XI. «ПЕРСТ СУДЬБЫ…»
Сотрудники охраны метро, передавшие ориентировку, ждали внизу, на платформе: капитан в милицейской форме и оперуполномоченный — спортивного вида, в кроссовках, в двухцветной импортной куртке.
На скамье, окольцевавшей широкую, в мраморных плитах колонну, стояла матерчатая сумка. Выцветшие рисунки ее копировали Периодическую таблицу.
— Так все и было, когда мы приехали, — объяснил капитан. Оперуполномоченный охраны метро констатировал:
— Повезло вам с оружием. В чьи руки оно могло попасть и что с ним могли натворить…
— Кто обнаружил? — спросил Денисов у капитана.
— Дежурная по станции. Вот она идет.
В красном форменном котелке женщина поздоровалась.
— Пассажиры уехали, а сумка стоит! Чувствую: не то…
— По-вашему, сумка долго простояла?
— Минуты три. Максимум четыре. — Женщина выглядела решительной. — Предыдущий поезд отправлялся — ее еще не было.
— Пассажиры стояли у этой скамьи?
— Кто-то был. — Она зажмурилась, мысленно восстанавливая картину. — Не помню.
Денисов подумал:
«Человек, оставивший сумку, может, и сейчас на платформе…» Всегда становилось слегка не по себе, когда оказывалось, что преступник, которого ты разыскиваешь, и ты почти в одно и то же время находились в одном помещении, на одной улице, могли встретиться глазами, случайно коснуться одежды другого.
— Вызвала уборщицу, чтобы вместе посмотреть. Чтоб без претензий. Стали смотреть. Газеты. А в них это… — Она не назвала предмет ни пистолетом, ни оружием.
Подошедшая к разговору старуха в черном халате вздохнула:
— Ну, молодежь! — Она тоже ничего не видела, привычно грешила на молодых.
— Содержимое мы описали коротко. — Милицейский капитан спешил. — Следователю все равно осматривать…
— Старые газеты эксперт пусть проверит, — посоветовал оперуполномоченный, — может, следы пальцев!
— Не нужны? — за себя и уборщицу спросила дежурная. Из туннеля донесся грохот очередного поезда.
— Нет. — Денисов отпустил обеих.
Эскалатором поднялись в вестибюль. Сумку нес капитан, она еще числилась за отделом охраны. В комнате милиции капитан по списку передал Денисову содержимое:
— Газеты «Вечерняя Москва» от 26 и 30 августа, газета «Гудок» от 13 июля, «Водный транспорт» от 11 августа. Пистолет иномарки «пума» — один, магазин — один.
— Отпечатки пальцев смотрели?
— Все блестит. Вытерто. Симпатичная игрушка.
Денисов не поддержал.
«Сколько жизней она унесла? Сколько из нее стреляли? В кого?» Даже при поверхностном взгляде бросались в глаза незатейливость и целесообразная простота конструкции, в первозданном виде сохранившаяся только, может, еще в крысоловке.
Он проверил марку: «пума»…
У Салькова был острый глаз — пистолет действительно оказался одним из опознанных им и к тому же испанского производства — вороненый, с прицельной прорезью, со множеством разбежавшихся по кожуху-затвору мелких латинских букв. Денисов разобрал еще три слова: «Fabrigue», очевидно, «фабрика», «d'Armes» — «армия?» — и «Guerre», «Военное?» «Война?» — Пистолет мало походил на стартовый, тем более на зажигалку. Денисов взвесил его на руке. — «Граммов девятьсот. Примерно 15x15 сантиметров…»
— Магазин пуст… — Получив расписку, капитан сразу распрощался, оперуполномоченный вышел его проводить.
Денисов набрал номер дежурного.
— Пистолет у меня. Действительно «пума». Пусть эксперт никуда не уезжает. Начальник у себя?
— Только вернулся из управления, с Лесонарядской. -Управление размещалось в двух зданиях, в разных местах. Постоянно приходилось уточнять: «с Лесонарядской» — означало «от руководства» с вытекающими из этого последствиями.
— Что-нибудь произошло?
— Новости у нас. — Дежурный был доволен: все успехи, что выпадали на период смены («Вот и «пума» тоже…»), шли в актив руководимой им дежурной части. Впрочем, и неудачи — бывал ли дежурный виноват или нет — также списывались на него. — Портфель доставили!
— Погибшего?
— Да. Водитель «аннушки», — имелся в виду трамвай, делавший круг недалеко от вокзала, — подобрал, сдал на склад. Кто-то забыл или бросил.
— На кругу?
— У забора, рядом со стройкой.
— В ту же ночь?
— Подобрал? Да. Но значительно позже. Отвез в трамвайное депо, оставил. А сегодня пришел с выходного, сдал. Нам позвонили.
— «Все востает на круги своя…» — Королевский привел цитату не точно, но многовековая мудрость от этого не пострадала. — Вот и пистолет возвратился.
Следователь что-то писал в кабинете Бахметьева, начальника отдела не было.
Портфель лежал тут же, на приставном столике, изношенный и старый, каким Денисов себе его и представлял, однако ветхость и обветшалость имеют тысячи лиц, и портфель был иным, чем ему рисовался. Ручка — никто из свидетелей об этом не говорил — была обернута изоляционной лентой, латунные замки выглядели бурыми от времени и осадков. Рядом, на газете, лежала неновая в крупную клетку сорочка, несколько шариковых ручек, два соединенных на брелоке ключа.
Денисов потрогал сорочку — она была влажной.
— Обнаружена не в портфеле?
— Рядом. Портфель, похоже, перевернули и вытряхнули содержимое. Всей душой надеюсь, что это сделали там же, у забора.
— Наши пошли туда?
— Кравцов, Ниязов. Человек пять. Скоро должны вернуться.
— Можно? — Денисов открыл портфель.
Внутренняя подкладка была чистой, хотя и изрядно подпорченной. Денисов попытался определить этимологию пятен, почти все были явно чернильного происхождения.
— Стерженьки с пастой нам вряд ли поведают о многом. -Следователь снял колпачок с одной из ручек, провел шариком по газете. Шарик оказался зеленым. — Такие продаются везде, в том числе и у нас на вокзале.
— Зеленый. — Денисов кивнул на стержень. — Возможно, этим он написал для Захаровой телефон Сазоновых…
— И в самом деле.
Денисов подумал о погибшем:
«Много писал, а что сделал с написанным? Отослал? Выкинул? Может, тоже находилось в портфеле?»
Королевский отодвинул протокол, поднялся, сделал несколько шагов вокруг стола:
— Когда подбросили пистолет, Сальков находился у нас. У него алиби. Мне бы очень не хотелось, чтобы он снова, как в истории с почтовиками-грабителями, вышел сухим из воды…
— Это бригадир. Роман… — Денисов тоже поднялся.
— Скорее всего оружие было уже продано, и Роман дал задний ход… — Следователь осторожно прикоснулся к пистолету. — И все равно: если бы на рукоятке остались следы пальцев Салькова, носильщик мог сказать, что они от того времени, когда он бросил оружие в мусоросборник. Ничего не докажем. А коль скоро они удалены, он опять ни при чем: это мог сделать тот, кто подбросил «пуму»…
«Следы на газетах, — подумал Денисов, — они-то обязательно принадлежат тому, у кого находился пистолет».
Все три газеты — «Вечерняя Москва», «Гудок» и «Водный транспорт» — лежали теперь упакованные отдельно: ими надлежало заняться эксперту.
«Кто покупает одновременно и «Водный транспорт», и «Гудок»?… — подумал Денисов. — С одной стороны, моряк, с другой — железнодорожник. Чаще не моряк и не транспортник, а тот, кому долго ехать в электричке, кто проходит мимо киоска «Союзпечати»… — Денисов часто видел их на платформе в Видном, набирающих с десяток газет. — Возможно, Роман. Он как раз ездит на работу из Подольска…»
— Сначала пистолет возвратился, — подытожил Королевский, садясь, — потом и портфель.
Денисов взглянул на часы:
— Пока их нет, спущусь в дежурку. Взгляну на ориентировки.
Сводки по городу редко содержали ответы на то, что тебя интересовало в данную минуту. Но, как все оперативники, Денисов допускал такую возможность, при каждом удобном случае просматривал свежие ориентировки управления МУРа.
Бумаги, прибывшие за день, не составляли исключения -все в них адресовалось другим. Пользуясь затишьем, райуправления дублировали ориентировки о нераскрытых тяжких прошлых лет:
«Убийство пожилых супругов в Чертанове…»
«Наезд…»
«…на месте возгорания снова «залипшая» кнопка звонка Арзамасского завода, изготовленная с нарушением ГОСТа…»
Денисов просматривал телексы, когда в коридоре раздались голоса. Кравцов и Ниязов еще с двумя оперативными уполномоченными прошли наверх. Под мышкой у Кравцова виднелся завернутый в газету сверток.
Денисов догнал их у кабинета Бахметьева, они вошли все вместе. Начальник был у себя.
— Подожди, — сказал он Кравцову, намеревавшемуся развязать сверток. Нажал на тумблер прямой связи с дежурным. — Эксперта ко мне. На вокзале? Объяви по радио. Мы подождем.
Свертков было два. В первом оказались предметы различного происхождения и ценности: обложка от записной книжки «Спутник москвича», шнур электробритвы, с полдюжины окурков, стерженьки шариковых ручек, зубная щетка с длинной зеленой ручкой, совсем новая.
— Улов богатый, — прокомментировал эксперт, краснощекий, басистый, с резиновыми перчатками в руках. В отличие от коллег, он был в белом халате поверх формы, «технарь». -Все? — Даже когда он старался говорить тихо, голос его наполнял помещение. — Я чувствую, Кравцов, ты все кусты обшарил. А заодно и стройку.
— Здесь еще есть. — Кравцов показал второй сверток.
Под газетой оказался небольшой, чуть выше футляра электробритвы, покрытый когда-то краской, а теперь облезлый металлический станок. Денисов узнал портативную пишущую машинку.
— Допотопный экземпляр, — комментировал Ниязов.
— Похоже на «Корону», я как-то видел в справочнике… Разрешите? — Гонор его слегка поутих. Эксперт поискал глазами бумагу, Королевский достал из папки. — Благодарю.
Он надел перчатки, вставил страницу, сильно, одним пальцем, начал стучать:
«Старший эксперт-криминалист ЭКО Московского управления внутренних дел на железнодорожном транспорте…»
Буквы жирно ложились на бумагу, шрифт был четкий, крупнее обычного, его недавно сменили. Лента тоже была новой.
— Любопытно. Может, пальчики сохранились… — Эксперт осторожно поместил ее в целлофановый пакет.
— В портфель войдет? — спросил Бахметьев.
Эксперт положил пакет с машинкой в портфель, щелкнул замками.
— Снаружи и не догадаешься.
— Где она была? — спросил Бахметьев у Кравцова. — Там же, у забора?
— По другую сторону.
— На стройке? Далеко от места, где стоял портфель?
— По прямой метров пятнадцать. При желании могли вытащить из портфеля и забросить.
— Есть смысл сравнить состав пятен внутри портфеля с окрашивающим составом ленты пишущей машинки… — сказал эксперт.
Следователь согласился:
— Дело!…
«У Сазоновых он писал на стопке бумаги. Даже не на листе! — подумал Денисов. — А у женщины, приезжавшей в прокуратуру, поинтересовался, что она пишет, «"Не стихи?"»
Он снова представил себе погибшего:
«Угловатый, скованный, в новом, с «нераспечатанными» карманами костюме. А сам-то он что писал? Не стихи?»
Денисов подсел к столу, показал на телефон:
— Могу?
Бахметьев кивнул головой.
— А если сам погибший? — Эксперт воспользовался паузой, глаза его блестели. — Может, так и расстаются с жизнью, когда все прахом! Помните, у Киплинга: «Смотри, как уходим мы!» Все, что больше ни к чему, не греет — вон! Рубашку, электробритву. Машинку! Бог знает какие надежды он связывал с ней. Размахнулся и за забор… — Дока в своей области, он был удивительно несведущ в остальном, что касалось раскрытия преступлений. Однако в одном мысли его и Денисова оказались близки. — Может, какой-нибудь рифмоплет? Или, как говорят, графоман?!
Денисов набрал номер.
— Алле! — Трубку сняла Елена Дмитриевна Сазонова. -Здравствуйте. Кто это говорит?
Денисов назвал себя.
— Как хорошо! Я ведь, знаете, вам звонила. Зоя Федоровна, моя домработница, такая гулена оказалась! Решила сегодня не возвращаться. Только завтра. К вечеру… Красиво жить не запретишь! Я как-то иду мимо школы… — В кабинете молчали, голос Сазоновой был хорошо слышен. — Вижу: двое парней-девятиклассников дерутся в песочнице для малышей. Другого места не нашлось… Позвала их классную руководительницу: «Скажите вашим идиотам, пусть посмотрят, во что превратились их брюки…» Дома рассказала, так внук и говорит: «Напрасно, бабуля! Красиво жить не запретишь!»
— Хочу вас спросить, — Денисов воспользовался паузой. — Макулатура, которую я видел у вас в передней… Вы еще не сдали ее?
— Вас тоже интересует макулатура?
— Но только ваша. Там на одной из пачек сверху страница с машинописным текстом…
— Сейчас посмотрю.
Пока Денисов говорил, никто в кабинете не проронил ни слова. Денисов не отрывал взгляд от телефона.
— Есть. — Голос в трубке раздался снова. — Я думала, она снова вытащила работы Николая Алексеевича. Но тут другое. Какой-то роман! Не знаю, где она выцарапала, когда убирала квартиру.
— Я мог бы сейчас заехать к вам? Вместе с моим товарищем?
— Милости прошу! Николай Алексеевич на консультации. Терпеть не могу одиночества!
Страниц с машинописным текстом было около двадцати. Ненумерованные, они лежали поверх старых газет, папок, картона. Сазонова молча наблюдала за тем, как приехавший с Денисовым эксперт — в белом халате, в хирургических перчатках — извлек их из пачки.
— Вы медик? — поинтересовалась она. — У нас друг — очень милый молодой человек, зубной техник. Вы оч-чень с ним похожи. И говорит он так же громко.
Денисов припомнил словцо, каким она характеризовала себя при первом знакомстве — «языкатая». Ее выработанная с годами манера общения свидетельствовала о своеобразном чувстве юмора.
— Я криминалист. — Эксперт не обратил внимания на реплику. — Мне понадобится кусочек стола.
— Пройдете в комнаты?
— Лучше на кухне.
Он достал обнаруженную за забором, на стройке, пишущую машинку, вставил в каретку чистый лист, Денисов положил перед ним изъятую страницу с машинописным текстом. На нем был напечатан эпиграф, эксперт скопировал его:
«Тут лежит перо Жар-птицы, но для счастья своего не бери себе его…»
Эксперт выдернул лист, положил рядом с рукописью, помолчал, разглядывая строчки. Наконец он сказал:
— Расположение букв «о и «т» относительно строки, «н» и «т» — относительно вертикали, «о» и «г»… Отпечатано на этой машинке. Заключение хоть сегодня. Возьму себе? -криминалист показал на рукопись.
— Вначале надо снять ксерокопию. — Денисов обернулся к Сазоновой. — Этот человек, что ночевал у вас…
— Вы так и не узнали, кто он?
— Нет. Не он забыл у вас эти страницы?
Она подумала:
— Давайте притянем к ответу Зою Федоровну. Сунуть в макулатуру! Однажды она уже пыталась проделать такое с научной работой Николая Алексеевича…
«Получается цепочка, — подумал Денисов, — погибший ночевал у Сазоновых, и в квартире обнаружена рукопись. А вблизи пустыря, где выброшен портфель погибшего, найдена пишущая машинка, на которой она отпечатана…»
Эксперт тем временем читал вслух отдельные фразы, казавшиеся ему наиболее важными.
— «…Почему не окликнул, когда я входила в подъезд? Я не тот человек, Ланц!» Его зовут Ланц! «И представляешь: площадь Вогезов, остров Сите с прямоугольными башнями и острым шпилем собора Нотр-Дам, а оттуда переносишься за тобой к останкам храмов Аполлона в Коринфе и Дельфах…»
Он поднял глаза на Денисова:
— А она жила в Париже, ездила в Грецию! И ему рассказывала. Во Франции, в Греции был не каждый… — На секунду возникла иллюзия горячего следа, по которому можно было незамедлительно двинуться. — Тут еще! «…Гряда за грядой, как стадо наполовину остриженных овец, горы бежали к Тодже!» Это Тува! Тут ответы на все вопросы!… «Перст судьбы — он племянник!» Помяни мое слово: еще сегодня ты улетишь в Туву, в командировку, хотя я и не представляю, с чего ты там начнешь…
Денисов читал:
«Отчий дом! Как жить, если не оценил любовь, верность, словно сами по себе они — невесть что, ничего не стоят! Неужели сойдет с рук? Не будем наказаны? Страшная мысль: вдруг вещи, и предметы, и части моего тела, покорные с детства, выйдут из повиновения?! Рука с ножницами пролетит мимо страницы, ударит в глаз, в лицо? Или в метро ноги вынесут вдруг на середину платформы перед поездом, а крик разрежет пустоту туннеля!»
С рукописи сняли несколько копий. Королевский через Союз писателей связался с литературным консультантом -ему в спешном порядке отправили экземпляр для чтения. Бахметьев звонил в Кызыл, в министерство автономной республики.
«"Здорово распутываешь петли", — признает Анастасия, глядя, как я управляюсь со шпагатом. «В самом деле?» Умение развязывать петли — предмет моей гордости. Но дело не только в этом. Я уважаю людей, которые могут освободить бечеву от узлов, знаю механизм обретения мастерства. Мое детство прошло в детском саду, где в основном были дети работников горкомхоза…»
«Еще деталь, — подумал Денисов. — Специальная? Психологическая. Поможет его понять, но пока абсолютно бесполезная…»
«…Оставаясь на неделю в детском саду, дети сами затягивали петли на ботинках и сами их распутывали. Поэтому до сих пор я чудесно развязываю любые узлы, а шнурки у меня постоянно разъединены…»
В отличие от оптимиста эксперта, Денисов не знал, как ко всему этому подступиться; писавшего, казалось, не интересовало ничего, кроме его самого и его любви.
Он повторял:
«Моя прелесть, моя боль! Не ищи в этих строках ни жалоб, ни оправданий! Как прекрасно любить тебя!…»
Денисов вышел за платформу. С началом дневного перерыва пассажиров заметно поубавилось.
Вид пустого вокзального пирса разнообразило несколько урн, мачта с динамиком, каплеобразные светильники, прикрепленные к подвескам вверху.
Ближе к вокзалу темнели два товарных вагона, превращенных в камеру хранения, — на обоих висели замки, еще два вагона были почтовые, их выгрузили ночью.
До отправления первого — после «окна» — электропоезда оставалось больше часа. Накрапывал дождь.
«Сообщивший о пистолете… — Денисов направился вдоль поезда, — наблюдал все из состава, стоявшего в ту ночь на этом пути».
— Электричке этой еще ждать и ждать! — окликнул Денисова постовой у табло. Он был экипирован по-осеннему — в плаще, в бриджах и сапогах. — До конца перерыва!
— Я знаю.
Он прошел по составу. Пассажиров было мало, сидели на расстоянии друг от друга; в пустых вагонах всегда садились свободно.
«Многое непонятно… — Денисов поглядывал на окна. — То, как складывались для погибшего последние часы, да и дни, которые он провел в Москве. Все вечера пробыл на вокзале -у «места встреч». Ждал? — Сидевшие в вагонах по обычаю поднимали головы, осматривая входившего, но уже через секунду-другую теряли интерес — вошедший становился своим и так же с любопытством наблюдал за входящими следом; Денисов умел не привлекать внимание — для надо было только ни с кем не встречаться глазами. — Ланц ждал ее, а она не приехала?»
Из окон виднелись мокрые платформы, простиравшиеся до самого элеватора. Схема занятых и свободных путей в точности повторяла ночную на момент обнаружения трупа.
«Пустые платформы, свободный обзор…»
Денисов прошел в четвертый вагон, окна его выходили к месту происшествия.
«Все как на ладони… — Через две платформы видны были даже грязноватые разводы на урне, недалеко от которой была подобрана одинокая гильза. — Кто-то видел, как носильщик нагнулся над лежавшим, поднял что-то, положил в карман. Наблюдавший заинтересовался, пошел вдоль состава, не упуская Салькова из вида — времени до отправления оставалось много… Убедился: передал ли носильщик взятое им сотруднику милиции или же оставил себе… Сальков предпочел оставить».
Денисов вышел на платформу. Сразу у вагона его по рации нашел дежурный — возможно, как раз в этот момент взглянул на экран монитора:
— Двести первый, возвращайтесь…
Королевский разыскивал его с помощью дежурного, чтобы ехать к литконсультанту Союза писателей — тот успел, видимо, прочитать рукопись; Бахметьев тем временем должен был лично — через министерство автономной республики — проверить возможность «тувинского варианта». Так или иначе, предстояло лететь, на месте принимать решение…
— Двести первый!…
— Вас понял, возвращаюсь.
Денисов еще постоял у одного из установленных прямо на перроне аппарата прямой связи «пассажир — милиция».
«Только одного наблюдавший за Сальковым разглядеть не мог — что носильщик поднял с платформы… Увидеть в темноте пистолет с этого расстояния невозможно…»
— Привет, командир, — с обогнавшего электрокара поздоровались. — Может, отоварить? — Это была дежурная шутка. К вагону-ресторану доставляли заправку — сетки мытого картофеля, молочную кухню, особняком — завернутая в целлофан — лежала тяжелая коровья нога.
— Спасибо. Отоварили.
Он не позволил себе сбиться с мысли: «Выходит, позвонивший в милицию наблюдал не за Сальковым — за погибшим… Чтобы знать о пистолете, надо было видеть все происходившее. Целиком. Почему же он сообщил только об оружии? Не о вещах? Не о выстреле?» Надо было возвращаться.
«Ему важно было, чтобы мы нашли пистолет. Через оружие нам он подсовывал версию о самоубийстве… Ложную? Может, и истинную… — Он вдруг вспомнил. В повестях, приводивших Лину в неописуемый восторг, после убийства, но еще до приезда сотрудников розыска, к трупу обязательно кто-то подходил — не убийца! — потом его долго подозревали, но что-то, как правило, мешало ему признаться. — Портфель унес… — Денисов перескочил через промежуточные посылки и выводы. — На стройку. Вытряс. Надеялся что-то найти? Например, первый экземпляр рукописи? Или другие записи, которые его компрометировали…»
— Двести первый… — дежурный снова включился. — Готовьте рапорт на командировку. Бахметьев подпишет. Это чтобы сразу от литконсультанта ехать в управление… Пункт назначения проставите потом.
— Вас понял.
— Что-нибудь есть ко мне?
— Согласуйте насчет оружия, дело может оказаться серьезным.
Теперь уже дежурный сказал:
— Вас понял.
Денисов мысленно вернулся к рукописи, вспомнил почему-то:
«И все же ничего не страшно, если из интерната ты можешь вернуться в Отчий дом!»
