* * *

Мы проходили по немецкому беглое чтение текста. Читали по очереди, начиная с первой парты правого ряда, где сидели Света и Рита. Нужно было читать интересную статью про Шекспира. Света открыла книгу, которую подал ей Иосиф Юрьевич, и бойко начала читать, но перед фамилией Шекспир остановилась, поправила очки и скороговоркой сказала: «Шокоэспайрэ». Иосиф Юрьевич, перебив ее, объяснил:

— Света, это слово иностранное, необычное для немецкого языка и читается так — «Шекспир», немного протягиваем букву «и» в конце.

Света дочитала абзац до конца.

Дальше читала Рита. Когда ей встретилась фамилия «Шекспир», она прочитала ее так же, как Света — «Шокоэспайрэ». И опять последовало терпеливое разъяснение нашего милого Иосифа Юрьевича о том, как надо читать это иностранное слово.

Следующий абзац читала Надя Андриевская. Она, когда волновалась, начинала слегка заикаться и перед некоторыми словами прибавлять странное слово «пчим». Вот и сейчас перед фамилией Шекспира она остановилась:

— Пчим, Шокоэспайрэ!

И снова Иосиф Юрьевич, не повышая голоса, объяснял правила чтения, но уже добавив слово, которое говорило о его собственном волнении:

— От! Надя, это слово иностранное и произносится «Шекспир!»

Боже мой! Какое великое терпение было у наших учителей! Иосиф Юрьевич прощал нам все. Он воспринимал нас как внуков, которых у него не было, и любил нас со всеми нашими «прибабахами».

В данном случае мы просто не слышали про Шекспира — а виноват в этом был Есенин: мы под партами читали его стихи, не обращая внимания на немецкий язык. Ведь Есенин был тогда запрещен, а Иван Ефимович Кузин, отец Аллы, обожал его и хранил его книги в своей библиотеке. Он собирал все, что было связано с жизнью и творчеством поэта. Одну книжку Есенина осторожно разобрали по листикам и украдкой читали на уроках, передавая от одной парты к другой. Нам было по четырнадцать-пятнадцать лет, возраст Джульетты. Многие девочки были влюблены, а Есенин — поэт любви!