Кимура

Принц уходит в задние двери вагона, катя за собой чемодан.

Кимура приближает лицо к стеклу окна и смотрит наружу. Вид за окном напоминает ему о том, как быстро они мчатся. Каждое здание или клочок земли, едва на них успевает сфокусироваться его взгляд, тотчас пропадают из виду. Со связанными запястьями и лодыжками он никак не может устроиться на сиденье так, чтобы ему было удобно. Синкансэн въезжает в тоннель. Ревущее эхо заполняет поезд, от него дрожат окна. В его голове сам собой возникает вопрос: «Есть ли свет в конце тоннеля?» Ему кажется, что для Ватару, лежащего сейчас в больнице в коме, все вокруг представляется таким же черным и беспросветным, как этот тоннель. Все погружено в темноту и неизвестность. Мысль об этом заставляет его сердце сжиматься.

Он думает о том, куда пошел Принц, чтобы оставить там чемодан. «Надеюсь, он наткнется на его владельцев». Кимура улыбается этой мысли. Какие-нибудь крутые парни прижимают мальчишку к стенке: «Эй, что ты делаешь с нашим чемоданом, маленький паршивец?» Кимура надеется, что они его хорошенько отделают. Но тотчас вспоминает, что, если что-нибудь случится с Принцем, Ватару тоже окажется в опасности.

«Но правда ли это? Действительно ли кто-то ждет в больнице зеленый свет?» Он начинает задаваться вопросами. «А не может ли это быть блефом?» Может быть, Принц это просто выдумал, чтобы запугать его? Может быть, в этот самый момент он смеется над ним?

Это возможно. Но невозможно узнать это наверняка. И пока существует хотя бы крошечная вероятность того, что это правда, Принц должен быть жив. Едва подумав это, Кимура готов вскипеть от ярости, ему хочется вскочить и разнести все вокруг своими связанными руками. Ему стоит огромного усилия выровнять свое участившееся дыхание.

«Я не должен был оставлять Ватару одного». Его захлестывает раскаянье.

Кимура практически не покидал больницу в течение полутора месяцев с того для, как Ватару впал в кому. Мальчик ни на что не реагировал, так что они не могли поговорить, и Кимура никак не мог подбодрить его, но он делал все, что было в его силах. Менял ему одежду, переворачивал его на кровати, все… В больнице было трудно нормально выспаться, так что у Кимуры постепенно накапливалась усталость. В палате были и другие пациенты, шестеро одновременно, все — маленькие мальчики и девочки, и их родители тоже там оставались, делая все то же самое, что делал для Ватару он. Никто из них не пытался заговорить с мрачным и грубоватым Кимурой, но в то же время никто не пытался отстраниться от него или продемонстрировать свое нежелание общаться. Видя, как он сидит подле Ватару, вполголоса разговаривая сам с собой и с бесчувственным сыном, они могли легко предположить, через что ему приходится проходить, потому что сами проходили через нечто подобное, и смотрели на него с симпатией и сочувствием. В каком-то смысле все они бились в одной битве. Что же до самого Кимуры, то он делил всех людей в своей жизни на своих врагов и на тех, кто держался от него подальше, так что поначалу не мог определиться, как относиться к этим другим родителям. Но в конце концов тоже решил, что если представлять жизнь как спортивное соревнование, то все они в одной команде — игроки, сидящие на одной скамейке с одной стороны поля.

— Завтра мне нужно быть весь день на работе. Если что-нибудь случится с Ватару, не могли бы вы мне, пожалуйста, позвонить?

Вчера, поставив медсестер в известность о том, что он будет целый день отсутствовать, Кимура попросил других родителей, находившихся в палате, приглядеть за Ватару. Ему было несвойственно просить в столь вежливой манере.

Он не хотел ничего сообщать своим родителям, дедушке и бабушке Ватару. Вне всяких сомнений, думал Кимура, они начнут обвинять его: «Как ты можешь оставить Ватару, о чем ты только думаешь, куда ты вообще собрался…» И что он тогда должен был бы им сказать? Что он собирается отомстить за Ватару, убив ученика средней школы? Это точно ввело бы стариков в ступор.

— Конечно, не волнуйтесь, обязательно позвоним, — с готовностью отозвались другие родители. Они никогда не видели, чтобы Кимура покидал больницу, так что не представляли себе, на какие средства он живет: возможно, он взял длинный отпуск за свой счет или был сказочно богатым финансистом — но если так, то почему он не оплатил своему сыну отдельную палату? Они строили самые разнообразные предположения, так что даже испытали некоторое облегчение, когда он сказал им, что ему нужно на работу. Это было свидетельством того, что Кимура был нормальным работающим человеком. Конечно же, он знал, что персонал больницы позаботится о Ватару, но хотел быть уверенным, что его мальчик максимально защищен, поэтому должен был попросить их приглядеть за ним. И другие родители были счастливы ему помочь.

— Последние полтора месяца он спит, и я не думаю, что завтра могут возникнуть какие-то проблемы.

— Может быть, именно в тот день, когда его папы не будет рядом, он проснется! — пошутила одна из мам. Однако Кимура сразу понял, что она не насмехается над ним. В ее голосе была настоящая надежда.

— Конечно. Может быть и так.

— Конечно, может, — сказала она. — И если вы не будете успевать справиться с вашей работой за один день, просто позвоните. Мы сделаем всё, что потребуется.

— Я справлюсь за один день, — мгновенно ответил Кимура. То, что ему предстояло сделать, не требовало больше времени. Сесть на синкансэн, приставить дуло пистолета к голове этого самодовольного школьника и нажать на спусковой крючок. Затем вернуться в больницу. И всего-то.

Так он думал. Он никогда не смог бы предположить, что все повернется таким образом. Кимура смотрит на свои связанные руки и ноги. Пытается вспомнить, как друг его отца по имени Сигэру выпутывался из веревки, но невозможно вспомнить то, чего ты никогда не знал.

«Неважно, что происходит в этом поезде, Ватару остался там один, спящий и беспомощный. Он ждет меня». Кимура внезапно чувствует, что ему невыносимо находиться здесь. Прежде чем осознает, что делает, он уже стоит на ногах. У него нет плана, но он знает, что должен что-то сделать — хоть что-нибудь, — и ковыляет в проход вагона. «Нужно вернуться в больницу».

Он думает о том, что должен кому-нибудь позвонить, и пытается добраться до своего заднего кармана рукой, но из-за связанных запястий теряет равновесие и падает, сильно ударяясь поясницей о подлокотник крайнего кресла. Боль прошивает его насквозь — согнувшись, он в ярости щелкает языком.

Кто-то подходит сзади. Молодая женщина, которая выглядит одновременно раздраженной тем, что Кимура мешает ей пройти, и расстроенной мыслью о том, что ей придется с ним разговаривать.

— Извините… — говорит она неуверенно.

— А, прости, сестренка, — Кимура заставляет свое тело упасть на сиденье у прохода, затем ему в голову приходит идея: — Слушай, сестренка, не дашь мне свой телефон позвонить?

Она ошеломленно моргает. Совершенно ясно, что он кажется ей каким-то странным. Он сидит, неестественно согнувшись и спрятав руки между коленями, чтобы скрыть, что они связаны.

— Мне нужно позвонить. Это срочно. Мой телефон разрядился.

— Куда вам нужно позвонить?

Кимура колеблется. Он не знает новый номер своих родителей: несколько лет назад они сменили свой тарифный план на более дешевый, и их домашний номер поменялся. Из-за этого Кимура не знает, на какой номер он мог бы позвонить. Все они сохранены в его телефоне.

— Ну, в больницу, — говорит он и называет место, где находится Ватару. — Мой мальчик лежит там.

— Извините?

— Мой сын в опасности, понимаешь? Мне нужно позвонить в больницу.

— Ах да, конечно… какой телефон у больницы? — Чувствуя нервозность в голосе Кимуры, она тоже начинает нервничать, достает свой телефон и подходит ближе. Затем смотрит на него так, будто он сам нуждается в медицинской помощи. — Вы в порядке?

Кимура в ответ кривится и буквально выплевывает:

— Я не знаю телефон этой проклятой больницы!

— Ах, ну… тогда, думаю… извините меня.

Она так поспешно уходит, что это больше похоже на побег.

Кимуру просто трясет от ярости, но он решает не идти за ней. Он едва не кричит ей вслед, что нужно позвонить в полицию и сказать им защитить Ватару, хотя это, скорее всего, не имело бы никакого смысла. У него нет никакой информации о человеке, который получает приказы от Принца, — он даже не знает, является ли этот человек тоже школьником, или медицинским работником, или даже сотрудником полиции, что уж совсем маловероятно. Но если Принц узнает, что Кимура пытался связаться с представителями власти, легко себе представить, каким будет за это наказание.

— Куда это ты собрался, дедуля? В туалет? — Вернувшийся Принц смотрит на Кимуру, сидящего у прохода. — Или задумал какую-нибудь шалость?

— В туалет.

— Со связанными руками и ногами? Уверен, ты сможешь потерпеть еще немного. Давай-ка, возвращайся на свое место. — Принц заставляет Кимуру подвинуться с места у прохода и садится.

— Что ты сделал с чемоданом?

— Положил его на место. На багажную полку, где он лежал изначально.

— Тебя долго не было.

— Мне позвонили.

— Кто?

— Я говорил тебе. Мой друг ждет неподалеку от больницы, где находится твой сын. И он звонит мне для проверки. Он уже звонил мне после того, как мы выехали из Омия, как мы и договаривались, так что я думал, что могло произойти, когда он позвонил снова. «Когда мне уже можно будет это сделать? — спросил он. — Сколько еще я должен ждать? Дай мне уже наконец сделать это, дай мне отключить этому ребенку кислород». Кажется, он действительно очень хочет выполнить эту работу. Не волнуйся, я сказал ему не делать этого. Но если скажу ему, что пора, или не отвечу на его звонок…

— Тогда он навредит Ватару.

— Он не просто навредит ему, — смеется Принц. — Маленький Ватару — все, что он может сейчас делать, это только дышать, и он больше не сможет дышать. Если ты подумаешь о том, что все, что он сейчас делает, — это выдыхает в атмосферу углекислый газ, то можно сказать, что мы принесем пользу экологии. Убийство маленького Ватару — не грех, а защита окружающей среды. — Он преувеличенно смеется.

«Он пытается вывести меня из себя, — думает Кимура, контролируя свой гнев. — Выбирает слова, чтобы меня выбесить». Он стал замечать, что иногда Принц говорит «твой сын», а иногда — «маленький Ватару»; это какой-то его метод, чтобы давить на нужные кнопки. «Не позволяй ему тебя достать», — предупреждает себя Кимура.

— Что у тебя там за человек, такой усердный, а? Ему-то какое дело?

— Не сомневаюсь, что тебе хотелось бы это узнать, дедуля. Но, по правде, я тоже знаю о нем совсем немного. Знаю только, что он согласился выполнить эту работу за деньги. Насколько мне известно, он уже может быть в больнице в белом халате. Если он одет как сотрудник медицинского персонала и ведет себя так, будто он там работает, едва ли кто-то начнет задавать ему вопросы. Все, что ему требуется, — это вести себя естественно, и тогда никто ничего не заподозрит. Но правда, не волнуйся. Сейчас всё в порядке. Я сказал ему не делать ничего твоему сыну. Я сказал ему: «Сиди спокойно и оставайся там, где ты есть. Пока что не убивай этого ребенка. Следуй правилам».

— Хорошо, ладно, только сделай мне одолжение — не дай своему телефону разрядиться. — Кимура говорит беззаботно, но в глубине души он смертельно серьезен. Он даже не может допустить мысли о том, что произойдет, если подручный Принца попытается позвонить и не дождется ответа.

Кимура устремляет на Принца долгий взгляд, как будто внимательно рассматривая нечто отвратительное.

— Скажи, какая у тебя цель в жизни?

— Зачем ты спрашиваешь? Я и сам этого не знаю.

— Мне трудно представить, что у тебя нет какой-нибудь цели.

Принц улыбается — так беззаботно и невинно, что на какую-то долю секунды омерзение Кимуры сменяется желанием заботиться о нем и защищать его.

— Ты меня переоцениваешь, дедуля. Я не настолько сложен. Я просто хочу испробовать в жизни как можно больше.

— Ты имеешь в виду жизненные впечатления?

— У меня только одна жизнь. — На этот раз его слова не звучат фальшиво. Он совершенно искренен.

— Продолжай в том же духе, и твоя драгоценная единственная жизнь может закончиться раньше, чем тебе этого хотелось бы.

— Ты можешь быть прав. — Снова этот вид чистой невинности. — Но у меня хорошее предчувствие, что ты ошибаешься.

«И что же придает тебе такую уверенность?» — хочет спросить Кимура, но сдерживается. Он знает, что ответом будет не какой-нибудь детский лепет. Совершенно ясно, что Принц родился с врожденным чувством превосходства над другими людьми, с ощущением того, что у него есть право решать, кому жить, а кому умереть, и что у него не возникает ни тени сомнения относительно своей избранности. Удача благоволит Принцу больше, чем обыкновенным людям, потому что он сам пишет для нее правила.

— Послушай, дедуля, ты ведь знаешь, как аплодируют после концерта в филармонии?

— Ты бывал в филармонии?

— Конечно. Слушатели не начинают аплодировать все одновременно: несколько человек начинают, а потом присоединяются остальные. Аплодисменты нарастают, достигают пика и затем стихают, потому что все меньше и меньше людей продолжают хлопать.

— Я похож на того, кто ходит на концерты классической музыки?

— Если построить график звука аплодисментов, кривая будет напоминать маленькую гору, верно? Вначале хлопают только несколько людей, потом больше, и после того, как проходит пик, аплодисменты начинают стихать.

— Я похож на того, кого интересуют графики?

— А если построить график чего угодно еще — например, покупок определенной модели мобильных телефонов, он будет выглядеть точно так же, как график аплодисментов в филармонии.

— И что я должен тебе на это ответить? Что твое открытие обладает огромной научной ценностью и ты должен обязательно сообщить о нем миру?

— Смысл сказанного мной в том, что люди действуют, основываясь на влиянии, которое оказывают на них окружающие. Человеческие существа в первую очередь полагаются не на свой рассудок, а на свои инстинкты. Поэтому, даже когда кажется, что кто-то делает что-то по своей собственной воле, он всегда делает это, подчиняясь внешнему импульсу, исходящему от окружающих. Люди могут считать, что они независимы, что каждый из них — уникальная личность, но если разместить их на графике, они становятся просто цифрами данных. Понимаешь, о чем я? Например, если сказать кому-нибудь, что он может делать все, что ему заблагорассудится, что он, по-твоему, сделает первым?

— Понятия не имею.

— Он посмотрит вокруг, чтобы понять, что делают остальные. — Принц, судя по всему, крайне доволен этим своим заявлением. — Даже если человеку было сказано, что он может делать все, что захочет! Представь себе: людям предоставлена полная свобода действий, они могут делать всё, что им нравится, — а они беспокоятся о том, чем занимаются другие. И больше всего люди склонны подражать другим, когда им нужно решить важный вопрос, на который нет очевидного ответа. Странно ведь, правда? Но люди так устроены.

— Ну и хорошо, — рассеянно отвечает Кимура, который уже потерял нить рассуждений Принца.

— Меня завораживает то, как все это работает, как людьми управляет столь мощная сила, а они даже не подозревают об этом. Они попадают в ловушки рациональных объяснений и самооправданий, по своей природе всегда действуя в соответствии с тем, что делают другие. За этим так весело наблюдать… А если ты можешь использовать это, чтобы контролировать людей, становится еще веселее. Ты так не думаешь? И если так рассуждать, то спровоцировать геноцид в Руанде не сложнее, чем подстроить дорожную аварию.

— Каким образом? Взяв под контроль информацию?

— Неплохо, дедуля, — произносит Принц с великодушной улыбкой. — Но одного этого недостаточно. Речь идет не только об информации. Управление человеческими отношениями похоже на игру в бильярд: если правильным образом заставить кого-нибудь нервничать, или напугать, или разозлить, затем легко заставить их напасть на кого-то другого, или возвести кого-то на пьедестал, или отвернуться от кого-то, оставив того в социальной изоляции.

— То, что ты везешь меня в Мориока, — это часть твоего независимого исследования?

— Именно так, — уверенно отвечает Принц.

— И кого именно я должен там буду убить? — Едва он произносит эти слова, как что-то всплывает в памяти Кимуры, что-то такое, что он настолько хорошо забыл, что теперь это кажется воспоминанием о какой-то старой истории, слышанной в далеком детстве. — Много лет назад в Токио был один человек, очень серьезный человек, который внезапно уехал в провинцию…

— О, ты определенно рассуждаешь в правильном направлении, дедуля. Продолжай. — Голос Принца звучит так, будто все это для него только развлечение, но лицо Кимуры становится напряженным и мрачным. У него возникает ощущение, будто кто-то насильно заставляет его произнести следующие слова.

— Только не говори мне, что ты едешь за господином Минэгиси.

Лицо Принца медленно, но верно расплывается в счастливой улыбке.

— Он что, и правда такой серьезный человек?

— Мы тут с тобой не о какой-нибудь знаменитости разговариваем. Он крутой босс огромной организации, состоящей сплошь из опасных людей. Ты и представить себе не можешь, сколько у него денег и насколько он плевать хотел на все законы и правила.

Кимура, конечно, никогда не встречался с Минэгиси, и когда еще был в деле, тот никогда не нанимал его на работу лично. Но в те старые злые деньки Ёсио Минэгиси держал весь преступный мир в такой железной хватке, что практически любая работа была тем или иным образом связана с ним — по крайней мере, так все говорили. Так что Кимура знал, что с высокой вероятностью бо́льшая часть работы, которую он выполнял, была заказана ему разными подручными Минэгиси.

— А до него был человек по имени Тэрахара, верно, дедуля? — Голос Принца звучит как голос маленького ребенка, который просит рассказать ему сказку, как будто истории о боссах преступного мира ничем не отличаются от истории его бабушки о том, как в молодости она ходила на реку стирать белье.

— Откуда ты об этом знаешь?

— Получить информацию проще простого. Только глупые старики думают, что они могут сохранить свои секреты, если фрагментами какой-то информации владеют разные люди, и что в таком случае ее нельзя собрать в единое целое. Невозможно предотвратить распространение информации. Если мне захочется, я могу собрать любую информацию — хоть по крупицам, хоть принудив кого-нибудь выдать мне все свои секреты.

— Ты собираешь свою информацию в интернете?

В улыбке Принца сквозит разочарование.

— Конечно, я пользуюсь интернетом, но это только один из способов. У стариков всегда такое категоричное мышление… Они либо презирают интернет, либо боятся его. Наклеив на что-нибудь ярлык, они чувствуют себя лучше. Неважно, откуда ты получаешь информацию — из Сети или из другого источника, — важно, как ты ее используешь. Есть молодые люди, которые говорят, что нельзя доверять ничему, что показывают по телевизору или пишут в газетах, и что взрослые, которые всему этому верят, — полные придурки. Но я думаю, что придурки как раз таки они, поскольку верят категоричному утверждению, что все, что попадает в телевизор или на страницы газет, автоматически является ложью. Это же очевидно, что абсолютно любой источник информации содержит смесь правды и неправды, но каждый хочет сказать, что один источник лучше другого. При этом никто не хочет самостоятельно попытаться отделить правду от лжи.

— А ваше высочество, конечно, обладает магической силой отделять правду от лжи, я правильно понимаю?

— Ничего подобного. Просто нужно брать информацию из нескольких источников, выделять из нее относящуюся к делу и максимально тщательно ее проверять.

— Так какие проблемы у тебя с Минэгиси?

— Я бы не назвал это «проблемами», — Принц по-детски надувает губы. — Есть один одноклассник, который мне не нравится. Ты его знаешь; он был одним из тех, с кем мы в тот раз играли в парке. Мальчик с собакой.

— А, этот… — Кимура хмурится, пытаясь вспомнить имя. — Томоясу, верно? Ты называешь это «игрой»? Скорее было похоже на то, что вы пытали его. — Он уже собирается спросить, почему они заговорили о Томоясу, как вдруг еще одна деталь приходит ему на ум: — Погоди-ка, а это не он говорил, что у его отца есть какой-то опасный друг, который может отомстить за него?

— Я думал, он просто хвастается, так что не обратил на это особенного внимания, но, похоже, он действительно пожаловался своему папочке. Это просто смешно — пойти и нажаловаться родителям… В общем, его отец разозлился. Разве это не глупо со стороны родителей — так сильно беспокоиться за своих детей? Глупый адвокат думает, что он важная птица…

— Да, я никогда не хотел быть таким отцом, — хрипло отвечает Кимура. — Так, и что же он сделал?

— Он пошел и рассказал обо мне.

— Кому?

— Господину Минэгиси.

Когда Принц произносит эти слова, Кимуру на мгновение берет оторопь, но затем все встает на свои места, и он понимает, каким образом Принц связан с Минэгиси.

— Выходит, что «опасный друг» его отца действительно опасный.

— Я гораздо больше уважаю людей вроде тебя, дедуля, которые сами разбираются со своими делами. Отец Томоясу — никчемный человек. Я был очень разочарован. — Не похоже, чтобы Принц строил из себя крутого. Он говорит скорее как ребенок, удрученный открытием, что Санта-Клаусом все эти годы был его собственный папа. — Но еще больше меня разочаровало то, что этот дедуля Минэгиси не воспринял меня всерьез.

— Что ты имеешь в виду? — Кимуре с трудом верится, что он только что услышал, как кто-то спокойно назвал Ёсио Минэгиси «дедулей Минэгиси». И более того, это спокойствие было следствием уверенности, а не незнания.

— Он просто позвонил мне по телефону. Позвонил мне домой и сказал: «Оставь Томоясу в покое и перестань над ним издеваться; если не перестанешь — я рассержусь, и ты об этом пожалеешь». Как будто ругал ребенка.

— Ты и есть ребенок! — Кимура не удерживается от смеха, но он сам слишком хорошо знает, что Принц — вовсе не обычный ребенок.

— Я решил, что самое лучшее, что я мог сделать, — это притвориться, будто я очень напуган. «Простите меня, — сказал я, — я больше никогда не буду так делать». Я постарался, чтобы мой голос звучал так, будто я вот-вот расплачусь. И всё.

— Тогда ты легко отделался. Минэгиси не стал бы терять время на возню с учеником средней школы. Если б он действительно пришел к тебе, ты не отделался бы фальшивыми слезами. Все могло бы обернуться для тебя гораздо хуже.

— Это правда? — Принц, похоже, искренне сомневается. Этот мальчик-подросток с шелковистыми волосами и изящным стройным телом выглядит как живое воплощение классических представлений об усердном и примерном ученике. Он кажется настолько чистоплотным, что трудно представить, как он крадет в магазине — даже просто берет, не расплатившись, пачку печенья — по дороге домой из школы. Кимуре внезапно приходит в голову мысль, что он действительно едет в однодневную поездку в Тохоку со своим благовоспитанным племянником. — Минэгиси и правда такой страшный?

— Он чертовски ужасный.

— Мне кажется, просто все так думают. Как те американские солдаты в фильме, которые были уверены, что радиация не может им навредить. Может быть так, что все просто считают, что все эти слухи о Минэгиси — правда? Это как пожилые люди всегда говорят, что телевизионные программы и игроки в бейсбол были в прошлые дни гораздо лучше. Но это не более чем ностальгия.

— Если ты недооценишь его, это будет стоить тебе жизни.

— Вот видишь, я говорю, что это похоже на суеверие. Опасно недооценивать дедулю Минэгиси. Если перейдешь дорогу дедуле Минэгиси, то умрешь. Можно сказать, что извращенное предубеждение породило массовое заблуждение, которое, в свою очередь, еще больше исказило реальность.

— Разговаривай как нормальный подросток.

— Когда людям говорят, что кто-то опасен, они просто принимают это как данность и боятся этого человека. То же самое с терроризмом, то же самое с заболеваниями. Ни у кого нет времени и сил на составление собственного мнения. Я готов поспорить, что у дедули Минэгиси нет ничего, кроме денег, угроз, жестокости и превосходящего числа людей.

— Этого достаточно, чтобы напугать меня.

— И поэтому он не воспринял меня всерьез. Просто потому, что я школьник.

— И что же вы задумали, ваше высочество?

Принц уверенно указывает пальцем в направлении головы синкансэна и их пункта назначения.

— Я еду в Мориока, чтобы встретиться с дедулей Минэгиси. Тебе известно, что раз в месяц он отправляется повидаться с дочерью от своей любовницы? Еще у него есть сын от его жены, его наследник, но, судя по всему, он глупый, эгоистичный и никчемный. Возможно, поэтому Минэгиси так обожает свою милую маленькую дочурку. Она еще учится в младшей школе.

— Признаю, ты хорошо выполнил свое домашнее задание. Ты заслуживаешь похвалы.

— Суть не в этом. Важно, что здесь замешан ребенок.

— И что это значит? — Кимура хмурится.

— В детских фильмах и передачах, которые показывают по телевизору, даже у самых страшных злодеев есть слабое место. В бытность свою ребенком я всегда думал, что это слишком удобно.

— Но ты все еще ребенок.

— Но получается, что это правда. У каждого есть слабое место — неважно, кто он, — и обычно это его семья или его дети.

— Это само собой разумеется, разве нет?

— Ведь поэтому ты за мной пришел, разве нет? Из-за твоего сына. Люди становятся невероятно слабы, когда речь заходит об их детях. У дедули Минэгиси тоже есть ребенок, которого он любит. Если я смогу надавить на это, то быстро доберусь до его слабого места.

— Ты собираешься причинить вред дочери Минэгиси? — Кимура испытывает целый вихрь разных эмоций. Одна из них — гнев из-за того, что Принц хочет причинить вред невинной маленькой девочке, сделав ее очередной своей игрушкой. Другая — сомнение, что Минэгиси действительно проявит слабость ради своей дочери. — Ты правда думаешь, что это сработает?

— Я не собираюсь этого делать.

— Нет?

— Пока нет. Сегодня будет только первый шаг. Вступление, или, лучше сказать, предварительный осмотр.

— Ты думаешь, что Минэгиси с тобой встретится?

— Я слышал, что его любовница с дочерью приехали вчера в префектуру Иватэ. Они остановились в его загородном доме в окружении фермерских полей.

Брови Кимуры сами собой ползут вверх от удивления.

— Как ты узнал, где он находится?

— Не то чтобы он держал это в секрете. Он же ни от кого не прячется. Просто вокруг его дома столько систем безопасности, что никто не может попасть внутрь.

— Тогда что ты собираешься делать?

— Как я и сказал, произвести предварительный осмотр. Хотя я подумал, что было бы глупо вообще ничего не сделать. Именно поэтому и везу с собой тебя, дедуля. Хочу, чтобы ты немного поработал.

«Вот как», — Кимура вновь вспоминает о главной цели их путешествия: Принц хочет, чтобы он убил Ёсио Минэгиси.

— Это никакой не предварительный осмотр. Больше похоже на главное событие.

— Мы отправимся в его поместье, и я выведу из строя системы наблюдения, так что ты сможешь проникнуть внутрь и убить дедулю Минэгиси.

— И ты думаешь, что это получится?

— Я бы сказал, что вероятность успеха примерно двадцать процентов. С гораздо большей вероятностью ты провалишься. Но это тоже нормально.

— Черта с два это нормально.

— Шансы на победу возрастают, если я использую против него его дочь. Если ее безопасность будет под угрозой, я сомневаюсь, что он решится на резкие действия.

— Я был бы на твоем месте осторожнее. Никогда нельзя сказать, на что решится разгневанный родитель ради своего ребенка.

— Ты себя сейчас имеешь в виду? Ты готов умереть за своего ребенка? И даже если умрешь, ты будешь так беспокоиться за него, что вернешься с того света?

— Может быть, и так, — в голове у Кимуры возникает картина: мертвые матери выбираются из своих могил. Судя по его родительским чувствам, это почти не кажется невозможным.

— Люди не настолько сильны, — смеется Принц. — Но Минэгиси на все готов ради своей дочери, я уверен. И что бы ни случилось с тобой, со мной все будет в порядке. Я просто скажу, что ты, дедуля, втянул меня в это.

— Я не облажаюсь, — отвечает Кимура с преувеличенной уверенностью.

— Ты знаешь, я слышал одну сплетню. Говорят, что дедуля Минэгиси не умрет, даже если в него выстрелить, — говорит Принц с насмешкой. — Что он бессмертен.

— Звучит как полный бред.

— Ну да. Видимо, просто однажды он выжил, когда в него выстрелили из пистолета. Должно быть, он настоящий счастливчик.

— Если все обстоит так, как ты говоришь, то я тоже был счастливчиком в те дни, когда занимался работой, — жестко говорит Кимура. Это правда. Было два случая, когда все пошло не так и он уже был уверен, что с ним покончено, но оба раза он был спасен в последнюю минуту: один раз своим товарищем, а второй — вовремя подоспевшей полицией. — Но трудно сказать, кто более удачлив — Минэгиси или ваше высочество.

— Именно это я и хочу выяснить. — Глаза Принца сияют, как у спортсмена, который наконец встретил достойного противника. — Так что сегодня я пошлю за Минэгиси тебя, дедуля. Небольшая проверка, чтобы оценить, насколько он удачлив. Что бы ни случилось, я что-то о нем узнаю. По меньшей мере, я смогу подобраться близко к его дому и выяснить, что у него там за системы безопасности. Я смогу понять, как там все устроено. Неплохо для предварительного осмотра.

— А что ты будешь делать, если я предам тебя?

— Ты будешь стараться изо всех сил и не подведешь меня, ради своего сына. В конце концов, ты его отец.

Кимура сжимает зубы до скрипа. Он просто не может выносить этого ребенка, у которого на все есть подходящие логичные ответы.

— Ну ладно, скажем, ты ввяжешься в эту историю с господином Минэгиси и все пройдет хорошо, хотя я до сих пор не вполне уверен, что для тебя значит «пройти хорошо»; но, допустим, все пройдет согласно твоему плану и ты посрамишь взрослых…

— Я не пытаюсь посрамить их. Это гораздо большее. Это как… сейчас сформулирую. Я хочу, чтобы они почувствовали отчаяние.

«Это довольно расплывчато», — думает Кимура.

— Что бы ты ни сделал — ты просто маленькая шавка, которая пытается прибиться к стае больших собак.

— Вот именно, дедуля, — Принц приоткрывает рот, демонстрируя свои идеально ровные белые зубы. — Я хочу показать всем, кто считает меня маленькой шавкой, насколько они беспомощны передо мной. Вот что я имею в виду, когда говорю отчаяние. Я хочу, чтобы они поняли, насколько никчемными были их жизни. Хочу, чтобы они полностью сдались и утратили смысл жизни.