Глава 24. Желание Якова

«Будь осторожен в своих желаниях»

***

Жевать под присмотром Димитрия не хотелось, поэтому я прихватила лепешку с начинкой и тоже пошла к двери. Но на пороге все-таки обернулась.

– Димитрий, – позвала я. – Я почти не помню, что между нами было. Почти не помню тебя. Да и себя, если уж честно. Но мне жаль, что в прошлом я причинила тебе боль. Надеюсь, ты смог простить ту Мэрид из прошлого.

Он медленно выдохнул. Смотреть в белые глаза оказалось довольно мучительно. Мне бы хотелось увидеть их прежними.

– Мне тоже жаль, – резко ответил он.

Я кивнула, принимая его непрощение, и вышла за дверь. За мной тут же увязались стражники – уже знакомый мне Ригель и сурового вида воин в черном кафтане. Я решила не выяснять, кто они – охранники или надзиратели. По крайней мере моей прогулке они не мешали. И даже любезно согласились проводить к Фрейму, когда я об этом попросила.

– Но почему его отправили в темницу? – спросила я, спускаясь по узким каменным ступеням. Чем ниже мы шли, тем холоднее становилось.

– Ночью Ворона вознамерился с вами поболтать, – проворчал Ригель и потер синяк на скуле, которого накануне не было. – Но Правитель Димитрий запретил пускать к вам посетителей. Этот парень… он был не согласен.

Я споткнулась и изумленно обернулась к стражнику. Фрейм ночью приходил? Хотел поговорить? Но я ничего не слышала! И Димитрий об этом ни словом не обмолвился! И кажется, Ригель уже понял, что сболтнул лишнего, потому что насупился и разговаривать дальше отказался.

Но мы и так уже пришли. Ступени закончились, появились толстые железные прутья. За ними находилась тесная клетка-келья, сквозь крошечные дыры-окошки просачивался дневной свет. Фрейм сидел на узкой деревянной скамье. Он ссутулился и опустил голову, отчего темные волосы упали на лицо, закрыв его. Мне даже показалось, что парень спит.

– Фрейм? – тихо позвала я.

Он медленно поднял голову. Некоторое время его взгляд оставался мутным, словно парень меня не видел. И в то же время его лицо хранило странное жесткое выражение. Я снова увидела Фрейма-Когтя. Человека, которого совершенно не понимала, опасалась и к которому в то же время испытывала симпатию. Или нечто большее? Я не хотела об этом думать. Боялась. Боялась признаться себе в чувствах, которые появились благодаря этому мужчине. Эти чувства были странные, робкие и непонятные, я не могла дать им определения. Фрейм стал мне небезразличен. И он меня волновал. Даже сейчас, с царапинами на лице и разбитыми костяшками рук. Мне захотелось войти и стереть кровь с его ладоней.

Но я осталась стоять, лишь повторила его имя.

Фрейм моргнул и словно очнулся. Потер лоб и поморщился, обнаружив на нем грязь. Медленно осмотрел мой наряд и снова поморщился.

– Хорошо выглядишь, Рид.

– А ты вот не очень, Фрейм.

– Прости. Не знал, что ты решишь меня навестить, – изогнулись в улыбке его губы.

И снова захотелось коснуться этих губ пальцами. На всякий случай я даже убрала руки за спину и сжала кулаки, противясь столь нежелательным эмоциям. Словно почуяв их, Фрейм встал и подошел ближе. Теперь нас разделял лишь шаг и железная решетка. Коготь склонил голову, внимательно всматриваясь в мои глаза. Я так же рассматривала его.

– Скажи, что ты случайно увязался за мной в Арвиндале, Фрейм. В тот день, когда ты вышел из «Кабаньей головы» и пошел за незнакомой девушкой. Скажи, что все это была лишь случайность.

Он рвано втянул воздух. И медленно произнес:

– Я не могу этого сказать.

И хотя я ждала именно такого ответа, все равно ощутила себя так, словно получила удар под дых. Да, я догадалась, что наша встреча этим странным парнем была запланирована, догадалась, что он не просто так пошел за мной, и все же услышать это от него оказалось больно.

– Значит, ты за мной следил? – Голос внезапно сел. Верно, от холода подземелья. – И как долго? Ты приходил туда, в таверну Марфиса? Приходил и следил за мной!

– Рид… – начал он, и я ударила ладонями по решетке, отчего она зазвенела.

– Рид? Почему же не Мэрид, Фрейм? Ты знал, кто я? Знал? Кто тебя послал? Чего ты хочешь? Что еще ты обо мне знаешь?

– Я не могу ответить, – тихо ответил он. – Но я не хотел тебе врать…

– И все же врал! – разъярилась я. – Все время, пока я рассказывала о том, как ненавижу Основателей! Ты врал и знал, что я одна из них! Ведь так? Так?

– Да.

Он стоял неподвижно, лишь серые глаза потемнели настолько, что казались совершенно черными.

– Но почему ты молчал?

– Я не мог говорить об этом. Не должен был. – Он на миг зажмурился, словно разговор причинял ему боль. – Забвение – странная штука, Рид. И страшная. Ты не понимаешь, какие последствия могла вызвать попытка насильно его отменить. Ты должна была вспомнить сама. Или не вспомнить никогда. Нельзя просто взять и рассказать прошлое. Да и ты все равно мне не поверила бы.

Фрейм сжал решетку, и я снова увидела разбитые костяшки его пальцев. Черт, почему ему не дали воду, чтобы смыть грязь и кровь? И надеюсь, кто-нибудь удосужился его покормить?

Мотнула головой. Почему я вообще об этом думаю? Сдались мне его костяшки! Пусть колотит ими по стенам или стражникам, мне-то какое дело? Он Коготь, Ворона, преступник! И врун. Врал мне с первого дня! Называл Рид, слушал мои россказни, притворялся, что первый раз меня видит!

Врун!

И почему-то от этого было ужасно обидно!

– Кто тебя послал?

Он мотнул головой и улыбнулся, вроде как с сожалением.

– С чего ты взяла, что меня кто-то послал?

Я прикусила язык. Не могу же я рассказать, что подслушала его разговор с дымом.

– Чего ты хочешь? Зачем ты собрал всех Правителей? Ты врал про отмену желаний?

– Почему же, это как раз правда. Способ есть.

– Какой? – Я так устала от недомолвок, что захотела схватить Фрейма и потрясти, чтобы все узнать. – Что это за способ?

– Еще не время для ответов.

Все-таки не выдержав его невозмутимости, я стукнула ладонями по решетке. А Фрейм вдруг мягко обхватил мои сжатые кулаки и погладил. Легкая ласка заставила меня замереть. Словно весь воздух разом закончился в легких.

– Я хотел бы все тебе рассказать, Рид. Рассказать о себе. Но… Я знаю, что когда ты узнаешь обо мне всю правду, то навсегда отвернешься. Я не понравлюсь тебе таким, какой я есть.

– Разве тебе не наплевать, что я думаю?

Его руки все еще лежали поверх моих. Странное ощущение – горячие ладони и холод металлических прутьев. Так близко, но в то же время по разные стороны решетки. С моей – горели лампы и манила свобода. С его – лежала тьма заточения, недомолвок и опасности.

Одно движение – и мы могли бы коснуться друг друга губами. Но этот несостоявшийся поцелуй заранее отравляла горечь непонимания. Как можно хотеть поцеловать того, кто тебя отвергает? Кого совершенно не знаешь и даже подозреваешь в худшем? Кто следил, молчал и врал?

Как можно этого хотеть?

Увы, увы…

– Совершенно наплевать, – склонив голову, произнес он.

И я бы поверила, но под моими пальцами колотился его пульс, все ускоряясь и ускоряясь. Словно яростный осенний град, норовящий разбить оконное стекло.

Я все-таки подняла руку и стерла капельку крови с его губ. Фрейм дернулся за моей рукой, как нить за иголкой.

– Врун во всем, – сухо сказала я.

– Да, – его губ коснулась улыбка. – Но даже это ничего не меняет. Поверь, лучше так…

– Замолчи.

Я выдернула ладони из его рук. С трудом, потому что Фрейм неожиданно обхватил мои запястья и сжал, не желая отпускать. Его хватка в одно мгновение из шелковой стала стальной. Но длилось это лишь миг. Он разжал руки.

– Рид…

– Немедленно отвечай, что ты задумал и зачем тебе Основатели?! – рявкнула я. Сердце колотилось как безумное, запястье хранило чужое прикосновение. – Отвечай, иначе останешься в этом подземелье, слышишь?

Фрейм опустил голову. И мягко отступил в глубину темницы. Отвечать на мои вопросы он не собирался.

– Ну и корми тут крыс! – сердито бросила я, развернулась и пошла обратно, уже не замечая сопящих позади стражников.

Наверху, за толстыми стенами дворца, разливался южный зной и шум празднования. Где-то за озером играла музыка, барабаны спорили со скрипками, свирелями, трещотками и людскими голосами. Но мне надо было подумать, поэтому я повернула в другую сторону, к знаменитым висячим садам Соларит-Вулса. Расположенные на склонах покрытого зеленью и деревьями холма, эти сады воспевались путешественниками и служили причиной зависти других Королевств. В первом саду раскрывали навстречу солнцу лепестки огромные цветы, похожие на бархатные блюдца. Во втором – низвергались водопады, большие и маленькие, шелестящие и громогласные. В третьем жили павлины. Сотни, а может, и тысячи птиц с невероятным оперением. Я двигалась мимо фонтанов и круглых озер с золотыми рыбками, мимо каскадных ручейков и арочных мостиков, но не замечала их, потому что все еще мысленно была в подземелье с Фреймом. Разговор с ним оставил тягостный осадок. Головой я понимала, что Коготь опасен, а его намерения подозрительны, но сердце… Сердцу хотелось верить, что Фрейм не причинит мне вреда. Черт, да я даже не могла рассказать о его поступке остальным Правителям! Потому что им доверяла еще меньше, чем проклятому Когтю!

Даже Габриэль я теперь не верила, слишком странно она себя повела! И что означают слова Димитрия, мол, Габриэль точно знает, какое лицо было у Мэрид? И почему на этих словах Правительница Соларит-Вулса едва не обратилась в чудовище?

Что они все скрывают?

Я прошла еще немного, а потом остановилась у фонтана и обернулась к топчущимся позади охранникам.

– Ригель, у тебя есть нож?

Страж нахмурился, озадаченно потер подбородок, но, видимо, никаких указаний насчет оружия он не получал, потому что сказал:

– Конечно, госпожа. Вам какой?

– А у тебя их несколько? – Я осмотрела его черный кафтан, на котором не было никаких ножей. Вообще никакого оружия.

– Ну, – хитро улыбнулся Ригель и начал перечислять: – Нож-тесак, нож с односторонней заточкой, нож с двусторонней заточкой, серповидный нож, широкий с выгнутым лезвием, клинок с внутренней заточкой и обратным изгибом, тычковый короткий, тычковый длинный…

– А помимо ножей?

– Обоюдоострые мечи, прямые клинки для удара спереди, клинок, изогнутый назад, двуручник, копье, багор, серпы, несколько кистеней, топоры…

– Все-все, я поняла! Ты надо мной издеваешься, да?

– Никак нет, госпожа. – Стражники переглянулись и улыбнулись. – Мой Дар – хранить в себе любое холодное оружие, которое я пожелаю. Правитель Димитрий очень ценит мою способность.

– Ты хранишь весь этот арсенал… в себе? – то ли ужаснулась, то ли восхитилась я.

– Так точно, госпожа! Васат обладает схожим умением, но он может хранить лишь один арбалет.

– Арбалет и бесчисленное количество болтов к нему, – возмутился второй стражник. – И кстати, ты по ночам звенишь, словно весь твой арсенал просится наружу! Я хотя бы просто храплю!

– Невероятно, – ошеломленно пробормотала я. И протянула руку: – Тогда давай топор. И отойдите подальше.

Пошире распахнула глаза, желая увидеть, как и откуда Ригель достанет нужное, но воин всего лишь хмыкнул, повел пальцами левой руки от своего локтя до запястья, и в ладони его возник увесистый топорик. То, что мне сейчас нужно!

Походив вокруг, я сняла кафтан, нашла засохший пень, примерилась и… как следует ударила! Во все стороны полетели щепки. Я улыбнулась почти радостно и ударила снова, врезая острый край в сухую древесину. Я делала это снова и снова, ощущая, как начинают болеть плечи и ныть руки, как на ладонях появляются мозоли.

Ригель и Васат скрылись за деревьями, не выдержав представления, а я все била и била, пока от пенька не остались одни ошметки. Старая Матильда считала слезы ненужной глупостью, признаком позорной женской слабости. Говорила, что я родилась девчонкой, а значит, должна быть сильной, потому что девчонкам достается в десять раз больше пакостей, чем мальчишкам. И каждый раз, когда я норовила заплакать, нагружала меня самой гадкой работой. Удивительно, но это помогало, и желание пореветь пропадало начисто.

И сейчас я крушила несчастный пенек, чтобы избавиться от пелены перед глазами.

Двойственность ощущений сводила меня с ума. Я больше не понимала, кто я. Крохи вернувшихся воспоминаний не добавляли ясности, а только мучили! Я уже не была Эл Рид, но и Мэрид я себя не чувствовала. Не понимала, кто я! И как к себе теперь относиться. Что я сделала в прошлом? Почему Правители говорят о моей гибели? Да еще и утверждают, что я сделала это собственноручно! По своей воле!

Я застонала в голос. А еще эти странные чувства, то ли пробудившиеся, то ли вновь возникшие. Я ловила себя на мыслях о Димитрии. Мэрид знала его. Она его любила. И отголоски той любви ожили во мне и дали ростки. Я совершенно не доверяла Правителю Арвиндаля, но ощущала к нему странную нежность и теплоту. И даже нечто большее.

Но я этого не хотела!

И еще меньше хотела думать о Фрейме. Фрейме – предателе! Он врал мне с самого начала и даже сейчас не говорит правды. Я совершенно не понимаю, чего от него ожидать. И все же кусаю губы, думая о нем, сидящем в холодной келье подземелья.

Когда руки заболели уже по-настоящему, я отложила грозное оружие, умылась водой из фонтана, села на землю и мрачно посмотрела на важного павлина, красующегося неподалеку.

– Совершенно непонятно, кому тут верить, – пожаловалась я пернатому. – Совершенно!

Павлин сложил хвост и уковылял подальше в тень, косясь на меня недовольным глазом.

Чья-то тень заслонила солнце, и я подняла взгляд. Надо мной стоял Яков.

– Не хотел тебя смущать, прости, – с улыбкой сказал он. – Но я показывал Амалии сады и услышал… хм, услышал, как ты уничтожаешь эту деревяшку. Ты решила выкорчевать все пни в этом саду? Уверен, у Габриэль полно слуг, которые могут это сделать.

Я посмотрела на древесную крошку и кучу щепок, валяющихся на траве, и не ответила.

– Можно мне присесть рядом?

Я пожала плечами, и Яков грузно опустился на землю. Краснеющая Амалия устроилась на бортике фонтана с другой стороны и принялась играть с золотыми рыбками.

– Мэрид, твое появление для всех стало неожиданностью. Мы все пытаемся прийти в себя и как-то это осознать. Но тебе наверняка приходится хуже всех. Понимаешь, у всех Основателей даже после Забвения остались воспоминания о том, кто мы. Мы не утратили своей личности, не потеряли себя и друг друга. Мы забыли многое, но не это. А вот с тобой, похоже, вышло совсем иначе. И сейчас ты растеряна и обижена, я понимаю. Думаешь, что мы все от тебя отвернулись. Бросили. Но это не так, Мэрид! Если бы мы только знали, что ты жива! Мы бы начали поиски и перевернули все Пять Королевств! Димитрий так точно! Он очень тебя лю…

– Не надо об этом! – оборвала я, и Яков вздохнул.

– Тебе сейчас нелегко, но такова участь Основателей, Мэрид. Мы все что-то потеряли после Исхода. Я тебя понимаю.

– Понимаешь? Да что ты можешь понимать! У тебя-то как раз все прекрасно! Амалия вон, Боргвендам… и вообще! – Я знала, что не имею права кричать и возмущаться, что мое поведение – это всего лишь растерянность и злость, которые требуют выхода. Но ничего не могла с собой сделать. Я просто устала от борьбы и одиночества. Поэтому мне так дьявольски хотелось наорать на Якова или даже стукнуть его, сделать что-нибудь гадкое, чтобы стереть с его лица это участливое выражение.

– Я понимаю. – Он опустил голову и снова вздохнул.

Еще один такой скорбный вздох – и я точно стукну его по голове. Эх, жаль, что игры закончились, сегодня мне требуется выматывающая полоса препятствий! Я всегда предпочитала бить и бежать, чем сидеть и реветь. Я даже уже сжала кулаки, но тут Яков выпрямился, словно принял какое-то сложное решение, и потянул со своей руки жёсткую кожаную перчатку. Под ней оказалась самая обычная ладонь, с короткими мясистыми пальцами, на которых виднелись такие же курчавые рыжеватые волоски, как в его бороде. И эта рука была самая обычная, без каких-либо увечий.

– Ты ведь знаешь главный постулат Ордена Лино, Мэрид? Сознание определяет реальность. Ты когда-нибудь задумывалась, почему Лино сказал это?

Я мотнула головой, заинтересовавшись.

– Понимаешь, это правда. В день Исхода наша реальность как бы подстроилась под сознание Основателей. Но мы были совсем молоды. Мы жили в окружении фантазий и грез. К тому же были немного… ненормальными. Одаренными, талантливыми, но немного сумасшедшими от того, что с нами происходило. И когда Лино даровал нам Желания, реальность стала такой, какой мы ее представляли.

– Тоже немного безумной? – Моя злость улеглась. Теперь мне стало действительно интересно.

– Именно, – улыбнулся Яков. – И знаешь, наши юные головы были забиты всяческой чепухой! Мы хотели всего, но мало что понимали. Возможно, только такие, как мы, и были способны изменить мир. Достаточно юные, чтобы верить в невозможное, и совершенно бесстрашные. Мы изменили мир и изменились сами. Загадали чертовы желания. Если бы ты знала меня до Исхода, то поняла бы, какое желание я выбрал в первую очередь.

Правитель Боргвендама сокрушенно покачал головой.

– Я всегда очень любил механизмы, с самого детства. Вечно что-то конструировал, собирал, строил. Семья поддерживала меня, но, увы, мы были небогаты и жили довольно скромно. Отец держал небольшую ферму, разводил овец. К сожалению, родители не могли дать мне то, чего я хотел. И поэтому сколько себя помню, я мечтал разбогатеть. Иметь столько денег, чтобы купить себе любые механизмы. Бредил огромными паровыми механизмами и железными летающими машинами. Чертил бесконечные графики и схемы, придумывал, как воплотить их в реальность. И в день Исхода я загадал желание.

Яков медленно протянул руку без перчатки и подобрал павлинье перо. Некоторое время ничего не происходило. А потом… Золотая вспышка прокатилась по стержню, разлилась на ярком опахале и забралась на павлиний «глаз». Миг – и вместо сине-зеленого пера в руке Якова оказалась тускло-желтая драгоценность. Казалось, я держу в руках произведение ювелирного искусства.

Я открыла рот, не веря своим глазам. Потрогала еще теплый металл.

– Это что, золото? Ты превращаешь перья в золото?

– Я все превращаю в золото, Мэрид, – с отвращением произнес Яков. – Все, к чему прикоснусь этой рукой! Спасает лишь эта перчатка, сделанная Коллаханом.

– Так это же здорово!

– Возможно. Но, видишь ли, я понял это не сразу. И однажды… Мэрид, ты когда-нибудь заходила в Зал Скорби Боргвендама?

Я кивнула. Конечно, я была в столь знаменитом месте. Туда приезжали гости со всех Королевств, чтобы увидеть невероятные по мастерству и эмоциональности статуи. Войти в Зал Скорби мог любой желающий и совершенно бесплатно. Словно воочию, я снова увидела длинный зал с высоченным потолком и арочными витражными окнами, пустой, если не считать двух десятков статуй. Солнечные лучи веером струились сквозь витражи и создавали причудливое кружево из теней и света. И в этом кружеве и стояли статуи из чистого золота. По крайней мере, так говорили. Мастер, изготовивший изваяния, остался неизвестным, но выставка действительно поражала воображение. Казалось, это не мертвый металл, а живые люди, покрытые золотом и застывшие в изломанных, мучительных, невыносимых позах. Их рты были открыты в неслышимых криках, их руки тянулись к кому-то невидимому. Зал Скорби оплакивал всех потерянных во время Исхода.

И только сейчас до меня дошло, что это были не совсем статуи.

Увидев мое ошарашенное лицо, Яков грустно кивнул.

– Это моя семья, Мэрид. Родители, дядя, родные и сводные братья и сестры. И это я обратил их в мертвые золотые изваяния. Я не знал, понимаешь? В тот день был праздник, все собрались в одном доме, радовались, обнимались… Я не знал, что мое прикосновение стало губительным! Тогда изменения наступали не сразу. А потом, когда родные начали застывать и покрываться золотом… Боги! Я едва не сошел с ума! Я хотел их вернуть, загадывал новые и новые желания, кричал и плакал, но ничего не получалось. Я получил то, чего желал. Золото. Много золота.

– Мне очень жаль… – Я судорожно сглотнула, представив ужас и отчаяние молодого Якова, который обратил в дорогой металл всю свою семью.

Он опустил голову, но я увидела, как блестят от слез карие глаза.

– Я не простил себя. И никогда не прощу. Наши желания обернулись нашей карой. Амалия своей любовью сумела вернуть мне радость жизни, но остальные… Димитрий, Габриель, Коллахан, который закрыл свое Королевство и отказывается с нами разговаривать. Исход изменил нас всех. И каждому преподал свой урок. Так что я понимаю тебя, Мэрид. Но твое возвращение… это ведь новая надежда! Я знаю, что еще немного – и ты все вспомнишь! Ты снова станешь нашей любимой Тишиной! И знай, что я рядом. Я помогу тебе, только позволь. Мы оба слишком многое потеряли.

Яков торопливо надел перчатку, развернулся ко мне и сжал мои руки, проникновенно заглядывая в глаза. Второй раз за этот день мужчина держал мои ладони, но ощущения разнились, как свет и тьма. Прикосновение Фрейма ощущалось искрами и разрядами, бьющими прямо в сердце.

Прикосновение Якова было слегка липким от пота и грубым от кожи перчатки.

– До Исхода мы отлично ладили, Мэрид. Уверен, что подружимся и сейчас. А сейчас мне надо идти, Амалия плохо себя чувствует, и я о ней беспокоюсь. Но знай, что ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью. А теперь пойдем к остальным, сегодня важный день для Пяти Королевств. Проведем его все вместе.