«С самого рождения все давалось Даниэлю легко…»

Под рассказ комментатора – снова женщины – о «природной хватке» Даниэля подборка коротких сюжетов показывала, с какой легкостью он заводил друзей, учился, занимался спортом.

Скептик у Сэма в душе хотел закатить глаза при виде этого Даниэля, которому все давалось без труда. Однако он знавал таких людей – таким, например, был Джон, его сосед по комнате в общежитии на первом курсе. У этого Джона, родившегося в Уилмингтоне и выросшего в Сент-Поле, спорилось любое дело. Сэму хорошо запомнился тот день, когда Джон впервые попробовал свои силы в лакроссе. Увидев, как другие студенты играют на площадке, Джон взял клюшку и через считаные минуты уже ловил, вел и бросал мяч как заправский игрок в лакросс – точно так же некоторые юные музыканты откладывают один инструмент и начинают играть на другом, даже не потрудившись послушать объяснения.

У Сэма ничего такого не было. Но наши гены не просто выражают то, какие мы. Они содержат всевозможные способности, накопленные предыдущими поколениями, которыми, возможно, не будем обладать лично мы, но мы сможем передать их своему потомству. Так что кто может утверждать, что он не породит сына, обладающего природной хваткой его бывшего однокурсника?

Обнадеженный этой мыслью, Сэм смотрел, как на экране сцены в студенческом городке сменились «Сенчури-Тауэр», где Даниэль, уже тридцатилетний, в сшитом на заказ костюме идет по коридору. У него на лице улыбка, под мышкой несколько папок, проходят мимо коллеги одних с ним лет в похожих костюмах, он приветственно вскидывает вверх руку. Затем останавливается перед столом, за которым другой молодой мужчина забивает данные в компьютер. Когда мужчина поднимает взгляд, Сэм с ужасом понимает, что это тот же самый актер, который играл роль Даниэля в первой «проекции». Новый Даниэль бросает папки на стол старому Даниэлю, отпуская самодовольное замечание о том, что «покой нам только снится».

Вечером того же дня (пока первый Даниэль предположительно корпит над работой) третий Даниэль сидит в дорогом ресторане, обхаживая официантку. Через секунду после того, как та сует ему бумажку со своим телефоном, появляется очаровательная молодая женщина, целует Даниэля и садится. Даниэль берет ее руку, и мы видим у нее на пальце кольцо, которое он ей только что надел.

На экране снова офис, молоденькая секретарша выходит из служебного помещения, поправляя юбку, а следом за ней выходит сияющий Даниэль, поправляющий галстук. Когда Даниэль возвращается в свой просторный кабинет, там его ждет начальник.

– Можно тебя на минутку, Данно?

«Данно?» – подумал Даниэль.

Он проводит Данно в зал для совещаний, где уже сидят еще два высокопоставленных руководителя, мужчина из отдела кадров и женщина из юридического отдела. Даниэлю предлагают сесть.

– Нам стало известно, – говорит мужчина из отдела кадров, – что этим летом вы, предположительно, спали с одной из практиканток…

– С двумя, – поправляет женщина из юридического отдела.

– С двумя практикантками.

– Насколько я помню, – выразительно подмигивает Даниэль, – спать нам особо и не пришлось.

Следующий кадр: охранник выводит из кабинета Даниэля, несущего в руках картонную коробку. Когда он проходит через офис, кое-кто из сотрудников, включая первого Даниэля, встает и аплодирует.

Предвидеть следующую последовательность сюжетов Сэму до боли легко. Невеста швыряет Даниэлю кольцо и захлопывает дверь; Даниэль пробует устроиться на работу, но его нигде не берут; Даниэль проводит вечера в полном одиночестве в квартире, на вид роскошной, но холодной и неуютной.

Проходит год, возможно, два. Присмиревший, скромный, близкий к краху Даниэль стоит перед маленьким офисным зданием, читает список арендаторов и находит фирму «Макклинток и компания». Поднявшись наверх, он заходит в приемную с обшарпанной мебелью и пустым столом секретарши.

– Я могу вам чем-либо помочь? – спрашивает шестидесятилетняя негритянка, вышедшая из кабинета.

– Да, – отвечает Даниэль. – Я бы хотел поговорить с мистером Макклинтоком.

– Это я мистер Макклинток, – кисло отвечает негритянка.

Даниэль смущенно кашляет.

– Прошу прощения, миссис Макклинток. У меня десятилетний опыт работы в этой области, и я надеялся, что у вас есть вакансия…

– Единственная вакансия, которая у нас есть, – перебивает его негритянка, указывая на стол секретарши, – вот здесь.

– Я согласен, – говорит Даниэль.

– Всё, хватит, хватит! – воскликнул Сэм. – Я понял! Достаточно!

Когда Гарри остановил воспроизведение и зажег свет, Эйч Ти удивленно повернулся к Сэму.

– Разве вы не хотите увидеть, что было дальше? Это же самое интересное!

– О, могу себе представить, – ответил Сэм. – Под чутким руководством этой новой мудрой наставницы Даниэль станет хорошим.

– Совершенно верно, – подтвердил Эйч Ти. – Классно, правда?

– Но в таком случае почему он должен был быть таким козлом, чтобы стать хорошим?

– Это классический второй акт, Сэм. Вначале…

– Эйч Ти, позвольте тут прервать вас. Что такое этот ваш «классический второй акт»? Мы же говорим не о голливудском фильме.

– Разумеется, Сэм, мы говорим не о голливудском фильме. Мы говорим о жизни вашего сына. Но откуда, по-вашему, идет трехактовая структура? И почему именно с ее помощью чаще всего обращаются к зрителям? Потому что это идеал. Универсальный образ, переходящий из поколения в поколение. Не случайно, когда Сфинкс задает Эдипу свою загадку, ответом являются три стадии человеческой жизни.

– Эдип! Вы знаете, что он спал со своей матерью и убил собственного отца?

– Ну хорошо, – примирительно поднял руки Эйч Ти. – Возможно, не лучший пример. Бесспорно, человеческая жизнь сложная и многогранная. Но она склонна двигаться по дуге, ведущей от юношеской самоуверенности через период неудач к третьей фазе, в которой, если человеку повезло, он принимает свои ограничения и, став мудрее, может вести полноценную жизнь.

– А поскольку Даниэлю все давалось легко, он кончает тем, что становится козлом?

– Не «кончает», Сэм. Он начинает козлом. Но к тому времени как он признаёт полную бездуховность своей жизни, у него остается еще много лет – быть может, полстолетия, – чтобы найти более достойное применение своим способностям. Какой потрясающий третий акт! Вы шутите? Да я с радостью пробыл бы козлом первые тридцать лет своей жизни, для того чтобы последующие пятьдесят быть мудрым!

Сэм не знал, как отнестись к такому признанию. В конце концов он просто обреченно покачал головой.

– На мой взгляд, все это ваше предположение – чистое безумие. Далеко не все жизни разыгрываются так. Например, лично мне не пришлось последние пятнадцать лет пьянствовать и попрошайничать, чтобы подготовиться к третьему акту.

Эйч Ти, внимательно слушавший его, открыл было рот, собираясь заговорить, но все-таки оставил свое мнение при себе, что было совершенно не в его духе.

– В чем дело? – спросил Сэм.

– Ничего.

– Говорите же! В чем дело?

Эйч Ти пожал плечами.

– Вы, если так можно выразиться, смешали яблоки с апельсинами. Только и всего.

– Это вы о чем?

– Последние пятнадцать лет у вас уже шел третий акт.

– Прошу прощения?

– Что я могу вам сказать? У нас есть ваше генетическое строение и профиль вашей личности. Мы знаем, как вас воспитывали, какое образование вы получили, как двигалась ваша карьера, и мы сопоставили все это с имеющейся у нас базой данных того, как складывается жизнь того или иного человека. Не вызывает никаких сомнений, что второй акт был у вас, еще когда вы учились в колледже.

– В колледже?

– Порой бывает и так, Сэм. Вы сами все рассказали в своей анкете. У вас было идиллическое детство в красивом доме в пригороде с летними поездками на море. Но затем ваш отец бросил свою работу инженером в крупной корпорации, купил медный рудник, перевез свою семью в Юту, и тут начались неприятности. Подождите. Как вы их описали? – Эйч Ти раскрыл зеленую папку и быстро нашел нужную страницу. – «Ни одно обещание полностью не выполнялось, ни один счет полностью не оплачивался, ни одна мечта полностью не осуществлялась».

– Я помню, что я написал.

Почувствовав по его тону, что он зашел слишком далеко, Эйч Ти принял более сочувствующий тон.

– За время учебы в колледже, Сэм, вам многое пришлось пережить. В то время как остальные заботились только о том, как бы выпить и потрахаться, вы помогали своему отцу договариваться с поставщиками, успокаивать рабочих, умолять банки, а в конце концов проходить через банкротство. И в процессе этого вам пришлось принять то, что человек, которого вы идеализировали всю свою жизнь, на самом деле оказался совсем не таким, каким вы его представляли. И после всего пережитого вы дали себе зарок никогда не ввергать свою семью в такие испытания. Вы прилежно учились, целеустремленно двигались вперед, старательно избегали любого риска, обеспечивая то, что ваши дети, когда они у вас появятся, будут расти на фундаменте финансовой стабильности. Вот почему вам нечего стесняться своего третьего акта, Сэм. Наоборот, вы должны невероятно гордиться тем, чего достигли.

И Сэм, возможно, ощутил бы хотя бы частично эту гордость, если бы Эйч Ти не упомянул о том, что он «старательно избегал любого риска». В отличие от большинства своих коллег Сэм никогда не стремился заняться куплей-продажей – устроиться в частную финансовую фирму или инвестиционный фонд, где жизнь и смерть аналитика определяются тем, какие рекомендации он дает своим клиентам, но зато есть возможность заработать настоящие деньги. Он даже не пытался сделать шаг вбок в той компании, в которой работал, перейти в быстрорастущие отделы новых технологий или телекоммуникаций. Пусть в коммунальных услугах все строго расписано и темпы роста невелики, как любил повторять своим клиентам Сэм, но зато здесь все предсказуемо и доход стабильный.

Однако хоть упоминание Эйч Ти об этих упущенных возможностях и укололо Сэма, это не шло ни в какое сравнение с тем, как больно его укололо осознание того, что в своей анкете для «Витека» он ни о чем таком не обмолвился ни словом. Если все это есть в его досье, значит, эту информацию выдала Анни, предположительно в качестве примера отсутствия у ее мужа честолюбия и силы характера.

Сэм покачал головой.

– Возможно, в ваших словах и есть доля истины, – наконец признал он. – Но я полагаю, нас с Анни ждет еще один акт.

– О, – ответил Эйч Ти, – я не говорил, что у Анни это третий акт. Мы убеждены в том, что у нее это еще второй.