На сей раз Кира проснулась не по будильнику, а от неторопливо нарастающего света.

Она открыла глаза. Поначалу она просто лежала неподвижно, не испытывая никакой тревоги, ощущая силы и спокойствие, полная ожиданий. Затем заметила, что у ее ног уселся сиамский кот: беловато-серый, слегка косоглазый, уши полуприжаты к голове. Кот зашипел и спрыгнул на палубу.

– Кира, ты меня слышишь?.. Кира, ты проснулась?

Она повернула голову и увидела Фалькони – он сидел рядом с ней. Кожа вокруг рта позеленела, словно его мутило. Лицо осунулось, глаза ввалились. Он улыбнулся.

– С возвращением!

Внезапно она все вспомнила: «Рогатка», сверхсветовой перелет, медузы, Посох Синевы…

Кира вскрикнула и попыталась сесть. Это было не так-то просто: что-то давило на грудь и руки.

– Мы в безопасности, – сказал Фалькони. – Теперь ты можешь вылезать.

Он постучал костяшками пальцев по ее плечу.

Она посмотрела на себя и увидела бесформенную оболочку из черных волокон, облегающую ее тело, не дающую сдвинуться с места. «Отпусти меня!» – подумала Кира, поддавшись приступу клаустрофобии. Она передернула плечами и снова вскрикнула.

Издав сухой, скользящий звук, Кроткий Клинок ослабил свои оберегающие объятия и размотал тугую пелену вокруг ее тела. Легкий каскад пыли соскользнул с ее боков на пол, наполнив воздух серыми завитками.

Фалькони чихнул и потер нос.

Мышцы Киры запротестовали, когда она оторвалась от матраса и уселась, осторожно выпрямив спину. Она вновь обрела вес: приятное ощущение. Попыталась заговорить, но во рту пересохло: из горла вырывалось только какое-то кваканье.

– Держи, – сказал Фалькони и протянул ей пакет с водой.

Она кивнула в знак благодарности и втянула воду сквозь соломинку. Затем вновь попыталась заговорить:

– У нас… у нас все получилось?

Голос огрубел с непривычки.

Фалькони кивнул:

– Более-менее. Есть пара поломок, но корабль уцелел. С Новым годом! Добро пожаловать в две тысячи пятьдесят восьмой. Прямо по курсу – Жукха.

– Жукха?

– Так называют звезду морпехи.

– В этой… в этой системе есть медузы или жути?

– Похоже, нет.

На душе полегчало: стало быть, им удалось опередить инопланетян.

– Отлично.

Кира осознала, что концерты Баха все еще звучат.

– Компьютер, выключи музыку, – сказала она, и динамики умолкли. – Как давно…

– Мы прибыли? Ну, где-то полчаса назад, плюс-минус. Я сразу же пошел к тебе.

Фалькони облизнул губы. Он по-прежнему выглядел так, словно его вот-вот вывернет наизнанку. Кира узнала симптомы; восстановление после крио всегда было геморроем, и чем больше времени проводишь в криокамере, тем хуже.

Она сделала еще глоток.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально… Странновато, но я в норме. А ты?

Он встал.

– Как двадцать килограммов дерьма, набитых в десятикилограммовый мешок. Но я выкарабкаюсь.

– Детекторы что-нибудь засекли? Или…

– Посмотри сама. Когда-то система была определенно заселена, вот так-то. Ты не услала нас в никуда. Я поднимаюсь в рубку. Присоединяйся к нам, когда сможешь.

Когда он подошел к открытой двери, Кира спросила:

– Все целы?

– Да. Драные, как собаки, но мы все здесь.

Он вышел, и дверь за ним затворилась.

Кире потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями. У них получилось. У нее получилось. Сложно поверить. Она сжала и разжала кулаки, повела плечами, слегка напрягла мышцы по всему телу – они онемели от пребывания в дремоте, но, кажется, функционировали.

– Эй, чудик, – позвала она. – Ты цел?

Грегорович ответил не сразу. Хоть голос разума корабля был синтетическим, но все равно звучал квело, сонно:

– Поломки бывали раньше. Поломки есть сейчас. Но фрагменты составляют прежнюю сокрушенную картину.

Кира хмыкнула:

– Да, вижу, ты в норме.

Она попыталась выйти в дополненную реальность… но ничего не получилось. Попытавшись еще пару раз, она прикрыла веки и не ощутила под ними те контактные линзы, которые ей дал Вишал. Она коснулась кончиком пальца правого глазного яблока, но опять-таки не нащупала линзу.

– Вот дерьмо, – вырвалось у нее.

Должно быть, Кроткий Клинок снял или поглотил линзы в какой-то момент в течение нескольких недель ее долгого сна.

Кире не терпелось увидеть планетную систему, в которую они прибыли. Она оделась, наскоро умылась и поспешно вышла из каюты. Заскочила на камбуз, чтобы глотнуть еще воды и перехватить пару батончиков. Жуя на ходу, поднялась в рубку.

Экипаж присутствовал в полном составе. Энтрописты тоже были там. Как и Фалькони, все выглядели изможденными: волосы всклокочены, лица позеленели, под глазами – темные круги. Воробей казалась самой истощенной, и Кира вспомнила, что ей сделали операцию, прежде чем погрузить в крио.

Все, что произошло в системе Шестьдесят первой Лебедя, теперь казалось далеким и туманным, но Кира отдавала себе отчет, что с точки зрения экипажа они покинули ту систему буквально только что. Для них этих трех месяцев словно бы не существовало. Однако для нее эти месяцы были гораздо более насыщены реальностью. Даже в наведенной Кротким Клинком спячке сохранялось течение времени. Она чувствовала вереницу прошедших часов и дней, движение во времени было не менее отчетливым, чем движение в пространстве. События в системе Шестьдесят первой Лебедя отошли в прошлое. А произошедшее на Адре – и того дальше.

Неумолимый ход времени притупил острую боль ее горя. Воспоминания о смертях на Адре все еще были мучительны, и с этим уже ничего не поделаешь, но они ослабли и выцвели, лишились яркости, которая причиняла ей столько страданий.

Когда она вошла в рубку, все обернулись к ней, а затем снова сосредоточились на голограмме над центральным столом: схеме планетной системы, куда они только что прибыли.

Кира стала изучать изображение, опершись на край стола. Вокруг небольшой тусклой звезды угнездилось семь планет: один газовый гигант и шесть планет земного типа. Каменистые планеты стеснились вблизи звезды. Самая дальняя была расположена всего в 0,43 астрономической единицы от светила. Затем прогал, разреженный пояс астероидов и газовый гигант на расстоянии 0,61 астрономической единицы. Ближе к звезде, между второй и третьей планетами, – узкий пояс космических обломков.

Холодок узнавания пробежал по спине Киры. Это место было ей знакомо. Она видела его раньше в снах; больше того: ее вторая плоть, Кроткий Клинок, ступала на эти планеты много раз в далеком прошлом.

Вместе с узнаванием пришло успокоение: ее выбор был верен. Она не стала жертвой иллюзии и не ошиблась в выборе цели. Кроткий Клинок не ввел ее в заблуждение. Она правильно определила, где находится Посох Синевы… если только он все еще оставался в этой системе после стольких лет.

«Дармштадт» и «Рогатка» были обозначены на голограмме яркими значками, но Кира увидела еще и третий значок, рядом с марковским пределом, расположенным – из-за малой массы звезды и компактных орбит планет – всего в сорока восьми часах полета с ускорением 1g от Жукхи (если учитывать торможение до полной остановки; в противном случае хватило бы тридцати шести часов).

– Что это? – спросила она, указав на значок.

– «Дармштадт» сбросил ретрансляционный маяк, как только вышел из сверхсветового пространства. Так что если с кораблем что-нибудь стрясется, мы все же сможем поддерживать связь.

Это было разумно, хотя сигнал до Лиги и обратно будет идти долго. Чем быстрее сверхсветовой сигнал, тем он слабее. Сигнал, достаточно сильный, чтобы проделать весь путь до Шестьдесят первой Лебедя в исходном виде, движется даже медленнее, чем космический корабль вроде «Рогатки». Точно сказать без расчетов сложно, но пройдут годы, прежде чем сигнал достигнет пункта назначения.

Фалькони указал на голограмму.

– Мы ищем по всей системе признаки присутствия инопланетян.

Даже под покровом Кроткого Клинка Кира почувствовала, как по телу пробежали мурашки. Вначале найти чужь, а теперь… Она мечтала о таком в детстве: совершить открытия, столь же грандиозные и важные, как обнаружение Великого Маяка на Талосе VII. Все было далеко не так радужно, как в ее фантазиях, но в любом случае – если человечество переживет войну с медузами и жутями, подумать только, чему оно сможет научиться!

Она прочистила горло:

– Есть… какие-нибудь признаки жизни?

– Сложно сказать. Не похоже на то. – Фалькони увеличил масштаб изображения пояса космических обломков между второй и третьей планетами. – Погляди сама. Грегорович, повтори им то, что ты сообщил мне.

Разум корабля отозвался сразу:

– Состав обломков, похоже, указывает на их искусственное происхождение. Необычайно высокое содержание металлов, а также других материалов, которые, судя по альбедо, не говоря уже о других признаках, не могли появиться естественным образом.

– Все эти обломки? – изумилась Кира.

Обломков было ошеломляюще много. Здесь есть что изучать всю жизнь. Да нет, одной жизни мало.

Хва-Йунг поменяла масштаб, разглядывая голограмму:

– Возможно, там было кольцо Дайсона.

– Мне казалось, не существует материала настолько прочного, чтобы создать такое большое кольцо, – заметил Вишал.

Хва-Йунг покачала головой:

– Кольцо могло быть и не сплошным. Вокруг звезды могло кружить множество спутников или станций. Понимаете?

– Ах, вот оно что.

– Как думаете, сколько лет этим обломкам?

– Они древние, – прошептал Грегорович. – Очень-очень древние.

Воцарилась тревожная тишина. Затем Триг спросил:

– Как вы думаете, что произошло с этими инопланетянами? Была война?

– Ничего хорошего, я уверен, – ответил Фалькони. Он посмотрел на Киру. – Тебе придется сказать нам, куда лететь. Мы можем вечность проблуждать здесь в поисках Посоха.

Кира изучала схему. На ум ничего не приходило. Кажется, чужь не хочет или не может дать подсказку. Она помогла найти планетную систему; но теперь, похоже, придется действовать самостоятельно.

Пауза затянулась, и Фалькони переспросил:

– Кира?

Судя по голосу, он начинал раздражаться.

– Минуту…

Она размышляла. Большинство воспоминаний Кроткого Клинка о Посохе, которыми он с ней делился, видимо, были связаны с событиями на одной из местных планет или в ее окрестностях. Бурая планета, окутанная вихрящимися облаками…

Вот она. Четвертая планета. Облака есть, цвет совпадает, и она в обитаемой зоне Жукхи, хотя и на самой кромке. Что ж, это еще ничего не значит. Посох мог быть уничтожен.

Она подсветила изображение планеты.

– Я не могу указать точное местоположение, но начать нам нужно здесь.

– Ты уверена? – спросил Фалькони. Кира прищурилась, и он примирительно вскинул руки. – Ну ладно. Я дам знать Акаве. Что мы ищем? Города? Здания?

Она продолжила перечень:

– Памятники, статуи, дороги… В принципе любые рукотворные объекты.

– Ясно.

Казалось, стены пустились в пляс, когда Грегорович скорректировал курс.

– Капитан… – сказала Нильсен, встав с кресла. Пожалуй, она выглядела куда хуже, чем прежде. – Мне нужно…

Он кивнул.

Помощник капитана съежилась, словно рубку выстудило, и покинула пункт управления.

Ненадолго все замолчали: Фалькони вел разговор с «Дармштадтом», преимущественно слушая. Затем он хмыкнул и сказал:

– Хорошо. У нас есть план. Кира, мы покажем тебе изображения поверхности планеты. Нам нужно, чтобы ты взглянула на них, вдруг ты сможешь понять, где приземлиться. Все эти планеты, в том числе наша, находятся в приливном захвате – но, может быть, нам повезет, и мы обнаружим то, что ищем, на стороне, обращенной к нам, а не к Жукхе. А пока держим курс на пояс астероидов. Похоже, там летает много ледяных глыб, так что мы сможем выделить немного водорода и запастись топливом.

Кира взглянула на Вишала:

– Мне нужны новые контактные линзы. По пути сюда чужь уничтожила те, которые вы мне дали.

Доктор поднялся с кресла:

– Пойдемте со мной, мисс Кира.

По дороге в медотсек Кира не могла избавиться от ощущения неуюта, даже потерянности: так далеко от Лиги они забрались! К тому же эта территория принадлежала пришельцам, даже если они были давно мертвы.

«Канувшие», – подумала она, вспомнив слово, услышанное на корабле медуз. Но куда они исчезли? И кем были создатели Кроткого Клинка? Медузами? Жутями? Или другой, более древней расой?

Она надеялась, что ответы обнаружатся на планете.

В медотсеке Вишал выдал ей новый комплект контактных линз, и она попросила:

– Вы могли бы распечатать еще несколько пар? Не исключено, что на обратном пути они снова рассосутся.

– Конечно, конечно. – Он покачал головой. – Все-таки вам нужно вправить нос, мисс Кира. Могу прямо сейчас. Всего-то… – Он вытянул руки и сделал вид, что дергает. – Хрумк – и готово.

– Да нет, не стоит. Позже.

Сейчас она не хотела испытывать боль. Да и нос вправлять не спешила, хотя не смогла бы толком объяснить почему.

Вернувшись на камбуз, Кира заварила себе немного челла, присела за один из обеденных столов и надела контактные линзы. К счастью, все данные из предыдущей пары загрузились на серверы корабля, так что она ничего не потеряла.

Не забыть бы сделать по меньшей мере две резервные копии всех данных.

Когда она подключилась к сети, в углу поля зрения появились оповещения: есть входящие сообщения и от Грегоровича, и от Хорщи Убуто, разума корабля «Дармштадт». Кира открыла сообщения и обнаружила серию снимков с телескопов обоих кораблей – изображений четвертой планеты (в файлах она именовалась «планета e»). К первой серии снимков прилагалось уведомление:

«Сообщите, если вам нужны изображения другого типа. – Хорща Убуто».

Кира погрузилась в изучение поверхности планеты e. Информации было немало. Диаметр планеты составлял 0,7 земного, плотность – почти как у Земли. Значит, там есть вода. И возможно, местные формы жизни.

Она была уверена, что у планеты есть название, но Кроткий Клинок не давал никаких подсказок.

На большей части снимков – темная сторона планеты. С текущего местоположения удалось заснять лишь фрагмент терминатора – линии, разделяющей день и ночь. Если где-то и был город или какая-нибудь база, то, вероятнее всего, именно там – это область наиболее умеренного климата, золотая середина между иссушающей жарой на одной стороне планеты и леденящим холодом на другой.

Ближняя сторона планеты была бурой и оранжевой. Кира увидела борозды огромных каньонов и темноватые пятна – возможно, подумалось ей, это гигантские озера. Полюса покрывали шапки льда; на полюсе, расположенном дальше от звезды, слой льда был толще.

Телескопы на кораблях стояли не самые крупные (ведь ни «Рогатка», ни «Дармштадт» не были научно-исследовательскими судами), да и разрешение оказалось не самое высокое, так как корабли были далеко от планеты. Но Кира старалась изо всех сил, внимательно разглядывая каждый снимок: вдруг что-то покажется знакомым.

Увы, ничто не отзывалось в памяти. Признаки цивилизации просматривались (Грегорович и Хорща Убуто любезно отметили их для нее): бледные линии в одном из сегментов северного полушария, которые могли быть дорогами или каналами, но ничего примечательного в них не наблюдалось.

Она ушла с головой в изучение снимков, почти полностью отрешившись от обстановки вокруг. Когда она решила выпить челла, к ее досаде выяснилось, что он уже остыл, но Кира все равно сделала пару глотков.

Дверь на камбуз со скрипом открылась, и вошел Триг.

– Привет, – сказал он. – Видела, что нашел Грегорович?

Кира заморгала, чувствуя легкую дезориентацию после выхода из дополненной реальности.

– Нет. А что там?

– Смотри.

Он подскочил к ее столу и включил вмонтированный в него дисплей. Там появилось изображение какого-то объекта, напоминающего фрагмент заброшенной космической станции. Он был длинным и зазубренным, словно кусок природного кристалла. Люди ничего подобного не конструировали. Станция явно не вращалась вокруг своей оси. Значит, либо был альтернативный способ создать искусственную гравитацию, либо инопланетяне не испытывали дискомфорта в невесомости.

– Ну… – медленно произнесла Кира. – Думаю, теперь мы знаем кое-что.

– Что? – спросил паренек.

– Это определенно не похоже на современные корабли медуз и жутей. Либо они сменили стиль, либо…

– Другая раса! – просиял Триг, словно это была лучшая новость на свете. – Канувшие, да? Капитан мне рассказывал.

– Верно, – она вскинула голову. – Кайфуешь, да?

– Да, ведь это клево! – Он ткнул пальцем в дисплей. – Как ты думаешь, а сколько всего инопланетных цивилизаций? Ну, во всей Галактике?

– Без понятия… Где Грегорович нашел станцию?

– Болтается в кольце Дайсона.

Кира допила остатки челла.

– Кстати, как твое запястье?

Пареньку уже сняли гипс. Он покрутил кистью.

– Сейчас лучше. Док говорит, мне нужно зайти к нему снова через пару недель после крио, а так жить буду.

– Я рада.

Триг пошел за едой, а Кира вернулась к изучению обзорных снимков планеты e. Ее уже ожидала новая подборка.

Работа не слишком отличалась от той, которую они предварительно проделали до прибытия на Адрастею. Кира поймала себя на том, что по привычке ищет признаки флоры и фауны. Атмосфера содержала кислород, и это обнадеживало, а к тому же и азот. Судя по термограмме, вблизи терминатора простирались территории, покрытые растительностью, но, как и всегда, когда планета находится в приливном захвате, было трудно сказать наверняка с учетом сильной атмосферной конвекции.

Пока она трудилась, на камбузе ненадолго появлялись члены экипажа. Кира обменивалась с ними парой фраз, но в основном сосредоточилась на снимках. Нильсен так и не показывалась, и Кира тревожилась, полегчало ли первому помощнику после крио.

Новые снимки продолжали поступать, и по мере того, как космические корабли приближались к планете e, разрешение улучшалось. В середине дня по времени корабля Кира получила сообщение с «Дармштадта»:

Прилагался снимок участка южного полушария, на котором был виден комплекс зданий, укрытых в складке гор, в точности посередине терминатора. При взгляде на них Кира ощутила холодок воспоминаний из древности: страх, неуверенность и печаль, порожденную раскаяньем. И она увидела, как Высочайший взошел на пьедестал, в ярких лучах вековечного рассвета…

У Киры вырвался тихий вздох, и внезапно она почувствовала уверенность. С трудом сглотнув, она вышла на связь с Фалькони.

– Я нашла то, что нужно. Или… Я нашла кое-что.

– Покажи. – Он стал изучать карту. – Не подумай, что я придираюсь, но – ты уверена?

– Как я и сказала до отлета: настолько уверена, насколько возможно.

– Хорошо. Я поговорю с Акаве.

Он прервал сеанс связи.

Кира приготовила себе еще чашку челла и грела руки об нее, пока ждала развития событий.

Не прошло и десяти минут, как голос Фалькони зазвучал по внутренней связи на всем корабле:

– Слушайте все. План поменялся. Мы берем курс на четвертую планету, с легкой руки Киры. Там мы включим двигатель и высадим Киру и поисковую команду, пусть прочешет местность, пока «Рогатка» и «Дармштадт» продолжат путь к поясу астероидов для дозаправки. До пояса астероидов четыре-пять часов полета, так что корабли будут недалеко, если понадобятся. Конец связи.

Кира вернулась в рубку и оставалась там до конца дня, наблюдая, как на экранах всплывает информация о новых открытиях. По всей системе обнаружилось множество искусственных объектов, и на планетах, и в космосе: памятники погибшей цивилизации. Похоже, все они были обесточены. В окрестностях газового гиганта дрейфовало что-то вроде корпуса корабля. Над планетой e располагалась группировка бездействующих спутников – если бы не приливной захват, можно было бы сказать, что они находятся на планетостационарной орбите. И естественно, в кольце Дайсона (если это действительно было оно) кружились, судя по всему, осколки разнообразной техники.

– Это место… – начала Веера.

– …несравненная сокровищница, – закончил Джоррус.

Кира придерживалась того же мнения:

– Мы будем изучать его веками. Как вы думаете: именно эта раса инопланетян построила Великий Маяк?

Энтрописты склонили головы.

– Возможно. Очень даже может быть.

Ужин в тот вечер был скромным, без изысков. Никто не утруждал себя готовкой; желудки у всех, кроме Киры, ослабли после крио. В итоге все жевали комплексные обеды в готовых упаковках – однообразная, хотя и здоровая пища.

Морпехи по-прежнему не появлялись, как и Нильсен. Отсутствие первого помощника бросалось в глаза; разговоры за столами стали резче и задиристее без ее спокойного, уравновешенного присутствия.

– Завтра, – сказал Вишал, – я хотел бы осмотреть вас, мисс Воробей. Необходимо убедиться, что ваши новые органы хорошо функционируют.

Воробей покачала головой, передразнивая Вишала:

– Само собой, док.

Затем ее лицо исказила злобная усмешка:

– Хороший предлог, чтобы меня лапать, правда?

Щеки Вишала зарозовели, он сказал, запинаясь:

– Мисс! Я бы… То есть… Нет. Нет. Это было бы непрофессионально.

Триг рассмеялся с набитым ртом:

– Ха! Смотрите, он краснеет.

Воробей тоже расхохоталась. На широком лице Хва-Йунг появилась слабая улыбка. Они продолжили дразнить доктора, и Кира заметила, что он все больше и больше выходит из себя и злится, но не огрызается и не дает отпор. Она этого не понимала. Если бы он хоть раз постоял за себя, все прекратили бы нападки или, по крайней мере, поумерили свой пыл. Она много раз видела такое на горных разработках. К парням, которые не давали сдачи, приставали все чаще и чаще. Таков закон природы.

Фалькони не вмешивался напрямую, но она заметила, как он ненавязчиво направил разговор в другое русло. Когда тема сменилась, Вишал вжался в спинку кресла, словно надеясь стать невидимым.

Пока члены экипажа болтали, Кира подошла к энтропистам, которые склонились над продолговатым предметом, лежащим на их столе, пытаясь найти кнопку или защелку, чтобы его открыть.

Она присела рядом с Веерой.

– Что это? – спросила она, указывая на предмет размером с два ее кулака.

Энтрописты по-совиному уставились на нее из-под капюшонов мантий.

– Мы нашли эту вещь… – начал Джоррус.

– …на корабле медуз, – продолжила Веера. – Мы думаем, что это…

– …процессор или блок управления компьютера. Но, честно говоря…

– …мы не вполне уверены.

Кира оглянулась на Фалькони:

– Капитан знает, что эта штуковина у вас?

Энтрописты улыбнулись; выражения их лиц были абсолютно одинаковы.

– Об этой конкретной – нет, – сказали они в унисон, словно включился стереозвук, – но он знает, что мы спасли кое-какое оборудование с корабля.

– Можно? – спросила Кира и потянулась к предмету.

Мгновение помедлив, энтрописты уступили и позволили ей взять предмет. Он был плотнее, чем казался на вид. Поверхность слегка заржавела, и ощущался запах… соли?

Кира нахмурилась:

– Если чужь и знает, что это такое, то мне не говорит. Где вы его нашли?

Энтрописты показали ей запись со своих имплантов.

– Око Пустоты, – сказала Кира. Перевод, на ее слух, казался странным; он был точным, но не мог передать ощущение от оригинала на языке медуз. – Так называлась каюта. Я не входила туда, но видела указатель.

Веера осторожно забрала продолговатый предмет.

– К чему в данном случае…

– …относится слово «пустота»? И опять-таки, что означает…

– …слово «око»?

Она колебалась:

– Я не уверена. Может быть… «монитор»? Простите. Не думаю, что я могу сейчас сказать что-то еще.

Энтрописты склонили головы.

– Вы дали нам больше информации, чем у нас было. Мы продолжим размышлять над этим вопросом. Пусть ваш путь ведет к знанию, узница.

– Знание – к свободе, – ответила Кира.

Когда ужин окончился и все стали расходиться, она улучила момент, чтобы поговорить с Фалькони с глазу на глаз у раковины.

– С Нильсен все в порядке? – тихо спросила она.

Он медлил с ответом, и ее подозрения подтвердились.

– Ничего страшного. Завтра ей полегчает.

– Правда? – прищурилась Кира.

– Правда.

Она не поверила.

– Думаешь, ей будет приятно, если я принесу чаю?

– Не лучшая иде… – Фалькони осекся, вытирая тарелку. – Знаешь что? Все-таки да. Думаю, Одри оценит этот жест.

Он открыл шкаф и достал упаковку чая.

– Этот ей понравится. Имбирный.

Мгновение Кира сомневалась: не притворяется ли он? Потом подумала, что это не важно.

Она заварила чай и, следуя указаниям Фалькони, отправилась в каюту Нильсен, стараясь не слишком сильно расплескать чай в двух чашках.

Она постучала. Ответа не последовало. Она постучала еще раз.

– Мисс Нильсен? Это Кира.

– Уходите, – голос первого помощника звучал напряженно.

– Я принесла вам имбирный чай.

Через несколько секунд дверь со скрипом отворилась, и на пороге появилась Нильсен в бордовой пижаме и тапочках в тон. Обычно ее прическа выглядела безупречно, но сейчас волосы были небрежно собраны в пучок. Под глазами – темные круги, кожа бескровная, бледная, несмотря на космический загар.

– Видите? – сказала Кира и протянула Нильсен чашку. – Я не обманываю. Подумала, что вы захотите выпить чего-нибудь горячего.

Нильсен уставилась на чашку, словно на артефакт пришельцев. Затем черты ее лица разгладились, хотя не сильно, она взяла чашку и посторонилась.

– Думаю, вам лучше войти.

Ее каюта была чисто убранной и опрятной. Единственным свидетельством того, что здесь живет именно Нильсен, была голограмма на столе – трое подростков (два мальчика и девочка). В дополненной реальности сквозь овальные окна в медной раме проплывала бесконечная вереница облаков: оранжевых, коричневатых и бледно-кремовых.

Кира присела на единственный стул в каюте, а Нильсен – на кровать.

– Не знаю, любите ли вы мед, но…

Кира протянула ей пакетик с медом. Движение облаков притягивало взгляд и мешало сосредоточиться.

– По правде говоря, люблю.

Кира разглядывала Нильсен, пока та размешивала мед. Еще никогда она не видела первого помощника такой вялой.

– Если хотите, я принесу из камбуза что-нибудь перекусить. Это не займет…

Нильсен покачала головой:

– Меня стошнит.

– Плохая реакция на крио, да?

– Можно и так сказать, – вздохнула Нильсен.

– Вам нужно что-нибудь еще? Я принесу. Лекарства, может быть?

Нильсен сделала глоток.

– Очень любезно с вашей стороны, но не стоит. Мне просто нужно выспаться как следует, и я буду…

Ее дыхание сбилось, и лицо скривилось от приступа боли. Она наклонилась вперед, опустив голову между коленями, судорожно глотая воздух.

Кира в тревоге бросилась к ней, но Нильсен удержала ее жестом, и Кира замерла, не зная, что предпринять.

Она уже хотела позвать Вишала, но Нильсен выпрямилась. Ее глаза увлажнились, выражение лица было напряженным.

– Дьявол, – прошипела она.

И громче:

– Все хорошо. Я в порядке.

– На вас лица нет, – сказала Кира. – Вам даже пошевелиться сложно. Это не просто криоболезнь.

– Да. – Нильсен прислонилась к стене.

– А что? Резь в животе из-за месячных?

Кира не могла себе представить, почему Нильсен отказалась от искусственного отключения менструации, но коль скоро она отказалась…

Нильсен хохотнула:

– Если бы.

Она подула на чай и сделала долгий глоток.

По-прежнему нервничая, Кира снова села на стул и внимательно посмотрела на первого помощника:

– Не хотите рассказывать?

– Не особенно.

Повисла неловкая тишина. Кира тоже сделала глоток чая. Ей хотелось надавить на Нильсен посильнее, но она понимала, что этого делать не стоит.

– Вы видели, что мы обнаружили в этой системе? Просто потрясающе. Мы будем изучать ее веками.

– Если нас не уничтожат.

– Вот именно – «если».

Нильсен всматривалась в Киру поверх чашки резким, воспаленным взглядом.

– Знаете, почему я согласилась на это путешествие? Я могла бы не уступать Фалькони. Если бы я захотела, я бы даже смогла убедить его отказаться от предложения Акаве. Он прислушивается ко мне, когда речь заходит о таких вещах.

– Понятия не имею, – призналась Кира. – Почему?

Первый офицер указала на голограмму детей на столе:

– Из-за них.

– Это вы с братьями?

– Нет. Это мои дети.

– Не знала, что вы замужем, – удивленно сказала Кира.

– Мои внуки, по правде говоря.

– Шутите! Правда?

Нильсен чуть улыбнулась:

– Я слегка старше, чем выгляжу.

– Никогда бы не подумала, что вам делали инъекции стволовых клеток.

– Вы имеете в виду мой нос и уши? – Нильсен дотронулась до своего лица. – Я сделала операцию около десяти лет назад. Так принято там, где я жила.

Она посмотрела на окно в дополненной реальности, и взгляд ее стал отстраненным, словно она видела отнюдь не облака Венеры.

– Полет сюда, к Жукхе, – единственное, что я могла сделать, чтобы защитить семью. Вот почему я согласилась. Просто я жалею… Ну, сейчас это уже неважно.

– О чем жалеете? – мягко спросила Кира.

Нильсен погрустнела и вздохнула:

– Я не поговорила с ними до того, как мы отправились в полет. Кто знает, что будет, когда мы вернемся.

Кира хорошо понимала ее.

– Они живут в Солнечной системе?

– Да. На Венере и на Марсе. – Нильсен поковыряла пятнышко на ладони. – Дочь все еще на Венере. Возможно, вы видели в новостях, недавно медузы атаковали ее. К счастью, моя дочь живет далеко от места нападения, но…

– Как ее зовут?

– Янн.

– Уверена, что с ними все будет в порядке. Возможно, в Солнечной системе сейчас безопаснее всего.

Во взгляде Нильсен отчетливо читалось: «Не вешай мне лапшу на уши».

– Вы видели, что произошло на Земле. Не думаю, что хоть где-нибудь сейчас безопасно.

Пытаясь отвлечь ее, Кира спросила:

– Как же вы оказались на «Рогатке», так далеко от семьи?

Нильсен рассматривала блики в чашке:

– По многим причинам. Издательство, где я работала, объявило о банкротстве. Новое начальство уволило половину сотрудников, отменило пенсии. – Нильсен покачала головой. – Двадцать восемь лет я работала на них, и все пропало. Потерять пенсию – уже не сахар, но я потеряла и медицинскую страховку, а это проблема с учетом того, что у меня… хм… кое-какие сложности со здоровьем.

– Но разве…

– Конечно. Основные услуги гарантированы гражданам без судимостей и задолженностей по кредитам. Иногда бывают даже исключения. Но мне мало основных услуг.

Нильсен искоса посмотрела на Киру.

– Наверное, вас интересует, чем я больна и не заразна ли.

Кира подняла бровь:

– Ну, полагаю, Фалькони не пустил бы вас на борт, если бы внутри вас жили какие-нибудь плотоядные смертоносные бактерии.

Нильсен почти что рассмеялась, а затем прижала руку к груди и скорчила страдальческую гримасу:

– Все не так страшно. По крайней мере, для окружающих.

– Вы… То есть… Это смертельная болезнь?

– Жизнь – это смертельная болезнь, – сухо сказала Нильсен. – Даже со стволовыми клетками. В конце концов энтропия всегда побеждает.

Кира подняла чашку:

– Ну что ж, тогда выпьем за энтропистов. Пусть они найдут способ обратить вспять распад всего с течением времени.

– Да, я наслышана.

Они чокнулись.

– Впрочем, не могу сказать, что перспектива вечной жизни меня привлекает.

– Не согласна. Было бы неплохо иметь какой-то выбор на сей счет.

Нильсен вновь глотнула чаю, помолчала и сказала:

– За болезнь я должна сказать спасибо родителям, хотите верьте, хотите нет.

– Почему?

Первый помощник потерла лицо, и было ясно видно, насколько сильно она истощена.

– Они хотели как лучше. Людям это свойственно. Они просто забыли старую пословицу по поводу благих намерений и дороги в ад.

– Довольно циничная точка зрения.

– Так я сейчас настроена весьма цинично. – Нильсен вытянула ноги на кровати. Казалось, даже это причинило ей боль. – До моего рождения законы о генной модификации были не такими строгими, как сейчас. Мои родители хотели дать своему ребенку – мне – все мыслимые преимущества. Какие родители этого не хотят?

Кира мгновенно уловила суть проблемы.

– О нет.

– О да. Поэтому они напичкали меня всеми мыслимыми генами, повышающими интеллект, включая несколько искусственных, которые тогда только-только изобрели.

– Успешно?

– Мне никогда не приходилось пользоваться калькулятором, если ты об этом. Однако появились и непредвиденные побочные эффекты. Врачи не вполне уверены, что именно произошло, но часть модификаций возбудила мою иммунную систему – как будто завыл сигнал падения давления в пробитом куполе облачного города.

Выражение лица Нильсен стало сардоническим.

– Таким образом, я могу подсчитать в уме, как быстро выходит воздух, но ничего не могу сделать, чтобы не задохнуться. Образно говоря.

– Совсем ничего? – спросила Кира.

Нильсен покачала головой.

– Врачи пытались устранить генетический конфликт с помощью ретровирусного лечения, но… вот и все, что они могут сделать. Генная модификация изменила ткани здесь. – Она постучала себя по голове. – Если их уничтожить, извлечь или даже генетически отредактировать, это убьет меня или нарушит мою память и разрушит личность. – Ее губы скривились. – Легкая ирония судьбы. Ничего особенного.

– Я вам сочувствую.

– Так бывает. Я не одна такая, хотя большинство подобных мне не дожило до тридцати. Пока я принимаю препараты, все не так уж плохо, но иногда… – Нильсен поморщилась. – Иногда препараты почти ничем не помогают.

Она подложила за спину подушку. В ее голосе звучала горечь мышьяка.

– Когда твое тело тебе не принадлежит, это хуже любой тюрьмы. – Она метнула взгляд на Киру. – Вы должны меня понять.

Кира хорошо понимала ее – как и то, что долгими раздумьями делу не поможешь.

– Что случилось после того, как вас уволили?

Нильсен разом допила остатки чая и поставила пустую чашку на край стола.

– Стали копиться неоплаченные счета, и… ну, мой муж, Саррос, меня бросил. Я его не виню, но мне пришлось начать все сначала в шестьдесят три года. – Ее смех грозил расколоть стекло. – Никому такого не пожелаю.

Кира сочувственно хмыкнула, и первый помощник сказала:

– Я не смогла найти подходящую работу на Венере, поэтому покинула ее.

– Так просто?

В голосе Нильсен вновь зазвучали стальные нотки.

– Именно. Так просто. Некоторое время я кочевала по Солнечной системе, пытаясь где-нибудь осесть. В конце концов я оказалась на станции «Харкорт», неподалеку от Титана, встретила Фалькони и уломала его взять меня в качестве первого помощника.

– Вот теперь разговор начинает мне нравиться, – кивнула Кира.

Нильсен усмехнулась:

– Возможно, я вела себя навязчиво. Я буквально силой пробивалась на «Рогатку». На корабле был легкий хаос, когда я заступила на службу; требовалась систематизация и планирование, а я в этом сильна.

Кира вертела в пальцах второй пакетик меда, который захватила с камбуза.

– Могу я вас кое о чем спросить?

– Поздновато расшаркиваться, не находите?

– Насчет Фалькони.

Нильсен насторожилась:

– Да?

– Откуда эти шрамы у него на руках? Почему он их не заживил?

– А, шрамы… – Нильсен задвигала ногами, пытаясь устроиться поудобнее. – Почему бы вам не спросить у него напрямую?

– Неловко – возможно, это болезненная тема.

Нильсен посмотрела на нее в упор. Кира впервые за все время их знакомства заметила, что в ее радужке есть зеленые прожилки.

– Если Фалькони захочет, он сам все расскажет. В любом случае это не моя история и я не могу ею делиться. Уверена, вы понимаете.

Кира не стала настаивать, но скрытность Нильсен лишь усилила ее любопытство.

Они мило поболтали еще полчаса о перипетиях жизни и работы на Венере. Кире эта планета представлялась красивой, диковинной и притягательно-опасной. Работа Нильсен в издательском бизнесе настолько отличалась от профессиональной деятельности Киры, что она поневоле задумалась, сколь разнообразен личный опыт обитателей Лиги.

В конце концов, когда чашка Киры опустела и Нильсен, судя по всему, относительно приободрилась, Кира встала и уже собралась уходить, но первый помощник ухватила ее за запястье.

– Спасибо вам за чай. Очень мило с вашей стороны. Я серьезно.

От доброго слова у Киры потеплело на сердце.

– Обращайтесь. Рада, что мы поговорили.

Нильсен улыбнулась – искренне, – и Кира улыбнулась в ответ.

Вернувшись в свою каюту, Кира замерла перед зеркалом у раковины. В тусклом освещении (по времени корабля наступила ночь) на ее лицо легли глубокие тени, так что изгиб носа выделялся еще рельефнее.

Она ощупала искривленный нос; его легко было вправить. Резкое движение вернет его в норму, и затем Кроткий Клинок исцелит ее лицо, как в первый раз.

Но ей этого не хотелось, и теперь она понимала почему. Чужак стер все отметины на ее теле: все бугорки, черточки, веснушки и малейшую шероховатость. Он стер телесную запись ее жизни и заменил ее бессмысленным слоем волокон, не хранивших отпечатка прожитого опыта. У нее отняли так много, что она не хотела новой потери.

Остаться кривоносой – таков был ее выбор, ее способ изменить плоть, которую они делили на двоих. Кроме того, это служило напоминанием о прошлых грехах, которые она твердо решила не повторять.

Зардевшись от этой решимости и устав от изучения множества снимков системы, куда они прибыли, Кира улеглась и – даже после трех месяцев, проведенных преимущественно в бездействии, – уснула.

Кира проснулась. Сердце выпрыгивало из груди. Она не вылезала из-под одеяла несколько минут, пересматривая воспоминания Кроткого Клинка. Затем вскочила и позвонила одновременно Фалькони и Акаве.

Как только они вышли на связь, она выпалила:

– Мы должны найти Посох Синевы. – И рассказала им о своем сне.

– Если в этом есть хоть доля правды… – нахмурился Фалькони.

– Тогда еще важнее, чтобы мы не дали медузам дотянуться своими щупальцами до этих технологий, – перебил Акаве.

Звонок завершился, и Кира проверила их местоположение: они все еще держали курс на планету e. «Нужно подобрать название получше», – подумала она. Оттуда, где они находились, без увеличения на снимках с камер корабля планета казалась лишь сверкающей точкой, ничем не отличающейся от близлежащих точек, обозначающих другие тесно расположенные планеты.

За ночь разумы кораблей обнаружили еще больше искусственных объектов, дрейфующих в системе Жукхи. Инопланетяне явно жили здесь долго. Кира просмотрела новые находки, но не увидела ничего особо примечательного, поэтому отложила их изучение на потом.

Затем она проверила сообщения. Пришло два новых. Первое (предсказуемо) – от Грегоровича:

Она ответила:

Второе сообщение – от Воробья:

Кира провела рукой по затылку. Она ожидала весточки от Воробья. Будет нелегко, что бы та ни задумала, но Киру это не смущало. Ей было любопытно узнать, окупятся ли ее экзерциции с Кротким Клинком. По крайней мере, теперь, когда она окончательно проснулась и хорошо поела, взаимодействие с чужью должно пойти легче.

Кира заварила на камбузе утренний челл и направилась в трюм. Морпехи уже готовили там снаряжение для предстоящей высадки на поверхность планеты e. Ей приветственно покивали, похмыкали, Санчес даже отсалютовал. Все они выглядели не настолько истощенными после крио, как экипаж «Рогатки». То ли из-за генных модификаций, то ли они от природы были крепко сложены – Кира не знала.

Воробей, как и обещала, ждала ее в небольшом спортзале, скрытом за стеллажами со снаряжением. Она жевала резинку, проделывая на коврике упражнения, с виду довольно болезненные; ее суставы хрустели.

– Реабилитация, – сказала она в ответ на вопросительный взгляд Киры.

Завершив серию упражнений, Воробей встала на колени.

– Ну и что? – спросила она. – Три месяца. Удается поддерживать форму?

– А то.

– И? Как оно?

Кира тоже встала на колени.

– Думаю, неплохо. Временами было сложно, но я из кожи вон лезла. Честно.

На губах Воробья заиграла кривая усмешка.

– Покажи-ка.

И Кира показала. Она отжималась, потягивалась, бегала и в целом выполняла все упражнения по команде Воробья… все время меняя форму Кроткого Клинка. Кира была рада, что справляется хорошо. Не идеально, но почти что. Она ни разу не теряла контроль над чужью до такой степени, чтобы та норовила кого-то пронзить или на кого-то наброситься; в ответ на стресс, который испытывало ее тело, чужь самое большее отращивала несколько мелких шипов или шла рябью. А еще Кира научилась формировать замысловатые фигуры и узоры из волокон Кроткого Клинка. Складывалось ощущение, что чужь действует с ней заодно, а не против нее – приятная перемена.

Воробей сосредоточенно наблюдала за Кирой. Она не хвалила и не выказывала никаких признаков одобрения, но, когда Кира выполняла ее команды, просто увеличивала нагрузку. Штанга – еще тяжелее. Упражнения с Кротким Клинком – еще сложнее. Держать растяжку – еще дольше. Еще и еще.

В конце концов Кира дошла до точки. Она чувствовала, что уже продемонстрировала свои навыки в достаточной степени. Но Воробей так не считала.

Она соскочила со скамейки и подошла к Кире, которая стояла у тренажера, тяжело дыша и обливаясь потом. Воробей приблизилась вплотную, их разделяла всего пара сантиметров: чересчур близко, дискомфортно.

Кира перебарывала желание сделать шаг назад.

– Изобрази самый детальный узор, какой можешь, – скомандовала Воробей.

Кире захотелось возразить. Однако она сдержалась и, слегка поразмыслив, велела Кроткому Клинку повторить фрактал, который он показывал ей не единожды. Поверхность «скафандра» покрылась рябью, на ней отобразился узор с почти микроскопической детализацией. Удерживать его было нелегко, но в том-то была и суть.

Кира глубоко вздохнула:

– Ладно. Что мы теперь…

Воробей залепила ей пощечину. С размаху.

Кира потрясенно заморгала. Глаза заслезились.

– Какого…

Воробей снова ударила ее. Острое, ледяное потрясение. У Киры звезды вспыхнули перед глазами. Она почувствовала, как маска начала сползать с ее лица и Кроткий Клинок стал отращивать шипы. Она удержала его, напрягая все силы. Ощущение было такое, словно она тащит груз весом в тонну, прикрученный к проводу под высоким напряжением, и этот провод вот-вот лопнет.

Она стиснула зубы и уставилась на Воробья, теперь понимая, что задумала ее напарница. Воробей ухмыльнулась – злая усмешка еще больше разозлила Киру. Садистское выражение превосходства взбесило ее не на шутку.

Воробей ударила в третий раз.

Кира видела траекторию удара. Она могли пригнуться, или уклониться, или защититься с помощью Кроткого Клинка. Она хотела этого. Кроме того, она могла нанести ответный удар. Чужь рвалась в бой, стремясь остановить угрозу.

Еще мгновение – и Воробей валялась бы на полу с полудюжиной разнообразных ран, истекая кровью. Кира мысленно увидела эту картину.

Она сделала глубокий вдох и заставила себя улыбнуться. Не рассерженно. Не озлобленно. Ровной, спокойной улыбкой, означающей: «Ты не можешь сломить меня». Эта улыбка была искренней. Они с Кротким Клинком работали в связке, и Кира чувствовала, что может уверенно контролировать не только чужь, но и себя.

Воробей хмыкнула и отступила назад. Она расслабила плечи.

– Неплохо, Наварес… Неплохо.

Кира позволила узору раствориться на поверхности Кроткого Клинка.

– Это было дьявольски рискованно.

Воробей издала смешок:

– Но все удалось, не так ли? – Она вернулась к скамейке и села.

– А если бы не удалось?

В глубине души Кира не могла сдержать торжества. Она действительно многого достигла во время путешествия к Жукхе. Все эти тренировки в темноте, в одиночестве стоили того…

Воробей подвесила еще один диск к грузу на тренажере.

– Завтра ты высадишься на поверхности планеты, чтобы обшаривать инопланетный город в поисках какого-нибудь жуть какого жуткого инопланетного оружия. Дерьмо может хлынуть изо всех щелей, и ты это знаешь. Если ты не можешь выдержать простой пощечины, – она пожала плечами, – тебе не стоит покидать «Рогатку». Кроме того, я в тебя верю.

– Знаешь что? Ты ненормальная, – сказала Кира, улыбаясь.

– Это не новость.

Воробей продолжила упражнения на тренажере; груз был довольно легким. Она выжала вес десять раз, прервалась и сгорбилась, зажмурив глаза.

– Как продвигается твоя реабилитация? – спросила Кира.

Воробей скорчила гримасу отвращения:

– Довольно хорошо. Док чуть повысил скорость обмена веществ, когда я была в крио, и это помогло, но все равно я смогу надеть экзоскелет не раньше чем через пару недель. Меня это бесит.

– Почему? – спросила Кира.

– Потому что, – сказала Воробей, массируя тот бок, куда она была ранена, – я не могу драться так, как ты.

– В этом нет необходимости. Кроме того, с нами военные.

Воробей фыркнула:

– Ты выросла в колонии или как?

– Да. А что?

– Тогда ты должна понимать, что ответственность нельзя ни на кого перекладывать. Ты должна быть в состоянии сама позаботиться о себе, когда хлынет дерьмо.

Кира на мгновение задумалась, убирая гири на место.

– Иногда мы не можем позаботиться о себе самостоятельно, и тогда приходится полагаться на других людей. Так работают сообщества.

Воробей скривила губы в неприятной улыбке:

– Возможно. Но это не означает, что мне нравится быть инвалидом.

– Нет, конечно.

Выйдя из трюма, они прошли мимо морпехов, и Кира снова поприветствовала их. Они начали было отвечать, но увидели Воробья и вызверились.

Татупоа вздернул подбородок. Среди теней, которые отбрасывали складские стеллажи, его татуировки сверкали, словно сапфировые провода.

– Мы тебя просекли. Иди куда идешь, газовая башка. Нам здесь не нужны такие, как ты.

– Рядовой! – рявкнул Хоус. – Хватит.

Но он, как и остальные, избегал смотреть на Воробья.

– Есть, сэр.

Воробей не замедлила шаг и никак не отреагировала, будто и не слышала. Кира не отставала от нее. Она была озадачена. Когда они вышли в коридор, Кира спросила:

– Черт возьми, в чем дело?

К ее удивлению, Воробей оперлась рукой об стену. Казалось, ее сейчас стошнит. Почему-то Кира сомневалась, что это проявление криоболезни.

– Эй, ты в порядке? – спросила Кира.

Воробья бил озноб.

– О да. Полет нормальный.

Она потерла уголки глаз тыльной стороной ладони.

Кира продолжила задавать вопросы (она не знала, что еще тут можно предпринять):

– Как они узнали, кто ты?

– Из послужного списка. На каждом флотском корабле есть доступ ко всему архиву, за исключением инфы о спецоперациях. Держу пари, они прогнали мое фото через базу данных. Это несложно. – Воробей фыркнула и отстранилась от стены. – Кому-нибудь расскажешь – я тебя убью.

– Скорей всего, меня медузы раньше доконают… Что значит «газовая башка»? Подозреваю, ничего хорошего.

Губы Воробья скривила горькая усмешка.

– Газовой башкой называют того, кого следовало бы выкинуть в открытый космос. Кровь закипает и превращается в газ. Понимаешь?

Кира смотрела на нее, пытаясь угадать скрытый смысл.

– Но почему ты?..

– Неважно, – пробормотала Воробей, выпрямляясь.

Она хотела было идти дальше, но Кира преградила ей путь.

– На мой взгляд, важно.

Воробей вперила в нее взгляд, на скулах заходили желваки.

– Прочь с дороги, Наварес.

– Я не отойду, пока ты не расскажешь, и силой ты меня не сдвинешь с места.

– Отлично, тогда я просто усядусь здесь. – И Воробей устроилась на полу по-турецки.

Кира присела на корточки рядом с ней.

– Я должна знать, почему ты на ножах с морпехами.

– Ты здесь не капитан.

– Нет, но мы вместе рискуем жизнью… В чем дело, Воробей? Не может быть, что все совсем уж скверно.

Ее собеседница фыркнула:

– У тебя большие проблемы с воображением, если ты так думаешь. Ладно. Фиг с ним. Хочешь знать правду? Меня вытурили со службы на флоте из-за трусости перед лицом врага. В итоге я провела семь месяцев в карцере. Ну вот, довольна?

– Не верю, – сказала Кира.

– Конкретные обвинения: я оставила свой пост, проявила трусость перед лицом врага и напала на командира. – Воробей с вызовом скрестила руки на груди. – Вот почему я – газовая башка. Ни один морпех не захочет служить с трусом.

– Ты не трус, – серьезно возразила Кира. – Я видела тебя в бою. Черт возьми, ты бросилась за той девочкой, будто это пустяки.

Воробей покачала головой:

– Это совсем другое.

– Чушь собачья… Почему-то мне кажется, что все дело в так называемом «нападении на командира».

Вздохнув, Воробей откинулась назад и стукнулась головой об стену. Эхо от глухого удара разнеслось по всему коридору.

– Потому что, черт возьми, ты слишком головастая, вот почему. Его звали лейтенант Эйснер, и он был отпетым гадом. Меня перевели в его подразделение в ходе боевого задания. Это еще во время пограничной войны с Шин-Заром. Эйснер был хреновым офицером. Он постоянно втягивал свой отряд в неприятности на поле боя и почему-то точил на меня зуб. Издевался надо мной, что бы я ни делала. – Она пожала плечами. – Когда одна из наших операций пошла наперекосяк, я сорвалась. Эйснер пропесочил моего пулеметчика на пустом месте, я вмешалась и устроила Эйснеру разнос. Вышла из себя и в конце концов вмазала ему по роже. Такой фингал влепила – просто загляденье. Я должна была нести караул и оставила пост, поэтому Эйснер обвинил меня в трусости перед лицом врага. – Воробей снова пожала плечами. – Семь лет службы – коту под хвост, вот так вот. Единственное, что у меня осталось, – генные модификации.

И она напрягла бицепс на руке, а потом расслабила его.

– Вот дерьмо, – сказала Кира. – Ты не могла опровергнуть обвинения?

– Не-а. Дело было в полевых условиях, во время боевых действий. Лига не собиралась отсылать нас в тыл для расследования. Видео подтвердило, что я оставила пост и ударила Эйснера. Только это имело значение.

– Так почему бы тебе не пойти к ним, – Кира указала на трюм, – и не объяснить, как все было на самом деле?

– Ничего хорошего из этого не выйдет, – фыркнула Воробей, поднимаясь. – Почему они должны мне верить? Для них я не лучше дезертира.

Она похлопала Киру по плечу:

– В любом случае это неважно. Нам не обязательно обожать друг друга, чтобы делать одно дело… А теперь ты дашь мне пройти или как?

Кира посторонилась, и Воробей, прихрамывая, прошла мимо, оставив ее в коридоре одну. Поразмыслив некоторое время, Кира поднялась в центральную часть корабля и направилась в рубку. Она хотела поговорить с Фалькони. Он был там, Нильсен тоже – и выглядела существенно лучше, чем накануне.

Они с первым помощником по-свойски кивнули друг другу, и Кира подошла к капитану.

– Какие новости?

– Пока что никаких.

– Ясно… У меня к вам просьба.

Он настороженно посмотрел на нее:

– Неужели?

– Вы полетите со мной на планету?

Фалькони приподнял брови:

– Зачем?

Нильсен в другом конце рубки оторвалась от дисплея и вслушивалась.

– Потому что я не хочу оставаться там одна с бойцами ОВК.

– Вы им не доверяете? – спросила Нильсен.

Секунду Кира колебалась с ответом:

– Вам я доверяю больше.

Фалькони помедлил и ответил:

– Ну, сегодня тебе повезло. Я уже договорился обо всем с Акаве.

– Вы покидаете корабль? – спросила Кира, еще не веря до конца.

– Не только я. Еще Триг, Нильсен и энтрописты.

Первый помощник фыркнула:

– Сбылась моя мечта о прекрасном воскресном вечере.

Фалькони ухмыльнулся Кире:

– Не в моих привычках отказать себе в удовольствии осмотреть местные достопримечательности.

Тревога Кира несколько ослабла.

– Значит, Воробей, Хва-Йунг и Вишал останутся на борту?

– Именно так. У ОВК есть свой врач. Воробей еще не очухалась после операции, а Хва-Йунг не влезает ни в один наш экзоскелет. К тому же я хочу, чтобы Хва-Йунг была на корабле на всякий пожарный.

Разумно.

– Кто наденет экзоскелеты? – спросила Кира.

Фалькони мотнул головой в сторону Нильсен:

– Она и Триг.

– Не стоит, – сказала Нильсен. – Я вполне могу…

Капитан оборвал ее:

– Можешь-то ты можешь, но лучше пусть моя команда будет в броне во время экспедиции. К тому же я никогда не любил экзоскелеты. Особо в них не развернешься. Предпочту старый добрый скинсьют в любой чертов день.

Остаток дня прошел в молчаливом напряжении. Экипаж суетился, готовясь к высадке на планету, а Кира штудировала правила предотвращения загрязнения незнакомой (и потенциально пригодной для жизни) инопланетной среды. Она знала их наизусть, но всегда полезно перечитать инструкции перед высадкой.

В идеале они должны были бы потратить месяцы, если не годы, на изучение биосферы планеты из космоса, прежде чем высадиться на поверхность, но, учитывая обстоятельства, это была непозволительная роскошь. Тем не менее Кира хотела снизить, насколько возможно, вероятность обоюдного заражения. Эта планета – неистощимый источник информации; заразить ее человеческими микробами – преступление. К сожалению, даже самая тщательная дезинфекция не могла удалить все инородные частицы с поверхности их экипировки, но важно сделать все, что в их силах.

Поразмыслив, она составила перечень рекомендаций на основе своего профессионального опыта: передовые методы защиты и места высадки, и членов экспедиции. Она отправила перечень и Фалькони, и Акаве.

Он продолжал ворчать, но после короткой перепалки согласился выполнять ее указания во время экспедиции.

Кира снова стала изучать изображения планеты e, которые подготовили Грегорович и Хорща Убуто, а также других объектов планетной системы. Она выяснила мало нового, но продолжала работу, надеясь обнаружить еще какие-нибудь подсказки насчет местонахождения Посоха Синевы.

Подошло время ужина, и атмосфера была дружелюбнее и бодрее, чем накануне. Нильсен вышла из затвора, и, хотя все были несколько взбудоражены предстоящей высадкой, воздух как будто искрил оптимизмом. Казалось, они – и человечество в целом – наконец-то совершат прорыв в борьбе с медузами.

В основном все обсуждали, что их ожидает на планете и как лучше экипироваться. Место на шаттле ОВК ограниченно, поэтому нужно сделать разумный выбор.

Воробей, как и ожидала Кира, была недовольна тем, что остается на «Рогатке» (а Хва-Йунг, похоже, устраивал любой расклад).

– Ты наденешь экзоскелет, когда я буду уверен, что у тебя не разойдутся швы на животе, не раньше, – сказал Фалькони Воробью.

Та согласилась, но Кира не могла не заметить, что она расстроена. Кира попыталась отвлечь ее:

– Любопытно: Воробей – это имя или фамилия? Ты так и не сказала.

– Разве? – Воробей сделала глоток вина. – Подумать только.

– В ее удостоверении личности числится «Воробей» – и все, – шепнул Фалькони, наклонившись к Кире.

– Правда? – обронила Кира. – У тебя нет фамилии?

В глазах Воробья замерцали огоньки.

– Я откликаюсь лишь на это имя.

«Держу пари, морпехи могут просветить меня», – подумала Кира, но у нее не было особого желания их расспрашивать.

– А как насчет тебя? – спросила она, глядя на Трига.

Паренек вздохнул и закрыл голову руками:

– Вот блин. Обязательно спрашивать?

– А что не так?

Члены экипажа заулыбались.

Вишал плюхнул свою чашку на стол и ткнул пальцем в Трига:

– У нашего юного спутника очень интересное имя, о да.

– Триг – это прозвище, – сказала Воробей. – На самом деле его зовут…

– Не-ет! – закричал паренек, краснея. – У моей тети было странное чувство юмора, понимаете?

Вишал повернулся к Кире:

– Не поспоришь; она назвала бедного ребенка Пасха Джонс.

Все, кроме Трига, рассмеялись.

– Да, имя у тебя… оригинальное, – согласилась Кира.

– Становится все веселее. Расскажите ей, как мы нашли Трига, – усмехнулся Фалькони.

Парень замотал головой, когда члены экипажа заговорили одновременно.

– Нет! Не надо рассказывать!

– Надо-надо, – ухмыльнулась Воробей.

– Почему бы тебе не рассказать самому? – предложила Кира.

Парень сморщил нос.

– Он был танцором, – сказала Хва-Йунг и покивала, словно поделилась страшной тайной.

Кира окинула Трига оценивающим взглядом:

– Танцором, вот как?

– На станции «Унсет», в окрестностях Лебедя Бэ, – добавил Вишал. – Он зарабатывал на жизнь, выступая в баре для шахтеров.

– Все было не так! – запротестовал Триг. Остальные попытались его перебить, и он повысил голос, чтобы Кира услышала его сквозь общий шум. – Не совсем так, честное слово! Там работал мой друг, он хотел привлечь побольше клиентов. У меня возник план. Мы поставили на сцену пару тесловских катушек, играла музыка. Потом я смастерил костюм, чтобы работать в клетке Фарадея, стоял между катушками, ловил молнии руками и всякое такое. Было потрясно.

– И не забудь про танцы, – ухмыльнулся Фалькони.

Триг пожал плечами:

– Ну да, и я немного танцевал.

– Сама я не бывала в этом баре, – сказала Нильсен, положив руку Кире на плечо. – Но, по слухам, он… горел энтузиазмом.

Триг был явно смущен, но, судя по всему, ему польстила похвала первого помощника, пускай и шутливая.

– О да, он горел, – проговорил Вишал. – И еще как.

Кира увидела, что пареньку не по себе, сжалилась над ним и сменила тему:

– Какую музыку ты играл?

– В основном скрэм-рок. Цеп-металл. В этом духе.

– Почему же ты там не остался?

– Не было причины, – промямлил он и допил воду.

За столом воцарилось уныние. Разговор прервался. Фалькони вытер рот салфеткой и сказал:

– Я знаю, что тебе нужно.

– Что? – спросил Триг, уставившись в тарелку.

– Религиозный опыт.

Паренек фыркнул и слабо, неохотно улыбнулся:

– Угу. Да… Наверное, вы правы.

– Естественно, я прав, – пожал плечами Фалькони.

Вновь обретя энтузиазм, Триг набросился на остатки еды, прожевал и проглотил их.

– Я еще пожалею об этом, – сказал он, улыбаясь и поднимаясь из-за стола.

– Не ушибись, – буркнула Хва-Йунг.

– Вот это да, он съел все дочиста на этот раз! – воскликнула Воробей.

– Снимите видео! Задокументируйте, – посоветовал Фалькони.

– Только не забудь помыть посуду, – слегка поморщилась Нильсен.

– Да, мэм.

Кира растерянно смотрела на членов экипажа:

– Религиозный опыт?

Фалькони отнес свою тарелку в раковину.

– Триг необычайно любит острый перец. Недавно на Эйдолоне он разжился «Черной сверхновой».

– Я так понимаю, «Черная сверхновая» – это разновидность перца?

Триг заскакал на месте:

– Он самый острый в галактике!

– Настолько острый, – сказала Воробей, – что, говорят, узришь лик божий, если тебе хватит дурости его съесть. Или вырубишься и отдашь богу душу.

– Эй! – запротестовал Триг. – Все не так плохо.

– Ха!

– А ты пробовал? – спросила Кира у Фалькони.

– Предпочитаю не портить желудок, – покачал он головой.

Она посмотрела на Трига:

– Чем он тебе так нравится?

– Ну, э, если особо нечего есть, пряности правда помогают, понимаешь? Заглушают голод. Вот за что я полюбил перец. Ну и мне вроде как нравится вызов. Дает ощущение контроля. Через некоторое время даже не больно, и ты просто чувствуешь себя, будто… – Три помотал головой, словно она закружилась.

– Помогает от голода, вот как? – Кира начала понимать.

– Да. – Триг отнес свои тарелки в раковину и выскочил из камбуза. – Пожелай мне удачи!

Кира отхлебнула челла.

– Дождемся его? – спросила она, глядя на членов экипажа.

Фалькони включил дисплей на своем столе.

– Как хочешь.

– Однажды Триг упомянул, что на станции «Унсет» случались перебои с поставками питания…

Воробей нахмурилась:

– Это мягко сказано. Они там подыхали с голода – точнее будет.

– Да?

– Да. Как я понимаю, досветовой грузовик с Лебедя А, который должен был пополнить запасы «Унсет», сломался и сбился с курса. Ничего особенного, да? На станции была гидротеплица и много дополнительных запасов продовольствия. Проблема, правда, заключалась в том…

– Проблема заключалась в том, – сказал Фалькони, глядя на мерцающий экран, – что интендант мухлевал, прикарманивая излишки. На самом деле провизии там было в три раза меньше, чем нужно. По большей части она сгнила. Разгерметизация или что-то в этом роде…

Кира поморщилась:

– Вот дерьмо.

– Не то слово. Когда они поняли, насколько все плохо, на станции уже почти не осталось еды, а до прибытия запасного транспорта еще несколько недель.

– Недель? Почему так долго? Лебедя А не так далеко от Лебедя Бэ.

– Бюрократия, время на пополнение запасов, подготовка корабля… и так далее. Видимо, на тот момент у них не было сверхсветовых кораблей, поэтому пришлось использовать досветовые. Осечка на осечке и осечкой погоняет.

– Судя по тому, что рассказывал Триг, дела на «Унсете» приняли скверный оборот, прежде чем корабль успел прибыть, – вмешалась Воробей. – Насколько я понимаю, они выкинули в открытый космос и интенданта, и командира корабля.

И она тоже закивала, словно делясь великой тайной.

– Туле. – Кира покачала головой. – Когда это было?

Воробей взглянула на Фалькони:

– Лет десять-двенадцать назад?

Он кивнул:

– Типа того.

Кира ковырялась в своей тарелке, размышляя.

– Тогда Триг был совсем кроха.

– Ну да.

– Неудивительно, что он не хотел оставаться на «Унсете».

Фалькони вновь перевел взгляд на экран:

– Да… Но не только поэтому…

Они по-прежнему сидели на камбузе сорок с лишним минут спустя, когда Триг с гордым видом вернулся. Щеки его раскраснелись, глаза опухли, налились кровью, остекленели, кожа блестела от пота, но он выглядел счастливым, чуть ли не в эйфории.

– Как все прошло, малыш? – спросила Воробей, опершись спиной о стену.

Он ухмыльнулся и выпятил грудь:

– Офигенно. Но, блин, у меня горит горло!

– Ума не приложу, с чего бы, – сухо сказала Нильсен.

Парень направился в сторону кухни, остановился и посмотрел на Киру:

– Неужто правда, что завтра мы правда отправимся исследовать руины инопланетян?

– Тебе не терпится?

Он кивнул, серьезно, но все еще взволнованно:

– О да. Но… Ну… Интересно, что будет, если они все еще там?

– Мне тоже хотелось бы знать, – пробормотала Нильсен.

Мысленным взором Кира снова увидела, как Высочайший взмахнул Посохом Синевы – и мрачная злонравная планета исчезла с небес.

– Будем надеяться, что они в хорошем настроении.

Вопрос Трига никак не шел у Киры из головы, когда она вернулась в свою каюту: «Что будет, если они все еще там?» И правда, что? Она проверила курс корабля (все шло по плану, планета e теперь была ярче всех видимых звезд), а затем улеглась и закрыла глаза.

Все выяснится завтра; незачем тревожиться заранее.

Она уснула, и на сей раз чужие воспоминания не вторгались в ее сон.

Ее разбудил назойливый писк.

Кира раздраженно открыла глаза. На голограмме она увидела время: 03:45. Четверть часа до вылета.

Она вздохнула и вылезла из кровати, чувствуя каждую секунду упущенного сна. Потом поняла, что забыла завести будильник. Вероятно, ее разбудил Грегорович?

Одевшись, Кира вышла в дополненную реальность и отправила разуму корабля лаконичное сообщение:

Спустя секунду пришел ответ:

Важно быть повежливее с разумом корабля, особенно если он невменяем.

Все еще сонная, Кира поспешила на носовую часть «Рогатки». Корабль продолжал движение: это означало, что шаттл еще не прибыл. Хорошо. Она не слишком опоздала.

Она встретила членов экипажа, а также энтропистов и четырех морпехов в бронескафандрах, на верхней палубе корабля, у воздушного шлюза.

– Ты вовремя, – сказал Фалькони и кинул ей бластер.

Капитан уже надел скафандр и шлем, и огромный гранатомет, Франческа, висел у него за спиной.

– Шаттл уже близко? – спросила Кира.

Словно бы в ответ на ее вопрос, зазвучал сигнал торможения, и Грегорович сказал:

– Начинаю маневр стыковки с шаттлом ОВК «Илморра». Пожалуйста, пристегните ремни, возьмитесь за поручни или используйте присоски.

Вишал увидел, как она зевает, и предложил ей таблетку акувейка:

– Вот, мисс Кира. Попробуйте.

– Не думаю, что…

– Может быть, и не сработает, но, думаю, стоит попробовать.

Все еще сомневаясь, Кира закинула капсулу в рот, надкусила ее и ощутила острый привкус винтегреневого масла, настолько сильный, что у нее защипало в носу и заслезились глаза. Через несколько секунд она стала бодрее, и туман в голове начал рассеиваться. Теперь Кира чувствовала себя так, будто крепко проспала всю ночь.

Кира удивленно посмотрела на доктора:

– Подействовало! Но как?

Доктор лукаво улыбнулся и постучал себя по переносице:

– Я подозревал, что эффект будет. Лекарство мгновенно проникает прямо в кровь, а затем в мозг. Кроткому Клинку сложно пресечь его действие, не повредив ваш мозг. И оно полезно, так что, может быть, чужь понимает, что не нужно вмешиваться.

Прав он или нет, но Кира была благодарна за лекарство. Сейчас она должна чувствовать себя на все сто.

Затем она перестала ощущать вес, и к горлу прихлынула желчь.

Стыковка прошла быстро и успешно. Шаттл ОВК приближался к носовой части «Рогатки», так что оба корабля оказались укрыты от радиации своими защитными экранами. Они состыковались, нос к носу, и «Рогатку» слегка тряхануло.

Оба корабля открыли воздушные шлюзы. Морпех с шаттла просунул голову в шлюз.

– Добро пожаловать на борт, – сказал он.

Фалькони криво ухмыльнулся Кире:

– Похоже, пришло время порыскать там, где нас не ждут.

– Я готова, – отозвалась она и запрыгнула на борт «Илморры».