Книга: Интимное средневековье. Истории о страсти и целомудрии, поясах верности и приворотных снадобьях
Назад: Глава 8. Если очень хочется не забеременеть
Дальше: Глава 10. Блудницы и где их можно найти
Глава 9. Запретная любовь
Что действительно потрясает меня в Средневековье, так это то, что многие тогдашние идеи и концепции считались одновременно и совершенно нормальными, и совсем негодными, в зависимости от обстоятельств. К таковым относится, например, запретная любовь: одну ее разновидность, куртуазную любовь, почитали и всячески превозносили как самую романтичную из всех возможных, а прелюбодеяние, частое ее следствие, решительно и бесповоротно отвергали, считая грехом.
Куртуазная любовь
Гора книг, написанных на тему куртуазной любви в Средние века, поистине необъятна. Справедливо будет сказать, что ей посвящено очень много произведений, так что нам с вами не помешает кратко, не погружаясь слишком глубоко, окинуть взглядом этот мир; выяснить, что он собой представлял и как возник.
Куртуазная любовь – это когда мужчина, обычно из высшего сословия и из числа придворных, восхищается женщиной несомненных моральных качеств – та может быть чужой женой, но необязательно, – вожделеет ее и активно за ней ухаживает. Она, конечно же, недосягаема, и его пронзает боль от одного ее взгляда. Он лишен сна, и только ее поцелуй или жест благосклонности способны успокоить его сердце.
Ее недоступность никоим образом не мешает ему подносить ей дары, посвящать песни и стихи. Он тоскует по ней, вожделеет ее. То, что эту страсть нельзя довести до логичного конца, для него абсолютная пытка. Волнение не дает ему ни секунды покоя, а она никак не может позволить себе поддаться его ухаживаниям. Что особенно интересно, куртуазную любовь в те далекие времена так не называли; это понятие используется исключительно ретроспективно.
Знаки любви
Трактат XII века De amore («О любви») Андреаса Капеллануса помогает нам получить представление о том, какие носимые аксессуары были доступны в те времена и какие из них позволялось принимать от влюбленного мужчины.
Солюбовнице от солюбовника прилично принимать такие предметы, как платок, перевязь для волос, золотой или серебряный венец, заколку на грудь, зеркало, пояс, кошелек, кисть для пояса, гребень, нарукавники, перчатки, кольцо, ларец, образок, рукомойню, сосудцы, поднос, памятный значок и, совокупно говоря, всякое невеликое подношение, уместное для ухода за собой, для наружной благовидности или для напоминания о солюбовнике; все сие вправе солюбовница принять от солюбовника, лишь бы не могли за то заподозрить ее в корыстолюбии.
Словом, считалось совершенно безобидным в знак привязанности дарить и получать подобные упомянутым маленькие предметы, но с оговоркой – их нельзя было передавать тайно. Тайное дарение могло рассматриваться как нечто незаконное. Публичными проявлениями щедрости и любви восхищались; они сопровождались витиеватыми речами и выражением сердечных мук. Принимать драгоценные предметы – например золотой венец – следовало с большой осторожностью, поскольку такие дорогие вещи просто так не дарят. Кольца также считались подходящим подарком, хотя сегодня принимать кольцо от женатого поклонника нам кажется чересчур интимным.
Посеребренная брошь в виде лилии с украшенными лепестками, Франция (XIV в.)
Артефакт из коллекции Гилбертов
Трубадуры
Слово «трубадур» происходит от слова trouveur («искатель») родом с севера Франции. Так называли поэта и музыканта, который не повторял известные популярные истории, а находил совершенно новые, каких до этого никто не слышал.
Судя по всему, начало движению положили в XI веке трубадуры Южной Франции и Аквитании, которые добавили в свой обычный репертуар с песнями о мужественных деяниях и героических сражениях тему безответной любви. Многочисленные героические деяния – это очень хорошо, но какова цель рыцаря-героя? Конечно же, произвести впечатление на даму! Трубадуры хотели убедить всех, что дамы – не движимое имущество, получаемое с браком, а создания, достойные восхищения.
Вот что сделал трубадур. Он нашел не только нужные слова, но и счастливую даму, без которой, как он утверждал, не сможет ни жить, ни дышать. Без знаков внимания и милости со стороны объекта обожания не видать ему ни сна, ни веселья в сердце; не будет ни улыбки на его губах, ни стихов, чтобы читать их людям. Для счастья ему достаточно одного лишь намека на благосклонность. Малейшего поощрения хватало, чтобы он вдруг наполнился вдохновением и сочинял строфу за строфой, описывая красоту и добродетели, которыми наделена его возлюбленная, даже если в реальности таковых в помине не было. Едва зародившись, явление распространилось со скоростью лесного пожара.
И ничего, что музыкантам, воспевавшим дам, часто покровительствовали сами эти дамы. Любой толковый трубадур, если попросить его описать женщину, которая, по сути, оплачивает его счета и обеспечивает его, найдет приятные слова. Белизна кожи, благородное чело, прекрасные губы. Красота в целом. Доброта и сердечность. И вообще, если женщина покровительствует искусствам, она изначально достойна воспевания и всяческих похвал. В результате средневековые мужчины начали смотреть на женщин по-новому. Внезапно жены и девы оказались вознесены на пьедестал красоты и обожания.
Матильда Саксонская
Матильда родилась в 1156 году; она приходилась дочерью Алиеноре Аквитанской, довольно известной особе, и сама была герцогиней Саксонской. На то, чтобы сочинять о ней красивые слова, она вдохновляла многих мужчин, но особенно – безумно влюбленного в нее Бертрана де Борна, лорда Отфора, который с тоской и желанием писал:
Раздеваешь ее – и растет вожделенье и страсть. От слепящей красоты ее груди ночь превращается в день. А скользни взглядом ниже, и весь мир охватит огонь. Как приятно касаться этих обнаженных прекрасных податливых форм!
Не могу сказать, настолько слепящей должна быть женская грудь, чтобы превращать ночь в день, но, уверена, любая дама предпочла бы, чтобы мужчина не так громко высказывался о ее податливости. Хотя это большой шаг вперед для тех, кто считался «наживкой Сатаны».
Алиенора Аквитанская
Алиенора, мать Матильды, от дочери не отставала; ее собственные поклонники наперебой восхваляли ее небесные черты. Она родилась в 1122 или 1124 году в Пуатье (Франция); остальные детали довольно отрывочны. О жизни Алиеноры Аквитанской рассказывается в бесчисленных книгах – и да, чтобы рассказать ее историю, действительно нужна целая книга, – так что мы с вами сосредоточимся на словах, на которые она вдохновляла мужчин. Алиенора, несомненно, была красавицей, даже в детстве ее считали более чем красивой. Один из самых известных французских трубадуров так писал о ней:
Кажется, не избежать мне смерти, если моя прекрасная не пригласит меня туда, где отдыхает, чтобы мог я целовать, ласкать и крепко обнимать ее белое, пухлое, гладкое тело.
Вообще эти слова описывают уровень близости, выходящий далеко за пределы исполненных тоской и страстью надежд на личное общение с любимой, характерных для большинства трубадуров. В любом случае все эти вздохи, признаки тоски, желания, любовного томления и вожделения очень типичны для нового взгляда на благородных средневековых женщин, которым те явно наслаждались, и разительно отличались от бытовавшего ранее отвращения. Конечно, женщине нельзя доверять из-за холодности и распущенности ее натуры, но ею можно восхищаться, по ней можно вздыхать, ее можно вожделеть.
В XIV веке особую популярность приобрела романтическая литература. Возьмем, например, роман Кретьена де Труа «Ланселот, или Рыцарь телеги». В нем рассказывается о рыцаре, который отчаянно тосковал по жене короля Артура Гвиневере; это классическая история о куртуазной любви, вплоть до того момента, когда Гвиневера сдается и вступает в незаконную связь с воздыхателем. Мы все знаем, как все заканчивается. Плохо для всех. Артур теряет жену и человека, который был его правой рукой; Ланселот теряет короля и возлюбленную; Гвиневера уходит в женский монастырь, постригается в монахини и остается и без мужа, и без любовника.
Романтизация розы
Другое известное средневековое произведение, «Роман о Розе», представляет собой длинный рассказ о том, как пылающий страстью молодой человек пытается завоевать любовь своей дамы и доказать, что достоин ее, а попутно много и красноречиво грустит. Свой роман Гийом де Лоррис писал в период с 1225 по 1230 год, но так и не закончил; это сделал другой писатель, Жан де Мен, уже в период между 1269 и 1278 годами. Вот как описывает историю сам Гийом:
Если меня спросят, мужчина или женщина, как бы мне хотелось… назвать этот роман, я бы сказал – «Роман о Розе», где заключена вся суть искусства любви.
До наших дней дошло несколько экземпляров замечательно иллюстрированных рукописей романа, где рассказывается, как незадачливый влюбленный пытается преодолеть препятствия, чтобы добраться до объекта своей страсти. Ему нужно пройти мимо целого ряда олицетворенных добродетелей и пороков, которые пытаются ему помочь либо помешать. Не пойму, почему эту историю до сих пор не переделали в иммерсивную ролевую онлайн-игру. Вместо кеша, запасных жизней и бонусов тут любовь (получаемая после победы над главным боссом). До того как победить главного босса – Добродетель под названием Прием Прекрасный, – герою, юноше, нужно справиться с Разумом, Ревностью, Богатством и множеством других персонажей.
Кстати, в финальной сцене романа представлен потрясающий набор эвфемизмов дефлорации. Например, юноша доходит до башни, но ворота ее закрыты, и ему нужно всунуть ключ в замок, а отверстие слишком узкое. Иногда на иллюстрации изображены две башни с очень узким проходом посередине; они явно символизируют женские ноги и то, что между ними скрывается. А еще раньше по сюжету Природа одаривает юношу посохом, который «строгала своей рукой». Более тонкого намека невозможно себе представить – подобными намеками песни, рассказы и романы о куртуазной любви набиты до отказа.
Женщина у башни
Инициал, Часослов. Walters Ex Libris. Manuscript W.277, folio 75r.
А по соседству с Францией, в Германии, о безответной любви и ее муках пели миннезингеры, музыканты-поэты XII века. Путь романтическим авторам проторил Готфрид Страсбургский своей эпической историей о любви Тристана и Изольды, которая, кстати, заканчивается в определенном смысле хорошо, ибо безответная любовь Тристана длится лишь до того момента, как Изольда теряет решимость и способность говорить нет и происходит адюльтер.
Адюльтер продвигает куртуазную любовь еще на шаг вперед, доводя отношения до логического конца. Тут главное – не попасться.
Супружеская измена
В Средние века супружеская измена редко служила основанием для развода, хотя до нас дошли судебные дела, в которых кто-то из супругов «пошел налево» и был пойман. Неверную жену чаще всего жестоко избивали, если не хуже. Для мужчины измена жены служила тревожным знаком, ведь если она занимается сексом с другим, значит, он сам, вероятно, неспособен выполнить супружеский долг и удовлетворить ее, а в таком никому не хочется признаваться. Как правило, проблема решалась жестоким избиением изменщицы и нотацией мужу в суде. Или не решалась.
Неверных жен осуждали и мужья, и другие женщины, и порой их привлекали к суду для наказания. Обвинить кого-то в супружеской измене было мало; чтобы получить результат, требовалось собрать доказательства. В делах об адюльтере виноватой практически всегда выходила женщина, даже если замешанный в нем мужчина слыл блудником или просто человеком сомнительных моральных качеств.
Агнес Бриньялль, прихожанка церкви Сент-Майкл-ле-Бельфри
Агнес Бриньялль жила в пригороде Йорка; в 1432 году она вышла замуж за некоего Джона Херфорда. Так, во всяком случае, она утверждала. Одно довольно длительное судебное дело базировалось именно на сомнениях в действительности этого брака и на обвинении Агнес в том, что она совершила прелюбодеяние не только с Джоном; в деле говорится, что брачный договор они не заключали. И что, соответственно, она подозревается в распутстве. С каждой стороны было вызвано множество свидетелей, и на определенном этапе в игру вступила обычная для тех времен практика – выяснение, чьи свидетели надежнее. На первый взгляд, дело типично для Средневековья, но в нем есть любопытные детали.
Итак, джентльмен по имени Джон Херфорд, он же Джон Смит, предположительно заключивший брачный договор с Агнес и определенно не раз занимавшийся с ней сексом, привел целую группу друзей, которые поклялись, что он все это время был в отъезде (ездил покупать лошадь для своего начальника); что он вообще дал клятву никогда не жениться и что свидетели Агнес все как один прелюбодеи и им нельзя доверять. Показания некоторых свидетелей Джона противоречили друг другу – то он ездил на ярмарку покупать лошадь, то продавать, хотя лошадь фигурировала везде.
А вот свидетели Агнес называли точный день, время суток и место ее бракосочетания с Джоном и подробно описывали мероприятие, вплоть до того, как кто был одет, какую рыбу они ели на праздничном обеде и какие брачные клятвы давали жених и невеста. Но все безрезультатно. Джон выбрал тактику очернения репутации, надеясь дискредитировать свидетелей Агнес, в том числе ее родную сестру.
Изабель Хенрисон из Бутема
В деле происходит особенно любопытный поворот, когда суд ставит под сомнение показания сестры Агнес Изабель; ее называют ненадежным свидетелем, поскольку ее саму обвиняют в прелюбодеянии. Изабель описывается в протоколе как женщина старше тридцати; она родная сестра Агнес, и они живут в одном доме. В документе говорится:
На дальнейшие расспросы свидетель отвечал, что часто слышал, как несколько мужчин и женщин, жителей города Йорк и его пригородов, заявляли, что Джон Уиллердби, женатый мужчина, на протяжении многих лет удерживал эту Изабель в объятиях супружеской измены и что она родила от него трех или четырех детей.
То, чем Изабель занимается (или не занимается) в свободное время, не имеет абсолютно никакого отношения к разбирательству, но сам факт, что она считается женщиной с низменными стремлениями и сомнительными моральными качествами, делает ее показания по делу сестры менее достоверными и правдивыми. Всё, о чем в один голос рассказывают свидетели Агнес, – о мельчайших деталях, связанных с бракосочетанием, например об одежде, погоде и свадебном меню, – сводится на нет показаниями одного-единственного свидетеля со стороны Джона, который даже не знает, сколько именно детей у Изабель. Это не может не вызывать недоумения. Чем же закончилось разбирательство? Никто не знает. После этих показаний суд переключается на несчастную Изабель.
Кстати, в делах о супружеских изменах чаще всего фигурировали священнослужители, охотившиеся за женами прихожан. Как мы уже знаем, некоторые пользовались своим положением и соблазняли собственных служанок, но другие, более предусмотрительные, предпочитали чужих жен, которые никогда не стали бы требовать на них жениться.
Кэтрин Уолронд и Элизабет Годдэй из Уоддесдона
Благодаря сохранившимся архивам выездного церковного суда архидиаконства Бакингема мы знакомимся с Элизабет и Кэтрин, схлестнувшимися из-за местного капеллана. В протоколах суда конца XV века читаем:
Визитация, 1495 год. Уоддесдон. Элизабет Годдэй назвала Кэтрин Уолронд шлюхой, заявив, что та соблазнила сэра Томаса Кули, капеллана, и заставила его совершить с собой грех прелюбодеяния. В суде Кэтрин отрицала это обвинение. Она сумела оправдаться и была отпущена.
Хоть ее и отпустили, из-за того что Кэтрин в принципе предстала перед судом по подобному обвинению, она стала в глазах общества личностью подозрительной. Что подтолкнуло Элизабет выдвинуть против Кэтрин обвинения, нам неизвестно – возможно, капеллан отверг ее, и она решила, что он положил глаз на соперницу. А может, Элизабет была его любовницей в прошлом. Говорят, в аду не сыскать такой ярости, какая кипит в душе отвергнутой женщины. Впрочем, есть также вероятность, что обвинение было правдивым, но без доказательств слова Элизабет – слова женщины – истинного веса не имели. Вот если бы Кэтрин, пусть и бездоказательно, обвинил в прелюбодеянии мужчина, история, скорее всего, сложилась бы совсем иначе.
Во имя Бога
Обвиненные в прелюбодеянии священники обычно заявляли, что невиновны и никого ни к чему не склоняли, ссылаясь при этом на свою святость. Однако, как мы уже знаем, они редко становились невинными жертвами соблазнения; обычно они и были соблазнителями. Иногда священники даже умудрялись убеждать своих жертв в том, что их личная святость полностью искупает грех супружеской измены или что, поскольку секс нечестив сам по себе, семейное положение женщины особого значения не имеет.
Именно такого мнения придерживался уже знакомый нам священнослужитель Пьер Клерг, который в одиночку побудил многих замужних прихожанок нарушить клятвы, данные мужьям. В самом начале XIV века, в небольшой французской деревушке Пьер проявлял значительную активность. Его наихудший поступок заключался в том, что он лишил девственности девушку, выдал ее замуж и продолжал с ней прелюбодействовать.
Грацида Рив из Монтайю
Грацида родилась во французской деревне Монтайю в 1298 или 1299 году. Бедной девушке не повезло дважды: во-первых, она попалась на глаза распутному священнику, который захотел с ней переспать, а во-вторых, матери оказалось решительно наплевать на это. Примерно в 1313 году служитель церкви Пьер Клерг – по общему мнению, большой поклонник незаконных интимных связей, совершенно неспособный держать кое-что в штанах, – дождался, пока мать Грациды уйдет в поле жать хлеб, и явился к девушке домой, когда она была одна. О том, что с ней тогда случилось, мы знаем благодаря тому, что ее история предшествовала массовым религиозным судебным расследованиям по делу катаров.
Лет семь назад или около того… летом, кюре Пьер Клерг зашел в дом моей матери, которая как раз была на жатве. Он и пристал, спасу нет:– Дай, – говорит, – познать тебя телесно.Ну я и сказала:– Согласна.Я тогда еще девушкой была. Кажется, было мне лет четырнадцать-пятнадцать. Он лишил меня невинности на гумне, где держат солому. Но не силой, этого никак не скажешь. И после не переставал познавать меня телесно до января следующего года. Делалось это всегда в остале моей матери, с ее ведома и согласия.
Итак, мать девушки все знала и явно одобряла то, что ее дочь использует для секса мужчина намного старше ее, да еще имеющий целую вереницу любовниц в их же деревне. Прекрасная мать. Что особенно страшно, Грациде, которую убеждали, что все идет как должно, не пришло в голову усомниться в том, что нормальный брак функционирует именно так.
Потом, в январе, кюре отдал меня в жены Пьеру Лизье, но все равно продолжал частенько познавать меня телесно все четыре года, что оставалось прожить моему мужу. С его ведома и согласия. Иной раз муж спросит:– А что, кюре еще занимается с тобой этим самым?А я в ответ:– Да.Муж и скажет, бывало:– Если речь о нашем священнике, так и быть! Если кто другой, ни-ни.
Как эти люди манипулировали совсем юной девушкой, просто ужасно, но хуже всего то, с какой легкостью священник уговорил ее на секс в самом начале. Подобно жертвам многих сексуальных преступлений, девушка пошла на такой шаг добровольно и не видела в происходящем ничего плохого.
Словно этого мало, мужчина, за которого ее в пятнадцать-шестнадцать лет выдали замуж, позволял священнику продолжать пользоваться ею; но только священнику, никому более. Оказаться проданной в качестве секс-игрушки, чтобы муж лучше поладил с Господом, – всего лишь еще одна ситуация, в какую могла попасть средневековая девушка. А какой у нее был выбор? Никакого – Грацида о других вариантах не знала.
К 1320 году Грациде исполнилось всего девятнадцать, но именно тогда она положила конец этому безобразию, заявив, что не хочет более заниматься сексом с Пьером. Отсутствие ее желания превращало все в греховное деяние. Независимо от того, насколько искренним было ее заявление, она наконец решила постоять за себя. Что ж, лучше поздно, чем никогда. В отличие от многочисленных других любовниц Пьера, Грацида Рив из Монтайю, раз закрыв за собой дверь, больше к нему, похоже, не возвращалась.
Ну и молодец.
Колдовство
В воображении особо озабоченных мужчин женщины представали помешанными на сексе бесстыдницами – такова уж их холодная натура – и потому постоянно рисковали быть обвиненными в том, что кого-то нечестным образом соблазнили. Такие обвинения обычно сопровождались перекладыванием вины и обзывательствами.
Например, женщину могли обвинить в том, что она околдовывает мужчину, причем не в хорошем, романтическом или куртуазном стиле, а с применением самых настоящих ведьмовских снадобий и заклинаний. Мы знаем только о тех историях, где замужняя женщина заводила интрижку на стороне и была за это наказана. В исключительно редких случаях жены не крутили романы тайно, а пускались во все тяжкие, наплевав на мужа и собственную репутацию; об одном из таких нам известно из любопытного судебного разбирательства по делу некой Джоан Беверли.
Джоан Беверли из Лондона
В 1481 году церковный суд Лондона рассмотрел жалобу на некую Джоан, которая определенно… возможно… вероятно, не получала достаточно любви от мужа и пошла искать недостающее за пределами дома.
Церковь Гроба Господня. Джоан Беверли, или Лесселл, или Каукросс, – ведьма; она заполучила двух сообщниц и уговорила их помочь ей сделать так, чтобы Роберт Стэнтоун и еще один благородный человек из Грейс-Инн любили ее и никого более; они занимались с ней прелюбодеяниями и, говорят, боролись за нее, так что один чуть не убил другого, а супруг ее боится оставаться с ней из-за этих двух людей. Она обычная шлюха и сводня и хочет травить мужчин.
Обратите внимание, сколько в столь маленьком отрывке ругательств и обзывательств. Тут явно что-то не так. Какой-то ужасающий любовный треугольник, в который не входит законный муж Джоан, зато входят двое посторонних мужчин. Так неудачно сложилось, что единственный ее законный сексуальный партнер – единственный же, кто боится даже близко к ней подходить. В любом случае жители Лондона XV века видели в Джоан Как Там Ее Фамилия истинное воплощение гнусной и коварной соблазнительницы.
Что за блудница.
