События, способствовавшие формированию личности

Книга: Сексуальные маньяки. Психологические портреты и мотивы

В последнее время все более пристальное внимание уделяется специфическим психологическим моделям реагирования детей на травмирующий опыт, как прямой, так и косвенный. Прямой травмирующий опыт подразумевает, что ребенок был подвергнут физическому или сексуальному насилию. Косвенный травмирующий опыт подразумевает присутствие при шокирующих сценах межличностного взаимодействия или их наблюдение. Пайнус и Эт (1985) выделяют такие характерные реакции детей на сцены изнасилования, самоубийства и убийства, как навязчивые гнетущие образы жестокости и насилия, проблемы с самоконтролем и потенциально разрушительные фантазии о мести.

Семейное воспитание

Трудности с выстраиванием позитивных родственных отношений у преступников усугублялись их восприятием родительских наказаний. Обычно они отзывались о них как о несправедливых, унизительных, непоследовательных и чрезмерных. Следующий пример наглядно иллюстрирует, каким образом один из преступников увязывает родительские наказания со своим влечением к совершению убийств:

Думаю, что эти изнасилования — следствие того, что я рос без отца. Он ушел. С отчимом мы никогда не ладили. Меня пороли за то, что позволялось моим сводным братьям и сестрам, потому что, по его словам, мать подает мне дурной пример. За это я его возненавидел. Если бы эти женщины не ходили по улицам одни, многих изнасилований и убийств не было бы.

Многие преступники считали, что в годы становления личности взрослые относились к ним несправедливо. Ниже приводится высказывание серийного убийцы, в котором он дает представление о том, как семейный опыт отразился на его агрессивном отношении к миру. Такие мысли стали благодатной почвой для поиска отмщения.

Знаете, будь моя воля, вы, парни, не дожили бы до работы в ФБР. Когда мне было лет девять-десять, я хотел, чтобы все вокруг сдохли. Я не хотел, чтобы мои родители расходились. Я любил их обоих. А они собачились по вечерам у меня на глазах, из-за чего я рыдал. А потом развелись. У меня было две сестры, так мать относилась ко мне как к третьей дочери: твердила, какой гад мой отец. Старшая сестра то и дело меня колотила — на пять лет старше была. А младшая — та про нас обоих заливала, чтобы нас наказали. Я прямо нутром чуял, что со мной обходятся несправедливо.

Жестокое или халатное обращение с детьми

Семейные истории этих убийц содержали случаи жестокого обращения и халатности. Безнадзорность часто была неявной. Так, в одном случае мальчик был единственным ребенком в только что переехавшей в Америку семье. Родители держали небольшой магазин, и им нужно было работать по двенадцать часов в сутки без выходных. Мальчика оставляли на попечение разных родственников или соседей. Имеются подозрения, что в этот период времени он стал объектом сексуальных домогательств со стороны присматривавшего за ним лица. Дальнейшее изучение этого компонента жестокого или халатного обращения с детьми выявило его определенное влияние на формирование личностей исследованных убийц.

Во многих случаях в детском возрасте имело место психологическое или физическое насилие. Психологическое насилие отмечалось в двадцати трех случаях и обычно заключалось в унижении ребенка. Ниже один из объектов исследования описывает, как в шестнадцатилетнем возрасте он перестал мочиться в постель:

У большинства убийц в детстве были сложные отношения с матерью или отцом или они не могли найти общего языка с отчимом. Также эти дети часто становились свидетелями или жертвами насилия.

Преступник: Когда мы куда-нибудь ездили и я мочился под себя, мне становилось очень стыдно… Когда они принялись насмехаться надо мной, я перестал писаться.

Сотрудник: Кто принялся?

Преступник: Вся семья. Они таким образом добивались, чтобы я прекратил.

Физическое насилие упоминалось в рассказах о детстве тринадцати преступников. Как сказал один из них: «Мои родители разрешали семейные разногласия криком и рукоприкладством».

Сексуальный опыт

Нас особенно интересовали случаи посягательства на половую неприкосновенность в детском возрасте, поскольку ряд исследователей считает это важным фактором развития в дальнейшем сексуальной агрессивности.

Изучение особенностей развития личностей этих 36 убийц показало наличие у них сексуальных проблем, насильственных действий и навязчивых сексуальных фантазий в детском и подростковом возрасте (см. табл. 2.3). Поскольку зрелище полового акта или акта насилия может оказать сильное воздействие на ребенка, мы интересовались наличием подобного опыта у объектов нашего исследования. В девяти случаях мужчины были свидетелями сексуального насилия; еще в девяти — шокирующего сексуального поведения родителей; в одиннадцати случаях убийцы были очевидцами шокирующего сексуального поведения родственников или знакомых («Я застукал свою подружку с приятелем в голом виде»).

Таблица 2.3

СЕКСУАЛЬНЫЙ ОПЫТ ДЕТСКИХ ЛЕТ

Убийц также спрашивали о случаях травм половых органов (потребовавших хирургического вмешательства) или заболеваний, передающихся половым путем (ЗППП). Шестеро из них сообщили о наличии ЗППП в подростковом возрасте («Я подцепил триппер во время своего первого опыта с проституткой») и прочих инцидентах, включая самоповреждение половых органов в виде наказания за «дурные мысли» и сбривание волос на всем теле «в целях чистоплотности». Связанные с сексом стрессогенные ситуации имели место у девятнадцати преступников и включали негативную реакцию родителей на мастурбацию, оскорбления в связи с гендерной идентичностью и/или обнаружение гомосексуальных наклонностей в подростковом возрасте.

На вопрос о предыдущем опыте насильственных действий сексуального характера двенадцать из двадцати восьми ответивших мужчин (43 %) сообщили, что подвергались им в детстве (в возрасте от года до двенадцати); девять (32 %) подвергались им в подростковом возрасте (от тринадцати до восемнадцати лет) и десять (37 %) — во взрослом. Психологически травмирующие случаи прямого сексуального принуждения имели место как в семье («Еще ребенком я переспал со своей матерью», «Отец насиловал меня с четырнадцати лет», «Мой сводный брат попытался изнасиловать меня»), так и вне ее («Когда мне было то ли семь, то ли восемь, в городе меня снял какой-то мужик»), а также во взрослом возрасте в тюрьме.

Во взрослом возрасте сексуальный опыт этих убийц часто ограничивался фантазиями, аутоэротизмом или сексуальным самоудовлетворением. Хотя двадцать из них смогли назвать возраст, в котором впервые получили оргазм от секса по согласию, они не сообщали о случаях длительных сексуальных связей со сверстниками. Так, один мужчина, имевший богатую историю мастурбации на девиантные фантазии с подросткового возраста, в последний год обучения в колледже посчитал себя «слишком старым, чтобы оставаться девственником», и начал ходить к проституткам.

Почти половина испытуемых сообщили о развившейся у них во взрослом возрасте сексуальной аверсии. Более трех четвертей опрошенных признали наличие у них опасений и проблем, связанных с сексом. Больше половины назвали себя сексуально безграмотными; почти 70 % считали себя сексуально неполноценными; 56 % сталкивались с сексуальной дисфункцией; 30 % были озабочены размером своих гениталий. Многих волновали другие проблемы сексуального характера («Думаю, я не такой, как все»); некоторые предпочитали секс только с трупами женщин. У интервьюеров возникло подозрение, что у большинства из шестнадцати мужчин, не сообщивших о возрасте первого сексуального контакта по обоюдному согласию, вообще никогда не было полового акта не по принуждению.

Анализ связи между принуждением к сексу в детском и подростковом возрасте и возникновением сексуальных проблем показывает, что подвергшиеся сексуальным домогательствам с большей вероятностью (в порядке убывания разницы) сообщали о конфликтах на почве секса (92 % против 40; p = 0,01), сексуальной дисфункции (69 % против 50) и сексуальной неполноценности (77 % против 60). В части сексуальной безграмотности различий почти или совсем не было.

В иерархии сексуальных интересов преступников преобладали визуальные стимулы. На первом месте была порнография (81 %, или 25 ответов из 31), следом шли компульсивная мастурбация (79 %), фетишизм (72 %, или 21 из 29 ответов) и вуайеризм (71 % или 20 из 28 ответов). Реже упоминались связывание, эксгибиционизм, сексуальный контакт с животными, непристойные телефонные звонки, фроттеризм и переодевание в женскую одежду.

Анализ связи между принуждением к сексу в детском и подростковом возрасте и сексуальными практиками показывает, что подвергшиеся сексуальным домогательствам с большей вероятностью (в порядке убывания разницы) сообщали о сексуальных контактах с животными (40 % против 8; p = 0,06), сексе со связыванием (55 % против 23), фетишизме (83 % против 57), совершении непристойных телефонных звонков (36 % против 15), эксгибиционизме (36 % против 21), просмотре порнографии (92 % против 79), фроттеризме (27 % против 15) и переодевании в женскую одежду (18 % против 7). В части вуайеризма различий почти или совсем не было.

Трое преступников самостоятельно заявили о том, что с 12-летнего возраста практиковали гипоксифилию (удушение во время полового акта). В одном случае мужчина рассказал о своих сексуальных фантазиях (начавшихся в возрасте 4–5 лет), которые он интенсифицировал путем мастурбации с одновременным прокалыванием нижней части живота булавками, перочинными ножиками и рыболовными крючками. Однажды в возрасте 13 лет он совершил суицидальный жест, выстрелив себе в живот из пистолета 38-го калибра.

Роль сексуального насилия и отношений в семье

Мы сравнили убийц, подвергшихся сексуальному насилию, с убийцами без подобного опыта с учетом следующих факторов семейных отношений: (1) эмоционально-социальное качество отношений испытуемого с его матерью; (2) эмоционально-социальное качество отношений испытуемого с его отцом; (3) родитель, занимающий доминирующую позицию в воспитании; (4) социально-экономическое положение семьи; (5) постоянство места жительства и (6) состав семьи. Исходные данные для анализа были получены от 24–28 убийц.

Отношения с матерью. Согласно результатам исследования, 42 % из 12 сексуально виктимизированных убийц сообщили о низком эмоционально-социальном качестве отношений с матерью в детском и подростковом возрасте. Аналогичный показатель среди убийц, не подвергавшихся сексуальному насилию в детском и подростковом возрасте, составил 21 % (см. табл. 2.4).

Отношения с отцом. Согласно результатам исследования, 92 % из 12 убийц, подвергшихся сексуальному насилию в детстве, сообщили о низком эмоционально-социальном качестве отношений с отцом в детском и подростковом возрасте. Это существенно отличается (р = 0,002) от доли убийц, не подвергавшихся сексуальному насилию (см. табл. 2.4).

Социально-экономическое положение. О социально-экономическом положении семьи, в которой воспитывался убийца, говорит ее принадлежность к средним/обеспеченным или к малоимущим/неимущим (в некоторых случаях живущим на социальное пособие). Согласно результатам исследования, 54 % сексуально виктимизированных убийц происходили из малоимущих или неимущих семей, тогда как среди испытуемых, не подвергавшихся сексуальному насилию, этот показатель составил 33 % (см. табл. 2.4).

Доминирующий родитель. Доминирующая роль отца или матери не влияла на вероятность сексуального насилия над испытуемым (см. табл. 2.4).

Постоянство места жительства. Согласно результатам исследования, 23 % сексуально виктимизированных убийц не имели стабильного места жительства против 20 % тех, кто не был виктимизирован, то есть этот фактор не влиял на вероятность сексуального насилия в детстве (см. табл. 2.4).

Состав семьи. Согласно результатам исследования, 26 убийц описали свои семьи как полные с двумя биологическими родителями или как полные с одним биологическим и одним приемным родителем. Среди тех, кто подвергся сексуальному насилию, 46 % происходили из семей с приемным родителем, тогда как среди тех, кто не был сексуально виктимизирован, этот показатель составил лишь 15 % (см. табл. 2.4).

Таким образом, наши результаты подтверждают тезис Хирши (1969) о том, что нормальные родственные связи, традиционные занятия, жизненные цели и приверженность традиционным ценностям понижают вероятность делинквентного (антиобщественного) поведения среди молодых людей. Хирши установил, что привязанность к родителю в значительной степени связана с сопротивляемостью делинквентности.

Таблица 2.4

ЗАВИСИМОСТЬ СЕКСУАЛЬНОГО НАСИЛИЯ ОТ ФАКТОРОВ СЕМЕЙНЫХ ОТНОШЕНИЙ И СОСТАВА СЕМЬИ

Наше исследование показало также, что вместо раскрытия себя в соответствующих возрасту интересах и занятиях в подростковом возрасте убийцы погружались в собственный мир агрессивно-сексуальных фантазий. Нетрудно заметить, что фантазии ребенка, первоначально призванные помогать ему справляться с издевательствами и тяготами домашней жизни, постепенно перенаправляют его из реального мира в его собственный, где можно осуществлять полный контроль насильственными методами. Эти фантазии становятся критически важными для ребенка, а впоследствии и для мужчины. Однако это не фантазии о побеге в лучшую жизнь, часто свойственные детям, восстанавливающимся после сексуальных надругательств или жестокого обращения. Эти мужчины не компенсировали пережитую в детстве агрессию идиллическим мировосприятием или творчеством. Напротив, их энергия сосредоточилась на фантазиях об агрессии и контроле над другими, втайне имитирующих издевательства над ними самими и отождествляющих их с агрессором. Как сказал один из убийц: «Никто не потрудился выяснить, в чем была моя проблема, и никто не знал о моем воображаемом мире».

Назад: Социальное окружение

Дальше: Поведенческие индикаторы