Пазлы сошлись

За всеобщим весельем Юлианна не сразу обратила внимание на странные знаки Дамира. Он словно глазами предлагал ей выйти поговорить. Судя по тому, что Дамир делал это, сильно шифруясь, встреча предполагалась тайная. И когда он скрылся в гостиной, Юля пошла за ним. Но там мужчины не оказалось, лишь Аркадий и Марго о чем-то шептались у барной стойки. Пытаясь рассуждать логически, что у нее сейчас не очень-то получалось от эйфории и спиртного, Юлианна вышла к берегу моря.

– Ну ты и трудная! – услышала она возмущенный голос со стороны. Дамир стоял у стены дома, на которую не попадал свет фонаря.

– А что за шифры, я не поняла? – возмутилась девушка, обидевшись на «трудную». – Я забыла что-то, и мы играем в шпионов?

– Не ори, – зашипел Дамир на нее и втянул в темноту. – Сама просила разузнать тайно, чтобы никто не знал, а сама… Я всю Москву на уши поднял, а сегодня, на минуточку, второе января, мертвый день в России, хуже только первое. Ничего не работает, и никто не работает, а кому случайно дозвонишься, он или в теплых странах, или «в стельку».

От такого эмоционального монолога Юлианна пришла в себя.

– Ну простите, мистер Штирлиц, поняла свою ошибку, а также оценила ваше геройство, – покаялась девушка. – Вещайте. Ваши труды имели успех или вы меня позвали поплакаться?

– Конечно, имели, – надулся Дамир, все равно чувствуя себя недооцененным. – Или я был бы уже не Дамир Иванов, – гордо сказал он.

– Какое счастье, что вы все же он, – похвалила Юлианна. – Приступайте к повествованию. Или мы еще немного потешим ваше самолюбие?

– В общем, поднял я на уши всех и нашел фамилию этой курицы. Ее я действительно не знал, потому как это был ребенок Снегурочки не от Деда Мороза.

– Стоп, – сказала Юлианна, закуривая. Она поняла, что сейчас произойдет кульминация, и от этой фамилии зависит, что это будет – разгадка или провал. – Давайте без метафор.

– А я и так без них, – развел руками Дамир. – Потерпевший, ну наш Дед Мороз, которого избили братья Базаровы, носил фамилию Василевич. Снегурочка была его гражданской женой и носила фамилию Рогозина. А вот курица – это ребенок от первого брака нашей снежной принцессы, и поэтому у него третья фамилия, и я ее действительно не знал. Она просто нигде не фигурировала.

– И что это за фамилия? – спросила Юлианна Дамира, который стал рыться в телефоне.

– Она мне ничего не сказала, – разочаровал ее Дамир. – Вот, – и он протянул телефон со светящимся экраном Юлианне.

Сначала ей показалось, что строчки запрыгали, но потом все сошлось, все пазлы сложились, и картина, которая висела вверх тормашками, вдруг встала на место.

* * *

Ну вот и все. Почему же не стало легче? Хотя Ирине Яковлевой-Тернер ведь тоже не стало. Как же пусто в душе. Желание отомстить заставляло жить, а сейчас пустота. Хотя остался ведь еще один человек. Раньше его хотелось помиловать, но судя по его рассуждениям, приговор, скорее всего, нужен и ему.

Книга

Глава 7

Полдень, 6 июня 1926 года

Париж, бульвар Сен-Мишель, кафе «Le Lutece»

Ирина Яковлева-Тернер

– Вам как всегда? – официант, узнав Ирину, подошел к ней и приветливо улыбнулся.

Как всегда – это черный кофе и круассан, но сегодня этого ей будет недостаточно.

– Нет, – она постаралась улыбнуться мальчику, ведь он не был ни в чем виноват. Это не он убил ее жениха, и даже не он совершил самосуд над убийцами. – Мне, пожалуйста, принесите бутылку самого лучшего вина, какое есть в вашем замечательном кафе.

Официант любил эту гостью, она всегда оставляла чаевые. Раньше, когда была бедна, они были мизерными, но когда красивая леди вышла замуж за графа Тернера, ее благодарность резко выросла. Он был даже немного влюблен в нее, и когда она пила свой черный кофе, грустно вглядываясь вдаль, молодой человек любовался ей. Однажды он спросил у своего хозяина, кто по национальности эта красивая женщина, ведь у нее совсем нет акцента, она прекрасно говорит по-французски, но все равно понятно, что она не местная. И тот, покрутив свои усы, мечтательно улыбнувшись, ответил ему: «Эта леди русская, я не знал более красивых женщин, чем из этой холодной страны. Возможно, все ужасы, войны и коммунистов бог компенсировал им красотой их женщин». Ее долго не было, и официант уже успел испугаться, что она нашла себе место поинтереснее для полуденного кофе и не придет никогда, но девушка появилась вновь. По-прежнему такая же красивая и, кажется, еще более грустная, чем обычно.

– Конечно, – улыбнулся он на ее просьбу. – У нас сейчас есть прекрасный Шато Пап Клеман урожая 1899 года. Уверен, вы оцените его вкус.

И вот уже через минуту вино стояло на столике. Ирина залпом выпила налитый обходительным официантом бокал и закрыла глаза.

Мысли унесли ее в тот день, когда она вернулась в Париж. Поцеловав мужа и посетовав, что съездила зря, мол, знакомые оказались людьми нечистыми на руку и все продали, она назначила встречу Сергееву.

Подмешав тому снотворное в бокал, Ирина привязала его к кровати и стала ждать, когда мужчина проснется. Ей было мало просто убить подонков, Ирине хотелось, чтобы эти бездушные твари знали, за что приговорены. Это были не убийства, это была казнь.

– Ну что, поговорим, товарищ Сергеев? – сказала она, ухмыляясь, лишь только мужчина открыл глаза. – Начнем с того, кто я.

Было видно, что испуганный Сергеев с кляпом во рту не понимал, что происходит. Весь этот антураж и пистолет в руках любовницы, направленный ему в лоб, не давали привести мысли в порядок.

– Я, – продолжала девушка, не обращая внимания на его бегающие глаза, – Ирина Яковлева. Русская. Та, кого вы со своей шайкой обворовали и заставили бежать из родной страны. Но эта деталь не главное, за что я хочу тебе отомстить. Ну же, Сергеев, взгляни на меня внимательно. Не помнишь меня?

Тот, не имея возможности ответить, замахал отрицательно головой.

– Ну конечно, разве можно запомнить молодую дворянку, которая валялась в грязи у твоих ног с мольбой не убивать ее жениха.

На этих словах Сергеев выпучил глаза в ужасе.

– Да, милый мой, – захохотала Ирина в голос, – это я. Что? Похорошела, да? Я знаю. А вот ответь мне, если бы я такая, как сейчас, бросилась к ногам, ты бы помиловал безобидного калеку, который не представлял никакой угрозы, интеллигента в очках, подволакивающего на ходу ногу, или все равно расстрелял бы такого страшного преступника?

Сергеев что-то промычал, но Ирине не нужен был его ответ. Сейчас, заливаясь слезами, она разговаривала больше с собой, чем с ним.

– Ты знаешь, что я убила всех, абсолютно всех, кто был тогда с тобой на грязном полустанке под Петроградом? Да-да, – Ирина вытерла слезы и зло улыбнулась, – я ездила в Россию по поддельным документам и нашла каждого. Не пожалела даже больного, самого старого из вас, Степана Николаевича. Представляешь, ты не мог вспомнить его фамилию, а твой дружок Тушкевич вспомнил, и его фамилия, по насмешке судьбы, оказалась Аркелов. Как и у моего жениха, которого вы, опьяненные водкой и своей революцией, из четырех винтовок застрелили без суда и следствия, без каких-либо на то причин, просто потому что у него в паспорте было написано, что он советник Керенского.

Истерика у Ирины переходила в тихую боль и обратно. Когда она вспоминала Николая, то ее лицо переполняла боль, не прошедшая до сих пор. А когда девушка думала об обидчиках, то агрессия вместе со слезами, которая, видимо, так долго томилась внутри, выплескивалась наружу.

– Они все сейчас мертвы! – крикнула она и засмеялась, громко и страшно. – Да, я их приговорила и привела свой приговор в исполнение. Парализованный Аркелов, он бы и так скончался, но я не стала отдавать это все на волю случая. Этот подонок должен был знать, за что приговорен, а не думать, что подорвал здоровье на службе вашему дьявольскому государству. Именно он, эта мразь, пнул меня в грудь грязным сапогом, и когда вы стреляли, я валялась в жиже грязного снега и ничем не могла помочь Николаю. И Тушкевич с Мальцевым тоже на том свете, веселые друзья, гоготавшие там в салоне и учившие меня правильно разговаривать в революцию, – Ирина вновь нервно улыбнулась. Она уже устала вытирать слезы, и они просто катились по щекам, падая на платье. – Видел бы ты их глаза, когда я шепнула им на ухо, за что они умирают. Их рты уже застыли в судороге и не могли мне ответить, но глаза жили, еще когда их грузили в карету скорой помощи, и вот эти глаза были наполнены ужасом. Я уверена, верни все обратно, и они, и ты не сделали бы того, что сотворили тогда. Но самое страшное, Сергеев, знаешь что? Что ничего нельзя вернуть! – Ирина уже кричала в голос. – Ничего! И жениха моего, Николая Аркелова, тоже нельзя вернуть. Никак. Ни вашей жизнью, ни вашей смертью. Никак.

Ирина, произнеся последние слова, словно поняла весь ужас сказанного. Она только сейчас осознала происходящее и оттого зарыдала в голос со страшным криком и отчаяньем в груди. Так воют волчицы, когда теряют на охоте своих детенышей, – страшно и, кажется, бесконечно. После, обессиленная своими криками, Ирина села прямо на пол напротив своего пленника и наконец замолчала, вытирая слезы.

– Ну все, – тяжело выдохнув, сказала Ирина мужчине. – Все, Сергеев, пора тебе на встречу со своими друзьями.

Девушка направила револьвер в его сторону. Через кляп слышались стоны мужчины, который пытался что-то сказать девушке.

– Что? – снова криво усмехнулась Ирина. – Хочешь сказать, что вы не друзья? Ты прав, Сергеев, – согласилась она с ним, – вы соучастники преступления.

На этих словах девушка вытянула руку, уперев ствол в лоб бывшего любовника, и зажмурилась. Убивать из револьвера было сложнее и страшнее, чем ядом. «Как жаль, что он закончился», – вдруг подумала Ирина и стала медленно нажимать на курок. В это мгновение послышалось журчание. Оно было настолько лишним в тишине комнаты, что девушка открыла глаза. Картина, представшая перед ней, была жалкой и вместе с тем отвратительной. Человек, так бесстрашно убивший ее жениха, обмочился от страха и теперь сидел в луже собственной мочи.

– Ты что наделал, Сергеев?! – с выражением безграничной брезгливости воскликнула Ирина. – Я не могу убить тебя сейчас в таком виде.

Бросив револьвер в сумочку, Ирина выскочила из съемной квартиры.

– У вас все нормально? – услышала она голос официанта и открыла глаза. Воспоминания поглотили ее настолько, что она совсем забыла, что сидит в кафе, а слезы, настоящие слезы, льются по ее щекам, сильно щипая щеки своей солью.

– Все в порядке, – ответила милому мальчику Ирина. – Вино у вас великолепно.

Он сочувственно улыбнулся и, наполнив ее бокал еще раз, тактично отошел. Ирина вновь залпом выпила вино. По телу пробежала горячая волна, но сегодня алкоголь не действовал успокаивающе, он проходил мимо головы, словно специально не желая облегчать девушке жизнь. Тогда Ирина вновь закрыла глаза. Перед ней предстала белая занавеска на окне в их с графом столовой.

– Милая, смотри, – обратился граф к девушке, – с твоим русским знакомым, с которым мы виделись на приеме, случилась беда.

– Не припомню, о ком ты говоришь, – сказала Ирина беззаботно, стараясь, чтобы кофейная чашка в ее руке не дрожала.

– Его фамилия Сергеев. Представляешь, в газетах пишут, что он выбежал вчера из гостиницы в невменяемом состоянии и попал под автомобиль, – продолжал читать статью муж. – Страшное и нелепое происшествие. Я знаю ту улицу, она находится на задворках Парижа. И что его туда занесло? Да там и машину надо умудриться встретить, а он еще и угодил под нее. Слава богу, хоть жив остался, сейчас в больнице в критическом состоянии.

– Милый, – сказала Ирина, – не стоит верить всему, что пишут в газетах.

Она едва дождалась, пока муж отправился из дома по своим делам, и поехала в больницу, в которую, если верить газетам, увезли русского пострадавшего. Не стесняясь вопросов, она гордо вошла в приемный покой и представилась полным именем. Фамилия графа всегда приводила людей в трепет и открывала все двери. Но ничего утешительного врачи сказать ей не могли, в больнице русский Сергеев умер от полученных травм. Все. Последнюю казнь вместо нее исполнил его величество случай или бог, пожалевший и без того раненую душу девушки, уберегая ее еще от одного убийства. Легче не стало, нет, стало просто пусто. Месть выжгла душу до дна, не оставив и грамма в груди. А как жить без души?

Ирина вновь открыла глаза. Гарсон, стараясь не потревожить даму, которая сегодня была печальнее обычного, подошел к ее столику и вновь наполнил бокал.

– Принесите мне счет, – сказала ему Ирина, улыбаясь. – И еще, – словно вспомнив, попросила она, – клочок бумаги и карандаш, пожалуйста.

Осушив бокал и оставив довольно большую сумму на чай, Ирина Яковлева-Тернер, русская аристократка двадцати шести лет от роду, написала на клочке бумаги «Я сама», вытащила револьвер из сумочки и, зажмурив глаза, выстрелила себе в висок.

Молодой официант обернулся на выстрел и звук падающего тела и от испуга закричал.

Ирина услышала крик и пожалела мальчишку, которому пришлось пережить этот ужас, но изменить ничего уже было нельзя. Девушку, совершившую столько грехов на земле и убившую свою душу, уже ждала вечность, где на небесах ее жених Николай Аркелов, попавший в ангелы, безуспешно пытался отмолить ей прощение.

Прости, дорогая Ирина, за то, что я в книге к твоему рассказу добавила что-то свое. Покойся с миром и спасибо за письмо, которое пришло после твоей смерти, с этой грустной историей и за кольцо, что ты завещала мне.

Твоя гимназическая подруга, Надежда Семирадская

Конец книги