Глава 15

Краст положил ладони на камень, прислушался. Скала пела свою извечную песню, шептала о волне, стачивающей ее, о деревьях, щекочущих корнями, о ветре, облизывающем вершину…

Говорила о своем, том, что было за столетия до риара и будет столетия после. О людях скала молчала. Мелкие и суетные, они были ей неинтересны.

Краст надавил, заставляя камень открыться. Скала заворчала недовольно. Ей не нравилась сила, способная разъединить ее части, злила. Злая гора… Краст сжал зубы, без слов приказывая, и скала дрогнула, неохотно поддалась, размыкаясь. Узкий коридор, образовавшийся в плотной породе, сомкнулся, стоило ильху пройти его.

Но назад Краст и не смотрел. Тонкие красные прожилки, испещрившие свод пещеры, осветили печальную картину. На утоптанной земле одиноко валялась пара десятков тусклых золотых монет, небольшая горка меди, несколько поцарапанных кубков да женских безделушек. В огромном пространстве, способном вместить хёгга, эти жалкие остатки места силы казались насмешкой. Не сдержавшись, Краст пнул кубок, и он, описав в воздухе дугу, шмякнулся о стену и смялся от силы удара. Мелкие рубины высыпались на землю, блеснув кровавыми каплями.

Краст потер переносицу, заставляя себя успокоиться. Однажды он видел эту пещеру иной. В тот день, когда надел кольцо Горлохума и Ингольф привел мальчика сюда. Юный ильх застыл, пораженный, глядя на груды золота, сундуки с тканями и шкатулки с драгоценностями. Ингольф окинул сокровища взглядом и подобрал валяющийся у ног нож. Совсем простой, с кривым лезвием и треснувшей костяной ручкой.

— На вот, — насмешливо кинул клинок на землю. — По закону каждый, кто сумел поймать душу хёгга, получает от риара дар. Бери, гаденыш. И запомни — это все, что получишь в Дьярвеншиле! Не надейся на большее. Хоть с кольцом, хоть без — но ты лишь выблядок своей дикой мамаши! Не более того! А теперь убирайся, чтобы я тебя больше не видел и не прибил ненароком!

Ингольф рассмеялся, глядя в лицо мальчишки. А Краст молча подобрал с земли кривой нож, сжал в руке. Стер кровь, текущую из носа, растянул в усмешке разбитые губы. Бой за душу хёгга оказался непростым.

— Благодарю, мой риар, — тихо произнес он. Вскинул голову, не мигая глядя в глаза отца. — Благодарю за дар, которым однажды убью тебя.

И, развернувшись, пошел к широкому коридору, ведущему наружу. Ингольф кричал позади, посылая на голову наглому выблядку проклятия перворожденных, но Краст не слушал…

…Снова потер переносицу, прогоняя видения прошлого. Сейчас оно не должно волновать. Ингольф мертв, но гораздо важнее то, что Дьярвеншил разорен. Войдя в сокровищницу спустя годы, Краст не поверил своим глазам. Здесь ничего не осталось. Жалкие крохи богатств, веками накопленных предками риара. Место силы всегда священно, его пытаются не только сохранить, но и приумножить. Потому что это не только пещера, где способен залечить свои раны черный хёгг, но и безопасность всего города.

Чем Краст заплатит воинам, прислужницам, кузнецам и мастерам Дьярвеншила? Чем, поглоти все Горлохум? Склады пусты, золота нет, даже шкур почти нет! А новые можно добыть, лишь отправившись на Злую гору. Вот только каждый поход за йотуновой шубой оборачивается не только уловом, но и гибелью воинов! Пятый ветер еще не сошел, а огни уже горят… Это значит, что в этом году зверей много и они голодны. А голод делает хищников яростными. Сколько мужчин не досчитается Дьярвеншил после Злой горы?

Ингольф плевал на чужие жизни и посылал воинов на смерть, не задумываясь.

Краст сжал зубы так, что услышал хруст. Нахмурившись, он в сотый раз искал выход, но не видел его. Чтобы восстановить Дьярвеншил, нужно золото. Чтобы получить золото, нужны йотуновы шкуры, что так ценятся на фьордах. Чтобы добыть шкуры, нужны воины… Но никто не пойдет на гибель без золотого обещания. Можно пустить в крепость наемников, таких, каким несколько лет был сам Краст. Когда-то он ушел из Дьярвеншила и не думал возвращаться. Их с Рэмом жизнь была посвящена диким землям и случайным заработкам, походам и боям. Ильхи без рода и риара, свободные воины, готовые идти на смерть ради нескольких монет. Такие же наемники могли помочь Дьярвеншилу и добыть шкуры, которые на фьордах ценятся больше желтого металла.

Это и предложил Краст, как только занял башню риара Дьярвеншила. Но тут воспротивились главы родов, особенно Манавр, отец Хальдора.

— Дьярвеншил станет прибежищем для банды наемников? — орал он, потрясая кулаками. — Ты хочешь пустить за наши стены толпу вооруженных ильхов, что не чтят даже перворожденных? Кто поручится за то, что они станут тебя слушать? И что пойдут на Злую гору, а не по нашим домам — убивать и брать наших женщин? Тебе, может, и не привыкать к такому, слышали, ты и сам много лет тем и жил… мой риар! — выплюнул старый ильх — брат его отца.

В тот день Краст едва удержался от убийства. Хотя и хотелось до красноты в глазах. Но старик Манавр не тот противник, ради которого нужно оголять сталь. А самое плохое — Манавр был и остался конухмом. Его выбрали главы родов, и риар не в силах его сместить. И с мнением конухма приходилось считаться, как ни хотелось Красту послать Манавра в пасть йотуна.

Ильх присел, подобрал с земли тусклую золотую монетку, повертел в пальцах. Дьярвеншил не любит чужаков… А еще — образование, науку и все новое, что способно сломать устоявшуюся жизнь этого города. Злая гора… Злая и дикая гора! Дьярвеншил гибнет, но, кажется, пока это понимает лишь сам Краст. Даже Рэм считает опасения побратима глупыми. Так жили на этой земле веками, зачем что-то менять? Погибнут воины в походе за шкурой, так что же — они всегда гибли. С девятым ветром придут звери в город — так спрячемся под землей, как прятались всегда…

Дьярвеншил слушает ветра.

Дьярвеншил смотрит на огни.

Дьярвеншил прячется, молится, умирает…

И ничего не хочет менять. Так было за века до рождения Краста. Так должно быть века после.

Вот только почему внутри молодого риара зреют глухая ярость и понимание, что этот путь ведет прямиком в пекло Горлохума?

И с чего ему так думать?

Он всего лишь ошибка, непризнанный сын, порченый хёгг и бывший наемник, что видел лишь самые дальние фьорды, где и крепостей-то не было, не то что городов… Он не знает, как изменить жизнь. Не знает, что надо делать и с чего начинать. Пекло, да он даже букв не знает! Может, надо однажды ночью вырезать всех мужчин — глав родов, плюнуть на недовольных и сделать по-своему? Краст невесело усмехнулся. Так поступил когда-то Ингольф Лютый и правил на этой земле мечом и кровью много лет. Посылал на Злую гору всех мужчин Дьярвеншила и наказывал тех, кто возвращался без йотуновой шкуры. Серебристые меха потом отправлялись в Варисфольд и там менялись на золото. Вот только цена их была гораздо дороже. Жизни. Много жизней. Но на это Ингольфу было наплевать. Он звался Лютым и гордился этим.

Вот только Краст хотел иного.

Но что он может сделать с пустой сокровищницей и ненавидящим его городом? Единственная поддержка сейчас — личный отряд, который пришел с Крастом из похода и осел в Дьярвеншиле. И даже за это риар едва не поплатился жизнью! А теперь вызвал еще большее недовольство родов, назвав нареченной пришлую девчонку!

Краст зло сплюнул и швырнул монету. Кругляш ребром впился в окаменевшую землю да там и застрял. Но риар уже повернулся спиной и пошел обратно.

Надо решить, где взять проклятые монеты. И как защитить Дьярвеншил. И что делать с чужачкой. Хотя с ней-то как раз все ясно, придет срок — уберется из его башни ко всем йотунам!

И пусть бы это произошло скорее. Бледная морь пробуждает внутри тьму. Пусть скорее уйдет, пусть проваливает! Рядом с ней он чувствует себя странно, то злится, то пялится на бледные пальцы и тонкие, вразлет, ключицы, виднеющиеся в вырезе платья. И от этих ключиц внутри неспокойно, маетно… И горло сохнет. От злобы, верно.

Он видел таких, как она. Тонких и надменных высокородных дев, что смотрели свысока на Краста, кривили красивые губы и отворачивались. Каждый раз происходило именно так. Стоило деве увидеть разноцветные глаза, и на женском лице появлялись страх и отчуждение.

Даже Ингрид не желала смотреть в лицо Краста, просила «делать все так, как делает риар», то есть развернув к себе спиной и хорошенько оглушив зовом. Наверное, потому он и не желал разворачивать, а пышногрудая красавица зажмуривалась каждый раз, словно один взгляд в лицо проклятого мог превратить ее в йотуна.

Правда, ради подарков Ингрид все равно приходила, не брезговала! Или ради зова, что дарит женщинам наслаждение.

Зов — проклятый подарок кольца Горлохума. Хёгги гордятся им, об умении иных риаров накрывать зовом целые города ходят легенды. А Краст вот ненавидит эту способность. Ведь стоит позвать, и дева уже не видит его, проклятого. Вот только сам Краст знает, что все обман.

Ильх сжал кулаки.

Чужачка иная. И даров не хочет, и в лицо смотрит без страха. Открыто, прямо, без враждебности. И даже без насмешки. Или прячет? Так прячет, что и внимательный взгляд Краста не замечает? Скорее всего. А в душе насмехается над риаром, что не может прочитать и двух слов. Сама-то вон листает страницы так быстро, что у Краста голова кружится. Поначалу даже не верил, что читает, думал — врет. Не может человек так читать! А потом всмотрелся внимательнее в лицо с едва дрожащими от улыбки уголками губ, в быстрые движения радужек, в сосредоточенную морщинку, залегшую между бровями, и понял — правда читает. Так быстро, что риар опешил и ощутил внутри глухую тоску. Словно вот эта вот бледная чужачка могла увидеть мир, заключенный на желтой странице, а он нет.

Конечно, она насмехается над ним, как же иначе? Он же видит, как рассматривает его исподтишка. Наверное, грязь выискивает!

Краст посмотрел на свои руки. Хмыкнул. Притащилась чистюля на его голову!

Правда, ожидаемой насмешки он в чужачке не заметил.

И это сбивало с толку.

Такая дева, как она, ученая, знающая все эти непонятные слова, чистенькая до блеска, тонкая и чужая, должна обливать презрением каждый раз, завидя грязного кузнеца.

Наверняка насмехается. Так и хочется шею свернуть.

И зачем согласился на глупое учение? Сидеть в этой комнате рядом с чужачкой, смотреть на нее — то еще мучение!

Прожил бы и без знания букв, как жил всегда. Он умеет сражаться, этого достаточно для воина! Скорее бы она ушла!

«Ну да, так и будешь таскаться на поклон к Хальдору да слушать его уколы, раз сам ни строчки прочесть не можешь! Риар, а от незнакомых слов дергаешься, как будто йотун в зад укусил! Изменений хочешь, а сам?»

Краст досадливо потер шею. Вот уж йотунова отрыжка! Куда ни плюнь — везде ловушка!

Ладно, он перетерпит. Стиснет зубы и выдержит. Главное — смотреть в книги, чтоб они провалились, а не думать о том, что творится в голове у бледной мори. Да и какая ему разница? Пусть думает что хочет!

И на пальцы ее не смотреть, и на эти тонкие ключицы в вырезе, и на губы…

Тем более что и смотреть там не на что! Поганка тощая.

Скорее бы убралась! Бесит так, что зубы скрипят!

— Наш агент на месте? — Этан Грэй, командующий внешней разведки Конфедерации, смотрел в упор, не мигая, что в сочетании с его серым мундиром и полным отсутствием мимики на лице всегда производило угнетающее впечатление на собеседников.

Однако человек, сидящий напротив, без проблем выдержал и немигающий взгляд, и суровые интонации вопроса. Может, потому что был как раз нечеловеком.

— Да. Этот человек пересек Туман и находится на земле фьордов. — Он помолчал, задумчиво посмотрел на свои сложенные руки. — Что ты хочешь найти?

Командующий сдержал недовольство. Обращение на ты его коробило, но тот, кто сидел напротив, не признавал другого. Грэй заставил себя расслабиться и даже слегка улыбнуться. Его губы на краткий, почти неуловимый миг дернулись, левый уголок рта приподнялся, и снова все вернулось на место — в ровную и тонкую линию.

— Мы ищем все, что поспособствует провалу программы переселения и создаст необходимый прецедент для ее закрытия.

Сидящий напротив мужчина поморщился, но переспрашивать не стал. Понял. Он был умен, и это порой нервировало Грэя.

— Наши планы совпадают. Думаю, ваш человек найдет что ищет.

— Несомненно. — Грэй посмотрел в панорамное окно, за которым высились небоскребы столицы. — Наши миры слишком разные, хорошо, что мы с… тобой это понимаем. Научное сообщество и общественность пока на стороне программы переселения, но это пока.

— Хочешь открыть людям правду? — вскинул брови визави командора. — Ты знаешь закон.

— Ты сейчас предположил, что я нарушу закон Конфедерации? Или фьордов? — чуть больше холодного ветра… И усмешка на бледных губах командующего. — Закон призван защищать жителей страны. В том числе и переселенцев. Если мы обнаружим факты, позволяющие усомниться в безопасности программы переселения, закон будет пересмотрен, а фьорды из нейтральных земель перейдут во враждебные, и проход будет закрыт. Это должно произойти.

Его собеседник оторвал взгляд от окна, рассматривать которое ему нравилось больше, чем хозяина кабинета.

— Да. Так будет лучше для всех. Меня не волнует Конфедерация. Но фьордам будет лучше без нее.

— Заботишься о своих землях?

Ильх, сидящий в кресле командора разведки, улыбнулся. И Грей едва не скривился. Внешняя привлекательность варваров — это тоже какая-то насмешка над всей Конфедерацией. Инстинкты, сила, завораживающая мощь и дикость — то, чего почти лишены представители разумной цивилизации и чем так щедро наделены эти… чудовища.

Недовольство все же скользнуло по лицу командора, но он сдержался. Несмотря на улыбку и спокойную расслабленность ильха, Этан Грэй ни на миг не забывал, кто перед ним.

Дракон.

Ужинали снова сухими запасами, от которых у меня уже болел желудок. А вечером риар не пришел. Куда отправился и где спал — мне не сообщил, понятно. Может, решил попрощаться с Ингрид? Кажется, эта пышногрудая красотка как раз в его вкусе!

Долго лежала без сна, всматриваясь в очертания гор, виднеющиеся за окном, и слушая ветер. Я уже привыкла к его песням, и порой даже казалось, что ветер говорит что-то важное. В шорохе, вое и свисте мне слышались слова о хёггах и существах, живущих в скалах, словно и ветер рассказывал мне о фьордах.

А проснулась я, вздрагивая от кошмара: черный дракон с бесконечной тьмой в глазах завис прямо надо мной. Стальные клыки вот-вот сомкнутся на моем теле, я уже ощущаю горячее дыхание зверя и близость гибели…

Очнулась, хватая ртом воздух, и увидела лицо Краста. Он смотрел на меня, видимо, разбуженный всхлипами, но не делая попыток успокоить. Лежал на боку, как всегда, почти не прикрываясь. Волосы чернильным пятном на белом мехе, а в глазах… что? Я смутилась и отвернулась, все еще продолжая ощущать спиной его взгляд. А утром его снова не было. И если бы не краткое пробуждение среди ночи, я решила бы, что риар и вовсе не приходил. Впрочем, может, так оно и было. Может, мне и вовсе приснился тот странный взгляд поверх разделяющих нас покрывал и шкур. Взгляд, который я так и не смогла понять или объяснить.

Покидать утром кровать стало настоящим испытанием, с каждым днем башня остывала все сильнее. Так что я уже мрачно прикидывала, как буду спать в платье и накидке. А с купанием и вовсе придется попрощаться.

— Так я быстренько превращусь в немытую дикарку, — прыгая на одной ноге, пробурчала я.

Внизу было тихо — ни прислужниц, ни воинов, ни риара.

Я зябко укуталась в накидку и, зевая, вошла в кухню. В пустом и полутемном помещении было неуютно. Я привыкла к небольшой, но светлой кухоньке дома, где стоял добротный стол, привычная и понятная техника, любимый пузатый чайник… а здесь? Черное нутро пугающего очага, жуткие ухваты для горшков, чугунки, доски, камни непонятного назначения, палки, бочки… И все это такое примитивное и неудобное! Как можно готовить в таком жутком месте?

Со вздохом я потянулась к глиняному кувшину с водой и замерла. Луч света скользнул по стене, выхватив силуэт — рогатый и косматый. Я вздрогнула испуганно, вот только дрожать и бояться мне осточертело уже до безумия! И потому я отшвырнула кувшин, схватила тяжелый железный прут и рванула к чужаку.

— А ну стоять! — заорала я, грозно потрясая своим орудием.

Фигура качнулась, ушла во тьму. А когда я подбежала, то возле стены были лишь пустые бочки. Отшвырнув прут, я с рычанием перевернула ближайшую, кинулась ко второй, третьей…

— Где ты! А ну выходи! Хватит прятаться! Я не боюсь тебя! — орала я, громя и без того разворошенную кухню.

— Лирин, что ты делаешь? — испуганный голос Анни заставил меня остановиться и стереть со лба испарину. Девочка смотрела со страхом, что и понятно. Кажется, я слегка увлеклась и теперь сильно напоминала ту самую ушибленную!

— Утреннюю зарядку! — хмыкнула я. — У вас тут дико холодно, вот, греюсь!

— Так надо развести огонь, — прислужница покосилась на меня с опаской. — А кого ты искала, лирин?

Я снова обвела взглядом помещение.

— Никого!

Пугать девочку еще больше не хотелось, так что я приказала заниматься едой и не болтать. Как оказалось, мои сомнения по поводу готовки в подобном месте были не напрасными. Я дважды обожгла руки, пытаясь совладать с печью, разбила несколько тарелок, спалила проклятые клубни и испортила рыбу. У меня не получалось ловко выхватить горячий противень или поднять ухват, весящий, казалось, больше меня. От открытого огня я шарахалась и ничего не понимала в местных блюдах! Анни управлялась куда сноровистее меня, но и она не была кухаркой. Раньше девочка лишь мыла горшки да убирала, к продуктам ее не подпускали. И теперь мы с ней ощущали себя двумя неудачницами, которые бесславно проиграли войну с проклятой кухней!

— Мы все равно это сделаем! — цедила я сквозь зубы. Красная, взмыленная, уставшая и перепачканная сажей. Как раз этот момент выбрал Краст, чтобы явиться.

Окинул разгромленное помещение удивленным взглядом, посмотрел на меня. И брови поднял так, что я крепче сжала деревянную ручку огромной сковороды.

— Что ты делаешь, лирин?

— А что неясно? — огрызнулась я. — Пытаюсь хоть что-то приготовить!

Краст помолчал, снова осмотрелся.

— Мы развели снаружи огонь и зажарили кабана. Ночью я был на охоте. Если хотите есть, вам стоит поторопиться.

Я сглотнула голодную слюну.

— Кабан? Не рыба? — слабым голосом пробормотала я.

Краст усмехнулся.

— Умойся, лирин. Ты сейчас испугаешь и саму йотун-шагун. Я оставил для вас мясо на столе.

И ушел. Я же торопливо плеснула водой в лицо и вылетела в зал. От вкусного запаха жареного мяса рот наполнился слюной. Мы с Анни вцепились в сочные куски, как две дикарки, урча от удовольствия и посмеиваясь друг над другом. Хотела сказать Красту спасибо, но он снова исчез.

Риар с силой ударил по железной свае, устанавливая основание для водяного отвода.

— Держи! — рявкнул помощнику.

Инв качнулся, но устоял, остальные мужики подхватили, чтобы огромный железный брус не рухнул, увлекая за собой постройку. Еще один удар, и свая прочно вошла в глубину.

Краст стер со лба пот, глянул на гору. Надо закончить до того, как морозы прихватят землю. Голубых огней пока не видно, но риар нюхом чуял — там они, там. За скалами, в недрах горы. И скоро полезут на поверхность, а потом и вниз — к Дьярвеншилу.

Ветер неуловимо крепчает с каждым днем.

И в дни, когда люди не смогут выйти из своих домов, у каждого должна быть вода. Для того он и истекает десятым потом, устанавливая сваи и направляя своенравный поток туда, куда нужно.

Когда просыпается ай-ро, даже горячие источники замерзают. Город без воды — город в ловушке, добыча. А добычей риар быть не желал.

— Здесь надо будет положить деревянный настил, — указал Краст на поток, отделившийся от основного русла. — Установить внутри камни Горлохума, закрыть, чтобы не промерзло. Чем ближе к горе, тем холоднее, значит, сюда больше дерева и камней… Ты, Айвен, позаботишься о досках…

— Так доски монет стоят, Краст-хёгг, — сипло отозвался мастеровой. — Кто платить будет? Ты уж прости, но я все лето над своими запасами корпел, если бесплатно отдам, на что жить стану? Я свою древесину хочу в соседний Тронхергард отправить…

Краст скрипнул зубами. Проклятье! Айвен по-своему прав, его семья живет за счет древесины, которую обрабатывают и сплавляют на скалистый фьорд.

— Сейчас не время жадничать, — процедил Краст, отворачиваясь от созерцания гор. — Если источники воды замерзнут, вряд ли тебе понадобится хёггкар до Тронхергарда.

— Так колодцы есть, риар, — нахально отозвался молодой верзила Рвен. — Будем молить перворожденных, чтобы вода не ушла!

Молить перворожденных! От злости у Краста потемнело в глазах. Молить! Вместо того, чтобы сделать все возможное для сохранения источников!

— Эта зима обещает быть суровой, — пытаясь отогнать эмоции, проскрипел риар. — Я видел огни уже несколько раз.

— Что? — всполошились ильхи, и все взгляды как один уткнулись в скалы, выискивая тревожные признаки. — Да нет пока огней… может, почудилось? Рано еще…

— Огни были! — теряя терпение, прорычал Краст. Он устал, почти не спал, проголодался и спорить с ильхами не хотел. Но на него смотрели недоверчиво и косо. От этого он тоже устал. Отбросил молот, потер затекшую шею. И глянул недобро. — Огни были. И ай-ро пробуждается. Эта зима будет холоднее обычных, и вода замерзнет даже в колодцах! И этот поток — единственное, что останется, если мы сделаем все, как надо! Неужели неясно?

— Что там с зимой — еще неизвестно, а вот кушать нам всем на что-то надо… — хмуро пробурчал Рвен. — Прежний риар платил…

Краст сжал зубы до хруста. Все верно, платил. Иногда. Вот только сейчас сокровищница пуста, а без воды зиму не пережить. И как убеждать этих тупоголовых ильхов, а особенно враждебно настроенных глупцов вроде Рвена? Молодой и безмозглый, он поглядывал свысока на грязного после тяжелой работы риара, и на красивом лице явно читалось пренебрежение. Вот на Хальдора Рвен смотрел уважительно, а Краст в его глазах лишь отродье гор.

— Может, почудились огни, а? — с усмешкой протянул молодой верзила. Кулак Краста врезался в грудь наглеца, одним ударом сваливая с ног. Рвен встал на четвереньки, мотая головой, как бычок, и ошарашенно косясь снизу вверх на взбешенного риара. Попятился, изумленно вздрагивая и не понимая, откуда у проклятого такая сила! Ведь одним ударом свалил, и чуял Рвен — не самым-то сильным. Нутром ощутил, как риар сдержал в последний момент замах и кулак лишь поверг наземь, а не вышиб дух из тела! И это его — одного из сильнейших каменщиков Дьярвеншила! Да как так?!

— Милостивые перворожденные, — выдохнул потрясенный Рвен. — Да это же… это… невозможно!

Но на него Краст уже не смотрел.

— Принесешь доски, Айвен, — процедил Краст. — А вы — камни. Плату получите.

И отвернулся. Мужики, переглядываясь и перешептываясь, потянулись прочь, оставив риара возле нового источника.

Краст втянул студеный воздух, приходя в себя. Зря ударил, зря не сдержался. Сколько их таких было в его жизни — косых взглядов, насмешливых слов, перепуганных лиц? И как заткнуть все эти рты, шепчущие ему вслед «проклятый»? Поубивать всех? С каждым драться?

Присел, зачерпнул воды, умылся. Сделал несколько жадных глотков. Над морем блеснула искорка, и Краст приложил ладонь к глазам, всматриваясь. Миг, и стали видны серые крылья-паруса, длинное тело, покрытое снежной чешуей, и вытянутая морда с гребнем. Рэм пропахал борозду в снегу и земле, встряхнулся и подошел уже человеком.

— Ого, я думал, успею, а ты уже и сваи поставил! Немного осталось! — а-тэм глянул внимательно в лицо побратима. — Опять недовольные нашлись? Рвен?

— Пришлось слегка поучить, — рассеянно уронил Краст.

— Вряд ли это добавит хорошего к тебе расположения, — огорчился снежный, а риар пожал плечами. Точно не добавит. Род Рвена — это значительная часть Дьярвеншила, и теперь все они озлобятся на Краста. Впрочем, разве раньше было иначе?

— Этот выскочка жив? — осторожно уточнил Рэм и вздохнул с облегчением от кивка друга. — Потерпи, Краст. Городу нужно время…

— Сколько? — рявкнул риар. — Десятилетия? Века? Это все бесполезно, Рэм. Ты знаешь не хуже меня. Для Дьярвеншила я всегда останусь тем, кто я есть. Хоть в башне поселись, хоть на площади под колонной!

— А кто ты есть, Краст? — тихо произнес Рэмилан, и риар отвернулся.

Снова потер виски и встряхнулся.

— Куда дел Бриду с дочерью?

— Как ты и велел, оттащил подальше, — бодро отозвался Рэм, скаля зубы.

— Куда? — повторил риар, и а-тэм посерьезнел.

— Не вернутся, — негромко уронил он, и Краст прикрыл глаза. Снежный дернул недовольно плечом, нахмурился.

— Не кори себя. Они виноваты, не ты. Воровали за десятерых, лирин убить собирались. В доме Бриды нашлось много вещей из твоей башни. Таскала мешками у тебя за спиной, пока ты тут сваи вколачивал! — Рэм злобно оскалился. — За свои дела нужно платить. Закон для всех, Краст. И мы оба знаем, что нельзя оставлять змей за спиной — нападут. Не на тебя. На твою нежную нареченную. Она же тонкая, дунь и сломается. Брида бы вернулась, ты знаешь.

Краст тяжело оперся о деревянные опоры, опустил голову. Но лишь на миг. Встряхнулся, кивнул.

— Знаю.

Рэм снова оскалился.

— Брось, этих змеюк давно пора было утопить под скалой да забыть. Я бы так и сделал, если бы не твоя постель. Надо же ее хоть кому-то греть! Хотя от Ингрид больше притворства и кривляния, чем удовольствия, знаю, пробовал!

— И когда только успел? — качнул головой Краст, а Рэм беззаботно сверкнул зубами.

— Эта дева не стоила и тех монет, что ты ей отдал за ночное трепыхание. И сейчас они там, где им самое место.

А-тэм прищурился, в льдистых глазах блеснул лютый холод. Но лишь на миг, а-тэм снова улыбнулся.

— А что твоя нареченная? Как она согревает твою постель? Говорят, девы из-за Тумана многое умеют…

Рэм хмыкнул, блестя глазами.

— Ты сдурел? — риар подхватил молот. — Я не собираюсь к ней прикасаться.

Рэм качнулся с носка на пятку, подняв вопросительно брови.

— Мне не нужна нареченная. И тем более навязанная Ингольфом, — уронил Краст. — Я считаю дни, когда чужачка уберется из Дьярвеншила. И если ты собираешься помочь, то сдвинь тот камень и хватит болтать.

— Есть еще кое-что, Краст, — на указанный валун Рэм глянул мельком и снова перевел взгляд на побратима. — Дурные слухи бродят по фьордам. Нехорошие. О том, что появился на землях скал и воды безумный черный хёгг. Рвет дев на части, а куски сжирает. Шепчутся, что кто-то из тех, кто носит кольцо Горлохума, утратил власть над зверем, и хищник безумствует…

— И что же? — равнодушно произнес Краст. Выглянувшее солнце ослепило снежного и скрыло глаза побратима. И Рэм не понял, что было в лице риара.

— Глупцы твердят, что безумный хёгг прилетает из Дьярвеншила, — закончил беловолосый.

— Глупцов везде хватает, — пожал плечами Краст.

И отвернулся.

Солнце снова нырнуло в тучу, и на короткий миг Рэму почудилось странное в глазах друга. Все знают, чем заканчивается жизнь хёггов, утративших разум. Совет Варисфольда принудительно снимает с их шеи кольцо Горлохума. А это возможно лишь одним способом — вместе с головой.

— И то верно, — отозвался Рэм. — Так какой камень, говоришь?