Оранжерея была огромным стеклянным сооружением, пристроенным к бальному залу. В ней росло множество австралийских и новозеландских папоротников, а в центре большой фонтан выбрасывал искрящуюся струю воды, которая падала в мелкий каменный бассейн с чисто-белыми цветами водяных лилий.

В конце оранжереи соорудили имитацию горного потока: настоящая вода перекатывалась через настоящие камни, в щелях и трещинах росли изящные маленькие папоротники. Над головой простирались огромные листья высоких папоротниковых деревьев; крыша казалась сплошной густой массой зелени, и с нее свисали проволочные корзины, полные перепутанных ползучих растений, которые старались вырваться на свободу. Повсюду были умело спрятаны электрические лампы в зеленых круглых плафонах, и оранжерею наполнял слабый аквамариновый свет, делавший ее похожей на грот русалки в морских глубинах. Тут и там встречались восхитительные уютные уголки с мягкими сиденьями; многие из них были заняты хорошенькими девушками и сопровождавшими их кавалерами.

На одной стороне оранжереи широкая дверь открывалась на низкую террасу, откуда ступеньки спускались на лужайку, а еще чуть дальше виднелась темная кайма кустов, в которых спрятался Пьер Лемар.

Китти и Ванделуп нашли очень удобный уголок как раз напротив двери. Они видели белое сияние террасы в свете звезд, время от времени мимо них проходили парочки – черные силуэты на фоне ясного неба. Вокруг слышались приглушенные голоса, музыкальное журчание фонтана, и меланхоличная музыка вальса с его неотвязным рефреном неслась сквозь бледно-зеленый сумеречный свет. Неподалеку Барти Джарпер своим мягким голосом разговаривал с высокой молодой леди в отвратительном зеленом платье, в сторонке мистер Беллторп смеялся с миссис Риллер за дружеским прикрытием ее веера.

– Что ж, – дружелюбно сказал Ванделуп, опускаясь на сиденье рядом с Китти. – На какие великие темы вы желаете поговорить?

– О Мадам Мидас, – ответила девушка, глядя на него в упор.

– Восхитительный предмет беседы, – пробормотал Гастон, закрывая глаза, поскольку догадался, что сейчас будет. – Давайте, я весь внимание.

– Вы собираетесь на ней жениться, – сказала мисс Марчёрст, подавшись к нему и со щелчком закрыв свой веер.

Ванделуп слабо улыбнулся.

– Да что вы говорите! – пробормотал он, открыв глаза и лениво глядя на нее. – И кто рассказал вам эту новость? Потому что для меня это новость, поверьте.

– Значит, это неправда? – слегка задохнувшись, горячо спросила Китти.

– Вот уж не знаю, – сказал француз, вяло теребя ус. – Я пока не делал ей предложения.

– И не собираетесь делать? – выпалила зардевшаяся Китти.

– А почему бы и нет? – с удивлением отозвался Гастон. – Вы что, против?

– Против? Господи боже! – негромко, но страстно воскликнула девушка. – Вы забыли, кто мы друг для друга?

– Насколько я понимаю – друзья, – ответил француз, восхищенно созерцая свои руки.

– И не только, – горько добавила она. – Мы любовники!

– Не так громко, моя дорогая, – холодно предостерег Ванделуп. – Нехорошо оповещать всех о своих личных делах.

– Теперь они личные, – горячо проговорила мисс Марчёрст, – но скоро станут публичными.

– Да ну! И в какой же газете вы их опубликуете?

– Послушай меня, Гастон, – сказала Китти, не замечая его издевательской ухмылки, – ты никогда не женишься на Мадам Мидас! Раньше я открою всем истину и покончу с собой.

– Ты забываешь, – ласково сказал он, – что мы играем комедию, а не трагедию.

– Так я решила. Смотри! – Китти вдруг сунула руку за вырез платья и достала пузырек с красными ленточками. – Он все еще у меня.

– Я так и понял, – улыбаясь, ответил Ванделуп. – Все время носишь его с собой, как современная Лукреция Борджиа?

– Да, – тихо ответила Китти. – Я никогда с ним не расстаюсь. – И она тоже презрительно усмехнулась. – Видишь ли, ты сам сказал, что всегда нужно быть готовым к неожиданностям.

– Похоже на то, – лениво зевая, ответил Ванделуп и выпрямился. – На твоем месте я бы не стал пускать в ход этот яд – слишком рискованно.

– О нет! Он смертелен и не оставляет следов.

– Вот тут ты ошибаешься, – холодно заметил Гастон. – Он оставляет следы, но с виду причиной смерти будет являться апоплексия. Отдай мне пузырек! – безапелляционно потребовал он.

– Нет! – ответила Китти, сжав бутылочку в руке.

– А я сказал – да, – сердито прошептал Ванделуп. – Этот яд – моя тайна, и я не собираюсь позволить тебе безответственно забавляться с ним. Отдай!

Он схватил ее за запястье.

– Мне больно! – ойкнула Китти.

– Я сломаю тебе запястье, моя дорогая, – тихо проговорил француз, – если ты не отдашь мне пузырек.

Китти вырвала руку из его хватки и встала.

– Да я скорее выкину его!

И не успел Ванделуп ее остановить, как девушка швырнула пузырек на лужайку, и тот упал возле кустов.

– Ба! Я его найду, – сказал Гастон, вскакивая на ноги, но Китти оказалась быстрей.

– Мистер Ванделуп, – сказала она громко, чтобы ее услышали все, – будьте добры отвести меня обратно в бальный зал, чтобы мы закончили наш вальс.

Ванделуп отказался бы, но она уже держала его за руку, а поскольку все смотрели на них, француз не мог воспротивиться желанию дамы, не заслужив репутацию невежи. Китти победила Гастона его же собственным оружием, и, бросив на девушку почти восхищенный взгляд, он отвел ее обратно в бальный зал, где как раз заканчивался вальс.

– Во всяком случае, – сказал Ванделуп Китти на ухо, когда они заскользили в танце, – ты не сможешь теперь навредить с его помощью ни себе, ни кому-нибудь другому.

– Да неужто? – быстро парировала она. – Дома у меня есть еще.

– Черт! – воскликнул он.

– Да, – торжествующе ответила Китти. – Я отлила половину из пузырька, который прежде принадлежал тебе. Как видишь, я все еще могу причинить вред, и, – свирепым шепотом добавила она, – я это сделаю, если ты не оставишь свою затею жениться на Мадам Мидас!

– Я думал, ты знаешь меня лучше, – с сосредоточенной страстью отозвался Ванделуп. – Я не оставлю эту затею.

– Тогда я ее отравлю!

– Что? Женщину, которая была так добра к тебе?

– Да, лучше я увижу ее мертвой, чем замужем за таким дьяволом, как ты.

– Как ты добра, Крошка, – со смехом сказал Гастон, когда музыка смолкла.

– Я такая, какой меня сделал ты, – горько ответила Китти, и они ушли в гостиную.

Ванделуп ясно понял, что нашла коса на камень. Мисс Марчёрст становилась так же умна и остра на язык, как и он сам.

Но хотя Китти была его ученицей и становилась крайне ожесточенной и циничной, Ванделуп не думал, что это честно – пускать в ход его оружие против него самого. Француз не верил, что девушка попытается отравить Мадам Мидас, даже если будет считать, что ее не раскроют: для такого поступка он считал ее слишком мягкосердечной. Но, увы! Он был превосходным учителем, и Китти стремительно приближалась к такому же умозаключению, к какому уже давно пришел Гастон: важнее всего на свете – ты сам. Кроме того, ее любовь к Ванделупу, хотя и не такая страстная, как раньше, была еще слишком сильна, чтобы позволить другой женщине им завладеть.

В общем, мистер Ванделуп оказался в крайне неприятной ситуации, и ситуация эта была делом его собственных рук.

Препоручив Китти нежной заботе мистера Роллстоуна, Гастон поспешил на улицу, чтобы поискать пропавший пузырек. Он догадывался, где именно тот упал, и, чиркнув спичкой, начал осматривать ровную, коротко остриженную траву. Но хотя он искал долго и тщательно, пузырек исчез.

– Дьявол! – пробормотал Ванделуп, испуганный этим открытием. – Кто мог его подобрать?

Он ушел обратно в оранжерею, и, усевшись на прежнем месте, принялся обмозговывать сложившееся положение. Без сомнения, самым раздражающим в пропаже яда было то, что его мог пустить в ход кто угодно. Оставалось надеяться, что подобравший пузырек ведать не ведает об опасных свойствах его содержимого. Да, в этом Гастон мог быть уверен, поскольку никто, кроме него самого, не знал, что это за яд и как его использовать. Подобравший пузырек, наверное, выбросит его, как бесполезную штуку… А еще оставалась возможность и такого варианта, что, когда Китти вышвырнула бутылочку, пробка выскочила и содержимое разлилось.

С другой стороны, у девчонки оставалась другая порция яда, но….

Ба! Она не даст его Мадам Мидас! То была пустая угроза ревнивой женщины с целью его испугать. Настоящая опасность заключалась в том, что девушка может рассказать миссис Вилльерс об их отношениях, и тогда исчезнет всякий шанс на женитьбу. Если б он мог как-то заткнуть Китти рот… Убеждать ее было бесполезно. Если б Ванделуп был в силах избавиться от нее, не подвергая себя опасности, – он бы это сделал…

Идея! У него ведь тоже есть яд! Вот бы с помощью этого яда убрать ее с дороги!

Яд не оставляет следов, прикидывал Гастон, и он почти ничем не рискует. В худшем случае все подумают, что девушка покончила с собой – ведь у нее найдут яд, с помощью которого она отравилась. Жаль убивать ее, такую юную и хорошенькую, но этого требовала его безопасность. Если она все расскажет миссис Вилльерс, это повлечет за собой дальнейшие расследования, а месье Ванделуп очень хорошо понимал, что его прошлое не выдержит нескромных взглядов!

К тому же Китти угрожала ему какой-то тайной, которая, дескать, ей известна… Гастон не знал, что это за тайна, но почти догадывался. Если это та самая тайна, то от Китти просто необходимо избавиться, потому что под угрозой находится не только его свобода, но и его жизнь! Что ж, если надо ее устранить, то чем скорее это будет сделано, тем лучше. Ведь уже завтра девушка может все рассказать… Значит, нужно дать ей яд нынче же ночью. Но как? Это будет нелегко…

Нельзя отравить ее здесь, на балу, – ее смерть у всех на глазах будет слишком уж очевидной. Нет! Все надо проделать втайне, когда Китти вернется домой. Сначала она отправится в комнату Мадам Мидас, чтобы проверить, как та, – а потом удалится к себе. Ванделуп знал, где находится комната Китти – она была смежной со спальней миссис Вилльерс. В обеих комнатах имелись французские окна: два – в спальне миссис Вилльерс, одно – в спальне Китти…

Вот и план! Окна будут открыты, поскольку ночь очень теплая. Предположим, он отправится в Сент-Килду и заберется в сад. Ему там знаком каждый дюйм. Он сможет проскользнуть в открытое окно, а если окно будет закрыто, с помощью алмаза в кольце вырежет стекло… У Гастона имелось кольцо с алмазом, но он никогда его не носил, поэтому, если Китти найдут отравленной, а стекло – вырезанным, никто его не заподозрит. Он же вообще не носит колец, а улика в виде куска вырезанного стекла докажет, что тут пускали в ход именно алмаз…

Что ж, предположим, он проникнет внутрь. Китти будет спать, и он выльет яд в графин или в стакан с водой и оставит воду на виду. Но выпьет она эту воду или нет? Что ж, придется рискнуть. Если он на сей раз и потерпит неудачу, то в следующий раз – наверняка нет.

Но вдруг она проснется и закричит… Фи! Когда Китти увидит, кто это, она не осмелится устроить сцену, а он легко сможет придумать оправдание своему присутствию.

То был сумасбродный план, и француз это прекрасно понимал, но ведь он сейчас находился в таком опасном положении, что должен воспользоваться любым шансом!

Приняв такое решение, мистер Ванделуп встал и, отправившись в буфет, выпил бокал бренди, потому что даже он при всем своем хладнокровии чувствовал легкую нервозность из-за преступления, которое собирался совершить. Гастон подумал и решил дать Китти последний шанс, и когда та, уже накинув плащ, ожидала экипаж вместе с миссис Риллер, оттащил ее в сторону.

– Ты же это говорила не всерьез, – прошептал Ванделуп, испытующе глядя на нее.

– Нет, всерьез, – вызывающе ответила Китти. – Если ты доведешь меня до крайности, тебе придется иметь дело с последствиями.

– Тем хуже будет для тебя, – угрожающе сказал француз.

Экипаж уже подъехал.

– Я тебя не боюсь, – ответила Китти, пожав плечами – жест, которому она научилась у него. – Ты разрушил мою жизнь, но я не позволю тебе разрушить жизнь Мадам Мидас. Я скорее увижу ее мертвой, чем в твоих руках!

– Помни, я тебя предупреждал, – мрачно сказал Ванделуп, провожая ее к экипажу. – Спокойной ночи!

– Спокойной ночи! – издевательски ответила девушка и добавила негромко: – А завтра тебя ждет сюрприз.

– А завтра, – сказал он себе, когда экипаж отъехал, – ты будешь уже мертва!