VI. НОЧНОЙ ПОРТЬЕ
— Как он объяснил вам, Захарова? — Сабодаш не ушел, пристроился на широком — с дореволюционной поры — подоконнике против Денисова. — Чей это телефон? Он назвал какие-нибудь фамилии — Сазонов, Окунев?
Пассажирке из Нижнего Тагила на вид было не больше девятнадцати, она казалась непричесанной, плохо умытой, куталась в широкий, похожий на халат плащ.
— Сказал только: «Здесь тебя пустят ночевать».
— Именно так?
— Ну, в этом смысле. «Порядочные люди, пропасть не дадут…»
Отвечала она неохотно. Войдя, сразу села — стул выбрала неудачно: чтобы попасть в сейф, Денисов должен был всякий раз ее тревожить.
— Они знакомые его? Друзья?
Она пожала плечами.
Сабодаш передал Денисову листок с телефоном Сазоновых, обернутый предохранительной пленкой. Запись была сделана наспех, зеленой пастой.
«В одежде пострадавшего нет ни блокнота, откуда вырвана страница, — подумал Денисов, — ни ручки с зеленой пастой».
Задав несколько вопросов, Антон ушел.
— Не собирались звонить по этому номеру? — спросил Денисов.
— Чужие люди… Зачем?!
— У вас пропали только документы?
— И вещи.
— В милицию обратилась сама?
— Меня милиционер привел.
— Давно в Москве? — Денисов незаметно оглядел пострадавшую. — Неделю?
— Пять дней.
— Приезжала в гости? Или так?
— Так.
Отвечала она после раздражающих пауз. В каждом ответе присутствовал упрямый, во зло себе, вызов.
— Как же теперь?
— Матери дала телеграмму.
— Вы живете вдвоем?
— А с кем же еще?
Она выглядела своенравной. Такие становились обычно жертвами собственной самостоятельности, боязни показаться чрезмерно осторожными; тайно похитить вещи у них было нелегко.
«Непохоже, что обворовали… — подумал Денисов. — И обратилась не сама — милиционер привел: «Без документов на вокзале…»
— Тот человек, — спросил он. — Который… Ну, одним словом, взял вещи… Он тоже видел погибшего?
Она помолчала.
— Видел.
— Здесь, на вокзале?
— Ну!
— В какое время?
Девушка пальцем незаметно отвела слезу.
— Ночью.
— Ночь большая!
— Во время посадки на тамбовский…
Денисов вздохнул. Судьба его на ближайшие часы, может, дни была решена: дополнительные сведения о погибшем можно было получить, лишь занявшись ее делом.
— Как тебя зовут?
— Инесса. Можно Инна.
— Вещей много было?
— У меня? — Она пожала плечами. — Сумочка. В ней косметика, платья, кофточка. Еще мелочи.
— А денег?
— Денег немного. Паспорт. — Она глотнула слюну.
— Завтракала?
— Сегодня?
— А вчера?!
— Я есть не хочу!
Он вдруг догадался:
«Несовершеннолетняя! Эта стеснительность, упрямство! Дома, наверное, по нескольку раз в день: «Инночка, ела? Ужинать будешь?»
Денисов поднялся, закрыл сейф:
— Там буфет в зале, пойдем. Что-нибудь придумаем.
— Да не хочу я есть! — Она сдалась, хотя продолжала сидеть, еще туже закуталась в плащ. — Вот еще!
— Только кофе с молоком и булочку. За компанию. Со вчерашнего вечера ничего во рту.
Кофе пили на антресоли. За высоким столиком. О буфете знали немногие, иногда здесь удавалось поговорить без помехи — народу вокруг было мало.
— Тебя обманули. Сама отдала вещи.
— Как сказать…
Сквозь стекло во всю стену, отделявшее зал от транзитных пассажиров, она смотрела на перрон. Денисов тоже взглянул вниз.
Двигались носильщики. Денисову показалось, что он видит Салькова, на ходу тот что-то говорил бригадиру. С носильщиком по-прежнему было неясно.
— Интересно, — сказала она. — Видите? Дальше, там!
Словно два фильма — снятый с замедленной скоростью и второй — убыстренный — демонстрировались одновременно. В одном пассажиры спешили, в другом еле тянулись, едва переставляя ноги. На платформе отправления заканчивалась посадка на скорый, там торопились. Рядом, в пригородном сообщении, было «техническое окно». Где-то посередине обе ленты соединялись.
— Где ты узнала о краже?
— В ресторане. — Она наконец решилась. — На Курском вокзале.
— Вы были вдвоем?
— Да.
— Кто он? Адрес есть?
— «Москва. Главпочтамт. До востребования».
— Фамилия?
— Степанов. Степанов Олег.
— Какой из себя?
— Симпатичный. В куртке. Знаете, модная, с белыми полосами вдоль рукавов.
— Москвич?
— Точно не знаю.
— Как его искать?
— Может, это? У него сестра, отец, мать… Мать зовут Таней. Хорошо устроены. В прошлом месяце хотели «Жигули» покупать, потом раздумали. Взяли «Москвич». А у него бампер сломан…
Ситуация изменилась: взгляд, обращенный к Денисову, был чист, полон доверия.
«Ей кажется: если человек сказал: «сломан бампер», значит, бампер действительно сломан. И остается только дать телеграмму по Союзу — проверьте, у какой из машин в стране сломан бампер, ответ не заставит ждать…»
Он угадал. Следующая ее фраза была:
— Завтра у него день рождения. Вы можете найти по дню рождения?
Она, по-видимому, предполагала существование в милиции наряду с картотекой алфавитной и пальцевых отпечатков регистрацию в зависимости от формы лица, цвета волос… дат рождения…
— Перед тем как пойти в ресторан, — Денисов заговорил снова, — Олег, наверное, предложил сдать вещи в камеру хранения?
— Да.
— Жетон взял себе.
— Мы клали на шифр, — объяснила она. — В ячейку-автомат.
— В ресторане он сделал заказ. И на довольно большую сумму.
— Цыплята-табака, икру…
— Ну да. Поскольку у него день рождения. В конце ужина сказал, что должен выйти — позвонить сестре… — История развивалась банально. — Ты долго ждала.
— Час.
— Он так и не вернулся.
Она заплакала.
Один из пассажиров, соблазнившийся возможностью наблюдать за движением людей внизу, подошел с тарелками к их столику. Денисов посмотрел на часы.
Разговор продолжили в отделе, в кабинете Денисова.
— Ты не знала, что делать. Приехала на вокзал. Растерялась, плакала… — Денисов достал электрокипятильник, стакан, налил из графина воды. Поставил на стол заварку. -Тут он подошел к тебе…
Она не поняла — думала о другом.
— Кто?
— Погибший. Тот, кого опознала на платформе.
— Да. Спросил, что случилось.
— До этого вы видели друг друга?
— На вокзале? — Она немного освоилась. — Позавчера. В буфете. Около двенадцати ночи. И вчера он был примерно в это же время.
— Ты ему рассказала, что произошло?
— Сначала только плакала. — Ей казалось это существенным: было жалко себя. — Потом рассказала.
— Дальше.
— Он дал десять рублей, номер телефона. «Не стоит ночевать на вокзале…»
— Вещи у него были?
— Вчера был портфель. Желтый, потрепанный.
Вода в стакане кипела, разбрызгивалась во все стороны. Денисов выключил кипятильник, бросил заварки, спросил:
— Сахар класть?
— Совсем мало. Спасибо… — Слова благодарности не были ей чужды.
— Расскажи поподробнее об этом человеке. Откуда он? Зачем приехал в Москву?
— О себе ничего не говорил.
— Может, какую-нибудь мелочь. Он называл себя?
— Нет.
— Как ты думаешь, кто он по специальности? Вот ты. Ты учащаяся?
— ПТУ.
— Кем хочешь стать?
— Декоратором.
— А кто он?
— Может, учитель?
— Почему?
Она недоуменно свела плечи.
— Как он вел себя?
— Мне показалось, нервничал. — Захарова подумала. — Кого-то искал.
— Оба вечера?
— Наверное.
— В последний раз ты видела его в зале?
— На перроне. У расписания поездов.
— Там он тоже был один?
— По-моему, еще кто-то. Не рассмотрела.
— Мужчина, женщина?
— Мужчина. Стоял рядом.
— Какой из себя?
— Мне кажется, много моложе того, что подходил.
— А одет?
— Не запомнила. Мы как раз стояли у табло, когда шла посадка на тамбовский.
— Мы?
— Олег ведь приехал за мной…
— Олег? Степанов? — Денисова ждал сюрприз. Он наконец понял. — Вы были раньше знакомы?
— Он был у нас в городе, оставил адрес. «До востребования…» Переписывались. Пригласил в Москву. Здесь все пошло наперекос. — Денисову стало жаль ее. — Ссоры. Мать его меня не пригласила. Потом ресторан.
— Что он сказал, когда приехал на вокзал?
— После ресторана? Спросил, подала ли я заявление, что буду делать. Просил прощения. Хотел вернуть деньги. Я сказала: «Видишь того мужчину, с портфелем? Он мне дал денег. Можешь не беспокоиться».
«Только в юности можно все так запутать», — подумал Денисов.
— Мы еще посидели.
— В вокзале?
— Поблизости, тут недалеко…
«Рядом с элеватором». — Он догадался.
— …Там темное большое здание справа.
— Элеватор.
«Об этой парочке и рассказал Сальков!»
Денисов не удивился. Хотя в темноте мрачноватого здания мог оказаться любой из находившихся на вокзале, такие места привлекали всегда одних и тех же — рисковых, вольных, неустроенных. Даже на столичном вокзале их было немного.
— Там ступеньки у стены, — сказал Денисов.
— Да. Мы объяснились. «Не за ту меня принимаешь!…» Олег извинился. Звал к себе… Я не поехала.
— Снова поругались?
— Да. — Она расплакалась.
— Кто-нибудь в это время проходил рядом?
— Какой-то мужчина. Он следил за тем, который дал мне денег.
— Следил?!
— Сама я не видела.
— Олег сказал?!
— Да. Перед этим он попросил у него закурить.
— Как он сказал? Если можешь — дословно.
— «Мужик следит за тем, который дал тебе деньги!» — Она вздохнула, вытерла рукой глаза.
«Увидеть следящего за жертвой преступника теоретически тоже мог любой из находившихся на вокзале… — Сотрудники розыска это знали. — Практически — всегда та же категория…»
— Где искать Степанова?
Денисов знал теперь, что требуется. Закрыл сейф, принялся быстро убирать со стола.
— Пока я здесь, он ночует в Москве.
— У друзей?
— В гостинице.
— Для жителя Подмосковья, Москвы это практически исключено.
— И я так думала. А он объяснил. Рубль за ночь. Номер, по-моему, на четверых… Я спросила: «В гостиницу не опоздаешь?» — «Рано, — говорит, — там засветло не пускают…»
— Далеко она?
— Где-то у трех вокзалов… Найдете?
— Надо подумать.
Оперативные уполномоченные из группы по борьбе с кражами, сменяя друг друга, вели поиск портфеля в ячейках-автоматах. Денисов ненадолго подменил одного из них, но и ему не хватило удачи, как остальным.
«Должна существовать система… — Денисов и раньше думал о ней. — Это похоже на «морской бой», когда ищешь одноклеточную подлодку. Только акваторий больше — не десять на десять клеток, а шесть тысяч…»
Людей у пригородных платформ было немного. К вечеру день остался таким же — дождливым, серым. На контактных проводах, когда электрички вскидывали пантографы, била искра.
Вернувшись в здание, Денисов увидел в коридоре высокого, с суковатой палкой человека — доцента Окунева, ожидавшего с допроса жену и домработницу. Невропатолог курил, сладковатый запах табачного дыма плыл по коридору.
Денисов знал уже — труп в морге не опознан, допросы Окуневых и домработницы ничего не добавили к короткому сообщению, переданному дежурным из Звенигорода:
«Окуневы никого в гости не ждали. Среди друзей известны гостеприимством. Рекомендовать их своему знакомому или родственнику, едущему в Москву, мог любой из многочисленных друзей и коллег — в основном из Рязани, Куйбышева и Донецка, где Окунев раньше работал».
«Кто-то устроил погибшего на ночлег, — подумал Денисов. — А когда случай свел его самого с попавшей в беду девчонкой, он, в свою очередь, не раздумывая, рекомендовал ей простых радушных людей, которые не оставят человека на улице…»
Розыск исчезнувшего спутника Захаровой начать следовало с Каланчевки — прилегающему к площади трех вокзалов району. Поэтому первым делом Денисов позвонил Грибову -старшему оперуполномоченному на Курском, — Денисов называл его «ночным» за пристрастие к вечерним сменам.
— Если он действительно в т о й гостинице, найдем. Никуда он не денется! — Грибов с ходу включился в розыск. Был он немолод, на все случаи жизни имелись у него свои, часто совсем неожиданные приговорки. — Не надо только круглое тащить, Денис, а плоское катать… Значит, невысокий, в куртке с белыми полосами? Я узнаю. Ночью, после часа, будь у себя. Позвоню. Договорились?
— Да.
Он положил трубку, сосед-оперуполномоченный открыл дверь:
— Спички есть, Денис?
— Возьми. — В столе лежали спички, сигареты, коллеги из группы по борьбе с кражами это знали. — С портфелем пока глухо?
— Сам знаешь! Что ищешь — оно всегда в противоположном отсеке, в последней секции, в самой крайней ячейке.
Уходя, оперуполномоченный подошел к окну:
— И погода к тому же! Убийственная… — Фраза неожиданно обнаружила второй — зловещий смысл.
Денисов спустился вниз. В дежурке Сабодаш объяснял по телефону:
— Отвезешь постановление о назначении комплексной судебно-медицинской и судебно-баллистической экспертиз. Да, в Лефортовский морг. — Увидев Денисова, он выложил на пульт несколько исписанных листов. Шепнул: — По твоей просьбе. Из Ртищева.
«Миронова А. С. Тамбов, Советская, 3-8», «Чермашенцев К. С.» — Денисов просмотрел список по диагонали. -«Шинкевичи — дер. Холмово, Можайский район…» — Это были пассажиры вагона 4 поезда Москва — Тамбов.
— На всякий случай в пятом тоже переписали… — предупредил Антон.
Итоги резюмировала подколотая к спискам телеграмма:
«Опросом бригады поезда 441 Москва — Тамбов отставших поезда пассажиров не установлено вещи без владельцев вагонах не следуют мужчина схожий по приметам погибшим при посадке проводникам не обращался установить очевидцев преступления не удалось. Зайцев».
Рядом, на столе, Денисов увидел расчерченный на квадраты бланк с образцами ткани — печально известная «Карта неопознанного трупа». Лоскуты одежды — сорочки, костюма, носков.
На пульте зажегся сигнал — Сабодаш в двух словах закончил разговор, его ждал новый абонент.
Денисов пошел к дверям.
— Далеко? — спросил Антон.
— В ресторан. На Курский.
— Я думаю, они нарочно это подстроили. Парень ушел, девица не успела. — Официантка была грузной, с тяжелой головой, светлым, когда-то красивым, лицом. — У меня глаз наметан. Заказ солидный, я их сразу взяла на заметку.
— Давно работаете?
— Официанткой? Давно! Только на Курском десять лет. Научена!
Они разговаривали у чайного столика, при входе. Сновавшие вокруг официанты, по крайней мере внешне, не проявляли к Денисову интереса. Притом каждый знал, что он из милиции, здесь невозможно было никого провести.
Посетителей в ресторане было немного, мужчины пили пиво.
— Что можно сказать о парне?
— Смазливый. — Взгляд официантки побежал вдоль столов, отыскивая похожего. — Небольшого роста, невидненький… -Никто из сидевших не привлек ее внимания; взгляд добежал до ниш в стене, вернулся назад.
— Как одет?
— Костюм или курточка. Сейчас не помню.
— Он не южанин? Может, акцент?
— Наш! Русак!
— Раньше не видали?
— Честно говоря, лицо девушки показалось мне более знакомым.
Подошла женщина-администратор спортивного вида, в черном официальном блейзере — поддержала официантку:
— Я тоже где-то видела. Не бывала ли она раньше на Белорусском…
Денисов не стал переубеждать — успех его миссии в ресторан не требовал их приязни к потерпевшей.
— Меня интересует парень…
— Его не замечала. — Тон официантки изменился. — Вы меня отпустите? Клиенты ждут… — Администраторша отошла еще раньше.
Денисову осталось откланяться. Тем не менее у входа он нашел швейцара — плотного, с покатым лбом, с жирными складками на шее.
— Случай этот при мне был. — Он тоже говорил в основном о потерпевшей. — Хороша птичка!
«Принципиально другое мнение… — подумал Денисов. — А уж представления о тех, кого следует опасаться в действительности, никакого…»
Из зала ожидания кто-то постучал в дверь, швейцар сделал вид, что не слышит.
— Девицу я сразу заприметил. Плащ, должно, сто лет не был в чистке… Извините!
Он подал очередному клиенту сетку, зонт, привычно опустил в карман чаевые, открыл и тут же снова закрыл дверь. Походка у него была быстрая, шаркающая.
— Верите? — Он вернулся к Денисову. — Я сам никогда себе этого не позволял и от других не переношу. Нет денег на ресторан — не ходи. Вообще-то сюда редко такие ходят. Меня уже знают! Боятся! Глаз-ватерпас…
Приметы парня, приходившего вместе с Инессой, одежду он, впрочем, не запомнил.
Дождь не был виден, только в черных, на черной платформе, лужах, там, где падал свет, поверхность воды рябила и подергивалась. Вдалеке виднелась площадь Трех вокзалов -за пеленой она казалась вымершей, плохо освещенной. Движение пригородных поездов прекратилось, кроме Денисова, на платформе никого не было.
«Пока я все только удаляюсь от цели: девчонка, сбежавшая из дома, теперь еще сумасброд — жених… Задержим ли мы его в гостинице? Если да, высветится ли происшествие с новой, неизвестной пока стороны?»
Грибов появился около двух:
— Задержался по твоему делу. — У него была характерная рязанская скороговорка, некоторые жаловались, что не все понимают. Но Денисову она нравилась.
— Порядок?
— Да. «Нет конца у дел». Едем, нас уже ждут.
Приближавшийся к платформе состав замедлил ход, потом и вовсе остановился перед светофором, он направлялся в парк отстоя.
— Давай сюда. — Грибов еще на ходу открыл дверь одного из тамбуров. — Аккуратнее.
Состав шел с юга, он показался Денисову ободранным, темным; к концу летних перевозок поезда уставали, болели. Как люди. На полу тамбура хрустнула под ногами стеклянная мелкая крошка, окно с нерабочей стороны было выбито.
— Свои. — Грибов успокоил выглянувшую из коридора проводницу.
В соседнем вагоне дверь тоже была открыта — слышался стук бутылок, нерусская речь, проводники начинали уборку вагонов.
— Не задержат надолго, сейчас потянут… — Грибов был ниже Денисова, но устойчив и кряжист — им уже приходилось участвовать вдвоем в задержаниях.
Вагоны действительно напряглись, сходя с мертвой точки, скрипнули тормоза.
Ехать было недалеко.
Поезд еще шел. По обеим сторонам тянулись поставленные на прикол составы. Сквозь освещенные окна их ночная жизнь в парке отстоя была хорошо видна: поднятые полки, чей-то одинокий ужин или завтрак, дружеская неторопливая беседа проводников.
— Сюда, — сказал Грибов. Они спрыгнули на нерабочую сторону, здесь было темнее. — Значит, так… — предупредил он. — Иди прямо. До резерва проводников. Тут недалеко. Я догоню.
Сотни вагонов, пропахших странствиями, людьми, нехитрой снедью — иначе, Железной Дорогой, — стояли неподвижно-тяжело. Совсем близко, по ленинградскому ходу, прогрохотал дальний.
У резерва проводников догнал Грибов:
— Все в порядке. — Он был не один. Поодаль шли двое постовых, рядом на коротком поводке бежала овчарка.
Метрах в двухстах остановились.
— Пришли, — Грибов показал постовым на вагон; тот, кто был с собакой, пригнувшись, перебрался на другую сторону, умный пес неслышно пролез впереди него. — Если будет спокойно, по сигналу присоединишься к нам, — передал Грибов дополнительно по рации.
Второй милиционер встал поодаль.
— Подождем, — ночной оперуполномоченный настроен был благодушно. — «Когда бы ни умирать, все равно день терять…»
За шумом дождя кто-то невидимый постукивал металлическим молоточком бандажи, пробовал буксы. Несколько проводниц с сумками молча прошли по своим вагонам.
Сила дождя быстро менялась: минут пять было тихо, потом снова застучало по крышам.
Денисов поднял голову, прожектора на вышке казались огромными холодными светляками.
Ждать пришлось недолго. Послышались шаги, кто-то прошел рядом, едва не задев. Пахнуло пивом. Потом раздался стук в стенку вагона, еще через минуту — звук поворачиваемого в двери ригеля.
— Кто? — спросил невидимый в темноте проводник.
— Поспать. Утром уйду…
За самовольное превращение находившихся в отстое вагонов в гостиницу наказывали, но часть проводников продолжала рисковать.
— Заходи… — Проводник подал дверь на себя; увидев метнувшиеся к вагону тени, ничего сначала не понял: — Сколько вас? Трое?!
— Ну! — Денисов уже входил в тамбур. — Транспортная милиция. Никого не предупреждайте. В каком купе ночуют?
Проводник растерялся:
— Во втором. И в третьем.
Из служебки лил неяркий свет, пахло разваренным картофелем, овощами. Денисов прошел в коридор. Женщина в форменной сорочке, с галстуком-регатой резала хлеб — проводники готовились ужинать.
— Когда откроем двери, включите свет, — Грибов, поднявшийся следом, говорил неразборчиво, но проводник понял. -Ключ с собой? — спросил он у Денисова.
— С собой.
Двери открыли служебными ключами. Вспыхнул свет.
По коридору побежала овчарка.
— Милиция! Документы… — Оперуполномоченные почти одновременно вошли каждый в свое купе.
Был самый сон. В купе у Денисова оказалось трое, ни один из них не пошевелился. Не убирая руки с пистолета под мышкой, Денисов стал будить их по одному. Все трое спали в одежде: «гостиница» предоставляла минимум удобств -подушки, матрасы.
Первым поднял голову пожилой, похожий на снабженца, протянул с верхней полки командировочное удостоверение, паспорт. Документы были в порядке.
Денисов больше им не интересовался. Он пристально вгляделся в парня внизу. Тот лежал лицом к стенке. Из-под матраса высовывалась куртка, похожая на ветровку…
Вошел Грибов с обычной скороговорочкой, Денисов ничего у него не понял.
— Удачливый я, — пришлось повторить. — В купе один мужик. И тот, наверное, в розыске: справка на Николая, а татуировка «Витя», паспорта нет. Бывает, конечно. «Акулина пирог ставила — все ворота в тесте…» — Грибов показал на нижнюю полку.
— Сейчас убедимся, — Денисов потянул высовывающуюся из-под матраса ветровку. Грибов в это время принялся будить третьего:
— Эй, дядя!
Парень внизу повернулся. Из-под матраса показался вывернутый наизнанку рукав, шнурок, пущенный по поясу. Денисов нагнулся. Спящему было не больше двадцати, черты лица казались небольшими, аккуратными. Денисов перевернул куртку — с лицевой стороны от плеча к манжету тянулись неширокие белые полосы.
«Он!…»
— Милиция! — предупредил Денисов. — Документы. И никаких глупостей! Спокойно! Степанов? Олег? С днем рождения…
Разговор повели в соседнем купе, пока ждали машину. В ящике под полкой, где спал Степанов, нашлась и женская сумка с вещами.
— Инессы? — Денисов показал на вещи.
— Думаете, мне деньги ее нужны?! — Голосом и выражением лица Степанов показал, что оценивает логические способности Денисова невысоко. — Я бы все равно вернул. Вы же ничего не знаете! Она приехала ко мне, чтобы остаться! А сейчас колеблется…
Денисов отнес грубость за счет его незнакомства с принятым в милиции этикетом.
— Что дальше?
— Мы любим. Не можем друг без друга! Понимаете?
Степанов поднялся, сделал пару шагов к двери. Денисов -за столиком — следил за ним. По ту сторону окна текло с крыши, влага проникала в купе.
— Вы прописаны в Москве?
— В Нахабине.
— С родителями?
— Я ушел из дома. Понимаете? Отец и мать против. Особенно мать.
— Когда ушли?
— Перед тем как ей приехать. Неделю назад.
— Работаете?
— Устраиваюсь. Уже договорился. Должны дать общежитие. Мне и ей… — Он остановился. Овчарка пробежала по коридору, замерла у двери.
— Койот, место! — крикнул постовой.
Денисов слушал. Это была другая история. История Олега и Инны, их любви. Обстоятельства ночного происшествия на платформе оставались такими же загадочными, как и утром. Время уходило.
«Что за человек следил за погибшим из темноты за элеватором? — Денисов мысленно повторил главный вопрос. Только Степанов сейчас мог помочь. — Через несколько часов, я не говорю — «через день…» — не будет ни одного свидетеля, кто хоть что-нибудь видел!»
Но вести разговор об этом было еще рано.
— Что у вас получилось в ресторане? — спросил он.
— На Курском? Так, дурь… — Степанов покраснел. — Поругались. Подумал: сделать такое, чтоб уже не подойти! Чтоб нельзя вместе. Сжечь мосты…» Ушел, взял вещи. Вижу — не могу! Снова поехал на вокзал.
— И опять поругались?
— Опять. Где она сейчас?
— В комнате отдыха, на вокзале.
— У нее нет денег.
— Есть.
— Она подала заявление?
— На тебя? Нет.
— Разве вы ищете меня не для того, чтобы посадить?
— Нет.
— Тогда я не понимаю…
— Мне нужна твоя помощь. — Денисов решился. — Вспомни. Когда вы сидели у элеватора…
— На вокзале?
— Да. Платформу было видно? Слева — ближайшую?
— Оттуда, где мы сидели? — Степанов почувствовал: оперуполномоченный делает ему какое-то важное, непонятное пока предложение, дает шанс. — Там вагоны, временная камера хранения… Так… — Степанов был само внимание. -Дальше почтовые вагоны.
— А конец платформы?
— Конец платформы тоже был виден.
— Там был в это время кто-нибудь?
В коридоре снова пробежала собака, и другой голос — на этот раз Грибова — приказал:
— Место, Койот!
— Там стоял пассажир. — Он вспомнил. — Точно!
— С вещами?
— Кажется. Не обратил внимания.
— Вы что-нибудь знаете о нем? Знакомы?
— Нет… — Степанов силился и не мог понять, куда клонит Денисов. — Вот только: Инесса сказала, что он дал ей немного денег, хотел помочь…
— Пассажир этот… В конце платформы… Он был один?
— Да.
— Больше никого?
Внезапно Степанов догадался:
— Мужик пробежал! От вокзала! Все время смотрел в конец платформы… — От напряжения Степанов мгновенно взмок. -Я еще сказал: «Инна! Вроде следит за тем, который дал тебе денег…»
— Он около вас пробежал?
— Я еще у него курить просил!
— А он?
— Сказал, что не курит.
— Какой из себя?
— Невысокого роста. Невзрачный. С жетоном.
— Носильщик?!
Он давал приметы Салькова.
— Носильщик.
Несколько минут Денисов сидел молча, а мысль снова шла замкнутым кругом дальше — к типовым мотивам преступлений такого рода:
«Месть? Ревность? С целью сокрытия другого преступления? Корысть?»
