— Ты рехнулся? — таков был ответ Киммуриэля на последнюю, совершенно нелепую просьбу лидера наемников.

Джарлакс открыл рот, чтобы ответить, но Киммуриэль поднял руку, приказывая ему помолчать, и покачал головой.

— Не трудись шевелить языком, — бросил псионик. — Я заранее знаю, что ты скажешь.

— Ты действительно больно ранишь меня, друг мой.

— Я тебе всего лишь наношу рану, а ты собираешься сделать так, что меня наверняка убьют, — возразил Киммуриэль.

— Громф тебя ни за что не убьет, — заверил его Джарлакс. — После того как он ощутил могущество улья иллитидов, которое прошло сквозь его сознание во время поединка с Демогоргоном, он еще сильнее дорожит тобой. Он скорее воспользуется по отношению к тебе любовными чарами, нежели забросает шаровыми молниями.

— Я уже предвкушаю это удовольствие, — сухо ответил Киммуриэль.

— Он предоставит тебе комнаты в Главной башне тайного знания.

— И я буду жить в окружении скучных, бестолковых, ограниченных магов?

Джарлакс бессильно вздохнул, признавая свое поражение.

— В любом случае, мое замечание относилось не к Громфу, — продолжал Киммуриэль. — Есть еще один участник в этой игре, в которую ты просишь меня сейчас вступить; этот участник — существо гораздо более опасное, нежели бывший архимаг, и оно ничего не выиграет, если оставит меня в живых.

— Возможно, но положение критическое, иначе я бы не стал обращаться к тебе с такой просьбой. Ивоннель — не просто жрица, она гораздо могущественнее, чем нам кажется, и она замешана в последних событиях гораздо глубже, чем мы думаем. Мои инстинкты просто вопят об этом, а долгий опыт научил меня прислушиваться к ним.

— Ты считаешь, что она — замаскированная прислужница богини? — спросил Киммуриэль.

Джарлакс приподнял брови.

— Бери выше.

До псионика не сразу дошел смысл этих слов.

— Ллос? — воскликнул он. — Ты считаешь, что Ивоннель — это земное воплощение самой Госпожи Ллос? Ты просишь меня шпионить за Ллос? Ты с ума сошел?

— Отвечая на твой последний вопрос, я буду честен: возможно. Что касается первого — я просто не знаю ответа, — признался Джарлакс. — А по поводу второго я вот что скажу: мы должны попытаться. А ты как думаешь?

На это Киммуриэль ответил:

— Я думаю, что мы должны уносить отсюда ноги в самый дальний угол Фаэруна.

— Но это же просто иллюзия, — сказал Дзирт.

Ивоннель лукаво улыбнулась.

— А я подумала, что они тебе понравятся. — Чтобы подчеркнуть свои слова, она несколько раз открыла и закрыла «их», свои глаза, которые сейчас приобрели лиловый цвет — почти такой же, как у Дзирта, что встречалось крайне редко среди дроу.

— Они прекрасны, — признал Дзирт. — Все в тебе прекрасно для того, кто на тебя смотрит. Это твоя игра, ведь так? При помощи магии ты поддерживаешь иллюзию, чтобы собеседник, глядя на тебя, видел то, что больше всего нравится ему или ей.

— Нет, — возразила она. — Теперь — нет. Было время, когда я играла в эти игры, — я сама призналась тебе в этом. Действительно, это была сознательная манипуляция. Те, кто меня видел, невольно относились ко мне лучше, чем отнеслись бы к обычной женщине, менее привлекательной в их глазах. Я играла на восприятии окружающих, чтобы приобрести власть над ними.

— Это нечестно.

— Правда? А разве ты не рассчитываешь на свою репутацию, чтобы вселить страх в сердца врагов? Разве не помогает тебе во время битвы то, что твои противники знают: перед ними легендарный воин? Или взять хотя бы принадлежность к расе дроу. Разумеется, во многих отношениях это вредит нам здесь, на поверхности. Но не кажется ли тебе, что многие из деловых партнеров Джарлакса побаиваются обманывать его из–за цвета кожи, потому что знают: месть может быть ужасной?

Дзирт попытался найти какое–нибудь обоснованное возражение, но затем просто выпалил:

— Это другое.

— Вовсе нет, — настаивала Ивоннель. — Уверена, бывают вечера, когда Кэтти–бри ради тебя надевает свои самые красивые наряды и делает прическу, которая нравится тебе больше всего. Разве ты не делаешь то же самое? Просто мне хочется выглядеть именно так. И выглядеть для всех; больше я не буду создавать новую иллюзию персонально для каждого.

— Но разве это твоя истинная внешность?

— А разве это имеет значение?

Дзирт хотел что–то ответить, но сообразил, что попался в ловушку, и поэтому лишь пожал плечами.

— Люди заботятся о своей фигуре, сооружают новые прически, тщательно подбирают одежду, пользуются косметикой — делают все что угодно, чтобы изменить внешность по своему вкусу. Я не совершила ничего из ряда вон выходящего. — На губах ее снова появилась та же лукавая улыбка. — Просто у меня больше возможностей.

Дзирт невольно рассмеялся. Он хотел найти какую-нибудь опору, пьедестал, на который можно было бы взобраться, чтобы стать выше ее обвинений. Но ничего не нашел. Он подумал о собственном тщеславии, о том, что каждое утро, несмотря ни на что, тренировался, не жалея себя. Да, в основном эти тренировки имели практическое значение, он выполнял их, чтобы приблизиться к идеалу совершенного воина, чтобы использовать прибретенные и отточенные навыки в борьбе со злом. Все это было правдой.

Но, с другой стороны, Дзирт испытывал удовольствие оттого, что эти тренировки делали его тело стройным и прекрасным. Сколько раз он замечал, как Кэтти–бри подглядывает за ним во время утренних тренировок; и как трудно ему было сделать непроницаемое лицо и не ухмыльнуться, ведь он знал, что она наблюдает за ним из кустов!

— Я приложил немало усилий, чтобы побороть раздвоение между тем, что я видел, и тем, что было на самом деле; и произошло это совсем недавно, — напомнил ей Дзирт, имея в виду постигшую его болезнь. Он перестал различать границу между реальностью и иллюзией — этот душевный недуг был вызван нарушением барьера Фаэрцресс, отделяющего Подземье от Бездны.

— Таково было твое безумие, — согласилась Ивоннель. — Где заканчивается восприятие и начинается реальность? Ты не мог этого сказать и поэтому считал обманом все, что видел и слышал, даже тех, кого ты любил, хотя они были реальны.

— И все же, даже если бы они не были реальностью, иллюзия, вера в то, что это действительно мои друзья, сделала бы их настоящими для меня. Я был вместе с Кэтти-бри, в моих мыслях, в моем сердце.

— То, что ты чувствуешь, и есть реальность, Дзирт До’Урден, — заявила Ивоннель.

— Выходит, не существует объективной истины?

— Разумеется, она существует! Но до того момента, пока фальшь не распознана, реальностью является то, что ты видишь и слышишь. Ты не можешь отличить ложь от правды, пока те, кто действительно знает истину, не подтвердят это. Твое безумие заключалось в том, что ты сам пытался сделать это.

Дзирт несколько мгновений поразмыслил над словами молодой женщины, затем рассмеялся:

— Ты меня хочешь о чем–то предупредить, госпожа?

— Нет, — возразила Ивоннель, и Дзирту ее тон показался искренним. — А теперь я говорю тебе, что Закнафейн реален. Это тот же самый воин, который пожертвовал жизнью ради того, чтобы ты смог покинуть Мензоберранзан, и которого потом в виде монстра–зомби отправили убить тебя. Разумное существо, душа, населяющая это новое, молодое тело дроу, — Закнафейн, твой отец.

Дзирт несколько раз медленно кивнул, прокручивая в памяти этот неожиданный разговор и все слова Ивоннель с самого начала. Наконец он прекратил кивать и пристально взглянул на молодую женщину.

— Мне нравятся твои глаза, — признался воин, и Ивоннель улыбнулась.

— Ну, как ты считаешь? — обратился Киммуриэль к Джарлаксу, который смотрел в зеркало для ясновидения сквозь магическую глазную повязку, чтобы увидеть истинный облик женщины. Они сидели, запершись в одном из номеров заведения «Двенадцать рук», которое служило одновременно таверной, гостиницей и наемными конюшнями в поселении хафлингов Виноградная Лоза.

— Никакого обмана, — отозвался он, покачав головой. Казалось, это открытие несколько смутило его. — Именно так Ивоннель теперь и выглядит. Это ее истинный облик.

— Но облик, измененный при помощи магии. Она же призналась в этом, когда говорила о своих глазах, — возразил Киммуриэль.

Услышав это, его товарищ в очередной раз пожал плечами.

— Допустим, она выбрала себе внешность и «надела» ее, как одежду; но, по крайней мере, бесконечного потока иллюзий, демонстрации разных образов разным людям уже не будет.

— Ты считаешь, это важно?

Джарлакс помолчал, затем кивнул.

— Не знаю, почему, — признался он. — Но теперь она кажется мне более настоящей, более реальной, более…

— Более смертной?

— Да. Наверное, это самое подходящее слово. И это имеет смысл, если вспомнить ее решение покинуть Мензоберранзан и переселиться в это место. В Мензоберранзане она могла бы стать Верховной Матерью. После того как она спасла город от Демогоргона, никто не осмелился бы пойти против нее — уж точно не эта жалкая Квентл. Она могла бы жить как богиня, но она выбрала иной путь — и теперь она здесь, с нами.

Киммуриэль не стал спорить. Он оглянулся, затем кивком пригласил Джарлакса взглянуть на изображение в зеркале.

— Она покидает его, — сообщил псионик.

Джарлакс прикоснулся к полям шляпы, дав понять, что высоко ценит сверхъестественные возможности Киммуриэля.

— Неплохо было бы подробнее выяснить, какие маневры предпринимают Дома дроу в свете последних событий, — заявил Джарлакс.

— Разве не поэтому ты отправил Закнафейна на задание?

— Да, я велел ему разузнать, какие конкретно сделки Дом Ханцрин заключает в Глубоководье. Но теперь я вот что подумал: не может быть простым совпадением их интерес именно к нашей стране и именно в это время.

— Объединенная армия Мензоберранзана не выйдет на поверхность после столкновения между Дзиртом и аватаром Ллос в туннелях под Землями Бладстоуна. И уж точно они не станут охотиться за Дзиртом после того, как он послужил орудием уничтожения Демогоргона на глазах у всего города. Они просто отпустили Дзирта. Они не будут теперь гоняться за ним; если бы он был нужен им, они просто воспользовались бы этим существом, Ивоннель, чтобы получить то, что им нужно, разве не так?

— Все гораздо сложнее.

— Послушать тебя, так в этом мире все всегда гораздо сложнее, — сухо промолвил Киммуриэль.

— Такое положение дел больше всего нравится Ллос, — усмехнулся Джарлакс. — Да, я согласен, на этот раз армия нашего города не выйдет на поверхность. Но остаются некие беспринципные верховные матери, которые ищут выгодные для себя возможности. Такие женщины всегда есть. А после всего, что произошло — с Дзиртом, с Закнафейном, с новыми союзниками, которых мы приобрели здесь, — некоторые могут усмотреть в ситуации шанс на возвышение.

— Только не Бэнры, — качнул головой Киммуриэль. — Сейчас, по крайней мере, не случится того, чего ты боишься. Ивоннель принадлежит к роду Бэнров, как и Громф, а он посещает…

— Ты знаешь, о ком я говорю, — перебил его Джарлакс. — И поэтому ты наверняка уже понял, каково будет мое следующее задание.

— Задание? Ты обращаешься ко мне так, словно я твой слуга.

— Ничего подобного. Но мы же оба знаем, что у тебя скоро свидание кое с кем, верно?

— Аш’ала Меларн, — согласился Киммуриэль. — Мне сказали, что она должна повидаться с Матерью Зирит До’Урден, чтобы определить, можно ли восстановить былые связи между Домом Меларн и Домом Ксорларрин. который теперь превратился в Дом До’Урден. Я встречу ее в укромном коридоре после того, как она побеседует с Матерью Зирит.

— В таком месте, где ее никто не сможет заметить, — поправил его Джарлакс. — В измерении, которое ты сам создашь, где никто не сможет подслушать вас. Это очень важно.

Киммуриэль кивнул:

— Я расспрошу Аш’алу так, что никто не узнает об этой встрече.

Джарлакс снова прикоснулся к полям шляпы и поспешил прочь из таверны. Он догнал Ивоннель у маленького домика Дзирта, который располагался на территории виллы Реджиса и Доннолы.

— Как прошло соблазнение? — спросил он, приблизившись.

Ивоннель наклонила голову и с удивленным выражением посмотрела на Джарлакса.

— Ведь именно в этом причина, или я не прав? — настаивал он, шагая рядом с молодой женщиной, которая не имела себе равных по красоте среди дроу.

— Причина чего?

— Ну, как бы это сказать, изменений во внешности. Например, цвета глаз!

— Не буду отрицать, выбор цвета символичен.

— А может быть, ты выбрала лиловый, чтобы угодить Дзирту? — хитро спросил Джарлакс.

Ивоннель лишь игриво хихикнула и пожала плечами в ответ.

— А как насчет возвращения Закнафейна? — уже совершенно серьезно спросил Джарлакс, понизив голос.

— В каком смысле? — отозвалась Ивоннель. Удивление ее казалось совершенно искренним — но, с другой стороны, она была очень искусна в обмане подобного рода, не менее искусна, чем ее тезка, мать Джарлакса.

— Оно доставило Дзирту удовольствие?

— Хватит ходить вокруг да около, дядя, — произнесла дочь Громфа, и Джарлакс на мгновение замер. Она практически никогда открыто не признавала существовавшую между ними родственную связь.

— Ну что ж, хорошо, я выскажусь яснее. Ты вернула его к жизни.

Ивоннель презрительно фыркнула.

— Я не знаю, каким образом ты это сделала, но ты это сделала, и последние события кажутся мне частью сложной игры. И цель этой игры — соблазнить Дзирта, — сурово произнес он. — Ты же слышала слова, с которыми Дзирт обратился к Ллос. Что, если бы она была достойна его поклонения, она вернула бы Закнафейна без всяких просьб. — Он окинул племянницу пристальным, тяжелым взглядом и напомнил ей: — А тебя об этом никто не просил.

— По–твоему, я хочу, чтобы Дзирт мне поклонялся?

— Если не поклонялся, то любил — как мужчина любит женщину.

Ивоннель снова пожала плечами, но не покачала головой, чтобы отрицать это обвинение.

— Темные эльфы живут много, много лет. Люди — гораздо меньше.

— И она проживет еще меньше, если ее убьет враг.

Ивоннель резко остановилась и развернулась лицом к Джарлаксу, и когда тот, в свою очередь, обернулся к ней, она с силой ударила его по лицу.

— Я не враг Кэтти–бри, и она мне не враг, — процедила девушка сквозь зубы. — Я ни за что не стала бы отнимать у Дзирта его жену, его любимую женщину — даже если бы она была моим врагом.

— Но ты же не можешь отрицать того, что он тебя интересует.

— Да, интересует.

Это было сказано очень просто, без малейших колебаний, без стыда.

— Отсюда и возвращение Закнафейна, — рассуждал Джарлакс.

— Ты все время это повторяешь, но я знаю, что у тебя не имеется никаких доказательств моей причастности к этому событию. Потому что доказательств нет и быть не может. — Она снова пожала плечами. — Судя по всему, Закнафейн вернулся благодаря вмешательству некоего божества, а я не принадлежу к числу богов. Подумай лучше о Миликки, которая вернула Дзирту его Компаньонов из Халла.

— Это возвращение было запланировано Миликки очень давно, с самого начала.

— Тогда обрати свой взор к Ллос, — предложила Ивоннель. — Хотя Миликки все равно могла быть инициатором.

— Но зачем это нужно Миликки? — спросил совершенно растерявшийся Джарлакс. — Неужели ты веришь в эту чушь? Что Дзирт способен изменить ее взгляды? Именно это ты сказала, когда объявила мне о возвращении Закнафейна, помнишь? Что, по мнению Дзирта, он может изменить саму Ллос. Неужели это…

— Возможно, боги являются богами именно потому, что они проникают в смысл событий настоящего и способны видеть будущее, — перебила его Ивоннель. — Следовательно, они не совершают ошибок смертных с их недальновидностью. Я много думала об этом — ты же понимаешь, я обладаю уникальными знаниями, позволяющими мне ответить на этот вопрос. И мне кажется вполне разумным предположить, что Ллос понимает неизбежность нашей революции, Джарлакс, и понимает, что не в силах ее предотвратить.

— Неизбежность? — хмыкнул Джарлакс. — Хотелось бы мне разделять твою уверенность.

— Изменения в Мензоберранзане уже начались. Изменения будут всегда, и неважно, способствуют они движению вперед или нет. Ллос знает это и понимает, что ты сыграл в этих переменах огромную роль.

— Только, прошу тебя, никому об этом не рассказывай, — усмехнулся Джарлакс. Слова его были шуткой лишь отчасти. Меньше всего он хотел увидеть собственное отражение в паучьих глазах Госпожи Ллос.

— Твой город, Лускан, представляет собой смертельную угрозу для старого порядка, — продолжала Ивоннель. — Самое могущественное слово в языке дроу — иблит. Пренебрежительное, брезгливое отношение к расам, которые отличаются от нас, — это суть высокомерия дроу, а высокомерие и непомерное самомнение дроу основаны на могуществе и жестокости Паучьей Королевы. Но только подумай о том, чего ты достиг в Городе Парусов, Джарлакс.

— Я управляю городом из тени при помощи дроу, который маскируется под человека, верховного капитана, — возразил Джарлакс. — В этом трюке нет ничего нового для обитателей Мензоберранзана.

Ивоннель рассмеялась.

— То, о чем ты говоришь, осталось в прошлом. Сейчас в Лускане дроу открыто общаются с обитателями поверхности — даже с самыми могущественными. В новой Главной башне тайного знания Громф Бэнр, бывший архимаг Мензоберранзана, изучает загадки вселенной вместе с Пенелопой Гарпелл и незересскими лордами, с учеными волшебниками и колдунами других рас. Вижу, единственным, для кого маскировка Бениаго еще имеет какое–то значение, остался ты сам. Всем придворным короля Бренора и большинству жителей города известно, кто является истинным правителем Лускана. А заодно и хафлингам из этой милой деревушки.

— И что дальше? В чем заключается эта «смертельная угроза»?

— Ллос, точно так же, как и ты, знает, что это близкое соседство не вызывает презрения к нам у других разумных рас, не вызывает страха перед дроу. Совсем наоборот, оно стирает предрассудки. Самым непростительным грехом Дзирта в глазах богини было не то, что он покинул Мензоберранзан, а то, что его принимали как друга в Серебристой Луне и Глубоководье. Это угрожает ее владычеству. Как она сможет держать в подчинении своих прислужников в Подземье, если им станет доступен новый мир? Мир, в котором есть еще многое, кроме тьмы, ненависти и кровопролития?

— Но она не убила Дзирта, — напомнил ей Джарлакс. — Она могла легко все исправить, устранив его.

— Нет, не так уж и легко. Потому что она знала, что последует за его смертью. Образ Дзирта До’Урдена стал бы еще более привлекательным, имя следопыта превратилось бы в немеркнущий символ свободы, если бы его постигла мученическая смерть. Она не уничтожила Дзирта потому, что опасалась последствий.

— И поэтому вернула Закнафейна?

Ивоннель снова пожала плечами, и на лице ее промелькнуло выражение недоумения и растерянности. Джарлаксу оставалось лишь замять разговор и попытаться разобраться во всем самому. Если действительно Ллос вернула Закнафейна Дзирту, неужели это намек на то, что богиня признает неизбежное? Или пытается удержать при себе последователей — ведь что это за божество, которое не имеет поклонников? Удержать, нанеся «предупредительный удар», сделав фальшивый жест, изображающий доброту и раскаяние?

— Этого не может быть! — выпалил он. Сознание его не в состоянии было принять подобный поворот событий.

— Но, судя по всему, именно это и происходит, — возразила Ивоннель. — Ведь именно мне так кажется, а я считаю, что могу более адекватно оценить эту ситуацию, чем ты.

Это высказывание задело Джарлакса, потому что он гордился своей способностью оценивать положение и проникать в суть событий, происходящих в мире.

Ивоннель в ответ на изумленный взгляд наемника лишь в очередной раз пожала плечами.

— Я научилась видеть само время иначе, нежели простые смертные, — объяснила она и небрежно усмехнулась, словно умаляя собственные достижения. — Мои воспоминания старше моего тела и моего сознательного «я» на тысячи лет! Ты не в состоянии понять, что это означает, дядя.

— У меня тоже имеется прошлое, и я отнюдь не так уж молод. Не забывай: я был знаком с женщиной, которой принадлежат эти воспоминания, и некоторые из них хранятся также и в моей памяти.

— Это отнюдь не то же самое. Ты даже отдаленно не можешь представить себе, о чем идет речь. Это не просто истории, рассказанные мне, это не песни барда — пусть они будут правдивы от первого до последнего слова. Нет, это и не простые воспоминания об отдаленном прошлом. Все события, о которых идет речь, свежи в моей памяти, словно они произошли не тысячи лет назад, а совсем недавно. Я могу вызвать в памяти самые первые сражения, в которых принимала участие Верховная Мать Бэнр, я ощущаю боль от ран, чую запах крови, — продолжала она. Джарлаксу внезапно показалось, что Ивоннель разговаривает не с ним, а сама с собой, словно до нее наконец дошла природа ее прозрения и чудесного дара. — Это не просто воспоминания! Я могу представить себе, как она занималась любовью, пережить это так же живо, как будто это не моя тезка, а я сама сидела верхом на партнере. Живо представить, понимаешь! Я знаю, испытываю все то, что переживала она, даже тот невероятный, высший экстаз, которого Бэнр достигала в постели со своими любовниками. И не так, словно я подглядываю за этой сценой, ты понимаешь?

— Не уверен, что мне хочется это понимать.

— Я знаю не только то, что она видела и чувствовала, — попыталась объяснить Ивоннель. — Мне доступны все образы, которые возникали в ее воображении, все мысли, которые проносились в ее мозгу в возбужденном состоянии — когда она доводила себя до экстаза. Мне бы хотелось это забыть, но увы…

Джарлакс едва не лишился дара речи.

— Неужели иллитид вложил в твой мозг нечто большее, чем просто воспоминания Верховной Матери Бэнр? Может быть, ты одержима безумием, ты не считаешь? Может быть, Киммуриэль…

— Нет, это не безумие, не одержимость, меня не преследуют призраки и видения, — спокойно ответила Ивоннель. — В конечном счете, несмотря на то что это иногда оскорбляет мои чувства, это дар. Я владею опытом существа, прожившего на свете тысячи лет, и воспоминания об этом опыте еще свежи. Я чувствую, что это позволяет мне судить о настоящем и предвидеть будущее практически безошибочно, лучше, чем… кто–либо другой. Считается, что старые люди мудрее молодых, поскольку они наблюдали некоторую цепочку событий много раз и видели, к чему приводят эти ситуации. Итак, близкое знакомство с Ивоннель Вечной, ее воспоминаниями, чувствами, откровениями и самим ее опытом дало мне мудрость.

— И именно поэтому ты в состоянии терпеливо ждать того дня, когда Дзирт станет свободен?

Ивоннель рассмеялась, и Джарлакс присоединился к ней. Ему показалось, что это довольно–таки жалкий пример горизонтов, которые ей доступны.

Но Джарлакс засмеялся вместе с девушкой еще и потому, что он понял: она смеется искренне. Он понимал, что Ивоннель превосходно владеет не только магией. Эта опасная женщина была искусна в дипломатии и обмане; но ее объяснение, ее суждения и образ мыслей показались Джарлаксу весьма убедительными.

Все… укладывалось в единую схему. Почему–то все совпадало со взглядами Джарлакса на мир вообще. Действительно, некая логика была присуща такому невероятному, из ряда вон выходящему явлению, как рождение Ивоннель и переданные ей воспоминания.

Джарлакс не до конца поверил в то, что девушка ничего не знает о возвращении Закнафейна, — он даже подозревал, что она каким–то образом причастна к этому событию.

Но почему–то это не слишком волновало его.