* * *

Мы понимали, что надо занимать мальчика чем-то полезным, чтобы времени на «улицу» не оставалось. Мои успехи в воспитании были очень посредственные, если не сказать плохие. Папа не хотел, чтобы Дима повторил его судьбу — всю жизнь заниматься «не своим» делом. Он повел его в школу гимнастики, где работал тренером его друг Эдик Пронькин.

— Возьми его к себе, может, гимнаст будет.

— Нет! Он будет длинный для гимнастики, метр восемьдесят, может, чуть выше. Для гимнастики это много. Самый хороший рост — метр шестьдесят. Гимнаст должен быть небольшой, компактный.

— Откуда ты знаешь про Димин рост?

— А ты повидай ребятишек столько, сколько я повидал! Я сразу вижу, годен или нет.

Тогда папа взял фотографии Диминых «скульптур» и пошел в художественную школу имени Сурикова. Педагог посмотрел снимки без особого энтузиазма:

— Ну и что? Вы в детстве тоже так лепили.

— Да я и сейчас так не могу!

— А чем он еще занимается?

— Учится в музыкальной школе. Фортепиано.

— Ну и пусть учится.

Зимой, в морозы, Дима часто оставался ночевать у бабушки, а мы бежали домой. Моя мама успевала все и даже заготавливала для нас продукты, поэтому уезжали мы от нее, нагруженные сумками и авоськами. Помню, как однажды перед праздниками ей повезло — она накупила всякой снеди, нагрузила нас с Димой, и мы поехали домой. Наш трамвай не успел затормозить на остановке и проехал посадочную платформу. Мы побежали за ним, а подняться на подножку не можем — высоко! Сколько я ни пыталась вскарабкаться — не получается. Дима мне помочь тоже не мог — у него своя ноша. Картина была — просто смех и горе! Вдруг к нам подлетела ватага парней, проходивших мимо. С криками «Ну, мать, что же ты так нагрузилась?» они подхватили нас с Димой и буквально забросили в вагон. Трамвай тронулся, а парни, гогоча и размахивая руками, провожали нас. Я веселилась, а Дима был мрачен. Видимо, уже тогда в нем заговорило мужское самолюбие, и он переживал, что не смог мне помочь.

В наших красноярских автобусах и трамваях всегда была толкучка. Редко когда удавалось проехать весь маршрут спокойно, сидя на сиденье. Когда какой-нибудь молодой человек, отталкивая пожилую женщину, плюхался на освободившееся место, папа всегда говорил Диме:

— Никогда так не делай. Это не по-мужски.

Дима раз и навсегда, с самого раннего возраста уразумел это. У меня никогда не получалось усадить его на сиденье — он всегда стоял рядом со мной, даже если место было свободно.