Глава 17
«Мы скоро увидимся, дева…»
Отдернул ладонь от камня, а потом с размаха ударил молотом, разнося в мелкую крошку.
Ярость затянула глаза багровой пеленой, да так, что свет померк!
И отчего? Оттого, что чужачка приглянулась постороннему? Оттого, что ходила к нему на берег? Так сам прогнал! Сначала оглушил зовом, а потом прогнал! Даже в кузницу ведь за ним прибежала, а все этот проклятый зов!
Краст подышал, пытаясь разогнать багровую пелену перед глазами. Пусть идет куда хочет. Он и не держит!
Вот только перед глазами темно, а тело дрожит от дикого и невыносимого желания свернуть шею наглецу, что посмел говорить с его лирин! Закопать, оставить под толщей земли, где ему самое место! А потом зайти в башню, прижать к стене чужачку и увидеть, как распахнутся ее глаза, как разлетятся волосы — серебряные, как проклятый лунный свет! Как приоткроется ее рот… А потом… Потом…
Воздух закончился. По телу прошла дрожь, скручиваясь тугим горячим спазмом в животе.
Краст снова ударил молотом, да так, что железная колода все-таки треснула, словно деревяшка. Стер пот со лба, выругался сквозь зубы.
Что с ним творится? Что?!
Так он и правда станет безумным, как о нем шепчутся в городе!
И зов, который он не смог удержать! Раньше приходилось почти выталкивать из себя это проклятие Горлохума, а с чужачкой…
Что случилось, Краст толком и не понял. Вот он царапал на листе проклятые буквы, а вот… лирин сидит на его коленях. Цепляется тонкими пальчиками за плечи. Жарко дышит в шею. Потом ее сочные губы касаются его кожи, почти невесомо, словно птица крылом. И скользят ниже.
Он даже и не почувствовал. Почти.
Так отчего же полыхнуло внутри так, что горло свело и дышать стало нечем? И вылетели из головы все мысли, оставив лишь обжигающее желание стиснуть ладони на тонком теле и не отпускать до следующего утра?
Краст ошалело потряс головой. Глупость какая. Морь бесцветная! Чужачка. Бледная дева из-за Тумана, что говорит непонятно и бесит до зубовного скрежета. Морок какой-то!
И желание его — морок. Лирин ему даже не нравится, чтоб ее йотуны сожрали! Тонкая, хрупкая, вот только от ее губ на коже трясет, словно в лихорадке…
Кто был с лирин на берегу? Проклятие, почему он не дослушал?
Разозлился потому что. На свой отклик, на зов, что и сейчас выжигает внутренности, а ведь он сдерживает его как может!
«Я буду ждать…»
Закопать. Сначала оторвать лишние части тела, потом закопать.
И поставить стражей. Запереть чужачку в комнате. Привязать! Нет, лучше цепь, а то мало ли…
Великий Горлохум! О чем он думает?!
Разве ему не все равно? Разве он не избавится от проблемы, если чужачка уедет?
Откинув молот и толкнув ногой дверь, Краст в несколько шагов пересек двор за кузней и с разбега прыгнул в ледяной поток, протекающий рядом. Здесь даже не было деревянного навеса с камнями Горлохума, лишь глубина, обжигающая холодом. Фыркая, риар поднялся на поверхность, глотнул воздуха и снова нырнул, пытаясь охладить разгоряченное тело.
И убедить себя, что чувства, испытанные сегодня, — лишь досадная оплошность, ошибка! Чужачка скоро уедет, надо лишь дождаться…
* * *
Несколько дней я риара не видела. Он явился вечером и не глядя швырнул на кровать золотую побрякушку — долг за прикосновение, а потом заявил, что мне запрещено покидать башню. Снова!
Правда, я в ответ послала риара куда подальше. Уточнять направление не стала, сам разберется, раз такой умный! Тусклый браслет из желтого металла забросила в сундук, обойдусь без таких подарков.
Раздражительность Краста надоела мне до мушек в глазах! Да и сам ильх надоел тоже.
Видимо, я ему тоже, потому что в башню ильх не являлся, забросив даже наши уроки. И тут я испытала сожаление, все же чувствовала ответственность за дикого ученика.
Анни докладывала, что Краст-хёгг постоянно или в кузнице, или в городе — помогает расчищать завалы, настилать новые доски между домами, складывать печь для неведомого мне ильха или тренируется со своим десятком на скале за башней.
Последнее вызвало череду картинок в моей голове, от которых я краснела и кусала губы. Врать самой себе не хотелось, Краст вызывал во мне эмоции. Пугающие, непонятные, даже дикие. Такие же, как он сам. Так что лучше нам видеться как можно реже, похоже, и сам риар это понял.
На кухне регулярно появлялось свежее мясо, видимо, одним из обязательных пунктов расписания Краста стала охота. Туши кабана или лося, зажаренной на вертеле, хватало на всю десятку воинов и прислужниц, а мне регулярно приносили самые сочные куски. Это точно было лучше гнилой еды Бриды, но быстро надоело. До урчания в животе хотелось супа, каши, овощей. Но, конечно, я не жаловалась и благодарила за то, что есть.
В покои Краст поднимался, когда я уже спала, а утром исчезал до моего пробуждения. Правда, до тех пор, пока однажды вечером я не обнаружила, что половина кровати залита чем-то мокрым и холодным!
— Я случайно, — ныла Анни, хлопая глазищами.
— Врешь! — разозлилась я.
Девчонка стыдливо кивнула, но тут же вскинулась:
— Так надо, лирин! Я же вижу, что ты совсем в этих делах темная, хоть голова и светлая! Ресницы не чернишь, губами вот так не делаешь! — и прислужница сложила губы бантиком. — И мне запретила, а я бы научила, как надо! Смотришь прямо, кто же так на мужчину смотрит! Да еще и на хёгга! Вот он к тебе и не прикасается, не приходит даже, а время-то идет! Скоро и не останется его, времени! А дары? Так и будешь в одном платье ходить, лирин! А так поневоле придвинется, лед в кровати — дело проверенное!
Ну, хоть не навоз, мрачно подумала я.
Ругать Анни оказалось бесполезно, девчонка горела искренним желанием помочь глупой чужачке и не понимала, почему я злюсь.
— Я еще много способов знаю, ты не переживай! — жарко выдохнула она, и мне совсем дурно стало.
Да уж, со сноровкой Анни надо было сразу в Варисфольд подаваться — окручивать местных богатеев. Вот там бы девчонка развернулась!
Высушить постель до ночи не получилось, наглая служанка залила ее основательно. И сократила площадь кровати больше чем наполовину! Но я все же улеглась спать, надеясь, что именно сегодня Краст не придет.
Но увы.
Ночью я неожиданно проснулась, чтобы, сонно повозившись, обнаружить себя устроившейся под боком у ильха. Замерла, осознавая весь кошмар положения. Моя голова покоилась на груди Краста, ногу я закинула на его бедро, и даже руками ильха обхватила. Ужас заставил меня замереть. Вероятно, ночью я снова замерзла и бессознательно подползла к источнику тепла. И теперь вот обнимаю мужчину руками и ногами, нагло наплевав на меч меж нами. Правда, какой в этом толк, если я обернула его тканью! Сталь я завернула еще несколько дней назад, но Краст так ничего и не сказал по этому поводу.
И вот, забравшись на ильха почти целиком, да еще и уткнувшись носом в его шею, я осознала, что есть смысл в странном обычае, еще как есть! Укололась бы во сне и не залезла на риара! Вот попала!
И самое плохое, что тяжелая ладонь Краста лежит на моих ягодицах! Уверенно так, нагло лежит! Сжимает даже! Это когда? Это как?!
Я затихла, вслушиваясь в дыхание ильха. Спит?! Вроде да… Грудь приподнимается равномерно, глаза закрыты. Бледное пламя хёггова огня в лампе дает мало света, но достаточно, чтобы видеть лицо Краста.
Вот же йотунова пасть! Напасть, я бы даже сказала! Пошевелюсь — проснется…
— Может, ты уже слезешь с меня?
От тихого голоса я дернулась и на миг онемела. Что? Не спит? Значит, не спит?
И тут же ощутила удары его сердца, прямо там, где все еще была моя ладонь. Сильно, мощно, как-то… лихорадочно…
— Ну? — и голос такой хриплый со сна… И дыхание прерывистое. А тело — окаменевшее и напряженное.
— Ты меня держишь, — придушенно отозвалась я, ощущая горячие ладони чуть ниже поясницы.
Короткий вдох. Длинный выдох.
— Я не держу.
Я перепроверила свои ощущения.
— Держишь!
И руки его сжались еще сильнее, да так, что я пискнула и прижалась губами к мужской щеке. Ильх дернулся, словно я его кипятком ошпарила. Прорычал что-то гадкое. Кажется, там было нечто о бледной мори и навязанной чужачке…
Ладони его разжались, и я дернулась в сторону. Отползла подальше и сквозь зубы вспомнила Анни! Помогла, лучше не придумаешь! И что теперь делать? Объяснить, что я не нарочно?
Ильх снова втянул воздух, слишком близко, как мне показалось.
Рывком отбросил покрывало, так что я вцепилась в ткань нервно подрагивающими пальцами. Так же рывком сдернул тряпку с меча, отбросил. Из груди ильха донеслось утробное глухое рычание, и я сжалась в комочек, мечтая раствориться среди шкур. Ильх с яростью накинул покрывало обратно, закрывая меня с головой. Откатился туда, где простыни были влажными и сейчас наверняка ледяными. Повернулся спиной.
Я медленно выпрямилась, пытаясь устроиться удобнее. Внутри кольнуло сожаление, кажется, на груди Краста мне впервые стало тепло. Замерла, прислушиваясь к дыханию ильха. Он лежал неподвижно, и мне казалось — тоже слушал. И злился. Потому что я ловила его короткие вдохи, сиплые выдохи и злое шипение. Или это испарялась влага под горячим мужским телом?
А потом я все же уснула. И проснулась на редкость раздраженной. В комнате снова царил лютый холод, и с утра вылезти из-под покрывал казалось сущей мукой. Пол наверняка был ледяным, а изо рта разве что пар не шел! Хотелось тепла, горячую ванну и чаю с шоколадной булочкой.
Так что пришлось напомнить себе, зачем я здесь, и, поминая сквозь зубы йотунов — нахваталась у местных, — вытолкнуть себя в новый день.
До обеда я успела проверить прислужниц, что истово отмывали башню, кладовые, кухню и кучу помещений, которые обнаружились на первом этаже. Женщины стирали занавеси, выбивали шкуры, натирали полы и лестницу, мыли и терли! Я лишь изумлялась, глядя на их рвение. Верно, ночевка в подполе здорово меняет приоритеты. А может, ссылка Бриды и Ингрид лишила их наглости.
Проход в ученическую остался открытым. Хотя, скорее, это было кладбище книг, потому что большинство фолиантов оказались безнадежно испорченными, и я скрипела зубами, пытаясь сохранить распадающиеся листы и потрепанные обложки. В основном это были сказания или былинные песни, довольно сложные для восприятия. А ведь эти книги были истинным сокровищем! Тяжелые, в железных, ржавых от времени ободах или бронзовых оковах, с искусной вышивкой на шелке или с выложенными на коже камнями. Я испытывала истинный восторг, когда прикасалась к их строчкам и шершавым листам!
Наводить порядок среди книг всегда было моим любимым занятием, и сейчас я втайне радовалась возможности снова погрузиться в него.
Сегодня я как раз пыталась разобраться в тех тридцати процентах символов, что отличались от используемых на моей родине, когда рядом выросла тень. Умение Краста двигаться по-звериному бесшумно частенько заставало меня врасплох и заставляло вздрагивать.
— Риар, — настороженно поприветствовала я. И опустила голову, пытаясь скрыть заалевшие щеки. Воспоминание о моем ночном пробуждении не давало покоя.
— Лирин, — процедил он. Как обычно, смотрел без улыбки, но на этот раз — в упор. И в разноцветных глазах застыло что-то такое, отчего мои щеки снова вспыхнули. — Сегодня будешь меня учить.
— Да что ты? — не сдержалась я от насмешки. — Может, у меня другие планы!
— Это какие? — напрягся он.
— Пройтись по магазинам, посидеть в кафе, кино посмотреть! — рявкнула я со злостью. — Ну, может, еще в театр заглянуть! Люблю, знаешь ли, театр! Ах, еще неплохо бы посетить аттракционы и авиашоу!
Краст помрачнел еще сильнее и сейчас напоминал грозовую тучу, что вот-вот пришибет парочкой грозовых разрядов.
— Издеваешься? — выдохнул он, наклоняясь ко мне. — Думаешь, я не понимаю? Смеешься надо мной?
Он рывком положил ладони на подлокотники старого кресла, в котором я сидела. Черная косичка, заплетенная у лица ильха, качнулась перед моими глазами, и почему-то ужасно захотелось ее потрогать. На конце болталась железная бусина, и я неосознанно протянула руку.
И отдернула.
Краст тихо выдохнул. И словно только сейчас понял, что нависает надо мной. Рывком отвернулся, отодвинул подальше стул, сел боком, не глядя.
— Смейся, дева, — глухо произнес он. — Это и правда смешно — риар, который ничего не знает.
Злость схлынула, и мне вдруг стало стыдно. Я хотела лишь уколоть ильха, а он ни слова не понял. Лишь осознал, что слова ему незнакомы.
— Я не смеюсь над тобой. Ладно. Забудь! Я буду тебя учить.
Краст глянул недоверчиво и вытащил из голенища сапога жуткого вида нож. Я сглотнула, на миг мелькнула трусливая мысль, что сейчас-то меня и прирежут! Ильх поднял брови, уловив мой страх, хмыкнул. И, потянувшись к остаткам несчастных карандашей, принялся их точить!
И я удивилась, как у него так получается. Руки у мужчины крупные, нож — кривой и огромный, а стружечка выходит тонюсенькая, и сам грифель — острый!
— Начнем? — подтолкнула к риару бумагу, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Давай я буду диктовать, а ты попробуешь записать на слух.
— Диктовать? — снова не понял Краст.
— Читать, — проскрипела я. — А ты попробуй записывать.
Он мрачно кивнул. Но карандаш сжал решительно. Так решительно, что скоро снова точить придется — сломает же.
Читала я медленно, поглядывая на строчки, появляющиеся на бумаге. Краст сжимал зубы, карандаш натужно скрипел, но большинство букв все-таки риар писал верно. Так что я даже ощутила что-то вроде гордости, хотя моей заслуги было немного — ильх действительно быстро учился. А если бы не его нетерпеливость и неусидчивость, уже знал бы гораздо больше!
Я потерла руки, пытаясь их согреть, подула на бледные пальцы. С каждым днем в башне становилось холоднее, и я уже всерьез беспокоилась. Все же жить на морозе я не умею, да и научусь вряд ли!
Снова подула на пальцы и поняла, что Краст не пишет, а смотрит на меня. И снова этот странный взгляд-прикосновение. Внимательно так скользит по моим рукам, поднимается к плечам, на миг замирает у груди… и выше — на шею, на лицо…
Риар вскинул голову, блеснул его ярко-голубой глаз. Слишком резкий контраст двух радужек завораживал.
— Ты замерзла, — произнес ильх.
— Я пытаюсь привыкнуть. И да, я помню, что скоро здесь будет еще холоднее! На моей родине все иначе, — вздохнула я, желая вернуть хрупкое перемирие. — Продолжим?
— Почему ты не осталась там, где тепло? Там, где ты родилась и выросла? — со злостью процедил риар.
— Я хотела увидеть фьорды. И как только покину Дьярвеншил, смогу этим заняться. Может, отправлюсь в Варисфольд или еще куда-то… Давай продолжим, Краст. Осталось не так много времени до моего отъезда. Стоит поторопиться.
Он по-прежнему сверлил меня взглядом, не поднимая карандаш.
— Ты замерзла, нареченная. Совсем замерзла, — со странной интонацией произнес ильх. Наклонился вперед и выдохнул: — Я могу согреть тебя. Если ты попросишь.
— Что? — от удивления я, кажется, согрелась. — Не понимаю тебя. Можешь согреть?
— Да. Хочешь согреться… Ни-ика? — растянув мое имя, спросил ильх. А я вскинула в ответ брови, прислушиваясь к странному, непривычному звучанию. Краст впервые назвал меня по имени.
— Конечно! — я по-прежнему не понимала, но перспектива перестать трястись вызвала прилив небывалого энтузиазма. — У вас есть какие-то средства для обогрева помещений? У нас используют специальные переносные печи, может, у вас есть что-то подобное? Я видела чаши внизу, в зале, может, в них разводят огонь? Хотя, боюсь, здесь станет нечем дышать, если их зажечь… — и я осеклась — Краст молча смотрел на меня, а я смутилась от того голода, который мелькнул в его глазах. — Почему ты так на меня смотришь?
Он резко поднялся и так же резко покинул комнату. Я проводила его недоумевающим взглядом. Может, риар отправился за тем самым местным обогревателем? Но через полчаса стало очевидно, что Краст просто ушел! Я огорченно покачала головой, если он будет так поступать, то научить его не удастся и за год! Тьфу-тьфу, не дай перворожденные! Сложив книги в аккуратную стопку, я задумалась, чем заняться.
Конечно, дел в башне было невпроворот. Вчера я помогала перебирать запасы круп, решив, что любая активная деятельность — это хороший способ разогнать кровь по дрожащему организму. А накануне перетряхивала с двумя прислужницами ткани и покрывала из кладовой. Работы я не боялась и, как любой ребенок, выросший в большой семье, была с детства приучена к труду. Но сегодня складывать копченое мясо или считать битые горшки не хотелось, так что я решила пройтись. Все равно в башне не намного теплее, чем снаружи, а мне пора ближе познакомиться с Дьярвеншилом. Пока я видела лишь пару узких грязных улочек да каменные дома с закрытыми ставнями.
К тому же утром Краст молча оставил на кровати короткую шубку из черного меха, к ней — такую же шапку, огромные варежки и теплые сапоги. Еще одна плата за прикосновение, хотя это я залезла на него ночью!
И хотела ведь объяснить это досадное происшествие, но Краст уже хлопнул дверью. На самом деле я уже всерьез задумывалась о том, чтобы прекратить наши занятия. С каждым днем риар становился все мрачнее и злее, смотрел так, словно желал убить. И мне это порядком надоело. Понятно, что ильха злит мое присутствие, но разве я не стараюсь быть полезной?
Пнула со злостью ножку стула и взвыла. Зато злость отступила и в голове прояснилось!
Хватит сидеть в башне, Ника! Нужен свежий воздух и ветер, он живо выметет дурные мысли и непонятные чувства! И воспоминание о каменном теле, на котором угораздило проснуться!
