В общем, я оставалась с Робом, но по-прежнему думала, что, если подвернется кто-то получше, я уйду. Но с каждым днем он все больше увлекал меня. Он заботливо относился к своим друзьям и моим подругам и постоянно демонстрировал это милыми жестами. Мне были очень близки его ценности, но я никогда не думала о нем как о своей «половинке». Хотя и понимала, что с ним я могла бы счастливо жить и иметь детей. Роб всегда готов искать компромисс, он прекрасный собеседник, у нас похожие взгляды на политику и искусство и на жизнь. Но при этом совершенно разные интересы. Меня не интересуют машины, а он просто помешан на восстановлении гоночных автомобилей. Я люблю дискотеки, а он вообще не танцует.
Мне было стыдно, что я не могу всерьез интересоваться его рассказами. Он, бывало, говорил:
– Эй, малыш, как у тебя прошел день? – и отпускал комментарии и шутил, пока я рассказывала ему о своем дне и своей жизни.
Он был искренне заинтересован – или по крайней мере, если ему даже было не очень интересно, все равно умел слушать. Но меня беспокоило то, что, когда я спрашивала о его работе с машинами, он разражался тирадой, пересыпанной характеристиками какого-нибудь мотора, а я совершенно теряла нить разговора! Мне казалось, что я не смогу жить с этим вечно.
Через два года наших отношений мы с ним едва не расстались. Я готовилась к получению диплома физиотерапевта, и пора было подавать заявление в ординатуру. Роб хотел переехать на другой конец страны, в Сан-Франциско, – к родным. Я не была уверена, что хочу пойти на такой шаг: это казалось мне неподъемными обязательствами. Я думала, что если я настолько не уверена в себе, то нам не следует быть вместе. Но потом как-то в воскресенье мы завтракали, и нам было так хорошо вместе, и он начал меня уламывать, а я попыталась вообразить, как мы расстаемся… И поняла, что не представляю себе жизни без него!
Мне было 34 года, когда мы поженились. Поначалу мне не казалось, что мы «созданы друг для друга» – по крайней мере, в том смысле, в каком я всю жизнь себе это представляла. Но теперь я чувствую, что в основе своей мы – родственные души, потому что интуитивно понимаем друг друга. Я когда-то думала: вот в нем нет ничего от художника, а я падка на художественные натуры; но потом поняла, что он на самом деле человек творческий, только на иной лад. Я думала, что рядом со мной будет мужчина артистичный в классическом понимании этого слова, но у Роба артистический ум.
Мы много говорим о вопросах, возникающих на работе, о семейных делах, о повседневной жизни. То, что у нас разные хобби, больше не важно. Мы оба сосредоточены на будущем и таких вещах, как дом и дети.
Перед помолвкой я задумывалась: не собираюсь ли я удовольствоваться малым? Я была уверена, что хочу видеть Роба в качестве партнера по жизни, хотя и не испытывала с ним сильного душевного трепета. Мне пришлось переоценить своих «бабочек». Я только-только начала понимать, какой он невероятно замечательный, и у меня было чувство, что наши отношения – это начало чего-то по-настоящему выдающегося и глубокого. Он по натуре очень надежный человек, и я знала, что он поможет мне преодолеть в этой жизни все, через что бы ни пришлось пройти, что я могу рассчитывать на него и доверять ему. И это так отличается от девичьего трепыхания: «О боже, позвонит ли он мне?!»
Теперь я понимаю, как мне повезло с Робом. Он – это не все, чего я хотела в своем списке, зато он – все, что мне нужно. Может, точнее будет сказать, что мой брак воплощает собой не все, чего я ожидала, зато он – воплощение всего, что мне нужно. Мне просто надо было научиться хотеть более здоровых вещей!
Итак, ты уже знаешь концовку моей истории – отчасти. Когда я в первой главе говорила, что эта книга – не моя история любви, это не вполне объясняло то, что со мной произошло. Так вот, я в результате встречалась с Шелдоном № 2 – два месяца. Я понимаю, на первый взгляд это не слишком много, но, учитывая то, что я обычно списывала со счетов любого мужчину, который сразу меня не возбуждал, просто удивительно, насколько близко мы с Шелдоном № 2 сошлись за столь короткое время. Очевидно, то, что я испытывала, не было той глубокой любовью, что возникает между людьми, которые вместе уже много лет, но это было несравнимо лучше сумасшедшей страсти, которую только что образовавшиеся пары часто путают с любовью.
Вместо страсти я ощущала довольное спокойствие, которое возникало просто оттого, что мы были в одном помещении, даже если он работал на своем ноутбуке, а я возилась с почтой. Я с нетерпением ждала нашей встречи вечером – так, как жду возможности поваляться на уютном старом диване. И я говорю это в самом что ни на есть романтическом смысле. В том, чтобы быть рядом с Шелдоном № 2, была какая-то невероятная умиротворенность.
Я не слонялась у телефона, ожидая его звонка. Не гадала, нравлюсь ли я ему. Не испытывала необходимости быть кем-то таким, кем я не была. Однажды я нарядилась в сексуальное черное платье, чтобы пойти на ужин с ним и важными для него клиентами, и даже не представляла, что перед тем, как я вышла из дома, мой сын мыльными ручонками понаставил мне отпечатков по всей спине. Шелдон № 2 счел это невероятно забавным и потом признался мне, что ему ужасно понравилось, что я заявилась в таком виде, потому что это напомнило ему о радости, которую доставляет мне мой шалун.
Чем больше времени мы проводили вместе, тем больший я испытывала восторг от того, что исследователь брака Жиан Гонзага называет настоящим «пониманием друг друга». Некоторые наши интересы были различны, но у нас было общее чувство юмора, и мы с легкостью подшучивали друг над другом. У нас были одинаковые ценности. Мы с пугающей точностью улавливали мысли друг друга. У нас была чудесная физическая совместимость, пусть даже мы, возможно, не относились к идеальному физическому типу (и это взаимно). Говоря с подругами о наших зарождающихся отношениях, я всегда использовала эпитет «умиротворенный» или это сравнение с диваном, и, хотя моим подругам-одиночкам помоложе трудно было понять, почему это приводит меня в такой восторг («Он что, и впрямь похож на старый диван?!» – недоумевали они), те, что были постарше и замужем, только радовались. Они понимали, что у таких отношений есть потенциал в реальности.
Но реальность-то наши отношения и прикончила – реальность того, когда люди встречаются уже в достаточно зрелом возрасте, чтобы у них было полным-полно других обязательств и логистических проблем. Поскольку у нас обоих были дети, но не было бывших супругов, которые могли бы остаться с ними на вечер, дело дошло до того, что нам стало неудобно оставлять наших сыновей с их нянями так часто, как нам хотелось повидаться. Кроме того, нам хотелось общаться и с нашими детьми, и друг с другом. Мы оба наслаждались домашней жизнью.
Чтобы двигаться дальше, нам надо было познакомиться с детьми, но чем больше мы об этом говорили, тем больше Шелдон № 2 сознавал, что его сын к этому не готов. Его 8-летний мальчик потерял мать год назад. Когда друзья Шелдона № 2 говорили ему, что ему надо снова жениться, он не ожидал, что что-то серьезное возникнет в его жизни так скоро. Еще больше усложняло ситуацию то, что его родители уговаривали его переехать в Чикаго, где они жили, чтобы они могли видеться с внуком и помогать ему приспосабливаться к новой жизни. Не имея родственников в Лос-Анджелесе, Шелдон № 2, у которого все братья, сестры и племянники были в Чикаго, понимал, что это необходимо сделать ради его сына.
И он уехал – за две тысячи миль.
Не скажу, что это не было для меня ударом. Было – и очень мощным. Я хотела, чтобы для меня закончилась эта канитель со знакомствами. Но я рада, что общалась с Шелдоном № 2, потому что на собственном примере узнала, что могу быть счастливой с человеком, на которого в прошлом и не посмотрела бы. Шелдон № 2 не соответствовал моему списку, но он отвечал моим трем «потребностям» и многим из моих «желаний». Настолько многим, что то немногое, чего ему не хватало, не имело значения. В конце концов, у меня осталось только одно важное, но простое желание: я хотела быть с ним.
Я скучаю даже по его галстукам-бабочкам!
Но вот в чем загвоздка: возможно, я научилась всему этому слишком поздно.