Тимуровский отряд

Однажды весной перед каникулами ко мне подошел Вася Матюшкин, веселый, хорошенький, голубоглазый мальчик, и совсем невесело сказал:

— Вчера я проходил мимо дома бабушки (он назвал фамилию) и видел, как она едва тащит на коромысле ведра с водой. Пока несла, несколько раз останавливалась, чтобы отдышаться. Мне стало ее жалко, я предложил донести, но она отказалась, потому что я еще мал и тяжести мне носить нельзя.

Действительно, Вася был невысокий, худенький, но добрый и отзывчивый. Не знаю, почему он рассказал о случившемся именно мне — может быть, потому, что меня на школьном собрании выбрали председателем пионерской дружины. Нам было по двенадцать-тринадцать лет, и мы чувствовали себя достаточно взрослыми. Мальчики уже писали записки девочкам. Мне тоже в один день написали письма с предложением дружить сразу три мальчика. Я была озадачена, даже разозлилась. Вечером дома перечитала послания.

Одно — длинное письмо с признанием в любви. Написал его очень серьезный и положительный мальчик Миша Светлолобов. Жил он в очень бедной семье, все хозяйство было на его плечах. Он не был круглым отличником, но учился хорошо, и его наградили путевкой в Артек — Всесоюзный пионерский лагерь на берегу Черного моря. После отдыха на море и знакомства на юге с военными моряками Миша «заболел» морем. Подал заявление в Нахимовское училище, но ему по каким-то причинам отказали. Миша очень страдал, но надеялся, что после школы поступит в мореходное училище.

Второе послание — от мальчика, которого все звали Бабчик. Он был беленький, кудрявый, с голубыми глазами. Очень-очень хорошенький, как девочка. Носил он матроску, которая ему очень шла.

Третье послание — от мальчика Миши, который приехал к нам из Нальчика. Родители его работали преподавателями в сельхозтехникуме. Мне эти мальчики нравились, я относилась к ним с уважением, по-дружески. Но это все не про любовь! Мне тогда нравился совсем другой мальчик — Шурик Гавриков… Но я немного отвлеклась.

Все мы, дети военного времени, были патриотами и, конечно же, любили книги Гайдара. Мы знали их наизусть, в том числе замечательную повесть «Тимур и его команда», поэтому рассказ Васи запал мне в душу.

Совершенно неожиданно мне в голову пришла мысль использовать дружбу с мальчиками, которые написали мне записки. Я назначила им свидание около Дома культуры на одно время и сказала Васе, чтобы он тоже пришел. Встретившись у ДК, все четверо недоумевали — что это за розыгрыш. Шутка?

Я пришла и все им объяснила. Начала с того, о чем мне рассказал Вася. Потом заговорила о «посланиях».

— Вы все предложили мне дружбу. Я согласна дружить с вами всеми. Предлагаю создать отряд друзей, чтобы помогать чем можем больным и старым людям — что-то подобное отряду тимуровцев. Если хотите — тайно. Штаб можно разместить на чердаке нашего сарая, там уютно, даже есть стол и этажерка с книгами. Сено на чердаке будет нас маскировать.

Мальчики вначале были обескуражены, но чем больше я говорила, тем больше у них проявлялся интерес, глаза загорались. Посыпались предложения и идеи. Особенно всем понравилась идея «тайного общества». Заговорили все сразу, забыв, зачем шли сюда. Вопрос о председателе не ставился — все решили, что председателем буду я, а над клятвой надо подумать. Я сказала, что клятву давать не надо и доклады о международном положении мы делать не будем. В свободное время все могут приходить в «штаб» читать книги или брать их с собой и читать дома. Решили встречаться на собрании раз в день, чтобы распределять, что и кому делать. Если же случится что-нибудь, сообщать друг другу по цепочке или поднимать на шесте от скворечника цветной платочек.

Нас было пятеро. Моя соседка Шура Зырянова тоже могла быть в нашем отряде, но ее так нагружали дома работой, что ей было не до этого. Зато она очень хорошо знала, кому на селе нужна помощь и какая. У всех сельчан были огороды, бани, «стайки» — сараи, где содержались животные. Нужен был хворост для летних печек. Работы по хозяйству в селе много, а сил и возможностей у немолодых людей мало, а то и вовсе нет.

Постепенно наш отряд пополнялся. Нас было уже одиннадцать человек. Все настаивали на том, чтобы работа выполнялась незаметно, тайно. Ну что ж, пусть будет так. Это даже очень интересно!

Мальчики особенно наслаждались эффектом от своих дел. Следили за «объектом» и в его отсутствие выполняли задание — кто-то стоял на страже, — потом все вместе наблюдали результат. Делать приходилось разное: носить с реки воду, наполняя емкости в огороде и во дворе, собирать в лесу хворост, колоть дрова, чистить от навоза стайки, полоть грядки. Работа иногда попадалась тяжелая, но когда наваливались сразу все по методу цепочки, все быстро получалось. Собирались вечером в «штабе». Весело рассказывали, как бабушка, которой наполнили бочки водой, принесла ведро, хотела вылить в бочку, а она уже полная. Старушка испугалась, начала креститься, оглядываться, побежала к соседке — видимо, делиться «чудом».

Некоторые считали, что на селе появилась «нечистая сила», которая шутит с жителями. И молчали. Подкараулить нас не могли, только разные смешные слухи по селу ходили. Говорили, что в селе орудует шайка лихих людей — они пока не пакостят, но, наверное, не всегда же будут помогать! А вдруг потом потребуют денег за работу? Мы смеялись. Эти слухи еще больше вдохновляли нас на «подвиги».

Наступила осень, и работать незаметно стало очень трудно. Приходилось выходить из «подполья», открыто предлагая помощь. Слухи начали стихать — многие сельчане уже поняли, что это дети развлекаются.

Моя мама забеспокоилась из-за того, что на чердаке сарая что-то происходит, а я исчезаю надолго из дома. Мне она вопросов не задавала, но поделилась тревогой с Павлом Платоновичем. Отчим решил сам проследить за мной и узнать, что мы делаем на чердаке. Несколько раз он тихонько заходил в сарай и слушал, о чем мы разговариваем, когда собираемся там. А потом успокоил маму:

— Все в порядке. Дети молодцы! Они занимаются важным и интересным делом. Ими можно гордиться!

Начались занятия в школе. Свободного времени оставалось мало, но мы все же умудрялись помогать делами тем, кому это было очень нужно.

Однажды меня вызвали на педсовет школы. Я думала, что мне дадут какое-нибудь задание, как председателю пионерской дружины. А еще я не могла заставить пионеров выпускать стенгазету. Желающих не было, приходилось стенгазету выпускать самой — писать статейки про нашу жизнь, рисовать. На все нужно было время, а у меня его не хватало. Я немного задержалась с выпуском очередного номера и думала, что из-за этого меня вызывают «на ковер».

На педсовете присутствовала старшая пионервожатая, серьезная, ответственная и очень хорошенькая девушка, с ямочками на розовых щечках и черными блестящими глазками, в белой кофточке с пионерским галстуком на шее. Я была готова выслушать нарекания и получить выговор. Каково же было мое удивление, когда старшая пионервожатая сказала:

— Нам стало известно, что ты возглавляешь тимуровский отряд. Вы хорошо зарекомендовали себя у населения. Это замечательно! Но! Ты должна представить нам отчет о проделанной работе, план намеченных мероприятий и ответственных за исполнение.

В учительской заговорили все сразу, не то с одобрением, не то с осуждением. Для меня это было неважно, я негодовала — они-то здесь при чем? Мама говорила, что, когда я злюсь, взгляд у меня становится убийственный. Наверное, там я смотрела на взрослых таким же взглядом. Они сразу замолчали, смотрели на меня выжидающе.

— Я не знаю, о чем вы говорите! — выпалила я.

Повернулась и выбежала из учительской.

Вечером мы все собрались в последний раз. Я сказала:

— Мы перестали соблюдать конспирацию. О нас узнали в школе, от меня потребовали отчет и план. Я ни перед кем не собираюсь отчитываться. Поэтому слагаю с себя полномочия председателя. Выбирайте другого, например, Мишу Светлолобова.

Нас было уже шестнадцать человек. Все зашумели, заспорили. В конце концов решили прекратить нашу деятельность, но каждый дал слово никогда не отказывать в помощи людям, которые в ней нуждаются.

А я впервые почувствовала на себе, что такое бюрократия. В принципе, я была девочка ответственная и исполнительная, но давления на себя не терпела. Это не раз мешало мне во взрослой жизни.

Дальнейшая судьба моих друзей мне неизвестна. Знаю лишь, что Миша Светлолобов осуществил свою мечту и стал штурманом дальнего плавания. Он был целеустремленным, влюбленным в море человеком. Почти наизусть знал книгу Каверина «Два капитана». Девиз его жизни — «Бороться, искать, найти и не сдаваться!». Однажды он был у нас в Красноярске проездом. Я тогда еще училась в школе, а он — в мореходном училище на Дальнем Востоке. Оставил мне свою фотографию, написав на ней, что мы никогда не забудем школьных друзей. Перебирая старые карточки, я нашла его фото и прочла надпись, навеявшую воспоминания о тех далеких романтических днях нашего детства и отрочества.