Глава 28. Аномалия

«Аномалии – малоизученные места, объекты и временные дыры Пяти Королевств, стихийно образовавшиеся в период Хаоса. Помните! Любое приближение к аномалии опасно для жизни, разума и душевного состояния человека!

Силовые структуры Пяти Королевств обязаны ограждать подобные места оповестительными знаками и охранными барьерами.

Постановление Ордена Лино»

***

Губы соприкоснулись и замерли. Я ощутила вздох Димитрия, его желание, неуверенность и осторожность. Он так отвык от прикосновений, что не верил в них и сейчас. Возможно, все это казалось ему лишь очередной Грезой.

Еще один вдох и выдох, сплетенные на губах.

Если бы он был агрессивен или напорист, я бы нашла способ уйти. Как показывает опыт, колено, входящее в соприкосновение с мужским пахом, служит очень эффективным методом убеждения. Я даже перенесла вес тела на левую ногу, готовясь к применению этого средства. Но почему-то медлила… Может, потому что Димитрий тоже ничего не делал. Не пытался засунуть в мой рот язык, не размыкал губ. Он просто прикоснулся губами и надрывно, мучительно дышал.

Кажется, ему было плохо. Или слишком хорошо, черт его разберет.

– Димитрий?

– Мне нужно пару мгновений… Постой вот так.

– Ты собираешься принудительно меня целовать, а я должна просто постоять и подождать этого? – изумилась я невиданной наглости.

Димитрий слабо улыбнулся, не открывая глаз.

– Похоже, аномалия вернула мне обычное человеческое тело. И оно слишком бурно реагирует на… на тебя. Поэтому да, просто постой рядом, пожалуйста. Мне надо немного привыкнуть.

– Ты удивительный нахал, – подумав, заявила я.

Димитрий медленно повел носом вдоль моей скулы.

– У тебя такая нежная кожа, Мэр… Шелковая. Я готов был убить, лишь бы снова ощутить ее своими руками. Губами. Телом. Я готов был на все… Я так скучал по тебе. По нам…

Слова перешли в едва различимый шепот. К шепоту добавилось медленное, почти невесомое поглаживание.

Самое время применить свой убедительный метод, подумала я.

И ничего не сделала.

– Я мечтал ощутить тебя так долго… Это мучительно, желать невозможного… грезить о том, чего никогда не будет. Иметь однажды, но лишиться навсегда. Лучше не знать прикосновений, чем помнить их сладость, но не иметь возможности повторить.

Ладони Димитрия очертили мою фигуру в кафтане, поднялись выше, до шеи. Пальцы легли на косточки ключиц. А потом так же медленно он опустил голову и поцеловал мою шею.

И я почему-то не смогла сдержать вздох. Сознание раздвоилось. Я была Эл Рид – немного циничной, закаленной жизнью в Боргвендаме, мечтающей о свержении Лино.

И я была Мэрид – юной, любопытной и влюбленной.

Влюбленной в того, кто сейчас осторожно изучал науку чувственных прикосновений. Кто медленно скользил губами и пальцами по моей шее, потом по линии подбородка, потом по щеке и векам. Нарочито не касаясь губ. И почему-то меня это уже почти возмущало… Очередная двойственность моего сознания. Воспоминания прорывали плотину Забвения и подбрасывали мне все новые видения прошлого. И в каждом был Димитрий.

Может, мне все же хотелось стать той Мэрид из прошлого. Хотелось обрести целостность. Найти себя!

– Ты должен остановиться, – выдохнула я. – Хватит!

– Ты не можешь отказать мне в поцелуе, Мэр, – даже это сокращенное имя вызвало волну дрожи. И узнавание. – Я ждал его десять лет. Это слишком жестоко даже для тебя.

Новые прикосновения – от щек к затылку, забираясь пальцами в пряди светлых волос.

– Ты меня уже поцеловал, достаточно, – заметно нервничая, произнесла я.

Его губы сложились в очаровательно-наглую улыбку.

– Я еще даже не начинал.

Падать в обморок этот гад явно передумал. И довольно быстро освоился в новых условиях.

– Димитрий, возьми себя в руки, – строго сказала я. – Мы попали в аномалию и должны как-то выбираться!

– Мм, думаю, мы задержимся. К тому же из аномалии нельзя выбраться, если она сама не отпустит.

– Снаружи остались Правители и твой отряд!

– Отлично. Пусть там и остаются – снаружи.

– На них напали твари Хаоса!

– С ними Ригель, и я могу лишь посочувствовать этим тварям.

Я посмотрела в его глаза. Синее безумие, до краев наполненное предвкушением и желанием. Разума в них не наблюдалось. Ни капли.

– Демоны с тобой, – сердито сказала я, понимая, что легче просто его поцеловать. Может, угомонится? Или аномалия от нас устанет и выплюнет обратно?

Он снова зарылся пальцами в мои волосы, притягивая ближе.

– Ожидание и лютый голод делают наслаждение острее, – тихо произнес Димитрий. – И ты сводишь меня с ума, Мэр.

И поцеловал уже по-настоящему. Сильно, глубоко, жадно. Не сдерживая больше свое возбуждение, которое обрушилось на меня словно кувалда, приколачивая к Димитрию. К его рукам, лихорадочно расстегивающим пуговицы моего кафтана. К его телу – сильному, рельефному, напряженному до дрожи. Не прерывая поцелуя, Димитрий провел ладонью по моей груди, сжал поверх тонкой ткани рубашки. Большой палец очертил ореол напрягшегося соска, и я ощутила теплую волну, прокатившуюся по телу. Проклятие, я уже не знала, кому принадлежат эти ощущения! Мэрид из прошлого? Или настоящего?

И с чего я взяла, что годами голодающий удовлетворится несколькими жалкими крошками? О нет, он хотел все. Все, что мог получить. Все целиком.

Поцелуи становились все откровеннее. Димитрий языком исследовал мой рот, затягивая в водоворот своего желания. Оно было столь откровенным и неприкрытым, что почти пугало. Бедром я ощущала физическое воплощение этого самого желания.

И все же, уловив мое сопротивление, Димитрий остановился. Глаза – безумные, сияющие, хмельные, – уставились на меня.

– Я тебе не нравлюсь?

Я подумала. И ответила честно:

– Нравишься.

Нравишься – эхом моего прошлого.

Нравишься – любопытством настоящего.

Нравишься – невозможностью будущего.

Но разве это все имеет сейчас значение?

Возможно, это была сила аномалии или дело было в нас самих. Я хотела хоть ненадолго вернуться в прошлое. Стать юной и беззаботной, ощутить то, что ощущала десять лет назад. Почувствовать себя живой и любимой в руках красивого молодого мужчины. В руках любимого мужчины, ведь Мэрид из прошлого любила Димитрия. И с каждым его прикосновением во мне оживали новые воспоминания. Смех, разговоры, встречи… Я погружалась в прошлое, где была счастлива. И я хотела еще! И прикосновений, и воспоминаний. Может, если позволить себе больше, я снова смогу пережить те чувства? Вспомню? Стану, наконец, собой?

И все же я медлила.

– У тебя кто-то есть? – Хмель из глаз Димитрия испарился, появилась опасная жесткая тьма.

Я подумала о тех, кто ждал меня за стенами этого дома, зависшего в другой эпохе.

«…Не хочу, чтобы ты подумала, что между нами возможны… отношения. Или чтобы ты влюбилась…»

И зачем только я вспомнила эти слова? Чтобы снова испытать злость и обиду? Димитрий прав, к черту все, что осталось снаружи! И всех! В конце концов, это – аномалия. Нечто совершенно невозможное, дикое и неправильное!

Вскинула голову.

– Никого у меня нет.

– Хорошо, – выдохнул, расслабляясь, Димитрий.

И расстегнул пуговички моей рубашки. Кафтаны уже валялись у наших ног – и его, и мой. Мужские пальцы дрожали так сильно, что иногда Димитрий не мог справиться с петельками. Я не помогала, позволяя ему полностью вкусить запретный плод. Рубашка поползла с плеч и белым знаменем капитуляции упала на пол. Со своей одеждой Димитрий уже не церемонился, дергал и рвал, покусывая мои губы и не обращая внимания на посыпавшиеся вниз драгоценные камни. Пытался сдержать нетерпение и не мог. Торопился. Злился. Желал…

Я не выдержала, потрясла ногами, избавлялась от остатков своего наряда – брюк, ботинок и белья.

Мы замерли друг напротив друга – залитые полуденным светом, дрожащие, возвращенные в прошлое. Обнаженные.

Димитрий подхватил меня под ягодицы и прижал к стене. Прикосновение кожи к коже заставило его застонать сквозь крепко стиснутые зубы. Я видела, как сильно Димитрий пытается сдержать свои эмоции, не дать им вырваться. И как бесславно проигрывает этот бой. На ласки у него уже не было сил, а у меня – терпения. Поэтому я требовательно зашипела, впиваясь в мужские губы злым поцелуем-укусом, и Димитрий сорвался. Приглушенно зарычав-застонав, он одним ударом вошел в меня. Я ахнула, привыкая к его размерам и тянущему, слегка болезненному, но восхитительно-прекрасному чувству забытой наполненности. Он замер на миг, хрипло втянул воздух и задвигался. Сильно, яростно, уже не пытаясь сдержаться. Сдавшись и проиграв. Или победив? Мы оба потерялись в толчках и прикосновениях, в нарастающем торнадо наслаждения, таком остром, таком невыносимом.

Еще, еще, еще!

Кажется, я требовала этого вслух.

Отвечать Димитрий был не в состоянии, он мог лишь давать нам обоим необходимое. Снова и снова, в диком и беспощадном ритме, пока нарастающий экстаз не взорвался в наших телах, полностью лишив воли, мыслей и возможности двигаться!

Мы свалились на пол и замерли, пытаясь отдышаться. Внутри меня затихала мелодия оргазма, оставляя сладкое тягучее эхо. Насладившись им сполна, я наконец посмотрела на Димитрия. На его скулах залегли пятна румянца, лоб вспотел, даже темные ресницы стали влажными.

– Никогда еще не видела тебя настолько… мм… живым, – вырвалось у меня.

Он прищурил синие глаза, в которых сейчас рождались новые вселенные и зажигались новые солнца.

– Хочешь сказать, что обычно я напоминаю ходячий труп?

– Очень красиво украшенный и сверкающий ходячий труп, – подтвердила я.

Димитрий удивленно моргнул. Подумал. Рывком подгреб меня под себя и навалился сверху.

– Сейчас посмотрим, кто здесь еле живой. – Новое предвкушение прозвучало в его голосе медовой патокой.

Я ахнула, ощутив животом подтверждение его готовности к новой битве.

– Эй, ты что, железный?

– Бриллиантовый. – Рывок – и я оказалась лежащей на животе с оттопыренной пятой точкой.

– Бриллиант-то не отвалится? – попыталась вывернуться, но меня бесцеремонно прижали к паркету.

Димитрий только хмыкнул.

А я узнала, что у бриллиантов очень, очень крепкая структура.

***

– Ты – маньяк, – сказала я, не открывая глаз. Сколько прошло времени? В этой аномалии ни черта не понятно…

В ответ ощутила поцелуй в районе бедер.

– Нельзя столько заниматься сексом. Это вредно!

– М?

– Честно-честно. Я читала в какой-то книге. Умной. Ты обязательно что-нибудь себе сотрешь, если будешь делать это безостановочно!

– Я очень выносливый.

– Я заметила, – без энтузиазма отозвалась я. – Нет, ну серьезно. Секс в таких количествах точно опасен!

– Это любовь.

– Да? – Я приоткрыла один глаз и посмотрела вниз. Дыхание сбилось. – А похоже на секс. Грязный, похотливый и местами извращенный секс!

Димитрий тихо рассмеялся. Но не остановился.

– Именно так и выглядит настоящая любовь.

– Да? А как же все эти мечтания под луной, тайные вздохи и все такое?

– В душе я сейчас играю на арфе и читаю сонеты.

– Не мешало бы сделать это разок и в реальности.

Его губы переместились с внешней поверхности моего бедра на внутреннюю. Мое дыхание сбилось.

– М? Неужели ты хочешь услышать, как я читаю стихи?

Я подумала и вздохнула. Димитрий и стихи… Та еще картинка.

– Нет, пожалуй, не хочу. Но мы могли бы поговорить…

– Мне очень нравится с тобой говорить. Не словами.

Влажное прикосновение вырвало мой стон.

– О-ох… Ты вообще знаешь, что люди иногда общаются как-то иначе?

– Они дураки. Они тратят время на глупости вместо того, чтобы заниматься делом. Я точно знаю, о чем говорю.

– Демоны! Ты ведь не делал этого много лет! Откуда ты все это знаешь? Все эти… штучки?

– У меня обширная теоретическая подготовка.

– И извращенная фантазия.

– Что есть, то есть. Тебе понравится…

– Димитрий!

– М?

Новые движения и новый стон. Так, о чем я там говорила? Ах… к черту…

– Даааа…

***

На десятилетие запертый в клетке шипов Димитрий не мог насладиться. Прикосновения стали его новым культом, а я – его обнаженной богиней, которой он истово служил. Или его жертвенной овечкой, которую он беспощадно карал, тут уж как посмотреть. Он возвел прикосновения в искусство, стремясь изучить каждое, ощутить и прочувствовать во всей полноте и глубине оттенков и вкусов. Томительные и медленные поглаживания, легкие как перышко касания, влажное скольжение языка… и резкий переход к жестким и сильным движениям. Чертов Димитрий оказался на редкость талантливым учеником в науке любви. К тому же обладал страстной и эмоциональной натурой, что делало его неутомимым любовником.

Он хотел всего, но у любых ресурсов существует предел. Так что в какой-то момент этот безумец просто свалился на пол и уснул.