было. Им нужен был только товар», — сетовала она. Поминальной службы по Марку не было, но Лори регулярно ходила на его могилу. «Приношу цветы, говорю с Марком и плачу», — сказала она. Выход своему горю она находила у могилы и на приемах у терапевта.

Этот случай служит примером благотворного воздействия, которое оказывает кризисное вмешательство в ситуации, когда жертва принадлежит к маргинальным слоям общества. В социальном окружении девушки убитого не оказалось никого, кто поддержал бы ее в горе и помог преодолеть кризис. Она разыскала психотерапевта, помогавшего ей ранее. Они приступили к терапии, и спустя несколько месяцев Лори смогла реорганизовать свою жизнь. О степени преодоления кризиса лучше всего говорят ее собственные слова: «Я пробудилась навстречу миру и теперь готова к нему».

Пример из практики. В некоторых случаях факт убийства или иного преступления хоть и признан социальным окружением жертвы, но по каким-то причинам ее семья не получает нужной поддержки. Представленный ниже пример демонстрирует, какие разрушительные последствия может иметь для семьи непреднамеренное избегание со стороны соседей и друзей, и подчеркивает необходимость кризисного вмешательства.

Пэм, студентка, 21 год, явилась в амбулаторное отделение местного центра психиатрической помощи по направлению медицинской службы своего учебного заведения. На приеме она рассказала, что периодически расцарапывает ногтями кисти рук, и призналась, что несколько раз резала вены.

Пэм сказала, что раньше ей казалось, что она «разваливается на куски» и не в состоянии себя контролировать, но теперь думает, что лучше владеет собой. Девушка полагала, что ее проблемы связаны с тем, что она впервые стала жить отдельно. Однако, навещая родителей, она расстраивалась еще больше, потому что «мать такая грустная, а отец так постарел».

Почти сразу же Пэм заговорила о смерти своей сестры в результате убийства шестью годами ранее. При этом она сильно разволновалась, объяснив это тем, что ей трудно говорить о сестре, поскольку они были очень близки и та была для нее словно мать.

Мать не замечала детских проблем Пэм, а сестра обращала на них внимание и старалась ей помочь. В то время Пэм имела мальчишеские замашки (отец хотел сына, и Пэм пыталась ему угодить), была толстой, крайне неуверенной в себе, застенчивой и страшненькой из-за проблем с кожей. Сестра стала помогать Пэм, заставила ее похудеть и собиралась отвести к дерматологу, но была убита.

Медработник попросил девушку рассказать о событиях, относящихся к убийству. Утром сестра, как обычно, пошла на работу. В 10 утра им домой позвонил работодатель, чтобы выяснить, где она. Родные встревожились и позвонили в полицию. Им сказали, что серьезных поводов для беспокойства нет, поскольку еще только 11 утра, но поиски скоро начнутся. Отец пошел по обычному пути девушки на работу. Он обнаружил ее задушенной ее же чулком на пустыре, через который она срезала дорогу до работы.

В этом месте Пэм разрыдалась и сказала, что испытывает такое чувство ненависти, что невозможно представить, насколько оно выводит ее из равновесия. Ее злость была адресована полицейским, которые не стали искать сестру сразу же; а когда отец нашел тело, они прислали новичков, которые «настолько накосячили со следами, что убийцу так и не нашли».

Она испытывала ненависть и к жителям их городка, которые заставили Пэм и ее родителей ощущать себя «ненормальными» и вынудили их всей семьей «забиться в дом, как в клетку». В то время она получала огромное количество хулиганских звонков и странных писем, а в городке только и говорили, что об этом происшествии.

Пэм считала, что именно поэтому в дальнейшем она избегала социальных связей (у нее была всего одна подруга), а в старших классах не ходила на свидания. Пэм помнила, что на похоронах «была в ступоре» и только смотрела на реакцию окружающих. Она припомнила также, что была в аналогичном состоянии на похоронах деда, когда ей было семь, и ее пришлось вывести из церкви. Она не плакала, когда убили ее сестру, но примерно через два года, когда умер человек, который ей очень нравился, она с чувством разрыдалась и позже осознала, что горевала также и о сестре.

После смерти сестры Пэм спала в ее кровати (до этого у девушки была раскладушка) и носила ее одежду. Сестра была на два года старше Пэм.

Девушке часто снились кошмары про человека, залезающего в окно с ножом в руке, чтобы зарезать ее. Ей прописали лекарства, и кошмары прекратились. Но она по-прежнему боялась людей, идущих позади нее. За шесть лет она была на могиле сестры два раза.

Анализ случая незавершенного горевания. В данном случае можно выделить два основания, позволяющие сделать вывод о том, что здесь имеет место болезненное переживание незавершенного горя:

1. Пациентка не в состоянии спокойно говорить о смерти, случившейся шесть лет назад. Найдя участливого слушателя, она сразу же начала крайне эмоционально рассказывать об этом.

2. У девушки налицо неспособность горевать в момент смерти.

В этой связи существуют два предположения: (1) социальное окружение девушки и правоохранительная система непреднамеренно самоустранились из ее жизни; (2) девушка стала отождествлять себя с сестрой. Очевидно, что неспособность горевать обусловлена непроработанными чувствами в связи с (1) поддержкой со стороны общества и (2) ее отношением к сестре. Имеющиеся данные позволяют выдвинуть две гипотезы. Первая состоит в том, что соседи стали избегать родных жертвы вместо того, чтобы успокоить и поддержать их, а полиция оказалась неспособна раскрыть преступление. Расцарапывание ладоней и порезы рук были средством выплеснуть чувство безысходности. В качестве альтернативной гипотезы можно предположить, что Пэм была настолько привязана к сестре — единственному человеку, которому она была действительно небезразлична, — что воспринимала процесс горевания как признание факта ее смерти.

Вне зависимости от правильности той или иной гипотезы психотерапевт должен обеспечить пациентке поддержку, которая позволит ей оплакать свою сестру. В ходе работы специалист установит и поможет пациентке понять, какие несовершенства ее характера и особенности отношения к сестре сделали для нее процесс горевания настолько затруднительным.