ГЛАВА 13
Шариссар
Шариссар застыл, рассматривая спящую Незабудку. Ее ресницы все еще были мокрыми, личико перепачканным. Но во сне она казалась совсем крошкой, темные кудряшки падали на щеки. Наверное, Лея в детстве была такой же… Не задумываясь, Шариссар убрал их с лица, снял с Незабудки ботинки и накрыл девочку меховым покрывалом. Замер, нахмурившись. И понял, что ресницы у девчонки дрожат, словно силясь не распахнуться.
— Можешь не притворяться, — хмуро бросил Шариссар. — Я знаю, что ты не спишь.
Ресницы дрогнули, и на паладина уставились зеленые глаза.
— А как ты узнал? — совершенно по-детски спросила девочка.
— Почему я должен тебе рассказывать? — Шариссар сел в кресло, закинул ногу на ногу. — Ты расстроила меня, Сиера.
Незабудка, которая уже села на кровати, мигом свалилась обратно и покрывало натянула. И даже засопела.
— Это ты сейчас делаешь вид, что срочно уснула? — глазам своим не поверил паладин.
С кровати донеслось громкое сопение.
— А кто-то здесь утверждал, что уже взрослый, — протянул паладин. Странно, но злиться на девочку не получалось, хотя он старался.
— Я еще маленькая, — с готовностью отозвалась Сиера. Завозилась под меховым покрывалом.
— Ну да.
— И маленьких бить нельзя! — Из-под меха осторожно высунулся нос.
— А я не буду тебя бить, — лениво бросил Шариссар. — Посажу в яму на пару дней. Одну.
— Там холодно. — Теперь из мехового кокона блестел и зеленый глаз.
— Холодно, — согласился паладин, ощущая себя на редкость глупо. Он ведет беседу с шестилетней проказницей?! Хотя с ящерицей он уже общался, теперь вот — с ребенком. Скорость его падения увеличивается с каждым днем.
Паладин хмыкнул и щелкнул замком шкафа, достал с полки бутыль с янтарным напитком, отхлебнул прямо из горлышка.
— Я тоже пить хочу, — донеслось с кровати.
— На столике возле кровати стоит кувшин с водой.
— Я хочу то, что у тебя.
— То, что у меня, тебе нельзя.
— Ух ты! — Незабудка откинула покрывало и вновь села на кровати, блестя от любопытства глазенками. — А почему?
— Кажется, слово «нельзя» оказывает на тебя какое-то магическое действие, — буркнул Шариссар и сделал еще глоток вина. Прикрыл глаза.
— А я знаю, что у тебя! — торжественно огласила Сиера. — Это вино! Значит, ты вонючий потный пьянчужка, и чтоб тебя коты во сне обгадили!
Шариссар поперхнулся и закашлял, из его глаз брызнули слезы, и он согнулся, пытаясь отдышаться.
— Что ты сказала?! — прохрипел он.
— Так Лея говорила, — задумалась Сиера. — Правда, просила не повторять. К нам как-то залез на чердак один мужчина, от него пахло вот этим вином, прямо как от тебя сейчас. И тогда Лея это и сказала.
— Да ладно?! — Кашель все еще душил, и паладин стер ладонью выступившую на глазах влагу.
— Да! И еще сказала, что отрежет его причиндалы и засунет ему в пасть, если этот мужлан к ней еще раз прикоснется. Только я не знаю, что такое причиндалы. А ты?
— Эээ…
— Тоже не знаешь? — пытливо протянула Сиера. — Странно. У кого ни спрошу, никто не знает. Все говорят «эээ» и делают такое вот лицо!
— А он пытался прикоснуться?
— Ну да. Орал, что она грязная полукровка и должна быть счастлива, что он на нее запал.
Шариссар посмотрел на бутыль. С силой вогнал кусочек дерева в горлышко, поставил на место и захлопнул шкаф. Поворачиваться к девочке не стал, отошел к окну, втягивая воздух.
— И часто такое происходило?
— Бывало. — Незабудка за его спиной пожала плечами. — Но Лея знаешь какая? Она никого не боится!
Бывало. Шариссар сжал кулаки, ощущая желание найти того мужлана и… Глупое желание. Он причинил Лее гораздо больше боли, чем тот неизвестный пьянчужка.
Пока он стоял в задумчивости, за его спиной стало подозрительно тихо, паладин даже подумал, что Сиера ненароком уснула. Но нет. Сидела, уткнувшись взглядом в свои ладошки. Грязные, кстати.
— Что на этот раз? — нахмурился Шариссар. Девочка не ответила, и он подошел ближе, присел на кровать. — Мне кажется, или ты собралась реветь?
— Нет, — буркнула Незабудка, продолжая разглядывать свои руки. Паладин нахмурился. Он катастрофически не понимал, что происходит в голове у этого создания. Девочка настолько выбивалась из его привычного мира, что общение с ней казалось затруднительным. И в то же время… оно успокаивало боль внутри паладина. Странно, но рядом с Незабудкой ему становилось легче.
Девочка свернулась в калачик, уставилась взглядом в стену. Шариссар посмотрел на маленькую фигурку, совершенно теряющуюся в огромной кровати, и помрачнел еще больше. И что ему с ней теперь делать?
Тоненькие плечики слегка дрогнули.
— Проклятый Мрак! — прошипел паладин. Незабудка затихла, но не повернулась. Шариссар окинул ее взглядом, ощущая странную растерянность. Неуверенно протянул руку, чтобы погладить острые, торчащие под рубашкой лопатки, и отдернул ладонь, не коснувшись.
Зато отчетливо услышал, как девочка хлюпнула носом.
— Ну и чего ты ревешь? — мрачно спросил он.
Незабудка не отвечала, продолжая тихонько всхлипывать и сопеть. Паладин тяжело вздохнул.
— Ты расскажешь мне, почему плачешь? Ну же, Незабудка, расскажи мне.
— Не называй… меня так… — со всхлипами выдала девочка.
— Ну, ты же коверкаешь мое имя, — пожал плечами Шариссар. — Так и я буду называть тебя как захочу. Может, злюкой? Что, нет? Тогда плаксой?
— Я не плакса!
— Разве? Хм. Я вижу плаксу. Которая ревет просто так, как… плакса!
— Не просто так!
Паладин поднял бровь, изображая внимание. Сиера вновь села и уставилась на него, на темных ресницах дрожали слезы.
— Там был зверь-страшный-волк, — шепотом призналась Незабудка. — За стеной! Тот самый! Он такой ужасный… он пришел за моими щенками!
Шариссар внимательно посмотрел на потолок, надеясь, что Милосердный Мрак подарит ему терпения.
— Сиера, может, тебе показалось? — с надеждой спросил он. — Волки не умеют лазать по стенам. Это я тебе гарантирую.
— Нет. — Девочка замотала головой так, что разлетелись темные кудряшки. — Он точно был! Я его видела! А еще у него есть крылья. И у него… глаза светились! И клыки были все в крови… А еще головы… их было две! И три хвоста! А лапы… Лапы, как у коххра, все волосатые и кривые! И еще от него воняло! На всю округу несло, я чуть не умерла от вони!
— Мда, красавец, — пробормотал Шариссар. — Головы точно было две?
— Или три! Да, три!
Почти успокоившаяся девочка вдруг снова скривилась, и из глаз ее вновь покатились слезы.
— Да что ж такое! — с досадой буркнул паладин.
Незабудка хлюпнула носом и вдруг уткнулась лицом ему в бок. Шариссар замер. Он даже почти дышать перестал, с недоумением рассматривая прислонившуюся к нему маленькую девочку и подрагивающую от плача худенькую спинку. Поднял ладонь и очень медленно прижал Сиеру к себе.
— Ты его прогнал, да? — не поднимая головы, прошептала Незабудка. — Волка.
— Да. Прогнал. — Шариссар осторожно погладил дрожащие плечики, недоумевая и прислушиваясь к тем чувствам, что она будила в нем. Что это? Странное, щемящее, незнакомое? Неизведанное, но сильное, вызывающее ком в горле? Как это называется?
Она вся была такая маленькая и худенькая, что стало как-то не по себе. Он слишком давно не видел детей.
— Не бойся. Я его прогнал, и он не тронет твоих щенков. И… тебя тоже. Не тронет.
— Правда?
— Да.
— Ты клянешься?
— А надо?
— Да. Надо дать страшную клятву. На сердце. Так Ло сказал.
— Это тот равнинник, которого ты выпустила из ямы? — Шариссар вновь посмотрел в потолок.
Сиера торопливо хлюпнула носом, понимая, что разговор зашел куда-то не туда и напоминать о событиях ночи не стоило. И надо как-то это исправлять.
— Я хочу к Лее, — чуть слышно всхлипнула Незабудка. — Я скучаю.
Шариссар хмыкнул. И чуть не добавил «Я тоже».
— Ты меня отпустишь домой?
Паладин промолчал. С кровати донеслось тихое поскуливание. Незабудка подняла заплаканное и покрасневшее личико и ударила его кулаком.
— Я хочу к Лее, понял!
Она вскочила и метнулась в сторону, забилась под кровать, занавесившись покрывалом. И тихо всхлипывала там, бормоча что-то сердитое себе под нос. Паладин снова посмотрел на потолок. Но Великий Мрак сегодня повернулся к нему ликом равнодушия или каким-то другим местом и никак не помогал Шариссару.
Мрачно посмотрев на кровать, Шариссар поднялся.
— Я велю принести тебе ягоды с медом, хочешь?
Из-под кровати не донеслось ни звука.
— И пришлю Айка, чтобы посидел с тобой. Если чего-нибудь захочешь — скажешь ему. Ты меня поняла?
Тишина.
— Сиера, ты поняла меня?
Ни звука.
Шариссар почувствовал огромное желание перевернуть эту кровать, вытащить за ногу упрямую девчонку и… что? Вот что он с ней сделает? Она всего лишь ребенок. Испуганная девочка, которая не понимает, что происходит.
— В Бездну все, — пробормотал Шариссар, разворачиваясь к двери.
Из-под кровати вновь раздалось тихое поскуливание, и, выругавшись, паладин в два шага пересек комнату и дернул это проклятое покрывало.
— Ой, — сказала Незабудка.
— Твою ж… — отозвался Шариссар.
Все пятеро щенков были здесь, устроенные на меховой подушке и закутанные в шелк простыней. Их морды излучали сытость и довольство, а крылышки подрагивали во сне, как и толстые лапы. Здесь же стояла миска густой сметаны, в которой девочка успела вымазать и щенков, и себя. И пищали они, а вовсе не хитрая девчонка!
— Сиера, — угрожающе прошипел паладин.
— Им холодно на улице! — завопила Незабудка, пряча подушку с щенками себе за спину. — Они же маленькие! И замерзнут там!
— Они звери! — зарычал паладин. — И должны жить на улице!
Он дернул Незабудку за ногу, пытаясь вытащить из-под кровати и ощущая желание как следует всыпать ей хворостиной по мягкому месту. Щенки проснулись окончательно и заскулили, Незабудка завизжала, вцепившись в ножку кровати, а паладин внезапно испытал желание расхохотаться. Если бы кто-нибудь сказал ему, чем он будет заниматься этой ночью, — не поверил бы!
Он плюнул на попытку вытащить упирающуюся девчонку, поднялся и откинул с кровати покрывало. Так и есть. Весь тюфяк покрывали следы молока, сметаны, шерсти и еще чего-то желтого и неприятного.
— Таак, — угрожающе протянул Шариссар, окидывая взглядом комнату. Под кроватью затихли все. И девочка, и щенки словно почувствовали надвигающуюся угрозу. — С меня хватит! Ты! Выпустила из ямы пленных! Притащила в комнату зверей! Развела тут свинарник! У солдат и то чище! Будешь наказана, Незабудка, мне надоело с тобой возиться!
Он посмотрел на кровать, из-под которой не донеслось ни звука.
— Живо вылезай! — рявкнул Шариссар.
В темноте показалось испуганное личико с растрепанными кудряшками.
— Я все уберу! — пискнула Незабудка.
— Даже не сомневаюсь, — нахмурился Шариссар. — Завтра. А сейчас ты залезешь в пузырь и хорошенько отмоешься!
— Куда залезу?
Паладин вновь посмотрел на потолок.
— Иди за мной.
В следующие полчаса он стоял под дверью собственной купальни и прислушивался к напевающей Незабудке. Она голосила что-то глупое про солнышко и тучки, а паладин сидел под дверью, надеясь, что она не утонет в пузыре. Хотя воды там было немного, ему ниже колена. Горячей и пахнувшей травами. Когда Незабудка выползла, раскрасневшаяся и закутанная в чистую рубашку, слишком большую для нее, Шариссар указал на кровать:
— Спать. Живо.
Сопротивляться та не стала, зевнула во весь рот и заползла на постель, закуталась в мех. И уснула уже через минуту, по-настоящему, приоткрыв розовый ротик и тихо посапывая.
— Докатился, — мрачно пробормотал паладин. Но на душе было спокойно. Он осторожно лег с другой стороны, думая, что вновь не сможет уснуть, но мирное сопение ребенка убаюкивало и как-то умиротворяло. И паладин не заметил, как провалился в сон.
* * *
Лиария
Картина в мутном зеркале была тусклой, почти бесцветной. Звука тоже, конечно, не было, стекло пространства могло лишь запечатлеть образы и события, произошедшие где-то на территории Оххарона. И то если королева сильно пожелает. Захочет.
Она хотела.
Уже в который раз Лиария желала увидеть лишь одного человека. Наверное, Шариссар знал, что она наблюдает за ним, поэтому потребовал полную передачу Колючего Острога и сопредельных земель в собственность. Потребовал давно, а она… позволила. Не могла не позволить. Но теперь это значило, что Острог не являлся частью Оххарона и увидеть его территории королева не могла, как ни старалась. Шариссар оградил себя от темнейшей, отгородился неприступной стеной, непреодолимым барьером, о который разбивалась ее темная суть.
Королева вновь бросила взгляд в зеркало. Все, что произошло между паладином и Валанттой, она уже знала. И риара успела пожалеть, что подошла к дарей-рану. Но Валантта Лиарию не злила. Почти. Она видела, что Шариссар к той равнодушен. В его глазах не было ни доли интереса к красивой девушке, лишь бездушное плотское желание. И даже оно — не сильное. Паладину было скучно. Его мысли были о чем-то другом. И королева хотела бы верить, что помыслы главнокомандующего принадлежат Оххарону, но она знала, что это не так.
В мареве стекла плыло его лицо: опущенные темные ресницы, скрывающие синеву глаз, резкая линия скул и подбородка. Губы, чуть изогнутые в улыбке. О чем думал Шариссар, когда ТАК улыбался?
Вернее, о ком?
И на этот вопрос Лиария точно знала ответ. В его мыслях была та, что отмечена меткой зверя. Дарей-ран сказал, что это ошибка. Но об ошибке не грезят с такой улыбкой — одновременно мучительной и счастливой, не вспоминают так, что прерывается дыхание, не покидают королевский дворец посреди празднества, стремясь уйти подальше от роскошного приема.
И ошибка не заставила бы огненное сердце на башне биться болезненно и сильно, а черную силу — светлеть.
Лиария швырнула в зеркало кусок гранита, но тот лишь утонул в стекле, упав в белое марево. В комнате было пусто, и впервые за долгие годы королева не желала никого видеть. Ни верных советников, ни любовников, ни даже своего раба со снежными глазами.
Она перенеслась на башню и встала на бортике, неотрывно глядя на сердце Оххарона. Как она радовалась, впервые прикоснувшись к его силе. С каким трепетом оплетала сетью кровных нитей, надеясь удержать и завладеть.
Но ничего не вышло.
Сердце билось, повинуясь ее воле, но не для нее. Ни одного раза, ни одной пульсации, ни одного выброса Тьмы не произошло для Лиарии. Все это она вырвала, забрала, украла. Она заставляла это сердце стучать, и оно, словно насмехаясь, билось в паутине чужих жизней, норовя остановиться. Она вновь заставляла, и сердце пульсировало, жило какой-то своей жизнью, отдельной от жизни той, что держала его на ладони.
Она смогла завладеть сердцем Шариссара, но оно обжигало руки и не принадлежало ей.
Босые ноги королевы замерли у края бурлящей черной крови. Тьма бесновалась и… светлела. Словно в непроглядной темной ночи загорались огоньки света. Это значило, что чистая, безупречная и совершенная ненависть Шариссара перестала быть таковой.
Это означало…
Продолжать Лиария не хотела. Даже мысленно.
Она закрыла глаза и постояла, раскачиваясь на краю. И понимая, что ей — самой могущественной женщине Оххарона — в эту минуту не с кем поговорить. Она хотела призвать Арамира, но передумала. И повернула голову в сторону восточной башни.
Подумала.
Там ее не ждали. И визиту не обрадуются.
Лиария вздернула подбородок.
— Я королева. Я не спрашиваю разрешения!
* * *
Да, ей не обрадовались. Сейна посмотрела хмуро, опуская вышивку. На темном полотне блестел золотой дракон.
— Не понимаю твоего пристрастия к этим рисункам, — пренебрежительно бросила королева, окидывая взглядом покои сестры. — Разве ты не знаешь, глупышка, что драконов не существует?
— На земле существует многое из того, о чем ты не имеешь понятия, — бросила Сейна, поднимаясь из глубокого кресла.
— Ах, ты снова о любви, дорогая сестричка, — картинно поморщилась Лиария, отодвигая носком бархатной синей туфельки упавшую вышивку.
— Нет, не о любви. — Сейна подобрала полотно и, осторожно свернув, убрала в шкатулку. — О ней ты и так знаешь. Правда, в твоем понимании любовь — это присвоение и обладание, сестра.
— О чем это ты?
Тон остался насмешливым, хотя глаза почернели.
— Брось. Кажется, порой ты забываешь, что мы сестры. Близнецы. — Сейна обернулась, бросив на королеву спокойный взгляд. — И убери свои иллюзии, роскошными нарядами можешь покорять Темный Двор. Я всегда вижу тебя настоящей, Лиария. Ты ведь поэтому пришла ко мне сегодня? Не так ли?
Две женщины смотрели друг на друга через пространство разделяющей их комнаты, два взгляда схлестнулись и сцепились, не уступая друг другу. И впервые за долгое время Лиария первой отвела взгляд. Как в детстве. Сейна всегда была старшей, несмотря на то что разница в их рождении составила лишь пятнадцать ударов хронометра.
Лиария отвернулась, и волны бирюзового платья, как волнами безбрежного моря растекавшиеся по комнате, потемнели и осыпались пеплом. Синие лазуриты, усыпающие королеву, растаяли, словно капли воды на жарком солнце, а россыпь жемчуга в волосах и на шее развеялась серой дымкой.
Лиария была в черном, и на ее руках и босых ступнях засохла кровь из чаши на башне. Сейна окинула сестру взглядом, но ни осуждения, ни насмешки в ее лице не возникло.
— Зачем ты пришла ко мне, Лиария? Я вижу, что твои мысли черны.
— Они всегда черны. — Лиария вскинула голову, взметнув белые волосы. — Темнота — моя суть.
— Когда-то Тьму называли милосердной и оберегающей, — задумчиво протянула Сейна. — Ее величали защитницей, отрадой и успокоением. Тьма была дана нам как сила, а мы обернули ее злом. Наш источник — ненависть, а правительницу за глаза называют жестокой ведьмой. — Сейна качнула головой. — Разве этому нас учили родители, Ли? Разве этому?
— Не смей осуждать меня! — закричала королева. — Не смей! Иначе…
— Иначе что? — устало вздохнула ее сестра-близнец. — Ты отберешь все, что мне дорого и любимо мною? Это? Так ты уже сделала это, Лиария, и давно. А знаешь почему?
— Потому что ты была слабой!
— Потому что слабой была ты, — перебила ее Сейна. — Потому что не смогла смириться с тем, что у меня была счастливая любовь, а у тебя — нет. Взаимная любовь. Мой избранник пронес наши чувства сквозь долгие годы, от разлуки и потерь наша любовь лишь окрепла и стала сильнее, а тот, кого желала ты…
— Не говори о нем! — Стекла и зеркала треснули и осыпались на пол крошкой, но Сейна лишь пожала плечами.
— Что ты наделала, Ли? Что же ты наделала! Нельзя заставить полюбить. Когда же ты уже это поймешь? Любить — не значит обладать. Это значит — отпустить…
— Никогда!!!
Острые осколки взметнулись в воздух, и все, как один, устремились к Сейне. И лишь в самый последний миг остановились — тысячи граней, застывших у хрупкой женской фигуры.
Лиария рассмеялась.
— Отпускают слабаки. Сильные — получают то, что желают. Я сильна. Я самая могущественная женщина в Оххароне!
Сейна покачала головой и промолчала. Лиария топнула ногой и, обернувшись летучей мышью, вылетела в окно. Осколки осыпались на деревянный пол с тихим звоном.
— Мне жаль тебя, сестра, — тихо сказала в пустоту Сейна.
