Мы с бабулей в тот вечер только и успевали ставить чайник. Присутствуя при разговоре, но никак не участвуя в нем. Этим двоим таким сильным мужчинам очень многое надо было рассказать друг другу и многое наверстать за годы вынужденной разлуки. Потом я ушла на кухню с намерением приготовить ужин, но оказалось, что Петя его уже приготовил, пока мы были у бабули. Мне оставалось только его разогреть и накормить сначала детей в комнате Саши. Саша ел со специального столика, подняв изголовье своей ортопедической кровати, а Ваня не захотел есть отдельно от друга и в одиночестве, поэтому он ел тоже в комнате, но за письменным столом.
Потом мы с бабулей накрыли на стол и уже тогда позвали мужчин к ужину. И уже за столом стало ещё больше заметно их сходство: они одинаково красиво ели. Я, заметив это, даже прокомментировала:
– М-да, господа, порода есть порода!
– Женечка, прости, что ты сказала? – отвлекся Николай Михайлович.
– Я сказала, что теперь понимаю, что дворянство – это в крови! И никакой совковый быт его не смог убить.
В ответ я получила сразу две счастливые улыбки, Петра и его неожиданно обретенного отца.
Старшие, как мы, не сговариваясь, стали называть бабулю и Николая Михайловича, уехали. Мы вызвали им такси. Мужчины выпили за ужином, а меня за руль не пустили по причине моей усталости и бабулиного категоричного “такси у нас в городе тоже есть!”
Я уложила мальчишек и, переодевшись в домашнее платье, пришла на кухню, с намерением убрать со стола. Но Петр меня опередил и сейчас уже как раз устанавливал цикл на посудомоечной машине. У меня невольно мелькнула мысль “Егору бы это даже в голову не пришло”. Я отогнала её, обругав себя за немыслимое сравнение.
В квартире была тишина, слышно было только, как в спальне у мальчишек работал телевизор. Ванюшка попросил разрешения лечь спать в Сашиной комнате на раскладном кресле. Они тоже соскучились и болтали весь вечер, делясь друг с другом какими-то своими секретами.
Петр, услышав мои шаги, развернулся мне на встречу и очень тихо сказал:
– Женя, спасибо!
В этот раз я сама шагнула к нему и первая потянулась к нему губами. Мне весь вечер хотелось поцеловать его. Он, если я проходила мимо, старался коснуться меня. Дошло до того, что я сама стала отвечать ему тем же. А к концу вечера я уже заставляла себя оторвать взгляд от его губ, мечтая только о том, когда же я смогу поцеловать его.
Целовал Петр нежно, почти невесомо, будто боялся, что я сейчас испугаюсь и убегу. Я же таяла в его руках, как воск. Поняв, что уже залезла руками под его футболку и глажу его великолепное тело, я отстранилась. Петр выдохнул и, тоже чуть отстранившись, но не выпуская меня из рук, произнес:
– Женя, я не смогу больше без тебя жить. Ты судьбы моей подарок! Ты моё счастье, моя жизнь… Ты смысл моей жизни, ещё совсем недавно такой пустой и одинокой. Жень, выходи за меня замуж, а? – и он вдруг протянул мне бордовую бархатную розу на бархатном же стебле. Бутон розы был коробочкой, внутри которой оказалось очень красивое кольцо с бриллиантом.
– Что? Петь, ты серьезно?
– Да. И, Жень, я люблю тебя. Ты знаешь это. Я говорил это тебе тогда, несколько лет назад, говорю это сейчас и буду говорить тебе это каждый день.
Кольцо оказалось по размеру.
– Петя, как? Когда?
В ответ он рассмеялся:
– Спасибо бабуле!
Вот теперь мне стали понятны бабулины улыбки и намеки.
– Ну, бабуля! – рассмеялась я.
***
В нашей огромной бочке счастья, или мёда, как принято говорить, единственной ложкой дёгтя были органы опеки с их проверками. О да! Вот они старались во всю! Целый год, пока Саша лежал, они не лишали нас своего внимания, наши бдительные органы опеки проявляли просто чудеса бдительности, а точнее уж, слежки за нами. Они приходили в любое время без предупреждения с проверкой, но ничего подозрительного им обнаружить не удалось. В квартире чистота и порядок, у Саши то учитель, то массажист, то психолог.
Я тоже не фиктивная жена, как опасалась одна из проверяющих. Оказывается, это очень подозрительно, когда такой красивый и успешный мужчина, как Петр, вот так, вдруг, женится на женщине с ребенком!
На полочке в ванной стояли мои крема и косметика, в нашей общей с Петром гардеробной висели и мои, и его вещи, а на сушилке для белья, подумать только, сушилось мое нижнее белье!
Я дома всегда опрятно одетая и не пахнущая ни алкоголем, ни табаком и с чистыми венами.
Да, да! Они заглядывали и в шкафы, и в ванную, и я видела, как смотрели на мои вены на открытых руках. Несколько раз они заставали у нас Наташу, которая приходила делать уборку.
О! Это вообще отдельная история!
Случилось это в обычный рабочий день, утром. Ванюшку Петя отвез в школу, учитель к Саше должен был прийти к 12.00, а потому Наташа уже пришла убираться. Я испекла наши фирменные булочки с корицей и только-только принесла к Саше в комнату поднос с кружкой какао и свежими булочками. Моя кружка с чаем тоже стояла здесь же. У нас с ним появилась привычка “плюшками баловаться” или, вот как в тот день, булочками с корицей, и проверять выполненные им домашние задания. Учился Саша с удовольствием, поэтому проверка уроков была больше для порядка и для повода поболтать.
Звонок в дверь. Странно! Бабуля с Николаем Михайловичем были вчера, да и без звонка по телефону они не приходят. Учителю ещё рано. Хотя, нет, не странно. Органы опеки. Точно! Днем в среду они еще ни разу не приходили. Приходили в понедельник, четверг, пятницу. Даже в субботу вечером. Какая сложная у людей работа, оказывается. Особенно, когда надо подловить нас на чем-то, ими же самими вымышленном и противозаконном.
Я подошла к двери. Так и есть, в камере на входе опять они. В количестве трех штук, ох, простите, человек. И опять эта мегера в очках во главе! Хотя, применительно именно к этой мегере, я не уверена, что она живой человек. Но, ничего не поделаешь, надо открывать.
– Открываю, заходите!
Они зашли в квартиру и даже уже собрались пройти в гостиную, по своему обыкновению, не снимая обуви, как им навстречу вышла Наташа. Девушка крупная, всегда одетая в халат кремового цвета и белый передник. В нашем с Егором доме она тоже всегда так одевалась для уборки. Ничего эротического в наряде, все вполне пристойно, и длина халата и непрозрачность ткани. Ну нравилось ей именно так одеваться. Могут же быть у человека свои маленькие слабости. На руках у неё резиновые перчатки, в руках пылесос. И тут, как говорится, картина маслом: проверяющие пытаются пройти в гостиную в уличной обуви, а на улице сегодня дождь, и они уже оставили мокрые следы на паркете. Наташа от такой наглости наставляет на них трубу пылесоса и выдает:
– Куда в уличной обуви? Понаехали в столицу, неучи! Не знаете разве, что в приличных домах надо обувь снимать?
Мегера не сбавляя хода, бросает:
– Мы с проверкой! Вы обязаны нас пропустить!
– Так я вас и не задерживаю! – парирует Наташа, – только разуйтесь сначала, не хватает нам ещё вашей грязи!
Прозвучало это двусмысленно. И мегера это услышала, потому что взвилась:
– Да как Вы смеете?
А Наташа, продолжает, как ни в чем, ни бывало:
– Не хотите дыркой на колготках щеголять? Так я вам бахилы выдам. Всего и делов то! – и Наташа нагнулась к комоду, который стоял здесь же в прихожей.
Парень, который все снимал на камеру, еле сдерживал смех. Мегера на него зыркнула и взяла бахилы. Да, они каждый свой визит всегда снимали на видеокамеру. А то, вдруг долгожданный компромат, а тут вот и запись сразу прилагается!
У мегеры, к слову, действительно уже стрелка на колготках из туфли вверх поползла. И как только Наташа успела её увидеть?
В тот день проверяющие быстро управились. Так, только заглянули в каждую комнату, для галочки, и ушли.
Наташа потом ворчала:
– Нет, ну, правда, у самой колготки рваные, а туда же! Проверяет она!