Глава 12

– Смотрю в книгу, а вижу… шаха персидского, – проворчал я, откладывая бумаги.

Андрей Георгиевич уехал в город сразу после завтрака, так что никаких физических нагрузок мне не предстояло. Но и с умственными выходило как–то не очень. Я уже часа полтора-два пытался разобраться в хитросплетениях документов, которые оставил Костя, но дело едва сдвинулось с мертвой точки. Не то, чтобы нас так уж паршиво учили в лицее, но здесь базовых знаний явно не хватало. Акции, активы, доли и прочие богатства рода Горчаковых на мгновение складывались в более-менее понятную картину – но только для того, чтобы тут же снова рассыпаться ворохом ничем не связанных элементов.

Конечно, я мог бы попытаться дозвониться до Колычева, который наверняка представлял дела куда лучше Кости – фактического главы рода – но так и не позвонил. Суетливый и добродушный поверенный наверняка снова отделался бы пачкой комиксов или чего–то в этом роде. Да и видеться с ним лишний раз почему–то не хотелось.

Нет, сам, все сам. Разве что с небольшой Славкиной помощью. С языками и чистой математикой я справлялся получше него, но в юридических тонкостях и прочей финансовой мути ему не было равных. Видимо, сказывались отцовские таланты: Ямпольский-старший, выходец из семьи небогатого лавочника, уже не первый десяток лет работал на бирже и, судя по чину коллежского асессора, добился немалых успехов… Раз уж смог не только дослужиться до потомственного дворянина, несмотря на отсутствие Дара, но пристроить сына в лицей. Да, пусть не такой крутой, как Царскосельский – но все же.

Я никогда раньше не интересовался делами рода, да и сейчас занимался бумагами без особой радости – но что–то подсказывало, что эти знания уж точно не окажутся лишними. И поэтому стоит посветить им если не все свободное от тренировок время, то хотя бы большую его часть.

– Шахты… Железо, алюминий. – Я отложил в сторону несколько листов с печатями. – Сталелитейный завод, акции… Блин!

Нет, финансовые дела никак не хотели укладываться в голове. Точнее, их упорно теснило кое-что другое. Сложное, загадочное, немного пугающее – но оттого только более манящее и интересное.

Вряд ли Багратион желал мне чего–то плохого. Но Костя не просто так называл его светлость самым опасным человеком в Империи: представитель древнего рода, праправнук того самого Петра Ивановича Багратиона, который разбил Наполеона под Смоленском. Одаренный, взявший чин действительного тайного советника и второй магический класс в неполные сорок четыре года. Тот, на ком висела вся или почти вся безопасность страны и самой государыни Императрицы.

Ни мне, ни Мише, ни Косте не приходилось даже слышать о внешних и уж тем более внутренних врагах Империи. И, вероятнее всего, не из-за отсутствия таковых, а из-за того, что Багратион и его Третье отделение хорошо делали свою работу. Порой не стесняясь в средствах. Немногим известно, сколько людей самого разного происхождения и нации исчезли без следа по воле тайной полиции.

Такие люди редко приезжают лично просто побеседовать с юными задирами. Даже теми, что вдруг обрели силу не по возрасту. И таинственное появление Багратиона вызывало любопытство… удовлетворить которое я не мог.

А если так – то какой смысл вообще об этом думать?

Я аккуратно сложил бумаги в ящик стола. До ужина оставался еще час или полтора, так что мне не пришло в голову ничего умнее, чем просто прогуляться по поместью. Основные здания я, разумеется, знал неплохо, но в некоторые заглядывал последний раз чуть ли не в далеком детстве.

Беседка среди деревьев. Часовня, которая пустовала уже лет десять – дед никогда не был особо верующим, а мама обычно выбиралась в собор в Гатчине или в Казанский.

Конюшня, прижавшая к могучему боку усадьбы – в ней и раньше было немного лошадей, а после смерти родителей дед с Костей распродали остальных и отдали помещение кому–то из местных, мужику из крестьян. Тот соорудил то ли мастерскую, то ли что–то еще – я никогда особо не интересовался.

Гараж – из него я и угнал отцовскую «Волгу» в тот день, когда Воронцов меня чуть не угробил. Теперь это казалось чем–то почти забытым, оставшимся в прошлом, хотя с той злополучной гонки прошло меньше полутора месяцев.

Здорово же я изменился за это время. И дело уж точно не только во внезапно усилившемся вдесятеро Даре.

Задумавшись, я прошагал мимо гаража и уже думал было повернуть обратно, когда мое внимание вдруг привлек свет. Он пробивался сквозь молодую поросль в самом дальнем краю сада. Там, где ухоженные и ровно постриженные деревья понемногу уступали место диким, которые будто перелезли через ограду и понемногу отвоевывали себе землю там, куда неохота было ходить людям из усадьбы.

Крохотная глушь прямо на территории родового гнезда Горчаковых. Я любил убегать сюда, получив лещей от Мишки. Кажется, там еще был сарай, построенный чуть ли не раньше самой усадьбы лет сто пятьдесят назад… Да, точно был – только почти заброшенный. Там не хранили даже садовую утварь – только стаскивали гнить всякое бесполезное барахло, которое жалко было просто выкинуть.

И именно оттуда и светило… что–то явно электрическое. Подойдя поближе, я увидел сначала окно, прикрытое ставнями, а потом и само здание. Потемневшее от времени, коренастое, будто вросшее в землю. Усталое и покосившееся – но все же достаточно прочное чтобы простоять еще не один десяток лет. Ночью оно наверняка показалось бы почти пугающим, но сейчас, в сумерках, скорее навевало ощущение какого–то сказочного уюта.

Как в сказках Пушкина, которые читала мама. В детстве я почему–то думал, что Баба-Яга живет примерно в такой же избушке… Только впятеро меньше, на курьих ножках и, разумеется, без малейших признаков электрификации.

Свет пробивался не только между ставнями, но из широкой щели со стороны тропинки. Кто бы ни обустроился в сарае, он явно не слишком плотно прикрыл ворота. То ли ни от кого не прятался, то ли просто не ждал гостей. Приблизившись, я на всякий случай стал ступать осторожнее. Усадьба с ее вечной болтовней горничных и поварих на террасе осталась в паре сотен шагов за спиной, и вокруг было так тихо, что я слышал только собственное дыхание, стрекотание кузнечиков в траве…

И пение. Негромкий женский голос доносился из сарая. Слов я разобрать пока не мог, но интонации слышал прекрасно. Баба-Яга оказалась не ветхой старушкой с костяной ногой, а совсем молодой девушкой. Может быть, даже моей ровесницей. И вместо традиционных старорусских развлечений с прялкой, похоже, выбрала занятие совершенно другого рода. Мелодичное пение – не протяжно-народное, а скорее современное, из того, что частенько крутят по радио – то и дело прерывалось негромкими металлическими звуками.

Судя по всему, Баба-Яга что–то мастерила.

Я скользнул вдоль стены к воротам, стараясь не шуметь. Пару раз под ногой тихонько хрустнула веточка, но пение не прервалось – похоже, Баба-Яга была слишком увлечена своим делом. И не обернулась, даже когда я прижался лицом к щели, заглядывая внутрь сарая.

С возрастом я не ошибся: огненно-рыжая кучерявая грива, доходящая чуть ли не до пояса, уж точно не могла принадлежать древней старушке из сказок. Да и занятие девчонка выбрала совсем не под стать лесной колдунье: сидя на корточках ко мне спиной, она ковырялась в чем–то здоровенном и металлическом. Единственный на весь сарай фонарь подключался к проводу и лежал на полу у Бабы… у Девы-Яги прямо у ног чуть слева. Видимо, чтобы подсвечивать только рабочее место и только ей одной.

Так что я кое-как рассмотрел лишь саму загадочную мастерицу и ее инструменты: молоток, плоскогубцы, пару отверток, несколько здоровенных гаечных ключей на замасленной тряпке на полу и еще один – в заднем кармане рабочих штанов явно на пять-шесть размеров больше.

Как они вообще с нее не сваливаются?.. А хороша – даже отсюда видно. Хоть и одета черт знает во что и вся в масле, как какой-нибудь моторист. Спросить, что ли – кто такая, чем занята, откуда?..

Я так и не успел решить, стоит ли мешать Деве-Яге заниматься ее металлическим колдовством или лучше потихоньку уйти – судьба сделала выбор за меня. Я слишком сильно уперся лбом в створку ворот, и она вдруг скрипнула петлями и сдвинулась внутрь, утягивая меня за собой.

Прямо в сарай.